Soulcatcher

Боль. Боль всегда опережает мысль. Сильная боль её предотвращает. Очень сильная боль мысль убивает. Приносит безумие. Порой убивает мыслителя. Это же... какая-то неправильная боль. Мысли гуашью растекаются по сознанию. Медленно. Нехотя. Лениво. Д̵͖͎̰̖͊͒͆е̸̛͖̝͓̱̑̍̔͗р̵̛̥̿͋̇ͅь̸̲́͝м̴̱̪͂͐͑͌͐о̶̣̃̒̈́̌̚в̷̢͇̫̌̀̎͝о̷̭̦̆̽̈́̿̒ё̷̺͇́̅̊ Знакомое ощущение. Так бывало после приема у доктора, когда с̸̩̬̘̱͂̀̅̂а̷̌̊͐̽͠ͅн̵̙̠̪́и̴̧̛͙̙̩͍͌̿̄т̵̖̺̱͔̤͊͒а̶̭̗͕̥̯͒р̵̎̒̀̔ͅͅы̵̣̗̱̞̼̀̉̑̓͘ ̴̛̞̦͘в̶̢͓͎̺́̃̐к̴̗̜̳̺̰̅͊́͋̐а̴̮̰̳̣̦̀̋͘л̷̗͌͂ы̶̙̪̤͑в̶̢̬̫̞̩̑̅̇̀͝а̸̭͉̩͇̑л̸̰̔̋͒̚и̷̫̯̾̐̍̆͝ ̴̣͛̍̓̆͌м̸̪͍͍̄̔н̵̡̣͓̪̬̀ё̵̬̖̠̹́̓́̀͟ ̵͚̻̾п̴̗͚̇̀́͗а̸̢̯͜͝р̴̥͙̈̀у̴̨̪͓̘̻̉͑͝ ̷͎͋̀̉̃̎к̷͈̐у̷̨̡̛̙̜͚͒̾̓͝б̸̢̡̛̝̰̤̃и̷̞̐к̷̲̮̆͛͛̈́̀͟о̵̙͚͎͂͗̚͡в̷̡͐͆͗͐̈ я принимал своё лекарство. Мне теперь лучше? Дзинь-дзинь. В оглушающем безмолвии с легким звоном падает вниз неправильная кровь. Ей ведь положено капать? Как там, как к̷̡̛͉̣̫̤̅̃͝а̷̭͋͐̂ж̵̖̜͎͇̙͋̑д̸̡̝̅̀̚͝ӱ̷̨̥̱̫̰́͡ю̵̼̀ ̸̗͙̹̀ͅн̵͚͙͛̀̓͝о̸̣̇̊̒̌ч̶̬̣̲͓͆̃̊͜͝ь̸̮̤͊͒́͗́͜... Как что? Боль - это х̵̦̩̫̀́̓̑ӧ̷̯͔͖͍̺́̔р̸̜̄̃о̴̛͚̫͗͆̀͂ш̴̡̣̻̥̂͌̈̔̄͟о̶̝̜͆ плохо. Ведь никому в этом мире не нужно страдать. Значит, я сделал что-то не так? Боль означает, ч̶͙̬̘͝т̶͙̙͘о̸̯͈̘̊͜ ̷͎͓͆̾̏͆͟͠я̴̞̜͕̯̈́̐ ̸̩͖̞̣̑̕͠д̴̗̍о̵̬̀̍̈́̀л̴̩̫͕͗͗̿̚ж̷̡́̔͐͟͜е̶̞̩͎̻͎͑̊͘н̶̡͐̔͠ ̷̜͝б̶̬̐̂̎͑͠ы̸̯̋̇̆̕т̴͍̦̔̉́̉͝ь̵̧̞͉͎̃̀ ̶̤͇͗̓͆̀͋м̴̡̡͙̮͐е̵̛̭̙̲̃͒̒͘р̷̧̪͔̯̺̏͂т̶̤͕́͐̏͘в̶͓̟̀̅̔̑ что я все ещё жив. Эта неправильная боль гораздо легче... п̷̺̼̊̈́р̸̞̽ѐ̶̜̃̋ж̴̛̦̟̾͋͠н̸͍̲̭̣̀͠е̴̨͕̤̻̼̌̃͑͗̈й̷̛̛̤̑ легче его? Как же мне теперь х̵̦̩̫̀́̓̑ӧ̷̯͔͖͍̺́̔р̸̜̄̃о̴̛͚̫͗͆̀͂ш̴̡̣̻̥̂͌̈̔̄͟о̶̝̜͆. На моём лице алым цветком распускается блаженная улыбка, вновь разрывая заледеневшие на лице порезы. Снова капает кровь. Кап-кап. Нет-нет. В̷̡̘͚̗̲̐̒̈́̚е̸̡̧͙͚͛̂̂̓̽д̶̲̎͐ь̴̰̰̲̈́͘ ̶͙̯̲̖̥̈́̊̿̎͝к̶̳̂̾̌р̷̪̤̤͇̪͆о̷̨̛̖̹̥̏̓̕̕ͅв̶̢̳͎͜͜͡и̸̃̑͒͡ͅ ̶̗̰̲̩̪͆п̶̢̈́͌̂̾о̷̢̳͕̏̂̃̚͡л̵̮̻̥͒͛͆̐͜ӧ̸̼̅͒͝ж̴̤̙̚̚е̵̜͙̗̎̽̀͋̚н̶̨̲̅̊о̸̙̣̆̓ ̴̼̞͓̔̽̆͑͛з̴̨̜̾̐̒в̷̰̉̀̄͊͡е̷̨̖͈͎͎̂͂̾̃н̴̩̦̠͊̕̕ё̴̢̢͖̙̣́̚т̶̳̌͆͡ь̷̰̙̉͂̋̔̃͜ ̴̬͉͙̅̍͛̄н̷̩̞̫̈͟͟͡а̴͕͕͌̌̊̇ ̷̛͉̯̏͑̌с̴̥̙͙̣͉̓̓̂́̊н̸̥̮̪̐̄ё̵̢̡̼͖̭̚̚г̷̙͈̝̀͝у̷̧̘͇̟͇͡.