То, чего люди не понимают, они боятся. То, чего люди боятся, они пытаются уничтожить: магов, пророчицу, даже самого Создателя. Если ты спросишь меня, бояться надо людей, которые не боятся ничего - это значит, что они не колеблются, когда приходит время от чего-то избавиться.
***
Капитан стражи угрюмо кивнула охраннику, и тот очертя голову бросился отпирать тяжелый ржавый замок: по ее мнению казематы уже давно требовали капитального ремонта, а иначе вскоре не только крысы, заключенные тоже смогут бегать туда-сюда сквозь щели в каменной кладке, но со всей этой суматохой, после происшествия с кругом и церковью, до таких мелочей, конечно, никому не было дела. Она спустилась по плохо освещенной лестнице. Внизу было сыро, протяжные скрипы цепей и запах крови впитались в стены и пол настолько глубоко, что словно бы стали неотъемлемой их частью, вторым, еще более густым и затхлым воздухом темниц. Пройдя по узкому коридору с низким потолком, подпираемым почерневшими от времени балками, она остановилась возле одной из камер в дальнем его конце: пленник вел себя на удивление тихо.
- Тебя завтра повесят, - сказала она почти спокойно, лишь едва вздрогнув, встретившись со взглядом серо-песочных глаз, скорее змеиных, чем человеческих.
- И как любезно с вашей стороны известить меня об этом, капитан.
Худое лицо, частично скрытое тканевой полумаской, исказила улыбка, больше похожая на трещину в фарфоровой коже, его губы были темными, странно сухими и тонкими, точно нарисованными старыми красками, паутина черных прядей покрывала высокие скулы и аристократически-прямой нос гротескным узором теней. Пленник потянулся, слабо поморщившись: судя по напряжению точеных мускулов, сведенные за спину руки были связанны слишком туго, ногами в колодках он и вовсе не мог пошевелить. Капитан наблюдала за ним, затаив дыхание, разумом понимая, что он опасен, и все же где-то глубоко в сердце миниатюрной занозой засела жалость: что способна делать с людьми магия она достаточно насмотрелась.
Но он был другим. Все равно, что сравнивать бойцовую собаку, раненную, натасканную, избитую и ожесточенную, и волка - свободного, дикого. Капитан стражи поняла это еще вчера, только взглянув на зашедшего незнакомца в неверном освещении "Висельника", услышав шипящий, низкий голос, почувствовав впервые тот ледяной озноб, что оставляет на теле змеиный взгляд, пугающий, завораживающий. "Нам не нужны новые...люди" - сказала она ему. Незнакомец улыбнулся, никто не успел заметить, когда он обнажил два изогнутых клинка, изящных, эльфийской работы, с рукоятями, отчетливо напоминающими позвоночник, и без единого колебания одним размытым, бесконечно плавным движением обезглавил двух ближайших к себе стражников: "А так?". За это пленник, безусловно, заслуживал казни, и будь ее воля - убила бы на месте, но... Он был хорош, вероятно, слишком хорош, а времена сейчас не те, чтобы разбрасываться солдатами. Капитан не могла и не желала с ним работать, однако есть кое-кто, кого подобная перспектива способна была заинтересовать.
- Ты говорил, что хочешь... помочь.
- Значит, она вам все-таки нужна, - улыбка, почти оскал, - моя помощь.
- Не мне. Не в моем городе. - ответила капитан жестко, - Но я могла бы рекомендовать тебя Инквизитору. Либо это, либо виселица, Фесс.
- А я уж боялся, не предложите...
""
