Gella

Хоть и полны были очи Бернадетт искренней скорби по невинноубиенной светлой умнице Жанин, но не пролила она и слезинки, помня о долге своём, который аки крест нужно нести, не сгибая воли своей и не поддаваясь слабости. А посему... - Успокойся, сын мой, - властно прервала она истерику Странника, - и окстись. Цвет тебя смутил, мы в шоколаде. Нам осталось вычислить последнего пособника Диавола, и выбор сводится всего к двоим. Но - но. Дабы не впадать в грех гордыни, именуемой в наших кругах точноуверенностью, завтра на свежую голову надлежит ещё раз всё взвесить. Ты же чист для меня, аки слеза, ибо каким надо быть альтернативно одарённым одержимым, чтобы топить собственное начальство в твоём положении. Всё будет хорошо, - Бернадетт позволила себе скупую улыбку, но тут же вновь суровый долг отразился в её чертах: - А ныне - всем молиться и спать, назавтра нам нужны свежие силы и светлые головы. Мы сделали вместе уже немало, братья и сёстры, нам остался последний бой. Да благословит нас Господь и придаст нам силы в нашем испытании, - приоресса перекрестилась, осенила собравшихся крестным знамением и удалилась в свою келью.

- Ступай к себе, сестра, - Бернадетт обеспокоенно посмотрела на прихворнувшую Франческу и ободряюще дотронулась до плеча сухонькой рукой. От таких дел заболеешь, и то верно. - Как я уже сказала, голос мой отдаю Одрику. Упокой, Господи, его душу.

В Одрике меня смущает тот факт, что не кажется ли вам, что это странно так сильно подставляться. Это же и правда выглядит очень подозрительно и настраивает против. А змею это надо? - До сего дня его с этой вот "подставой" все сбрасывали со счетов, - заметила приоресса. - "Ну блаженный, ну что с него возьмёшь". Он же не называл никаких имён, не выкатывал списки, в то время как тот же Странник с упорством, достойным лучшего применения, пытается кусать Жанин. Это невыгодно змее хотя бы с той точки зрения, что у Жанин уже сложилась весьма твёрдая позиция, и настроить против неё людей будет непросто от слова совсем.

- Сёстры и братья мои, - заговорила приоресса, спустившись в подвал, и со спокойной властностью, выработанной за многие лета ответственности, простёрла длань, приветствуя собравшихся в юдоли печали. – Сейчас как никогда нам всем потребуется холодная голова и здравый рассудок, ибо супостатам ныне ничего не остаётся, как сеять смуту и вносить смущение в умы наши. Думайте и вспоминайте факты, не дайте вас окрутить и ввергнуть в паранойю, вбрасывая про странных странников, коварных священников и умных приоресс. Помните факты. К числу которых относится, что Бернадетт и Странника пытался очернить змеёныш Сэмкин, равно как и отца Анри. Помните, что Бернадетт и Анри слили не одного, а двоих змеёнышей. Это – факты, а не «Странник – странный, поэтому подозрителен, а приоресса – говорит правильные вещи, значит она подозрительна, и плевать на доказательства обратного. Посему, - с ледяным спокойствием вещала приоресса, - не дайте себя запутать и слушайте тех, за которых говорит дело. Про себя добавлю к уже сказанному для Себастьяна, коли был вопрос: когда на голосовании двое мирных, пристраиваться в хвост паровоза пятым голосом против одного из них, будучи злодеем, ни к чему, согласен? Надеюсь, более ко мне нет вопросов, а теперь займёмся делом, - сухо продолжила приоресса. - Помимо Анри и Странника, о коих возникла нужда напомнить сегодня, вчера я исключила из списков Жанин, и сегодня остаюсь при своём мнении, что девица сия не запятнана есть сношением с Лукавым. В поимке супостатов сестра приняла самое деятельное участие. Сегодня, после выяснения статуса Эжени, к этому списку я добавляю Арлетт. Она не просто голосовала против демона, она подозревала его, а потом подтвердила голосом. Вкупе с этим довесок в виде голоса против Марго, кстати, отданный достаточно поздно, говорит в её пользу. А значит, остаются Одрик, Лютера и Бланш. Всё. И Лютера с Бланш обмениваются взаимными подозрениями. В таком случае, простым методом исключения даже, не слушая того, что я скажу ниже, можно предположить, что скорее вторым из трёх в любой из пар тогда оказывается Одрик, чем сёстры-змеи строят алиби на взаимных тычках. И вот теперь смотрите, помимо уже сказанного мною, только сухая статистика, чуждая лирики и лжемолебнов: Сливают Сэмкина – Одрик голосует против Себастьяна. Сливают Эжени – Одрик голосует против меня. Оба раза без малейших аргументов, отказывается менять голос. Причём тогда, когда и фактажа, и аргументов уже хватало с лихвой для слепого тыканья пальцем. Мирные так себя не ведут, сёстры и братья. Мирные боятся слить своего, они взвешивают решения, они слушают если не тех, кому можно доверять, то хотя бы глас логики. А Одрик пишет, что «никакой конкретики», но при этом так уверен, что стреляет первым голосом, зная, что нельзя переголосовать после истечения четверти часа. На чём основаны его подозрения в мой, например, адрес, мы выяснили только сегодня: на том, что я всегда говорю правильные вещи, - скупо хмыкнула Бернадетт и невозмутимо пожала плечами. - Далее, - продолжила рассуждать приоресса. - Сегодня под ним начало подгорать, и молчаливый блаженный вдруг заблажил. Но посмотрите его список, он же…ни о чём. «Раб божий хитрый. Раба божья может быть мирной, а может и нет. Рабу божьему скорее доверяю, но могут быть сомнения. А тут 50/50» Так вот, всё это – общие фразы, паста. Либо очевидные вещи типа «Святого Себастьяна». С учётом изложенного выше, а так же основываясь на том, что отрок сей ни разу не хаосит по сути своей, считаю я, что Одрик одержим есть Диаволом, - твёрдо отчеканила Бернадетт. - И в пару ему – либо Бланш, либо Лютера. Я склоняюсь скорее к Бланш, но с ними в любом случае разберёмся завтра, когда будут итоги сего дня, а сего дня нельзя распылять мирные голоса. - Посему, - возвысила голос приоресса, и голос её был твёрд: - Призываю вас, братья и сёстры во Христе, незапятнанные скверной, голосовать и сегодня слаженно, в без четверти колокол, против Одрика. Все последствия, как и прежде, я беру на себя. Вы доверились мне вчера, и я вас не подвела. Так будьте же последовательны и сегодня, судите о дереве по плодам его, и доверьтесь мне снова, - закончила Бернадетт и обвела аудиторию взглядом. - Надеюсь, вы меня услышали.