̴̡̮͍̙̩̓̒̆̕ – Дебил, – Саша зло сузил брови. Губы скривились, шрам придал им чем-то зловещий оскал. В этот момент он мог сойти за почти точную копию своего тирана отца. – О чём ты думал? Из кармана куртки Саша вынул телефон с платком. Он сначала проверил телефон на наличие пропущенных сообщений, а затем протянул платок Михе. Белый, но не такой белый как снег. Чистый, мягкий и холодный на ощупь. – Держи, – говорит Саша следующее. – Хотя по-хорошему надо к врачу. Я беру протянутый платок, белый квадрат, как на стене, вытираю им непослушную кровь. Ч̵̜̊͝т̴̬̦̰̓͊̚̚ͅӧ̴͕́̈́̄̌ ̸̮̫̀ж̷̧̉̄̽̕͝е̴͉̦͎̺̉̔ͅ ̴͓̼̦̊̏͜с̴̬̖̕т̸̗̹̌͂̀͠ё̷̳͇͆̽̕р̷̰͈̖͉̔̓̄̽л̷̮͉͓͙̾͊̉̕ͅо̷͕͕̂́͡͝͝с̶͈̤̻̂ь̷̣̣͕͒̑̄̋̎?̶̢̞̗̼̿̃̆̚ - Благодарю. Кажется, я имел неосторожность пораниться. Не ожидал, что метель способна так р̸̳͓̏а̸̮̖͈̗̓з̴̡̽͆̋́̕д̶̩͍̹̕͟и̶̝̦̼̉̽р̶̺͔̖̠̂͗͜а̸̧͎͇͉̋̑̌̿̅т̸̗̀̃̏͒ь̸̧̣̪̙̓͋́̀̚ ̶̡̧͈͒̒͋̕ч̵̘̯͍͇͂̊̔͑͘е̸̯̘̍̈́̔л̷͙̃ӧ̷̤̈́̓̌̚в̴͔̲͉̯̇̃̓е̵̢̗̫̙̓̕ͅч̷̛͓̤̘͡е̸̩̮̭͉̙̐͊͊̍с̸͉͈̝̐̀̑̀͗к̴̞̇у̴͓̬̍͂͗ю̵̤͐̂͆̊ ̸̩̙̟̈́п̸̽͌̓́͟͡л̸͍̄͋́̎͛о̸͊̑ͅт̴̢̘͇̌̈́̇͗͆ь̶͕̰̙͌ - конец фразы комом застрял в горле. Что я хотел сказать? - ...кхх...способна сбить с ног - моя улыбка становится виноватой. Я послушно позволяю Егору увлечь меня за собой. Все именно так. Расследование, наказание - непременно настанет их время, но не сейчас. В данный момент положено нежиться в горячей ванне и пить теплый ароматный чай. Окончательно уймётся боль, по телу распространится мягкий жар... И̶̞̓͝ͅ ̷͓̮͖̬̆̑́̌т̵̧̉́͒̇̌о̷̢̖̠͌͑͟г̶̡̑̽̚д̴͙̳̺͐а̴̻̲͔̦́̊͊̿͗ ̵̱͋̉͊̆в̶͍͠с̷̩̪͇͐̐͒̕е̷̻͕͂͂ ̶̩̤͎̏̈̕̚б̵̪̘̩̄ӳ̴̫͛̉̌͡д̷̙͎̔̑̈́̂͠е̷̳̠̺̬̪̏̄т̶̝̹̜̆̏͜ ̴͈͔̞̰̈́̃к̵̼̫̪̮̓̔̈͋͝а̷̥̣͓͋̈͊͒͜͝к̵͍̥͔͔̺̚?̸̛̖̅͗ ̴̺̟̟̺̄͑̕П̴̢̜̮͖͆̏́̾р̴̼̠̠̌̃̐͝а̷̨͈̣̏̓̓в̷̝̫̩͐̃͊̾͆и̶̲̃̔̀л̵̗͕̓ь̷̹̈̉̑́н̸̡̧̟͈͐́̌́́о̷̛̺̘̪̟̽͐̉̚.̴̧̧͚͍̹̄̎̎ ̷͚̫̑̊̋Х̶̬͈̌̽́̽о̷̩̊́̚р̶̹͓̣̾̄͊о̵̛̘̻̯͑ш̴̛͇̬̳̩̹̀о̶̥̰̣̟͕̎́̔͘͝.̷̼̘͓̓ Удивительно, но даже сейчас я чувствую, как становится жарче. Как приходит прекрасное Хорошо будущего. Мысль формирует реальность? Нет, это Вера застегивает пальто на все пуговицы. Гораздо теплее, чем я мог бы я сам.

