ERROR

[Таб 287]

 

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Разве это не волнительно? Заглянуть в чужую жизнь, которая никогда не пересечётся с твоей. И это всегда, почти всегда что-то плохое, что во всей своей красе раскрывается за синим занавесом экрана гудящего компьютера. Страхи, пороки, грязные секреты человеческой души нараспашку. От неё разит гнилью, из огромной жуткой раны от ключиц до живота сочится отвратительная чёрная жижа и на последнем издыхании бьётся такого же цвета сердце. Оды своей муки оно посвящает белоснежной невинности, которая давным-давно покинула её. 

Чужая жизнь подобна сериалу с посредственным сюжетом, который, тем не менее, завлекает собой. Взывает странный интерес, которому трудно противиться. Ты будто мотылёк, что летишь к светочу комнатной лампы. Не задумываешься о последствиях. Не задумываешься, как они отразятся на твоей жизни, если она ещё будет продолжаться, будет тянуться грубой верёвкой в белое ничто. Что за гниль они оставят в твоей душе, сердце, чувстве достоинства, если оно ещё в тебе хоть какое-то оставалось.

Глупости.

Он ведь не был хорошим человеком. Он не звал её, когда мог. Не остановил, когда думал, что стоило. Когда всё прекрасно видел, о чём-то подозревал и несмело собственный голос в сознании просил что-нибудь сделать. 

И вот теперь он здесь.

Видит не совсем её. Память о ней. Эхо, которое, возможно, однажды поглотит сетевое ничто. Видит то, что не должен. Читает то, что не должен и попутно проносятся воспоминания их разговоров, их времяпровождения. Глупого. Детского. Но так и есть. Разве они ещё не дети, разве не хотят верить во что-то светлое? Чтобы миг беззаботного бытия никогда не заканчивался. Чтобы не было печалей, чтобы миновала их чужая злоба. Но вот он видит её совсем другую. Не уверен, нет, не хочет верить, что это она.

Доводит себя до предела.

Она ненавидит его, ненавидит себя. Ненавидит этот мир.

Давит на жалость.

Унижается.

Не думает о последствиях. Не думает больше о своей жизни.

Может, будет лучше без неё – никто ведь не придаст значение её кончине на самом деле. А если да? Быстро забудут. Может, будет лучше без неё – она так мала. Она тонет в этом городе, в этом мире. Может, будет лучше без неё – никого больше у неё нет. Никого по-настоящему значимого.

Почему ты не сказала? 
Почему?

Ты не доверяла мне, как я тебе?

. . .

Может, ты никогда мне не доверяла.

Внутри что-то трескается. Хотя казалось бы. Чему? Что-то ещё остаётся. Прикусывает нижнюю губу почти до крови. Старается выровнять дыхание, листает чат дальше, пока не прозвучит грохот воображаемого гештальта.

Саша закрывает лицо ладонями. Громко вздыхает. Мысленно приводит себя в порядок, собирая из потухших осколков мозаику душевного равновесия. Он ещё молод. Кто-то уверен, что впереди у него вся жизнь, но на плечи уже ложится какой-то тяжёлый груз и будущее кажется ещё более туманным. 

Убрав ладони, Саша возвращает светло-карий взгляд к экрану монитора. Вот он открывает браузер. Вот он смотрит историю поиска. Сцилла и Харибда. Всепоглощающая морская пучина, в которой тонет...

Виктор?

Или, может, Саша.

На миг застывает, нахмурив брови, глядя на иконку маркетплейса. Несколько кликов. Нет. Он решает идти до конца.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Gonchar 4 767]

Егор склонил голову, смотря на влажные блестящие от страха плошки глаз, которые выхватывал фонарик на телефоне. 
-- Хм. 
Это было его единственной реакций, когда он поджал губы и выключил свет. Спокойно, не спеша он добрался до холодильника, переступая через опрокинутую мебель. С флегматичным гудением крутилась микроволновка, нагревая пластиковый поддон с "чебупели". Курица, как гласила упакова.
Чёрт знает чьё мясо, если по хорошему. Да и мясо ли вообще? Пахнет достаточно мясисто, если спросить Егора, который никогда не пробовал настоящего мяса, откормленного на залитых солнцем полях Юга. 