Матушка Бернадетт... Вы примете у меня исповедь? Приоресса долгим взглядом посмотрела на Жанин, и наконец молвила: - Изволь, дочь моя, - тон её голоса был приличествующе мягок и спокоен, а взгляд стал внимателен...очень внимателен. - Приму.

Я думаю сказала Франческа. Так наш Волк идет к Одрику и мы голосуем против Эжени так я понимаю - Правильно понимаешь, сестра. Эжени, ныне твой черёд принять чашу сию, - ровно и твёрдо произнесла Бернадетт. - Всех, кто верен Господу Богу нашему, призываю голосовать как я. Надо будет - перед Ним отвечу.

К назначенному часу приоресса спустилась в погреб. Глаза её были сухи, спина пряма, хоть и полны были черты печали и скорби по невинноубиенным братьям и сёстрам, павшим в битве между Светом и Тьмою, разразившейся в стенах вверенной ей святой обители. Решительно сжав губы, Бернадетт помолилась и на крест святой поклялась давить супостатов до полного искоренения или последнего вздоха своего. Вздохнув, обратилась она к собратьям по бремени, и голос её был глух, но ровен и силён, хоть и говорила приоресса негромко, но слышно было в каждом закутке подземелья. - Нелёгкий час настал для нас, братья и сёстры, время дорого, посему перейду сразу к делу и изложу свои мысли по поводу насущному. - Начну с себя, - невозмутимо продолжила приоресса, - этого требует мой долг, а так же дух паранойи невмирущей, коя загубила уже не одну мирную душу. Так вот, что я скажу. Есть коварство змеиное, и о нём всегда дОлжно помнить, - голос приорессы был всё так же спокоен, – а есть холодная логика. Взываю к тем, кто ею не обделён. А так же к тем, кому важна наша победа. Засим, - она не удержалась и хмыкнула, - представим, что я одержима. Тогда получается следующее. Рядовых не осталось. Сэмкин со второго дня кидает камни в мой огород. Таким образом, если я одержима, рядовой змеёныш лает на вышестоящее звено. Второе, - продолжала Бернадетт, - супостаты выбирают в жертву Марго. Поясняю: Марго уже обречена умереть от их руки. И тут прихожу я в погреб и начинаю чуть ли не конклав против неё. И это не было тихим блеяньем в углу, ради мифического алиби, я знаю себе цену – я авторитетна. И Марго мы чуть не напоили ядом. Коли одержима я, рисковать повторить жертву - это даже не алиби при самом диком раскладе, это чудовищная глупость, на которую я, хоть и старуха, смею надеяться, просто неспособна, уж не обессудьте. Третье: Мой голос против Сэмкина звучит вторым – сразу после Мари. А ведь подозреваемых было несколько, повторялись часто как минимум два имени. Любому алиби, равно как и любому коварству есть предел, это, надеюсь, ясно. Вот так. И если после всего этого хоть одна мирная душа осквернит уста свои хоть словом в мой адрес, да прорастут её волосы внутрь, ибо она безнадёжно глупа, прости меня, Господи, либо одержима. И если меня не станет, уделить таким стоит самое пристальное внимание, ибо в любом из этих двух случаев играет она на руку Нечистому. О себе я сказала всё, и возвращаться не стану, имеющий уши – да услышит, - решительно поджала губы приоресса, затем столь же ровно и скупо продолжила излагать результаты своих дневных размышлений: - А теперь о присных сих. - Помимо Франчески и Себастьяна, коих призываю сегодня хорошенько подумать, исключаю я из списка на сегодня отца Анри, Странника и Жанин. На первых двоих бросал тень рядовой Сэмкин, вторая мыслит и действует ровно так, как выгодно и приличествует мирному, никак не