Полицейский допрос прервался серой рябью беспокойных помех. Дальнейшее не имеет значения. Суета не стоит внимания. Все уже кончено. Какое облегчение. Я падаю обратно на своё место. Забавно, оно ведь никогда и не было моим. И никогда им не станет. Закрываю глаза. Осталось дождаться титров. Всегда их перематывал. Как и свою жизнь. Рябь потемнела, замелькала багровыми пятнами. Какофония голосов и звуков изменяется. Слова обращаются в стоны. Звон столовых приборов лязгает металлом наручников. Сковывает тело и разум. Я уже сижу на своих нарах. Тесная камера окрашена в тёмно-зеленый. Это хорошо. Так и должно быть. Я знаю, что это моё воображение. Это плохо. Так не должно быть. Ведь я убью е▇ё? Люди всегда отказываются видеть правду. Даже когда она у них под носом. Обычно они не замечают и его. Когда же говоришь им, что носа действительно нет, что носа действительно нет, что он воском стекает по лицу, обнажая истину - тебя отправляют в психушку. Ну и кто из нас больший псих? Теперь это неважно. Раньше или позже, но всю будет хорошо. Осталось лишь немного подождать. Но как же, б*#@&, в этой камере холодно. Я открываю глаза. Людей и тех, кто ими притворяется, оказывается намного меньше. Все твари расползлись по своим норам, страшась заслуженной кары. Этот проклятый город давно должен быть погребен под толщией незапятнанного дерьмом снега. Я смотрю на хладный ад через покрывшееся изморосью стекло. Снег и туман неумолимо разрастается, поглощая все на своём пути. Обретает формы и распадается. Умирает и возрождается. Жаждет жизни. Несправедливо лишенные её пришли за возмездием. На их призрачных лицах нет милосердия. Они отказываются ждать. Они взывают пронзительным ветром. Я достаю купюру и роняю её на стол, не отрывая взгляда от окна. Среди них вижу её лицо. Снимаю пальто, накидываю его на плечи Фета. Хватит смертей. Её лицо улыбается снегом так, как умеет только она. Я иду к скулящей двери кафе, берусь за леденящую душу ручку. Я иду к ней.