-- На, держи...
Он помахивает слегка парящей мясной закуской в сторону норы, куда забился щенок. Сам Егор бросил ещё одну себе в рот, пожёвывая резиновое тесто и не менее резиновое мясо. 
В конце-концов он не был зверем и собакам хвосты не поджигал. Чаще ломал челюсти и конечности тем, кто любил подобным промышлять в его районе. 

 

[Rane 111]

Взлом прошёл очень гладко. Даже, пожалуй, неожиданно гладко, учитывая, что вчера вечером Вера напилась вдрызг. Фет отлично понимал, что делает, и Вера ощутила маленькое и гордое удовлетворение оттого, что её помощь тоже пригодилась. На что-то она всё же была способна, и какая разница, что общество вряд ли поймёт и не факт, что сможет оценить полезность подобных навыков? Мнением общества Вера не интересовалась никогда.

К счастью, странная песня по радио играла достаточно громко, так что женщина на кухне не заметила, как они вошли. И не услышала, как Вера схватилась за дверной косяк, отчаянно сражаясь с минутным помутнением. Сознание обволокло мятное облако пустоты, и где-то в глубинах этого облака скрывалось алое эхо бесчисленных злых шёпотков. С сониной квартирой связано слишком многое. А ещё что-то здесь невольно напоминает о стародавних вещах, про которые хочется забыть навсегда.

Вера рассчитывала, что Фет сможет, так или иначе, справиться с незваной дамой. Последней не следовало быть здесь так же, как и им самим, так что сильного шума ждать, вероятно, не стоит. В крайнем случае на помощь, пожалуй, может подоспеть Михаил? Вера была откровенно слабовата в вещах, для которых требуется хоть какая-то физическая мощь. Пока остальные выигрывают время, она осмотрит всё необходимое.

Краем глаза она заметила, что разговор протекает весьма колоритным образом, а обстановка на кухне становится почти пикантной. Это вызвало небольшую улыбку. Что же, тем лучше. Людям свойственно пускать в ход свои самые лучшие качества, чтобы добиться желаемого. Вера сама всегда так делала, хотя качеств этих в ней нынче осталось сильно меньше, чем было когда-то.

~ ✧ ✧ ✧ ~

Вера двигалась как можно тише, разглядывая стены сониной квартиры, в которые, как материальный токсин, въелась бесконечная печаль. Она пыталась выцепить взглядом необычные детали. Возможные аномалии? Признаки ненормальных явлений. Всё, что не смогли раздолбать менты, пока толпились здесь, на что им не хватило сноровки, чувствительности. Внутреннего взора, быть может?

Порой Вера останавливалась ненадолго, чтобы перевести своё дыхание, вдруг сильно участившееся. Она разрывалась от вереницы бесчисленных эмоций. Многократно усиленная тоска из-за утраты человека, с которым, по собственной робости, даже не смогла... Не смогла что? На мгновение Вера схватилась за грудь. Что-то внутри сжималось от боли.

Перед глазами промелькнуло наваждение, сотканное из золота. Она будто вновь услышала те невероятно жестокие, незаслуженно жестокие слова, которые в тот день разрубили её сердце надвое. Тогда её даже не попытались понять, а просто ногой спихнули с обрыва. Кажется, она всё ещё продолжает падать. И нет руки, способной приостановить процесс этого падения, этого погружения в бескрайнюю черноту. Её больше нет.

Вера должна была попасть сюда в другое время, в другом контексте, при других обстоятельствах. Этот чёртов город обожал издеваться над ней. Он предлагал Вере всё то, чего она смутно желала. Правда, сначала пропустив её мечты через несколько искривлённых зеркал, а потом – через мясорубку. Принимай то, что осталось, дорогая. Смотри, не подавись! А если подавишься, то так тебе и надо.

Вера расхаживала по опустевшей квартире, не замечая, как по щекам текут слёзы. Вот здесь Соня умерла, страдая. О чём она думала в свои последние часы? Был ли кто-то, способный положить руку на плечо, сказать, что всё в порядке? Нет. Наверное, никого не было.