одержимому. Голос против Марго, голос против Сэмкина, достаточно рано. Впрочем, Странника на периферии я бы оставила, голос самого Сэмкина вчера можно судить двояко, но не сегодня с ним разбираться точно. - Волк Господень, тебя, разумеется, тоже исключаю, и мне жаль, что настали времена тёмные, и всё в мире обернулось с ног на голову, - с искренним участием Бернадетт посмотрела в голубые глаза ещё так недавно беспечной юной булочницы. Она перекрестилась, но тут же снова вернулась делу и взор её посуровел: - Остаются Лютера, Арлетт, Бланш, Одрик, Эжени. В порядке возрастания моих тревог. Лютера. С одной стороны, она вчера едва ли не из исподнего выпрыгивала, дабы отстали мы от невиннозагубляемой души новопреставленного Сэмкина. И это в то время, когда у многих сама была в великом подозрении. Хоть и выглядит сие действо как попытка вытянуть своего, трактовать его я склонна скорее в её пользу. Возможно, я просто привыкла, что супостаты ведут себя скромнее и осторожнее. Во всяком случае, мой список пятерых оставшихся она начинает, но не возглавляет. С Мелисандрой, опять же, не торопилась. Арлетт. Сомнительная пара для Эжени. По голосам – скорее мирный хаосит, но может и змеем оказаться коварным, что мутит воду. Как иначе объяснить подозрения в адрес Франчески и Себастьяна вчера, я не знаю, но…именно благодаря им и голосу против Эжени, она не замыкает мой список. В их паре однозначно надо разобраться, а Эжени мне кажется подозрительнее зело. Бланш – голос за Сэмкина одной из последних, хотя в два предыдущих дня с голосами была куда решительнее – без объяснений голосовала рано и оба дня – за Жанин. С другой стороны, в первый же день намекает на англичанина, что несколько беспечно для супостата, вчера выдаёт неплохой список. Но не сегодня я буду разбираться в этих чашах весов, есть кандидаты подозрительнее на сей час. Вот они: Одрик. Два дня подряд голоса против Себастьяна. И если в первый день это можно трактовать как угодно, то во второй день ироды знали, на кого напали, и знали, что их при этом видел Реми. Могли попытаться спровоцировать Реми, отсюда и голос. Но даже не это настораживает, а то, что было вчера: Мари выступает с речью, достаточно, надо сказать, разумной и аргументированной, в коей призывает голосовать против Сэмкина. Отрок сей даже не пытается рассуждать, а упорно гнёт свою линию, голосуя за меня после голоса за Сэмкина и отказываясь менять голос. Упорство, которое я нахожу неубедительным. Выглядит как желание вытянуть подельника или слепое упрямство, но позволено ли мирному пастуху быть столь беспечным? Он не даёт никаких объяснений и не слушает никаких аргументов. А ведь далеко не такой дурак, каким кажется, я сего отрока давно знаю. Ну и сегодня вы видите сами. Подозреваем мною в сношениях с Дьяволом, - она твёрдо посмотрела на пастуха. Эжени. Изначально бросает тень на Мелисандру, за которую голосует в хвосте, когда на голосовании были два мирных. Во второй день – голос против Мелисандры. В третий день – голос против Сэмкина в хвосте. Голосовать намерена против Эжени в без четверти колокол, и призываю мирное сообщество сплотиться и сделать то же самое. Ответственность возьму на себя. Если не переживу эту ночь, - пристальное внимание Одрику и всем, кто возможно присоединится и станет топить либо меня, либо разбрасывать голоса. Круг не так широк, если поднажмём – супостата одолеем, - Бернадетт поджала губы и решительно перекрестилась.

