Vuvuzela

- Но почему ты решился? Что заставило тебя понять? - Это не случилось в одночасье, - коротко ответил клирик, не желая пускаться в рассуждения о вере на пути к борделю. Леман, как всегда, выбрал самое подходящее время для того, чтобы поговорить по душам. - Кто-то понимает внезапно, и тогда мы говорим, что ему было знамение, кто-то - постепенно... сделай милость, сосредоточься на дороге, - добавил он, оглядываясь. - Ты точно знаешь, куда мы идем? Я думал, пустотники на любом корабле, как дома.

Гай ответил не сразу. - Я не был бы священником, если бы не выбрал сам, - наконец сказал он. - Конечно, у меня была бы ряса, аквила, и вера никуда не делась бы... но невозможно посвятить жизнь служению Императору просто потому, что некуда больше идти. Да, вступив на этот путь, свернуть с него уже нельзя, но первый шаг ты делаешь по собственной воле - потому что понимаешь, что просто верить уже недостаточно. А есть ли цена служению без выбора? Он замолчал. Вот и снова ты проявил себя, брат Север. Гордыня. Заносчивость. С чего ты думаешь, что твое крохотное решение, твой отказ от мелких земных удовольствий имеет какую-то особую ценность в глазах Его, видевших неизмеримо большие жертвы? Гай вспомнил книгу, которую показал ему Пфелл. Да, это были истинные служители, lux in tenebris - принимающие мученическую смерть в сражениях с демонами, отдающие всю жизнь на просветление диких сыновей отсталых миров, создающие священные книги, прошедшие через века. Возможность или отсутствие выбора не имели значения, когда речь шла об их деяниях.

- Кажется, он недалеко от бара Ярна. Гай, а что это за место такое? Почему про него все так.. странно говорят? - Веди, - хмуро сказал клирик, мысленно помянув недобрым словом Близза, который не соизволил точно сказать, где этот треклятый бордель находится. Теперь, кажется, и вправду придется взять с собой псайкера, чтобы указывал дорогу. - Скоро узнаешь.

- Да не особо ходовой товар-то, - хмыкнул торговец, - В моих краях ценят штуки попроще да поострее. Хотите продам за тридцатник? - У меня пока своих хватает, - поблагодарил Гай, - но если вдруг закончатся, загляну к тебе еще раз. То, что торговец себе в убыток покупал нераспродающиеся товары, казалось сомнительным. С другой стороны, если он что-то скрывал, зачем бы ему вообще упоминать, что эти ножи у него есть? Распрощавшись с одноглазым, Гай вышел за порог и прикинул, что еще они могут сделать в ожидании вестей от Гидеона с Пфеллом. Оставался только бордель, в который, как он запоздало подумал, как раз следовало отправить долговязого псайкера - едва ли кто-то удивился бы, что тому приходится прибегать к услугам жриц продажной любви. Однако в распоряжении сейчас были только Артурия с Леманом, и сложно было определить, кто из них для такой задачи подходит меньше. Вздохнув, клирик поинтересовался у спутника: - Так что там крысы говорили о борделе?

- Да молчуны-то тут каким боком? - Удивился одноглазый, - Им капитан не указ, а он их и не трогает. Своим офицерам. Имена нужны - это вам к Вейде. Я-то с верхними дел почти не веду. А прошло порядочно. Как старый капитан в долгах завяз, и команде перепадать меньше стало. - К Вейде, говоришь, - хмыкнул клирик. - Ну хорошо. А сам-то ты кому осевшие ножи продавал, может, вспомнишь кого?

- Давно я таких вещиц не видел. Было время, пропала у нас в трюмах посылка какому-то хмырю с Сефериса, затерялась. И ваш покорный слуга тут совершенно не при чем! Вот старик на ножички лапу-то и наложил. Старый капитан, помнится, офицерам такие раздавал в награду. А потом у меня оседали. У них наверху таким торговать боязно было. - Это что же, офицеры перепродавали наградное оружие? - спросил клирик. - И много их через твои руки прошло?