Внутри всё перекручивало от боли.
Надо взять себя в руки, сжать пальцами последний пучок оставшихся сил. Иначе выйдет, что она пришла сюда напрасно. А поплакать, чёрт возьми, и дома можно.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Та самая изнанка мира, которую держат за семью печатями трёх W и, кажется, будто там только существует. Не поля, но самое дно океана. Холодное, безжизненное, всеми забытое, где бросают измученных людей, что ступили на кривую дорожку. Почва, наверно, там настолько недружелюбная, что не впитывает в себя усыхающее мясо с костями умерших. Отрадой они служат насекомым, гротескным образам пауков с неестественно длинными лапами и многоножкам в несколько сотен метров, которые используют тела в качестве пищи и кладки будущего потомства. 

Те же подвальные помещения, как визуализация нездоровой фантазии какого-нибудь художника авангардна. Серые стены полутёмной комнаты или стерильно белые плитки с запахом хлорки давят на разум. Ломают его, когда перед глазами проскакивает тёмное красное пятно. Конечно, глядя на это всё хочется уйти в отрицание. Закрыться самому в своей обители, как делают это соседи. Представить, что ничего плохого нет – мир очень маленький, он не простирается дальше какой-нибудь комнатушки с видом на иконы жутких многоэтажек.

Желудок неприятно скручивает и Саша, наконец, решает остановиться. Чужие образы, чёрные буквы на светлом фоне, выстраивающиеся в тревожные в своей сути фразы и память, которая ещё не успела перевоплотиться в пепел – на какое-то время всё это уходит прочь. Впрочем, ненадолго. Едва Саша останется один, его день закончится, когда голова упадёт на мягкую подушку, и мысли схлынут из своей дрёмы сокрушительным ураганом.

Стало страшно от того, как он это всё будет переживать.

Мысли, эмоции...

Ещё совсем свежая рана на сердце.

– Егор? – он уходит прочь от компьютера, ищет подельника. – Нашёл что-то?

[Rane 111]

Вера повертела рюкзачок в руках. Сонина вещица. Такие знакомые значки. Она часто разглядывала их издалека, пытаясь выцепить взглядом каждый, чтобы сохранить в памяти. Только лишь из простого любопытства, или же?.. К горлу подступил очередной комок. Настолько вероломное вторжение в частную жизнь человека, важного для неё по столь многим пунктам, казалось Вере неправильным. Будто она переступала очередной незримый рубеж. Обычно Вера без проблем залезала в похожие рюкзаки однокурсниц, в большие спортивные сумки парней из колледжа, когда те не видели.

Но сейчас всё иначе.

Из её головы никак не лезло ошеломляющее осознание, что в момент своей смерти Соня всё-таки была не одна. Никто ей не помог, никто её не спас. Никто не воспользовался шансом починить сломанный миропорядок. Но с ней кто-то был. Этот "кто-то" вполне мог быть человеком, подтолкнувшим Соню к финальной черте. Может, не специально, но последствия налицо. А она его ещё и любила. Вера сжала кулаки. В ней закипала злая ненависть, смешанная с болезненным, стыдным чувством, похожим на ревность. Глухую, совершенно бессмысленную. Этот человек за всё ответит.

Однако видения, как и сны наяву, к делу не пришьёшь, а вот рюкзачок вполне реален. Вера посмотрела на него. В глазах её отражалась обречённая решимость. Она знала, как именно ей придётся сейчас поступить. Она догадывалась, что Соня наверняка бы не одобрила, что какая-то опустившаяся девчонка, сидевшая на тяжёлой химии, копается в её вещах.

Прости, Соня.
Пожалуйста, прости. Это необходимо сделать.

Выбора нет.

Она нервно взялась за молнию. В первый раз непослушные пальцы сорвались, но во второй она всё-таки смогла открыть рюкзак.

Всё. Обратный путь закрыт.
— Твою же мать, — с любопытством присвистнула Вера, — да здесь ведь целое состояние лежит. Любой барыга за такое...