- Свои соображения по сестре Бернадетт, я высказывала уже неоднократно и почему никто более в ней угрозы не видит, сия тайна великая для меня непостижима. - Возможно, потому, сестра, - холодно откликнулась приоресса, - что не было мне, будучи одержимой, ни малейшего резона ни пятой Агату топить, ни против Марго вчера крестовый поход объявлять. И уж тем более, тянуть с голосом против Мелисандры. А теперь к делу, - всё так же скупо продолжила она. - Сэмкина подозреваю более других в сношении с Диаволом. Далее, по убывающей: Эжени, Лютера, Арлетт. Белый список: Франческа, Себастьян, - в этих уверена, Жанин и Агнесс - скорее да по рассуждениям. И не сегодня во всяком случае точно. Мари покоя не даёт, поглядишь - идеальный Змей. Выгодно: убить актива (а в Жозефин, зная её, угадывалось), осторожно подкопать под Мелисандру. Убить Марго, которая хорошо знает. Слить своего ради алиби - тоже сегодня вполне. Но подумать и посмотреть ещё. Непонятно: Странник, Анри, Одрик, Бланш.

- Всем молиться, - голос Бернадетт был твёрд, хоть очи предательски блестели от непролитых слёз. Однако приоресса держалась, как и всегда пред ликом тяжких испытаний. Даже длань её иссохшая к челу не прикоснулась, хотя видит Бог, каково было искушение. - Молиться, дабы остудить страсти в горячих головах воцерквлённых монахинь. А затем с холодной головой считать и искать. Прежде всего среди тех, кто сегодня за Марго в урочный час голосовать не торопился, а под Мелиссандру копал. Дублировать жертвы ни к чему им, а невинное дитя руками нашими свалить - сам чёрт велел. Что делать с тобой, Волк Господень, лично я не знаю. Слишком много всего сразу свалилось. Завтра надо подумать. Настали времена чёрные, сёстры, но сетовать не время, - перекрестившись, приоресса поднялась и, тяжело, но твёрдо ступая, направилась в свои покои, спать и набираться сил на предстоящую битву с Нечистым. Однако одну эмоцию приоресса всё же себе позволила: Мари де Тиреллье она, проходя, не удостоила и взгляда. Х

- А всех, кто на меня напраслину гнал, запомните. И если меня не станет - ищите среди тех, кто меня ядом угостить хотел. - Сама виновата, - буркнула Бернадетт, и упрямо поджала губы.

Впервые Бернадетт захотелось осквернить речь свою бранным словом, но сдержалась она. - Ну если другой Реми не объявился...ежели ты от Лукавого, то выиграешь ты только один день. Ч...Господь с тобой. Мелиссандра.

-Какие же объяснения тебе еще нужны, сестра, если я весь день только и объясняла. Или настолько невероятным кажется, что я Агату подозревала? - А ведь не про Агату был вопрос, Маргарита, - покачала головой Бернадетт. - И не таких объяснений попросила я у тебя. Белый список твой шит белыми нитками, и поскольку тут нечего ответить вразумительного, выдёргиваешь ты фразу из контекста и пытаешься выкрутиться как уж на сковородке. Не такую Марго я знаю. Не верю я тебе. Пусть Господь покарает меня, коли ошибусь, но - не верю. А Мелиссандра может быть кем угодно, но уж больно молчалива для змея, под которым подгорает.