Моя грудь горит. Горит в том месте, где должно находится сердце. Там, где на изнанке старого серого пальто пришит самодельный карман. Особое место. Там лежит блокнот. Для набросков. Сегодня его здесь нет. Сони сегодня тоже больше нет. Белый - цвет невинности. Этот проклятый город знает это. Посыпает снег сажей и пеплом. Заливает синим светом омерзительной неоновой вывески. Скрывает смогом. Поливает скатерти пивом и жиром. Пропитывает сигаретным дымом. Город извращается над ним, как я над своим холстом. Город породил меня, как порождает остальных своих чудовищ. И они повсюду, и они скрываются, не желают показывать свою мертвую гниющую плоть... Я тоже должен прятаться? --- Ну...думаю никто не верит, что Соня сама себя вскрыла? Мои губы перекашивает судорогой. Пальцы едва слышно хрустят, вцепившись в край оскверненного стола. Жжение в груди продолжает нарастать. Мои глаза скользят по лицам собравшихся. Все это бессмысленно. Все присутствующие уже знают правду. Косые взгляды. Эти слова. Жесты. Мне дают шанс... закончить все самому. - Давай тогда ты ворвешься в медицинский архив и стащишь Сонькину карту? Кровь стучит в висках. Мент допрашивает подозреваемого в телевизоре над стойкой. Скоро я окажусь на этом месте. Ведь и я знаю правду. Сколько ночей я убивал её в своих снах? А тем утром... Я видел кровавые следы на лестничной площадке, ведущие к моей двери. Мучавший меня кошмар воплотился в реальность. Лишил спасения считать его всего лишь сном. Кровь стучит в висках, заглушая все прочие звуки. Карман тяжелеет, обжигает промерзшим металлом. - Завидую тебе, парень! Потому что, сам, видишь, всё будет хорошо! Её голос эхом проносится в голове, изгоняя дрожь и волнение. Приносит спокойствие. Дарует благословление. 9 пентаклей, 9 дней... Все будет хорошо, ведь она обещала. Губы сами собой складываются в улыбку. Когда я в последний раз улыбался? Встав со стула, я достаю из внутреннего кармана ту карту и кладу на стол перед собравшимися. Затем произношу: - Это я убил Соню.

Михаил Логинов Чем мне закрасить э̴̨̬͙̀̈́͋т̴͚͉̠̊̓͆́͝о̶̩̝͇̒̀̌͡т̵̙͑ ̴͙̝̬̃г̶̡̤͍̜̰̀р̴͔̈́̉͛̕͠е̸̬̳͗х̶̪́̌̐̓͘?̵̢̢͇͐

Ух. В таком случае, я записываюсь, с вашего позволения.