Она не закончила предложение. В голове, почти невольно, зародились нехорошие мыслишки. Вера могла бы всё это толкнуть на чёрном рынке. Часть забрать себе, часть продать за баснословные деньги. Это надолго бы её обеспечило. Лёд, Снег. Травка. Какое богатство, вы только представьте.

А потом ей вспомнилось лицо Сони. Вспомнилось, как Соня раскладывала перед ней карты, предсказывая, что всё будет хорошо. Щёки залила пламенная краска.

— Какое же я... всё-таки ничтожество, — прошептала Вера. В этот момент она искренне себя презирала. Может, Волкова была права, в конце-то концов? Может, таким, как она, не положено расхаживать под солнцем, воздух коптить? Может, лучше прямо сейчас со всем покончить.

Застегнув молнию, Вера захватила рюкзачок с собой. Необходимо показать его остальным. Многое проясняет. На кухне всё ещё раздавались голоса, поэтому Вера тихонько присела в тёмном уголке, решив дождаться Фета. Как же всё-таки удачно, что она разворотила эту вентиляционную решётку. Иногда всё складывается слишком хорошо. Даже стрёмно становится. Всегда ждёшь какого-то подвоха.  

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Таб 287]

 

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

 ☽・𝆺𝅥𝅯・☾ 
... у тебя всё будет хорошо ...

Всё начиналось с красного. Эта полоса жизни заменяла собой белое и чёрное. Хорошего по чуть-чуть. Плохого с лихвой. Будто капельница, которая вместо того, чтобы поддерживать жизнь, выкачивала её, пуская в абсолютное ничто.
 

... может, не так, как раньше ...

Человек не совершенен. Некоторые кичились своей храбростью и сильной волей, умом и привлекательной внешностью. Их не сломить. Сколько бы горестей они не переживали за короткий промежуток своего времени. Хотя он точно знал, что если надавить ещё немного, и от этого бахвальства не останется и следа. Ходячий пепел – больше печали на сердце. Извращённая радость от того, что ничего святого в этом мире нет. И так же приятно, когда разбиваются вдребезги чужие идеалы, надежды и грёзы.
 

... немного иначе ...

Это были жестокие мысли, конечно. Из сердца словно вытащили что-то... неописуемое в своём естестве. Эфемерное. Незримое. Что делала его тем самым человеком, которого воспевали поэты романтизма. Что-то не прямо божественное, но близкое к нему. Сейчас же остался скупой механизм, который поддерживал существование оболочки, но не души. Ему было мерзко от стерильного запаха больницы, от её голых стен, унылых занавесок и людей, что окружали его. Но как только его выставили за дверь, он ощутил грусть. Невольное желание вернуться, а не идти дальше в пустоту.
 

... но всё будет хорошо ...

Всё всегда начиналось с красного. Какая-то трагедия, которая так или иначе затрагивала его жизнь. Он посмотрел на небо, сощурив глаза. Попробовал ещё раз позвонить деду. Бесполезно. Делает шаг вперёд и жмурит глаза. И не замечает, как неспешный шаг переходит на бег.

Под ногами хрустит снег, свистит ветер в ушах и щиплет глаза красное солнце. Саша спешил к тому, что, как казалось, у него ещё оставалось в этой жизни.

 

Изменено 17 марта пользователем Yambie

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Голос его – безмолвие. Воплощение идеальной тишины, не перебиваемой свистом ветра и шумом волн. Ни шепотом, ни криками. Ни мольбой, ни проклятиями. Голос его – ткань длинного серого плаща, прикосновение поздней осени и зимы, когда земля предстаёт мёртвой пустошью.

Сама зима не есть конец всего сущего, а лишь испытание. Рваные раны на руках от колючего холода, иней на тёмных ресницах и светлых локонах – её прикосновение напоминают объятья жестокой матери, которая не годилась на роль оной. Тотчас не лишена она была любви и милосердия в отношении собственного ребёнка. И толика тепла растекалась по телу, когда её мягкие, но холодные на ощупь губы касались лба.

За ней предшествовала весна.

Через тернии боли алых роз и белых подснежников, она обещала перерождение.