- Добро должно быть с кулаками, да?.. Так, кажется, учил нас Император, - торговец сложил на груди знак аквилы и выложил на прилавок промасленную коробочку, - Пока раздавал ради нас подарков ксеносам и еретикам, да. А такой вот, жутковатый, с воксом в глотке - это не из ваших? Прежде чем ответить, Гай зарядил барабан револьвера и рассовал остальные патроны по карманам. - Да, они со святой сестрой к тебе заглядывали раньше. Отрадно было узнать, что ты не поддался на уговоры и не стал покупать кровавое золото. Однако, если к тебе приносят такие редкие вещи, может, узнаешь и вот эту? - он подтолкнул впавшего в задумчивость Лемана к прилавку. - Ну-ка, покажи.

- Добро пожаловать, святой отец, - склонил голову торговец, - Нечасто можно встретить вашего брата в трюмах. При всем уважении. - Неудивительно, - согласился Гай. - Места здесь небезопасные для служителей Экклезиархии. А посему продай-ка мне, почтенный, патронов для револьвера. Решив, что торговец будет сговорчивее, если посетители сначала что-нибудь купят, а уже потом станут задавать странные вопросы задаром, он выложил на прилавок два трона.

- Того, в душе, можно оглушить для надежности. И пойти всем вместе. - предложил он неуверенно. - Или оставить кого-то одного. Не думаю, что для этих двоих потребуется аж двое сторожей. Гай представил, как заходит в душевую и бьет безмолвного молотом по голове, словно вытащенного на берег лосося. Это был бы не первый еретик, погибший оттого, что аколиты слегка перестарались. Леман на специалиста по оглушениям тоже не тянул, да и на сестру, памятуя об участи Ульфа, в этом деле рассчитывать не стоило. - Я больше думаю о тех, кто может прийти сюда, чем о тех, кто попытается выйти, - отозвался он, невесело улыбнувшись. - Ну что ж, тогда пойдем вдвоем. Сестра, проверь свой коммуникатор. Конечно, Линт за тебя перервет горло любому еретику, но если что-то случится, все равно зови нас. Вскоре в лавочке одноглазого торговца, на долю которого за сегодняшний день и так выпало достаточно переживаний, объявились новые посетители.

Какую-то секунду во взгляде клирика оставалось сомнение: если ничего не произошло, с чего бы псайкеру так смущаться. Впрочем, время от времени его, казалось, смущал сам факт своего существования, поэтому Гай не слишком рассчитывал докопаться до правды. - Собирайся, заглянем к торговцу. Или давай нож, я сам отнесу, а вы посторожите оставшихся гостей. Не хочется оставлять их совсем без присмотра. "Особенно теперь, когда один из уцелевших участников шабаша благополучно вернулся в трюмы". Клирику трудно было воспринимать всерьез угрозу со стороны несмышленой мутантки, но раз уж он ее отпустил, приходилось считаться и с этим.

Что ж, не стала спрашивать про Сида - и то хорошо, поскольку Гай так и не придумал, что в таком случае ответить. Не удивительно ли, что священник обманывает больше, нежели иные еретики? Он бесцельно прошелся по опустевшей комнате. Грязь есть печать мутанта. Отвратительность есть печать мутанта. Оскорбительность есть печать мутанта. Быть добычей - судьба мутанта. Очищение - вот судьба всех мутантов. Гай знал эту молитву, но никогда к ней не обращался. Ситос - не мир-улей, задыхающийся в отходах своей жизнедеятельности, и не летящий в Пустоте темный зловещий корабль, сталкиваться с мутантами ему не приходилось, и думая о них, Гай представлял их совсем по-другому. Уж никак не в виде обычной женщины с лишним пальцем на руке. Стараясь отвлечься от запоздалых теперь, когда Зекка убежала, размышлений, он ткнул пальцем вокс-бусину, забыв, что колдовство Пфелла вывело ее из строя. Однако в ухе щелкнуло и короткая волна помех сменилась тишиной, свидетельствующей о восстановлении связи. Если, конечно, остальные аколиты перепроверят свои коммуникаторы. Он спустился вниз, огляделся, словно ожидая увидеть следы мутантки, и направился к бару. Внутри остались только Леман и сестра, склонившаяся над чем-то, в чем Гай не без удивления опознал псайкерский мундир. Оба аколита казались чуть розовее обычного, хотя ошибиться в мутном свете барных светильников было нетрудно. Не иначе, опять повздорили. - Что-то случилось? - спросил он.