- Вот, что меня смущает, Марго, - кряхтя, подала голос Бернадетт, спустившись в подвал. - Из каких соображений в твой белый список, начертанный вчера так уверенно, попала, к примеру я, коли весь день до вечера просидела я в келье, и спустилась в подвал, успев только назвать четыре имени, да и те шаткие? А Бланш? Она, как раз, вписывается в твою схему ранних смелых голосов, но пользуется у тебя кредитом доверия. И если сегодня тому можно найти хоть какие-то причины, то какие были вчера, если девица сия лишь пришла, отдала свой голос за то, чтобы Жанин выпила яду, причин не объясняя? Жозефин к тому времени вообще ещё не высказалась по существу ни разу, если память меня не подводит, но вчера ты включаешь её в сей список в числе прочих, сегодня же подозреваешь в ведовстве в пользу Нечистого. Брат Себастьян безоговорочно признан тобою незапятнанным во грехе. Ты вообще категорична и смела…за такой смелостью может стоять осведомлённость, сестра, и это беспокоит меня, как и некоторые другие нестыковки, о коих ниже, и буду рада я, коли развеешь ты сомнения старухи приорессы разумным тому объясненьем. По существу же мне есть добавить следующее. Мне нравятся рассуждения сестры Агнесс, потому как обращает внимание на те же вещи, на кои обратила внимание и я. А про себя я знаю. Сестра Франческа кажется мне искренней в своих исканиях и мечется как и всякий, кто блуждает во тьме. Брата Себастьяна я бы сегодня послушала с удовольствием. Вроде сама верю глазам его голубым, однако нельзя сбрасывать со счетов вероятность, что на кону вчера был либо одержимый, либо Агата, и тогда его пытались бы спасти всеми силами, ибо терять даже рядового змеёныша нынче для них накладно. Это к слову о паровозе. Пока неясен статус Себастьяна, нельзя исключать тех, кто голосовал против Агаты, включая и меня, из списков, вот так я думаю. Голос Жозефины интересен, но я бы, во-первых, дала девушке слово прежде, чем делать скоропалительные выводы, а во-вторых, не была бы столь однозначна в трактовках, особенно в свете вышесказанного. Эжени и Мелиссандра подозрительны своими голосами в сторону. Жду, что скажут сегодня. Бланш смущает меня категоричностью в принятии решений и некоторой скоропалительностью в суждениях, но это может быть лишь следствием того, что сестра сия постриг приняла недавно. Что до моего голоса против Агаты, - спокойно продолжила она, обращаясь ко всем присутствующим, - то был голос бредущего во мраке, и отдан он был тогда, когда ещё можно было его изменить, но одному Господу известно, почему король Иерусалимский повернулся спиной к нам и позволил умертвить Агату, когда нам так нужна была его помощь в борьбе с Нечистым. Бог ей судья. Если надо будет, отвечу я пред Господом за свою ошибку, ибо не со злого умысла, а по слепоте бредущего во мраке, - твёрдо закончила приоресса и, помолчав, добавила, обращаясь уже к Агнесс: - А не отвечала я на дерзость, девочка, - Бернадетт позволила себе приличествующую обстоятельствам скупую улыбку, - потому что тому, кто чист пред Господом, оправдываться нет нужды. Да и в чём? Что бы я вчера сказала? "Это не я, верьте мне, сёстры, и голосуйте за Арлетт"? А какие у меня были на то основания? И к тому же...- помолчав, добавила она, - когда в воду кидают камень, весьма полезно посмотреть порой, что за круги потом пойдут по воде. Да, кстати, отец Анри и Странник со своей взаимной симпатией по-прежнему вызывают у меня вопросы, но трактовать можно по-разному, а разбираться, что с ними и почём, я буду точно не сегодня, если доживу. И так круг слишком широк, сузить бы.

Бернадетт поджала губы. Происходящее в последние минуты решительно ей не нравилось. Впрочем, пока не приняла яд раба Божия Агата, говорить о чем-либо - точно воздух сотрясать. Завтра ежели преживет эту ночь, ей будет, о чем подумать так или иначе. А сегодня остаётся только ждать и молиться, что сделан был правильный выбор. Или хотя бы не слишком неправильный... - Бернадетт смотрела на Агату. - Крепись, дитя моё. Коли невинна душа твоя, то обретёшь ты Царствие Небесное. Господь милосердный, спаси наши души грешные, - она осенила Агату, себя и всех присных крестным знамением.

- Уж коли выбирать промеж Агатой и Себастьяном, я выберу Агату, - молвила Бернадетт.

Так кто же спрятал зверя под личиной человеческой? Бернадетт тяжко вздохнула, и вздох этот был полон неподдельной скорби и печали. Ибо сказано: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные». А значит, мог облюбовать Зверь любое прежде невинное дитя, и сестру во Христе, и брата, и даже Одрика блаженного искусить, и ни в ком нельзя быть уверенной, что нет в нём греха отныне. Впрочем, в себе самой была уверена приоресса, как и прежде. Она знала, что не коснулся Зверь её дыханием своим, не осквернил её помыслов и не пошатнул веру. Однако более – ни в ком. Так кого же сего дня призвать на суд Божий? На кого направить длань, чтобы не навредить по слепоте своей преданным слугам Господа, да невинные души от беды уберечь? Тяжкий груз ответственности не давал покоя приорессе, и Бернадетт ничего не нашла лучше, как вновь опуститься на колени и вознести молитву, дабы наставил её Господь. Но то ли Господь решил оставить её в час испытаний, дабы укрепить веру её, то ли глуха она сделалась к гласу Его, но внятного ответа она не получила. В смятении направила стопы она свои в урочный час к погребу, в надежде, что происходящее там поможет и подскажет ей верное решение. Но посмотрев и послушав, поняла она, что надежды мало на сие. Разве что обратить взор свой на тех, с чьих уст легко слетают имена, ибо не сомневается тот, кто знает? Так кто же? Уж не Агату ли соблазнил коварный Змей адскими булочками? Али Лютере нашептывал? Ведь доходили слухи разные про окунёву кровь да травы. А ну как колдовство? – Бернадетт покачала головой. Прости, Господи, душу её, безгрешную, но мятущуюся во мраке, и направь. Она осенила себя крестным знамением. - Или кто-то из парочки из странного Странника и Анри, давеча сжигавшего идола? Времени на выбор оставалось всё меньше, а ясности не прибавлялось. Тем не менее, подозрения свои шаткие озвучила она пред собравшимися братьями во несчастье, и продолжала внимать, в надежде, что наставит её Господь и поможет сделать верный выбор.