Он же представлял собой конец бытия. Естественное увядание всего живого. То, что воистину можно назвать чем-то бессмертным, ибо он свидетель того, что родилось на заре времён. 

Красный – суть его души. Красный, как отблеск последнего дыхания жизни, который сожжёт под его взором самого себя и превратится в пепел под его ногами. На серую ткань ниспадают алые волосы. Он коронован Акеном, Хароном и Хель. Он их голос. Он их лик. Их слова и жесты, их беспристрастная воля. 
 

Он погибель живых.

Он их спасение.

Он отнимает. И тотчас – щедро одаривает.

Он антихрист и он мессия.

О н  и м е н н о  т о т,  к е м  т ы  х о ч е ш ь  е г о  в и д е т ь

Он вернулся, чтобы увидеть конец долгой зимы.
 

 

Я  о п я т ь  с х о ж у  с  у м а

Губы дрогнули в едва заметной кривой ухмылке. Наверно, именно так с концами впадают в шизофрению. Она подкрадывается незаметно, задаёт неудобные вопросы рассудку, уточняя, где грань между реальностью и воображением. Она не спешит к тебе – она двигается медленно, нагоняя чувство страха до предела. Она почти твоя точная копия, но со следами отвратной опухоли. 

То твой разум.

Всё это похоже на бредовый сон, где твоя оболочка уже давно мертва. И разум празднует его поминки, разбрасывая тут и там разноцветные ленты с лепестками и зёрнами риса. И праздник этот длится до тех пор, пока чёрный диск не затмит собой то, что называлось здесь солнцем.

Отблеск жизни извне, связь с которой была потеряна.

– Де...

Он закрывает рот ладонью, не давая самому себе полноценно озвучить слово. Ищет взглядом что-то острое или хотя бы достаточно тяжёлое, едва сдвинувшись с места. Разум невольно прорисовывает место, похожее на заледеневшую кухню. Звук скрипящей форточки, холод и чей-то приглушённый девичий голос...

 

Изменено 27 марта пользователем Yambie

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Он опять сходит с ума, ведь жизнь его – это насмешка свыше. Красные пятна на полу и стенах, красные пятна в собственных глазах. Мир этот прогнивал изнутри – он гнил вместе с ним, опаляя лёгкие мерзким никотином. Жизни нет – смерть начало и конец. Он её невольный свидетель, он сосуд ненависти, отчаяния и скорби. Удушливый ветер уносил с собой дни, месяцы и годы. Он терпеливо ждал. Он не хотел вновь чувствовать себя обманутым самим мирозданием.

Он не хотел, чтобы внутри ютилась надежда.

Опять сходит с ума и, кажется, это самая правильная для него кончина. Пусть в агонии бьётся его разум. Пусть черствеет его сердце, что некогда дорожило даже самыми поверхностными связями. Пусть ручьём стекает кровь, пусть нежная грёза превратиться во что-то отвратительное. Погрязшее в самом низменном грехе. Пусть обесценятся юношеские идеалы. Пусть душой он умрёт, а на её месте будет ничего.

Пусть вновь погибает в нём надежда.

И он сходит с ума, отдаваясь мороку. Громко вздыхая, касается языком языка. Прижимает плотнее к себе, избавляясь от одежды, оставляя на бледных бёдрах алые пятна, грубо сжимая пальцами. Двигаясь в унисон с ней, из жизни рождая смерть. Лбом касаясь лба, ладонью щеки, проводя большим пальцем по россыпи веснушек.
 

И я так много хотел тебе рассказать. Боялся, что ты уйдёшь. И ничего не делал. Не вернёшься. И ничего не сделал бы и тогда. Тем более, что ты нашла кого-то другого. Ты уже любила кого-то другого. И с моей стороны всё это было тщетно. Всё это опыт для чего-то большего, но для чего именно?

Когда оно будет?

И я сам уже готов проститься со своей жизнью.

И он сходит с ума, пока фоном звучит эмокор. Он шутка. Он насмешка. Его тело чахнет в белых стенах больницы. Его разум умирает от сладкой агонии. Кажется, что его больше не существует. Кажется, что и её никогда не существовало. То был сон, милый сон, длиной в целую жизнь.