Кальмар присутствовал. Замусоленный до неузнаваемости, он был зажат в шестипалой руке. Зекка устроила себе из шелкового постельного белья, невесть как оказавшегося в каморке покойного бармена, нечто, определенно смахивающее на гнездо, и спала в нем. Кажется, даже похрапывала. Впрочем, уже через несколько секунд на тюфяке затаили дыхание и настороженно уставились на святого отца. Гай остановился возле порога, чтобы не пугать пленницу. - Я долго думал, что с тобой делать, - сказал он. - Слышала бы ты, сколько сильных речей было сказано сейчас внизу. Покарай одного и спаси миллионы. Общее благо требует. Каждый должен иметь шанс исправиться. Казалось, твоя судьба интересует их больше, чем то, что корабль может в любой момент сгинуть в пучине варпа. А может, это был просто хороший повод блеснуть красноречием - пошумели, получили удовольствие от права на vota consultiva и разошлись. Что же до меня... Он прервал себя. Аколиты и в самом деле уже разошлись - кто-то занялся насущными делами, кто-то, возможно, до сих пор продолжал сотрясать воздух, приводя доводы за и против, но бессмысленнее всего тратил время Гай Север, зачем-то разговаривая с глупенькой женщиной из трюмов, которая все равно его не понимала и едва ли догадывалась, что уже во второй раз выступила камнем преткновения. Клирик вздохнул и продолжил другим тоном, жестко и по-деловому: - Твои "добрые" люди тебя обманули, понятно? Не будет никакого блаженства, наоборот, всем им очень не поздоровится. Таких, как ты, они будут приносить в жертву, чтобы спрятаться от гнева Императора, но это им не поможет, ты слышала предсказание. Так что держись от них подальше, и будешь спасена. Гай отошел от двери: - Я тебя отпускаю.

Поднявшись по лестнице, Гай остановился перед дверью и, вспомнив слова Лемана, вынул револьвер. Вытряхнув барабан себе на ладонь, он с отстраненным любопытством разглядывал покрывшиеся зеленью патроны, в который раз удивляясь замысловатости колдовских проявлений. Затем выбросил их в лестничный проем, спрятал револьвер в карман и достал ключи. Открыв дверь, клирик вошел внутрь, невольно задавшись вопросом, что сейчас увидит: груду объеденных кальмарьих хвостов, стены, расписанные нецензурной бранью или, может быть, сооруженную из подручных средств заточку, нацеленную скучному брату Северу под ребра.

- Не только у тебя. У всех. - одна пара благодарных голубых глаз смотрела теперь на Гая. Может быть, от этого ему стало бы хоть немного легче? Легче Гаю не стало. Наоборот, на псайкера сейчас даже смотреть не хотелось. Ему-то хорошо, пощадил-отпустил-поскакал дальше, радуясь сознанию собственной доброты, а священнику остаются размышления о последствиях и выбор между одинаково безрадостными вариантами, в результате чего он выбирает компромисс - удел слабых. Гай ненавидел чувство слабости. - Маску отдай, - протянул руку старший, пока Леман не поспешил по своим делам, - вернуть не обещаю, но попробую. - И ключи от комнаты Ярна тоже, - добавил он сухо. Приняв решение, следовало выполнить его самостоятельно. - А ты не вздыхай, побереги свое механическое горло. Направляясь наверх к заточенной в башне принцессе, клирик думал, что лучшим облегчением для него было бы выкинуть обоих колдунов за борт.