- Если вы хотите покончить с этим, то в следующий раз призывать будем не здесь, - недовольно вздохнув, она сгребла камни в ладонь. - Вам пора уходить, а мне надо разобраться со всем этим, - она обвела пальцем помещение, - с Бруно я тоже разберусь, но позже. Донато устало вздохнул. Пожалуй, пришла пора заменить текущий костюм на тёмно-красный, о чём неоднократно намекают происходящие события. В этом был весь Бруно. Ему никогда не нравился существующий порядок вещей, и он всегда считал своим долгом нагадить перед уходом всем остальным. Доктор оглядел салон, пострадавший от взрывной деятельности его отца и повернул голову в сторону его хозяйки, которая того и гляди могла повторить деяние смутившего её ум яростью призрака, и произнёс: - Думаю, Бруно не оставляет мне иного выхода, кроме как покончить с ним, и поскорее. А до тех пор... у вас будут какие-либо советы по данному недоразумению? Насколько я сегодня понял, призрак в состоянии причинить ощутимые проблемы. И есть ещё кое-что. Не уверен, что это имеет отношение к делу, но если Бруно способен воздействовать не только на мой разум, может инкогнито посещать чужие сны, то некоторое время назад Роуз вела себя довольно странно. Встала во сне с постели и раз за разом выводила пальцем на оконном стекле какие-то символы. В любом случае, благодарю вас за помощь и незабываемый вечер, мисс Оттилия. Донато направился к двери, аккуратно переступая кровавые брызги на полу. Покинув помещение, доктор как можно быстрее сел в свой автомобиль, где встретился с вопросительным взглядом оторвавшегося от книги Томаса. Неудивительно, у всех есть свои пределы. Джованни зажмурил глаза и откинулся на спинку кожаного кресла, прежде чем ответить на невысказанный вопрос: - Мисс Оттилия в полном порядке, ничего страшного не случилось. Это всего лишь досадная неприятность. Поехали домой.

И почему же решили «навестить» чадо только через девятнадцать лет? Почему не убили его раньше? - девушка упала в любимое кресло и скрестила руки, посматривая за обоими посетителями её салона. Донато поморщился. Ему совершенно точно не нравилось, куда зашёл этот разговор с призраком его прошлого. И всё же, осознание того, что все угрозы Бруно не прохладный ветер в ушах, а вполне осуществимы, не нравилось ему куда больше. И тем более укрепилось уверенность доктора в правильности своего решения предпринять некие меры. Если избавиться от него как можно скорее, то всё прочее окажется неважно. Если вернуть беглеца Люциферу, можно будет вновь забыть, вернуться к своей жизни. Именно для этого он сюда и пришёл. Ведь... верно? Джованни перевел взгляд с Бруно на Оттилию и, на миг замявшись, с усмешкой ответил: - Думаю, тут всё довольно просто. Спустя девятнадцать лет в Преисподней стали появляться его первые кредиторы и начали требовать возврата долгов. Нужно поскорее окончательно отправить им моего дорого родителя обратно, пока они не добрались и сюда.

У доктора перехватило дыхание. Он пораженно глядел на пульсирующие огни чёрных свечей на столе перед собой, от пламени которых вдруг повеяло могильным холодом. Резкие, судорожные смешки с хрипом вырывались из горла Донато облачками пара в лишенном тепла воздухе, когда Джованни наблюдал за тем, как в облаке повалившего от колдовского круга чёрного дыма проявляется неясные силуэт знакомой фигуры, горящие алые глаза которой уставились прямо на него. Помещение незамедлительно наполнилось его мерзким голосом, после чего заговорила девушка: - Что же тебя держит в нашем мире, Бруно? Твоя жизнь уже давно закончена, среди нас тебе делать нечего, - оскалилась ведьма. - Хочешь забрать с собой своё чадо? - она кивнула в сторону доктора. Слова Оттилии волной облегчения пронеслись в его душе. Девушка тоже явно видела призрака перед собой. Он не был плодом его больного разума. Слова Оттилии волной ужаса пронеслись в его душе. Девушка тоже явно видела призрака перед собой. Он не был плодом его больного разума. - Сперва он решил лишить меня всего, - севшим от волнения голосом просипел Донато. Он пристально всматривался в полные ненависти глаза Бруно, и в этот момент доктору на ум пришли все странные детали в череде несчастных случаев, произошедших с его пациентами, и необъяснимые смерти некоторых близких друзей. Странные и необъяснимые... до этой минуты. - Отвечай ей, - яростно прошипел Джованни. Он очень надеялся, что удерживать мстительных призраков у ведьмы получается не хуже, чем призывать их.