В нём вновь умирает надежда.
 

Пусть.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Он просыпается от ночного кошмара. Так, по крайне мере, кажется на первый взгляд. Жизнь зациклена на одном знаменательном событии – отправной точки блеклого промежутка, который обрывается мириадами разноцветных звёзд. Он просыпается от сладкой грёзы – то единственное, что не хочется отпускать. Переживать раз за разом, застыть в этом моменте, запомнить в вечности, как делают это художники, увековечивая виденные им образы в картинах.

Он чувствует себя истощённым. Едва раздражён. В сознании небрежными кляксами плывут фигуры знакомых ему людей. Одни очень далеко от него и он сам не хочет к ним приближаться. Другие слишком навязчивые. Они лезут в палитру, которую он использует для обозначения своего чего-то хорошего или плохого в жизни. Они лезут в мир, оттенками которого он не хочет делиться, боясь его погибели.

Тяжёлые перемены.

Одна клякса очень яркая. Он не знает, что про неё думать. Он не знает оставить ли всё, как есть, прогнать её или решиться подойти. Она есть неопределённость.

Она есть предел.

Саша обращает светло-карий взгляд в сторону Сони. И он вдруг ловит себя на случайной мысли, что никогда с ней на самом деле не общался. То была какая-то ширма, программный код, который ему внушили. Заставили отыгрывать роль. Он ощутил растерянность, хотя внешне сделал вид, что совсем не удивлён.

Зачем?

Кого ты пытаешься рассмешить?

– Тебя здесь нет, – надменно сказал Саша, вставая с кровати. – Плод моего больного воображения, – уже немного неуверенно пробурчал он себе под нос, пройдя мимо Сони к шкафу, чтобы переодеться.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Всё вокруг будто пропитано её запахом. Хоть он и избегал чужих прикосновений, её дух обретает новую оболочку в виде его тени. Она всегда рядом, когда восходит солнце, когда он просто стоит под жёлтой лампочкой, которая вот-вот лопнет от перенапряжения электричества. Он улавливает запах сирени. Весны. Это не кажется мороком, хоть и объяснить трудно. В этом есть что-то приятное, а от того не менее тоскливое. Ведь её больше нет где-то там – в небольшой коморке огромного бетонного блока, закрашенного снизу цветастым граффити и шифрами для закладок.

Часть дня проходит уныло.

Он не мог вспомнить, чтобы учителя у него что-то спрашивали. Негласно, наверно, решили его не трогать, зная или подозревая, где он находился ранее, повесив на него клеймо неприкасаемого. Он не сделал какие-то либо записи в тетрадях, напрочь забыл о том, что задали на следующие уроки. Перед глазами всё также маячило необъятно голубое сияние, хруст снега под ногами и грустное завывание ветра.

Неизменно.

Он думал о жизни. Как глупо же другие пытаются придать ей хоть какой-то смысл, будто утопленники, которые не могут ухватиться за спасательный круг. Рисуют в своём воображении поэмы. Думают, что по ту сторону – безмерное счастье, ответы на все существующие ныне вопросы бытия.

Он думал о смерти. Представлял некую цикличность, череду, где одни вопросы заменяются другими. Он представлял бездну – колыбель вселенского покоя. Сон без сновидений. 
 

А, может, ты наоборот перерождаешься? Вернее материя, которая от тебя остаётся. Формируется новая душа. Наступает другая жизнь. И пока ты её проживаешь, пытаешься вспомнить былую.

Ты ощущаешь отголоски. Какая-то мелочь кажется тебе смутно знакомой.

Когда ты начинаешь что-то понимать неосознанно. Когда не пытаешься что-то приукрасить.

Когда даёшь всему в своей жизни просто следовать своим чередом.

Это не его слова.

Это не его улица.

 

 ☽・𝆺𝅥𝅯・☾ 

Кажется, его звали Виктор Максимов. Видный парень немного старше его, который при каждой возможности болтал Столице, отчего Саша лишний раз воротил носом. Он жил в весьма уютном жилом комплексе, в кирпичном доме, обвитым виноградной лозой. А ещё он выступал сольно в СКВОТе, где завороженно смотрела на него Соня...