- Два других выхода есть абсолютно точно - в монастырь, через который мы несли тело бедняжки Николь и в виноградники, через который мы выбрались в прошлый раз. Насчет засады я бы не опасалась - Жюстин не станет рассказывать англичанам о тайных ходах, а своих солдат у нее нет. Опасность может представлять тот змей, которого боялась Кати. Нам стоит подумать, чем и как мы сможем удивить нечистого, если он нам попадется. - В монастырь нам ходу нет, ибо воцарилась там ныне сила нечистая, - пробормотала Бернадетт. - А по поводу засады думаю, что тут и англичане на выходе не нужны: достаточно поместить в укромном месте преданную да резвую послушницу, а уж та поднимет голос не хуже гончей, и что мы тогда сделаем против войска бесовского в британском обличье? Да и потом, сильны уста лживые коварством своим: если Жюстин и инквизиторов обольстила напраслиной, то будем мы навроде ланей на лесной охоте. Впрочем, коли лаз раскопаем, через виноградники попробовать всё равно придётся, это единственный путь, авось по одному да схоронимся, не оставит Господь преданных детей своих в час испытания. А что до змея лукавого, - приоресса с грустной улыбкой покачала головой: - если и сотворил он сие, - бросила она взгляд в центр комнаты, - то явно действовал через посредников, вкладывая мерзость в души нечестивые...и иголку с ниткой в руки предательские.

- Я видела матушка, как настоятельница Жюстин люто бомбила выдала неестественную реакцию на наши поиски в пещерах. Казалось бы - что такого в нашем путешествии, достаточно было бы просто наложить запрет - и мы бы туда и сами не полезли. Однако же с завидным упорством она завалила все входы и выходы, как будто ей было что там скрывать. - Да, это странно, - согласно покивала Бернадетт. Что ж, как ни уповай на обратное, но в её версию о причастности Жюстин добавлялись новые штрихи. - Быть может мы разберем засыпанный лаз и отправимся в поисках другого выхода? А там наймем тех кто первым попадется, чтобы сопроводили нас к дядюшке, ну а у дядюшки уже и разберемся, кто там ведьма и кого будем жечь. Как вам мой план? - Мари закончила выступление и ожидала реакции. - Прекрасная мысль, дитя моё, при условии, что другой выход есть, и что не ждёт нас по ту сторону засада, учитывая, что Жюстин знает в аббатстве каждый камень. Впрочем, иного выбора спастись я не вижу. Нужно действовать, пока костры ещё не запылали. Среди нас есть мужчины, Одрика Господь, хоть разумением не наградил, да силушкой не обидел, да и слуга английской короны, коли не шпион супостатский, тоже захочет выбраться отсюда. Брат Себастьян, когда проспится, думаю, будет подспорьем. Надо попробовать разобрать лаз. - Неудобно, сестра, - как на духу ответствовал лучник. - Никогда не видел столько монахинь разом. И голова очень болит. Смущён и ещё как. Среди вас оказался именно я, потому что вы притащили сюда именно меня. Зачем? В ожидании ответа он достал из поясной сумки кусочек ивовой коры и положил в рот. - Неужели не очевидно разуму твоему, дитя, что не мы тебя сюда притащили? - с неподдельным изумлением ответила Бернадетт. - Или ты головы нам морочишь? - посуровела она, ибо объяснения присутствия в подвале этого супостата никак разумного не находилось. Предал своих? Бернадетт задумчиво почесала кончик носа узловатым морщинистым пальцем.

Занимались внебрачной связью, а не колдовством, - грустно сказала Жозефин, но потом обернулась и уже уверенным голосом гневно сказала: - Но кто безгрешен - пусть первый бросит в нее камень! - Связи внебрачные бывают, уж наверно, у того, кто в браке, - проворчала Бернадетт, поджимая губы, - а Констанс приняла обет безбрачия. Советую хорошенько усвоить это, сестра Жозефин, во имя спасения души твоей. Значит, - задумчиво протянула она, - всё-таки связь была, впрочем и без твоего свидетельства тут ясно. Неясно одно. По какому принципу нас отбирали в этот подвал. Допустим, я стояла на пути Жюстин в её коварных планах. Возможно, Маргарита, с её прозорливостью и осведомлённостью в делах сильных мира сего за пределами монастыря. Допустим, среди нас для пущей правдоподобности поместили настоящую ведьму, - она покосилась на огненноволосую красавицу, по-прежнему безмятежно спящую, - допустим так же, что Жозефин, Кристэль и блаженную Аниждю, да Создатель смилуйся, и Одрика, - убирали как свидетелей. Но остальные? Ну-ка говорите, сёстры и братья во печали, кто ещё что подозрительного слышал, видел...это поможет нам распутать клубок козней диавольских и приспешников его, - осенив себя крестным знамением, закончила приоресса. В чём вам опять виновны англичане: вино прокисло иль неурожай лягушек? - Удобно ли тебе среди нас, сын мой? - вопросом на вопрос ответила Бернадетт. - Не смущён ли ты создавшимся положением? Возможно, тебе есть, что сообщить нам...хотя бы, предположение, почему среди нас оказался здесь именно ты.