- Встань рядом, - повелительным голосом приказала Оттилия. Донато послушно поднялся из кресла и замер у стола, рядом с девушкой. Доктор наблюдал за процессом увеличения и без того немалого количества свечей в комнате, гадая о том, что собиралась сделать ведьма. Колеблющееся пламя на мгновение выхватывала из полумрака напряженные черты лица сосредоточенной девушки и затем вновь скрывала их среди причудливых теней. Оттилия неподвижно стояла над кропотливо выложенными на столе принадлежностями для ритуала и шептала одной ей известные слова. Донато не мог оторвать глаз от находящихся внутри колдовского круга, оживших посредством игры света минералов. Играющий отблесками чёрный камень смотрел на доктора взглядом Оттилии, тогда как тёмно-зеленый явственно напомнил о Роуз, а третий... обладал странной изменчивостью, время от времени окрашивая свою желтовато-бурую поверхность багровыми оттенками. Джованни поддался нахлынувшему на него потоку мыслей и образов, что слился с тихим шелестом слов девушки, и потерял счёт времени.

Донато проследовал за Оттилией в её колдовскую обитель. До недавних пор доктору даже не приходило в голову, что он мог оказаться в подобном месте, и оно его завораживало. На ум пришли образы знакомых стерильных белых кабинетов с заспиртованными в склянках органами для устрашения... для обучения неокрепших умов, являвших собою прямую противоположность наблюдаемой действительности. Он с интересом осматривался по сторонам, пристально вглядывался в наиболее примечательные... артефакты. Выглядывающее из-под плотного занавеса полотно картины было исписано таинственными символами, которых он никогда не видел прежде, а рассматривая в полумраке изящные каменные статуэтки и вдыхая витающий в воздухе пряный аромат амаранта, тмина, гвоздики и корицы, можно было легко поверить, что сотни лет назад они были живыми людьми, навлекшими на себя гнев могущественной ведьмы... Можно было бы поверить, если только не посвящать всю свою сознательную жизнь науке. Науке, что веками лгала самой себе, отказываясь признавать всё то, чего не могла понять. Мрачная атмосфера помещения подавляла привычную рациональность мышления, каждая деталь антуража будто кричала о том, что вся прежняя жизнь являлась ложью, требовала раскрыть глаза и принять пугающую истину. Быть может... Размышления доктора прервала Оттилия, вручив тому штопор, и принялась методично зажигать свечи, то и дело поднимая взгляд на посетителя. Донато откупорил бутылку и наполнил стоящие на столике бокалы, после чего занял указанное девушкой кресло напротив и стал рассеянно наблюдать за поблескивающим вином в своём бокале. До недавних пор доктору даже не приходило в голову, что он станет предпочитать совсем иную, но столь похожую внешне жидкость. - Расскажите мне всё, что вас тревожит, - она поднесла бокал к своему носу, чтобы насладиться ароматом итальянского вина, - я слушаю. До недавних пор он сам сидел напротив своих пациентов и задавал каждому из них этот вопрос. Забавно. Сколь быстро, однако, всё вокруг способно перевернуться с ног на голову. Донато помотал головой и вытряхнул из неё лишние мысли, после чего взглянул в антрацитовые глаза девушки и отпил из бокала. - Хм, пожалуй, стоит начать с того, что ещё несколько недель назад я считал призраков сказками для малых детей и старых взрослых, предпочитающих сладкую ложь о том, что после смерти они не исчезнут бесследно, не растворятся в небытие, а лишь изменят свою форму, чтобы отправиться в лучший мир. Оказывается, на самом деле так просто не замечать то, во что не веришь. Так просто убеждать себя в абсолютной реальности ограниченного своим восприятием мира, но стоит лишь один раз увидеть, один раз усомниться, как он начинает трещать по швам, проникать сквозь прорехи мнимого здравомыслия. Позавчера ночью я проснулся прикованный к своей постели в потусторонней версии своего особняка, наполненного одержимыми слугами. Моя гувернантка, с абсолютно белыми глазами и неестественным голосом набросилась на меня с ножом, и остальные... А источником происходящего являлся призрак убитого мною 19 лет назад отца, пообещавшего, что никогда не оставит меня в покое. Он вынудил меня повторить извращенные сцены моего прошлого, чтобы вырваться из его власти. Когда я это сделал, то оказался на пороге своего дома, где меня встретила Роуз, вонзившая в меня лезвие и голосом отца пообещавшая, что он станет преследовать меня вечно. Затем я проснулся. Проснулся второй раз. Но этот сон, он был живым, таким ярким и отчётливым, что до сих пор в памяти всплывают запахи, звуки и боль. Никогда прежде не случалось ничего подобного. Да и с чего бы мне стал сниться Бруно? Я не вспоминал о нём многие годы. Скажите, он мог... его призрак способен на подобное? И если да, то что ещё может случиться? Как избавиться от него? - Джованни залпом допил вино и поставил бокал на стол, пытаясь скрыть дрожь в своих никогда не дрожащих руках.