- Хватит, - сказал наконец Гай. - Claudite jam rivos, sat prata biberunt. Убить человека просто, но и пощадить несложно - все самое трудное начинается потом. Стоило ли брать с собой этих двоих, чтобы потом отпустить, не пытаясь направить к свету? Стоило ли сохранять им жизнь ради того, чтобы потом кто-то другой приговорил их к смерти? Гай не верил, что с мутантами-трюмниками будут долго разбираться, и ту же Зекку, чьи грядущие злодеяния так ярко живописал арбитр, едва ли ждало что-то хорошее. Ее нигде не ждало ничего хорошего, как и всех ей подобных, и некому будет указывать им путь к вере, потому что отец Дарий мертв, а брат Север в самом лучшем случае сойдет через несколько дней на Сеферис Секундус, послушный инквизиторскому долгу. Оставив их в темноте. И стоит ли удивляться, если в темноте снова вырастет плесень? Впервые Гай подумал, что тогда, лежа в собственной крови перед часовней и видя, как к нему подступает милорд Сальваторе, он поступил малодушно. Что встал на путь Инквизиции, потому что имел достаточно сил, чтобы резать, но был слишком слаб, чтобы лечить. Аколиты могут отсечь зараженную плоть, уничтожив всех, кто поддался тлетворному влиянию ереси, но повлияет ли это на причину болезни? Думать об этом... само по себе это было почти ересью, и все равно он продолжал думать. Вслух клирик ничего такого не сказал. И без того уже было произнесено достаточно. - Сида сдадим Обвинителю. Зекка... - он помедлил. - Зекку отпустим. Если Гай надеялся, что приняв решение и произнеся его вслух, он почувствует хоть какое-то облегчение, то ошибался. Что ж, понадеялись и хватит. - Гидеон, я думаю, к Обвинителю стоит отправиться тебе. Можешь взять с собой Пфелла, но постарайтесь обойтись без лишнего колдовства, видит Император, сейчас не лучшее время для демонстрации таких способностей. - "А если что-то пойдет не так, сидеть в тюрьме вам обоим не привыкать", - подумал он. Мысль была мелкая и недостойная, но неожиданное признание арбитра, которое он услышал впервые, неприятно его задело. И ведь каждый, что характерно, не упускает случая подчеркнуть, что он-то не такой, как они. - Возвращаться в каюту рановато, так что пока мы здесь, все равно надо зайти к торговцу, показать ножик, да и прикупить кое-чего. Насчет гвардейцев тоже хорошая мысль... да, кстати, что со связью? Только у меня не работает вокс?

- Думаю, Сид нам теперь не понадобится. - пожалуй, так лучше. С главного. - Даже клейменый не знает точно, где обитает этот так называемый "пророк". Говорит, их вели на инициацию с завязанными глазами. Петляли долго по старым трюмам. Он сказал, что... пророк не показывается тем, кто погряз во лжи. Людям вроде нас. - Леман вздохнул и стер капельки, стекающие с мокрых волос на лоб. - Возможно, это могучий колдун. Возможно... кто-то хуже. Кто-то с той стороны. Я постоянно чувствую его след, который он оставляет на своих слугах. Цель его, со слов нашего молчуна, - кучерявый усмехнулся получившейся тавтологии. - погрузить корабль со всеми пассажирами в пучины варпа. Скормить этому их божеству. Гай выслушал псайкера, не перебивая, лишь один раз сжав в ладони покоящуюся на груди аквилу. Холодные неуступчивые края металла вдавились в кожу, и это был знак. Напоминание, что если плоть слаба и может поддаться смертному страху, а разум - заблудиться в темных коридорах, только вера остается незыблемой. И мыслимо ли, что Император отвернется от детей своих в час невзгод? Словно почувствовав на себе Его взгляд, пронзающий бесконечные пространства, отделяющие Святую Терру от затерянного "Странника", клирик расправил плечи. - Посмотрим, - сказал он спокойно. Дальнейший рассказ, хоть и не объяснял, почему Леман весь мокрый, а у Гая вдруг перестала работать вокс-бусина, был весьма любопытен. Услышав про крыс, Гай некоторое время думал, а потом заметил: - Если признание Кроаха означает нанесение татуировки, значит, их не было среди убитых нами. Разве что успели сделать сразу после расправы над Ханом... Ну а до Обвинителя мы и без Двельта можем попробовать добраться - ему наверняка будет интересно, что среди безмолвных есть еретики. Пленник же еще жив? - спросил он с некоторым сомнением, запоздало вспомнив, что святая сестра тоже удалилась в душевую. Не дожидаясь ответа, Гай вернулся обратно к обступившей Сида комиссии, коротко поклонился старухе и сказал: - Извини, почтенная, но я предупреждал, что долгие раздумья вредны - лечение отменяется. Но чтобы как-то возместить затраченное время, позволь предложить тебе стаканчик "благодати" на дорогу, а потом мы, может быть, и сами заглянем к тебе в гости, поболтать о старых временах. - припомнив кое-что из бабкиных обмолвок, Гай решил, что не лишним было бы расспросить ее о старом капитане, но это пока терпело. Сиду он все-таки хотел сказать еще пару слов, когда тот придет в сознание, Зекку следовало выпустить, а на безмолвного посмотреть наконец собственными глазами, поэтому в первую очередь он направился в душ.