А если и виновна в мирских слабостях, то заслуживает прощенья, а не ябид отсталых умом, которые только порадуются, если сестру накажут, да посуровей. - Так виновна или нет? Понимаешь ли ты, дитя, оправдывая блудницу, - возвысила голос Бернадетт, - что мужчина тот по облику родом прямо из Гаскони? Понимаешь, что сестра твоя во Христе, коли согрешила, виновна не в мирских слабостях, а в тяжком преступлении против Господа, ибо дева, что не сумела усмирить плоть свою, приняв постриг, суть мерзостна пред Господом под сенью святой обители? Понимаешь, что повинна она не просто в сношении с мужчиной, а с возможным пособником врагов наших, посредством которых ты и оказалась здесь? Разумеешь ли, что не просто так он оказался в тех зарослях и хоронился общества людского?! - Приоресса впилась пылающим взором в несчастную. - Говори.

- Что еще за история с голыми трениями, прости Господи? - опешила Маргарита. - Сестра Бернадетт, ты знаешь, о чем говорит бедная девочка? - монахиня заинтересованно обернулась к сестре Франческе. - Вы правда ходили в келью матушки? Нашли что-нибудь, что объясняло бы эти ее чудачества? - и она обвела рукой подвал с узниками. - Может, у нее какие-то сатанинские книги были или тотемы, вроде этого нашего грешного кроля? - Лепетала давеча блаженная сия про трения непотребные, сестра Маргарита, - кивнула Бернадетт, поджав губы, - Да я, признаться, и не внимала речам бедняжки. Не до того было, и потом видимость нередко обманывает малых сих. Впрочем, - она обернулась к Жозефин, уже начавшей, по обыкновению, оправдываться и выкручиваться: - не прояснишь ли ты нам ситуацию, сестра? Кто был тот мужчина, с коим застала ты сестру Констанс, и что ты на самом деле видела? И во имя спасения души твоей, дитя, совет тебе мой от сердца: на сей раз не лги. Тем паче, что Констанс среди нас я не наблюдаю, а вкупе с тем, в чём подозреваю я Жюстин, картина складывается и впрямь удручающая.