Доктор с удивлением посмотрел на девушку. Когда он упомянул её салон, Оттилия будто бы преобразилось на его глазах. Загадочная таинственность гадалки сменилась волнительным возбуждением, желанием, азартом. Её искренняя улыбка и отблеск пламени в глазах от протянутой подоспевшим Томасом зажигалки придавали девушке крайне оживленный вид. Донато хорошо знал это чувство, которое возникает в людях, предвкушающих нечто занимательное, способное доставить им ни с чем не сравнимое удовольствие. Джованни казалось, что сейчас он наблюдал в Оттилии отражение себя в тот момент, когда ему попадался пациент с достаточно редкой болезнью, способной бросить ему вызов. - Разумеется, - доктор попытался улыбнуться столь же естественно, - красное вино, чёрные свечи... Ничто лучше не располагает к откровениям, верно? Что же, в таком случае, прошу. Донато подошёл к своему автомобилю и распахнул для девушки отполированную до зеркального блеска дверцу заднего сидения, дожидаясь пока Оттилия займёт предложенное в салоне место, после чего уселся с другой стороны и назвал Томасу адрес. Тот лишь коротко кивнул и завёл двигатель, по обыкновению не задавая неудобных вопросов. И Донато на миг задумался, как скоро всё происходящее сможет пробить маску безразличия его старого водителя? Несомненно, со следующего месяца нужно будет поднять ему жалование.

Выслушав предложения всех присутствующих, Донато вздохнул с некоторым облегчением. Всё вполне могло быть организовано и без порочащего его участия. Если Аврора всё же окажется недостаточно компетентна, то ему придётся сделать звонок своим знакомым и убедить фармацевтов Бостона поделится своими ресурсами... для их же блага и взаимовыгодного сотрудничества. Однако блондинка вызывала доверие и, хоть Донато и не мог объяснить это ощущение, он рассчитывал на благоприятный исход. Когда встреча с Андреасом подошла к своему завершению, Донато покинул новоприобретенное заведение своего дона и махнул вышедшему из автомобиля Томасу повременить с поездкой. Дождавшись, когда Оттилия покажется в дверях "Red Carpet", доктор приблизился к девушке и произнёс: - Мисс Оттилия? Позвольте мне этим вечером пригласить вас на ужин в более... спокойное заведение, на ваш вкус. Мне бы хотелось обсудить с вами некую досадную ситуацию. Или для таких целей более подходящим местом будет ваш именитый салон? В любом случае, мой водитель, Томас, доставит вас, куда пожелаете.

Пятница, 24 марта 1929, 21:00, "Red Carpet" Подпольные бои - что может быть омерзительнее? Возведение низменных, животных инстинктов в апофеоз своих желаний, насилие лишь ради насилия, судя по всему дарующее некоторым здесь присутствующим извращенное садизмом удовольствие. Донато приложил немало усилий, чтобы заставить себя воспользоваться вежливым приглашением гангстера посетить его мероприятие. В конце концов, туда пребудет Андреас, а это стоило определенных неудобств. Донато с отвращением отвернулся от дерущихся, безуспешно пытаясь отыскать в наполненном беснующейся толпой, задымленном подвале Оттилию. Вряд ли это заведение было подходящим местом для разговоров, но Джованни ничего не мог с собой поделать. Прошлой ночью доктор лёг в постель преисполненный страха, опасаясь повторения своего кошмара, что был необычайно красочным и подробным. Ничего не произошло, не беспокойство ни на секунду не отпускало Донато. С чего бы ему стали сниться такие сны? Конечно, не каждый день доводится посещать переговоры с гангстерами, но при чём тут мёртвый отец? А в связи с новыми откровениями, если призраки действительно существуют, мог ли Бруно... Спустя 19 лет??? Донато рассеяно окидывал толпу взглядом, то и дело, незаметно для себя самого, поворачивая голову в сторону Андреаса. Поймав кивок дона, Джованни склонил голову и поспешно направился к выходу из столь противного его натуре места. Суббота, 25 марта 1929, 19:00, "Red Carpet" Донато сидел в кресле кабинета среди прочих членов команды и слушал Андреаса лишь из глубочайшего к нему почтения. Доктор слегка покачивался в кресле, с его губ то и дело срывался тихий смешок, а взгляд перебегал с Андреаса на Оттилию. Поёжившись от сквозняка, отчего-то свободно гуляющего в казавшемся на первый взгляд комфортном помещении, Донато вновь посмотрел на Андреаса и понял, что не имеет ни малейшего представления о подходящих для таких целей местах. Единственной разумной мыслью доктору казалось лишь близость выбранной недвижимости к его клинике.