- Так а я-то что? - Насупилась бабка, - Еретик - не еретик, а мне жить на что-то надо, и порошочки из воздуха не берутся. С тебя, батюшка, я еще меньше обычного прошу. Пожалей бабушку, милок, и бабушка тебя не обидит! Вздохнув, Гай повернулся к Близзу: - Как там твой чирей поживает? Сколько отдал, сотню или больше?

- Десять таких, и я подумаю, милок, - проворчала бабка. - Ну вот что, - уже не слишком дружелюбно сказал Гай, которому вымогатели различных сортов успели надоесть. - Ты, бабушка, подумай лучше, мыслимо ли слуге Экклезиархии такие деньги тратить на исцеление еретика? А пока будешь думать, глядишь, он уже сам очнется, и не будет тогда ни пятидесяти тронов, ни даже пяти.

- Да всякие лекарства, милок. Настоечек разных, грибочков... - протянула старуха. - Грибочками и настойками он уже побаловался, почтенная, - сказал Гай, - теперь вот никак отойти не может. Ты, главное, подсоби ему, а рукой уже потом займемся. Сунув руку в карман рясы, он показал старухе монетку в пять тронов. - Сделаешь все быстро - получишь.

Знахарка, шаркая по полу, подошла ближе к Сиду и похлопала его по щекам, затем обратила внимание на изуродованную руку. - Эдак вы его отрихтовали, - старуха цокнула языком, - Тут бы это. Помочь не помешало. На лекарства. Монеток с полсотни? - Что же это за лекарства такие? - поинтересовался Гай, оценив серьезность подхода.

Близз кивнул: - Приведу, чего ж не привести, - и хохотнул, уже уходя, на редкость гнусно: - Поразвлечься - оно дело хорошее. Гай сдвинул брови, но объяснять в спину крысу ничего не стал - пусть себе думает, что хочет. Приведенная знахарка доверия своим видом не внушала, так что у него даже мелькнула мысль, не ее ли Близз подразумевал под развлечением. Судя по всему, весело должно было стать всем, кроме Сида. - Сможешь привести его в чувство, почтенная? - спросил Гай после затянувшегося молчания, во время которого бабка проводила первичный осмотр.

Выслушав псайкера, Гай некоторое время молчал, соображая. Леман, в общем-то, был прав: едва ли Ульф стал бы передавать распорядителю такую приметную вещь, да еще и через третье лицо, будь они в сговоре. Что до закупок на нижней палубе и походов в бордель... дело, конечно, темное, но клирик не слишком удивился, что за обличьем чопорного хранителя традиций "Одинокого Странника" прячутся мелкие грешки. - Ну ладно, это мы запомним, - сказал он наконец. - Вдруг еще пригодится. Ножик - уже интереснее, да и с пленными надо все-таки разобраться. Гай выглянул в коридор и подозвал Близза, который вместе с седым крысом по-прежнему отирался за дверью, не решаясь уйти и одновременно не желая мозолить глаза аколитам. - Ты говорил, у вас тут бабка-лекарша есть. Приведешь? Надо одному из наших постояльцев помочь оклематься, - он помедлил и затем добавил: - Кстати, как здесь насчет борделей?

- Это не я. Это сестра. - открестился, или правильнее сказать, отаквилился Леман. - Они же с братцем ходили к торговцу и тот признался, что аквилу Ульф хотел продать Двельту. Народ говорит, что странный и что-то скрывает. Словесный портрет был выполнен практически на уровне Моны Лизы. Кучерявый слегка поблек. - Так это, похоже, тот, который мне чуть руку не отрубил. Скончались, значит. Оба. И Ульф и его дружок. - Вон оно как, - Гай тоже помрачнел. - Плохо. Что ж, сделанного уже не вернуть... погоди-ка, говоришь, аквилу - Двельту? Почему именно Двельту?

- Хана убили в собственной постели. - и без всякого перехода, без пояснений о том, что они выяснили, поведал. - Двельт ходит в бордель. - Что ж, я вижу, времени ты зря не терял, - вздохнул клирик, оглядывая помещение. Сид по-прежнему не приходил в сознание, Пфелл куда-то запропастился, видимо, снова сидел в душевой. Гай мог бы в качестве обмена информацией сообщить кудрявому, что Фрака с нижней палубы - потаскуха, но вместо этого перешел к более насущному делу. - Рад за Двельта. Что касается ульфовых друзей... - он как мог, передал аколитам полученный от бабки словесный портрет. - Не самое лучшее описание, но возможно, мы на него еще натолкнемся.