*чуть раньше, до стихийного пробуждения* к вам не просто успеть!))) не дочитала, если что-то событийно пересекла, поправлю пост* - Приснится же такое, спаси, Господь…- Бернадетт осеклась и резко выпрямилась, отчего рука её выскользнула из чьей-то руки рядом. Оранжевое марево перед глазами потихоньку начало рассеиваться, старческие глаза, взгляд которых, впрочем, по-прежнему был остр, начали привыкать к полумраку подвала. Вокруг лежали люди. Сёстры, отец Анри, незнакомая девица в срамной одежде, прости, Господи, а волосы-то…даже англичанин…Что она делает здесь в такой компании, и почему они все держатся за руки?! Она как ни силилась, ничего не могла вспомнить. Однако руки были тёплые, а значит, все живы, но беспробудно спят...Бернадетт осенила себя крестным знамением, дабы вразумил её Господь и укрепил дух. И вгляделась в центр круга. То, что казалось поначалу непонятной бесформенной кучей, начало приобретать чёткие очертания… Несколько долгих мгновений по округлившимся глазам старухи приорессы можно было бы предположить, будто Ад кромешный разверзся перед нею и готов был поглотить и её, и сестёр, оказавшихся вместе с ней на краю бездны. Однако…серой не пахло. Воздух в подвале был ужасающе реален, а к вполне земному запаху вина и пряностей примешивался явственный сладковатый запах тлена. Как ни странно, это отрезвило Бернадетт. Она отвела взгляд от богомерзкой картины на полу, на ощупь опёрлась о стену позади себя и встала. На ощупь же пошла на звук к выходу из подвала, лишь затем, чтобы убедиться: они с присными заперты, а Жюстин… И молодой Ланкастер? Ещё несколько мгновений она вслушивалась в крики за дверью, и картина начала потихоньку проясняться, хоть и по-прежнему вызывала много вопросов. Надо заметить, что Бернадетт, хоть и являла собой образчик истинной веры, всё же достаточно пожила на этом свете, чтобы не путать козни Диавола с интригами его приспешников в обличии человеческом, хоть и являются вторые прямым следствием первого. На данный момент, хотя и не могла она припомнить, каким образом попала в подвал, было совершенно очевидно, что надругательство над бренными останками почившей блудницы она свершить не могла ни в коем разе. Разум её по-прежнему был ясен, вера крепка, дух силён… ещё более силён пред ликом испытаний грядущих, а картина в центре круга, хоть и была воистину омерзительна, всё же носила все признаки деяния рук человеческих. Также очевидно стало для неё, что во главе заговора стоит Жюстин, вступившая в сговор и с врагами государства, и с Врагом рода человеческого, и, вероятно, воспользовавшись присутствием в обители рыцарей Святого Престола, попыталась очернить её и сестёр пред ними. Зачем? Пока это ведомо лишь Господу и нынешнему Рогатому хозяину её. Бернадетт стала неудобна для её козней, и её требовалось устранить? Возможно, но тогда настолько, что аббатисса не поскупилась на ни на средства, ни на обстановку, бросив с ней в подвал кучу невинного народу (ведь надо же было додуматься ещё и Одрика сюда затащить? Неужели и его она собирается сжечь?) Губы приорессы решительно сжались. Что ж, Господь посылает ей испытание, дабы проверить веру её, и она не подведёт Господа, даже если придётся доказать ему преданность свою посредством очищающего огня. Если будет на то воля Его, она будет готова, она достаточно прожила на этом свете и ничего не боится. Но для начала - пожалуй, не будет дурного, если попытаться выжить и расстроить козни Нечистого, это ли не богоугодный исход испытания?.. Бернадетт нашла самый уединенный тёмный угол в глубине помещения, тяжело опустилась на колени и принялась молча молиться, дабы укрепить дух свой. Сколько времени молилась она, оставаясь глухой и слепой ко всему происходящему, сказать наверняка было затруднительно, но когда закончила, увидела и услышала, что её товарищи по несчастью уже потихоньку начали приходить в себя. И даже оживлённо делиться соображениями по поводу происходящего. Что ж, в святой битве неплохо бы обрести союзников. Но для начала следует отделить зёрна от плевел, компания уж больно разношёрстная. А ещё раньше – избавиться от богомерзкой картины на полу. Впрочем, вглядевшись, приоресса заметила, что с этим как могли, уже справились. Тем лучше. - Я тоже думаю, что это от вареной капусты всё! - воскликнула Жозефин, а потом смутилась и замолчала. - Дитя моё, - Бернадетт мягко улыбнулась, присоединяясь к обсуждению группки очнувшихся, – Известно, что Враг рода человеческого явиться может в любом обличье, и творить дела чёрные даже посредством осквернённой варёной капусты, но думаю я, раз не постигла тебя геенна огненная за давешнюю трапезу на лугу, то тут, стало быть, всё проще: нас опоили. Отнесли бесчувственных в подвал, устроили вот это безобразие на полу и заперли. Проделать всё это можно только значительным числом людей, один Одрик, благослови его Господь, весом будет с молодого телёнка. А значит, Настоятельница наша, спаси, Господи, её душу грешную, вступила в сговор с англичанами, и все мы можем пасть жертвами их нечестивых замыслов. Ведь совершенно очевидно, что никаких деяний богомерзких…по крайней мере, совместных, - добавила она, покосившись на странную девицу и англичанина, - мы не свершали, одно присутствие невинных душ наших скорбных главою Одрика и Аниждю тому порукой, ибо сказано в Евангелии: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное. А значит, укрепим дух наш молитвой и святой верой, и…попробуем расстроить козни вражеские и выбраться отсюда. Спасение невинных душ есть дело богоугодное, - закончила приоресса и, тяжело опустившись на артитные колени, принялась подавать пример истовой молитвой Отцу Небесному. Закончив молитву, она подошла к молодому лучнику и строго вопросила: - Молви же, супостат, как на духу, всё, что знаешь, да не лги, - ибо помни, что лжёшь невестам Христовым на святой земле.

Поначалу ничего не произошло. Капеллан начал читать молитву и крестить пламя. Через пару мгновений раздался слабый визг, который позже стал просто душераздирающим. Находиться в помещении стало невозможно, но Анри стойко продолжал читать молитву и крестить печь, ему вторили сестры и кажется молодой граф, который продолжал крепко сжимать меч. Спустя пару минут, пламя в печи поднялось столбом и все закончилось. Анри вытер пот со лба и попросил послушниц собрать золу как печь прогорит, и распорядился с молитвами зарыть пепел за пределами монастыря и окропить то место святой водой. Когда отворилась дверь в трапезную, в этот момент раздался душераздирающий визг слышимый на всю округу. Жозефин даже закрыла уши и перекрестилась от этого страшного звука. Он доносился прямо с кухни! Забыв про свои натруженные за день и разбитые артритом ноги, Бернадетт понеслась в кухню с резвостью молодой козы, не к ночи будь помянута. Лишь затем, чтобы констатировать, что бессистемное изгнание бесов на вверенной ей территории приобретает причудливые формы и массовый характер. Призвав всё Воинство Святое, дабы укрепило её дух в борьбе с Нечистым, старуха приоресса трижды прочла "Аве" и трижды - "Отче наш" над пеплом.