Пространство вокруг Донато завертелось хаотичным водоворотом многочисленных красок, звуков и запахов. Они были абсолютно настоящими, доктор был готов в этом поклясться, но непрерывно сменялись друг другом, изменяли свои свойства, рождая в голове Джованни диссонанс с привычной ему статичной действительностью. Спустя несколько мгновений, если время здесь, вопреки всему прочему, существовало неизменно, Донато осознал себя находящимся в знакомом помещении операционной. Трудно было сказать, выбросил ли его сюда поток изменчивой реальности через непримечательную белую стену позади, или это само пространство вокруг резко замерло, позволяя сознанию по инерции завершить переход, но сейчас подобные мелочи не имели значения. Раненый человек лежал на операционном столе посреди комнаты, а мед. персонал беспомощно стоял вокруг него и ожидал указаний. Донато прекрасно помнил свою первую самостоятельную операцию, помнил дрожь в своих коленях и тошноту в желудке, помнил живые отблески ламп на инструментах в его трясущихся руках. Теперь же не было ни волнения, ни неуверенности, ни... инструментов. И только теперь Донато понял, что они все в равной степени ему не нужны, что инструменты, как ранее волнение и неуверенность, лишь препятствуют его таланту и посему должны исчезнуть в изгибе времени. Джованни был способен прооперировать пациента голыми руками и собирался это продемонстрировать. От ассистентов требовалось только удерживать больного в нужном положении для доступа к поврежденным участкам тела. Часть его здоровой кожи послушно отделялась от тела, тонкой плёнкой растягивалась в пальцах Донато и закрывала собой свежие ожоги, словно пазл человеческой плоти, пока перед взором доктора не предстало полностью залатанное полотно. Донато удовлетворенно взглянул на результат труда своих рук и покинул операционную.

Донато постепенно приходил в себя, выплывал из кошмарного сна, на реальность которого, однако, ясно указывала обожженная Роуз на его руках. От пережитого ужаса её била крупная дрожь, и женщина на краю своего сознания едва слышно пыталась что-то сказать. Доктор наклонился ниже, практически коснулся ухом щеки жены, и тогда его слух уловил её слабый шепот: - Он говорил, что это только начало. - сдавленно прошептала Роуз, не отрываясь от Джованни. - Что это первое звено в цепи, что тебе нужно будет идти дальше, иначе ты обречён быть вечно его игрушкой. Первое звено в цепи? Идти дальше? Что это могло означать? И что произошло с призраком? Донато решительно ничего не понимал, но на его взгляд всё уже вполне себе закончилось. Роуз наверняка просто находилась в шоке после пережитого, и не могла мыслить трезво, что было естественнее всего произошедшего этой ночью. Однако Джованни не был бы собой, если бы не убедился, что эта страница его жизни наконец завершена, и завершена наилучшим образом. - Не волнуйся, милая, всё уже позади. Он больше не вернётся, я позабочусь об этом. Донато осторожно отпустил жену и поднялся на ноги. На месте исчезнувшего Бруно осталось кучка неприглядной пыли, которую доктор ногой замёл в прожорливое пламя довольно заискрившего камина и подобрал лежавший неподалёку "Миротворец". А затем... ...пошёл вперед.