Сердце пропускает удар.

Саша стоит возле кирпичного дома, обвитого той самой лозой. Голова неприятно гудит в попытке разобраться – сон ли то был или воспоминание, что нести в себе могли несколько людей. Он пытается вспомнить лицо Виктора, как тот выглядел. Пытается вспомнить заходил ли он как-то в его квартиру. Так, конечно, они разные поля ягоды. Виктор ступал на грани, он словно готов был пожирать жизнь, отравившись в итоге её дарами. Сам Саша чувствовал себя робкой рыбой, которая боялась заплыть чуть дальше каменистого берега.

Пока он рассматривал здание, мимо прошли три женщины – две в сером пальто, а третья в чёрном. Последняя закрыла лицо ладонями, тихо всхлипывая. Одна из женщин в сером пальто придерживала её за плечи, когда как вторая гордо шла впереди.
 

Оплакиваем не смерть человека, не творца или короля.

Груз этот ложится на наши плечи – вина наша перед землёй едина.

Саша ступает вперёд. Открывает дверь подъезда, поднимается по лестнице и наживает на кнопку звонка квартиры, где предположительно должен жить Виктор.

Ноги едва подкосила от ощущения некого deja-vu.

 

Изменено 28 апреля пользователем Yambie

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Затаив дыхание, он оглядывается по сторонам. Надеется увидеть кого-то рядом с ним, знакомое лицо. Вот он отойдёт в сторону, чтобы не мешать с выламываем двери грубым ломом. Не будет нависать, пока кто-то возится со сложной конструкцией дверного замка с помощью каких-то булавок.

Как ему кажется – он был наблюдателем. Даже когда сердце кровоточило от душевной раны, когда лёгким всё сложнее становилось впитывать в себя загрязнённый воздух городской суеты, он надеялся остаться лишь наблюдателем.

Что-то меняется.

Он опускает ладонь на ручку двери и пару раз дёргает её. Щурит глаза, заметив выпирающий гвоздик. Его запросто можно открутить, лишив обитель надёжной защиты, единственной по всей видимости.

Открутив гвоздь, Саша слышит извне приглушённый стук. Дверь едва приоткрывается, замок наклоняется чуть вперёд, потеряв опору. 

Он был здесь раньше.

Его здесь раньше не было.

Саша заходит внутрь, будто к себе домой. Ловит себя на мысли, что неким чудом он шагнул в пределы давно забытого сна.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Он не считал себя человеком суеверным. Внимание зацикливалось на унылых красках жизни, где изредка просачивалась знакомая синева. Она казалась сном, бесконечным сном, который сводил с ума, от которого становилось тошно. Он терзал самого себя за слабость, злился на то, что это никак не заканчивалось. По итогу хотел уничтожить всё, что его окружало, чтобы оставить вокруг себя и внутри ничего, коме пустоты.

Ощущение душевной боли притупляется той же злостью. Это своего рода защитный механизм – отгородиться от тех, кто прямо или косвенно пытается задеть его сердце. Он несколько раз перечитывает фразу «синий кит» и сознание в ответ рисует образ синего кита, который парит где-то в облаках. Но должен ли синий кит выглядеть как... синий кит? Почему бы не какое-нибудь другое живое существо, почему не человек, почему не как явление в образе урагана, сметающего в небытие целый город?

Что-то неописуемое, невиданное раньше.

Что-то за гранью человеческого понимания.

Несколько кликов мышкой и стук клавиш на пыльной клавиатуре. Саша выходит на личную страницу Виктора в социальной сети «ВМесте». Губы трогает кривая улыбка, пока он вглядывается в окно виртуального образа. 

Ты тот, кем представляешься в реальной жизни?

Или ты всего лишь лжец, который привык отыгрывать роль? 

Нутро охватывает чувство презрения со злобной гордостью. В комнате вновь раздаются стуки клавиш. Саша не считал себя человеком суеверным, но он знал, как начать игру, которая обрела свою жизнь из слухов, передаваемых впечатлительными подростками.
 

#синийкит

#явигре

 

Изменено 29 мая пользователем Yambie