Yambie

Она тонула. В сером омуте. Гладила собственное плечо. На нем оставили невидимый отпечаток губ. Она целовала мужчин. Она их обнимала. Она смеялась вместе с ними. И она улыбалась им. Телохранитель, терпеливо ожидавший ее в обсерватории. Эльф в саду со странными ушами. Бард месье, угощавший ее сладостями. Щенок, который не знает меры. Чего-то больше. Чего-то меньше. Где-то чужое, а где-то родное. Святая. Если бы она слышала это. Святая. Ангел. Нет. Падшая. Падшая женщина. Глупые вы люди. Глупые вы мужчины. - Ко мне, - все также хрипло отозвался Мастарна, Улву на руки поднимая и оставшиеся два шага до двери в свои апартаменты преодолевая и плечом ее раскрывая. - Хочу тебя. Сейчас. Хочу. Сейчас. Как вещь. Правильно. Правильно вы меня прочли. Как книгу. Легко. И воспользоваться хотите. И я могу вами воспользоваться. Но не хочу. Всеми правдами и неправдами, но не хочу. Чего бы мне сейчас не хотелось. Пусть щеки вашей я пальчиками коснулась. И не вас... вижу не вас вовсе. Не эти глаза. Не этот оттенок кожи. Не эти черты лица. И улыбка… другая у вас улыбка. - Вик… тор… Не попрошу. Не посмею. И никогда не буду претендовать. Не изменю чью-то жизнь одним своим присутствием. Чего бы я не хотела. Позволю исчезнуть всему этому. Как будто никогда не существовало. Никогда не рождались, чтобы встретить того или другого человека. Горькая улыбка тронула ее губы. Мастарна. Глупый ты Мастарна. Я тобой не воспользуюсь. Но чего-то взаимного… к тебе никогда не почувствую. - Прости… Другой человек. Другой мужчина. Ладошка ложиться на грудь телохранителя. Мягко и настойчиво отталкивает от себя. - Я хочу уйти. Прошу вас.

- Да, играю, - ответил Лар и осекся вдруг, снова в глаза алые посмотрев. И кое-что важное поняв. - Играете? Она сложила ладошки вместе, а глаза по-детски засияли. Подумала, что раз не Крассу мессиру, то Мастарне можно предложить собрать компанию в то или другое назначенное время и поиграть в карты. Сказать ничего она не успела, потому что ее руку схватили и настойчиво начали тянуть за собой. - Пойдем, - хрипло проговорил Лар, взяв Улву за руку и за собой потянув. До комнаты его всего три шага, недалеко совсем. - Пожалуйста. - Зачем? – недоуменно спросит Улва, попытавшись освободиться от хватки. У нее получилось. И упала на пол. Захлопала глазами, глядя теперь на Мастарну снизу вверх. - Ку… куда пойдем? За картами? Во двор? Или... или вы этого хотите?

Невинность. Которая привлекает и провоцирует обнять, а потом утащить в уголок поукромнее. "Надо в бордель. Точно надо", - мелькает вдруг мысль. Да, загнал он себя, нельзя мужику без бабы так надолго, скоро, чего недоброго, вообще разум потеряет и только об одном думать способен останется. В коридоре стоит дракон. Горячий. Готовый. Недоуменный. И неудовлетворенный. Дракон, которого мгновенье назад целовали и трогали, где только вздумается. Дракон, с которого не хотели полностью снимать платье и сапоги ради пи-кан-тно-сти момента. Дракон, которого просили повернуться на живот, но тут вдруг неожиданно… В коридоре стоит дракон. В образе красноглазой женщины. Женщина читает телохранителя, стоящего напротив, как открытую книгу. И утвердительно кивает в такт его мыслям. «Вам надо в бордель» Сама невинность. - Просьба простая, - повторил Лар. - Поучишь меня навыкам выживания? Палатку ставить и убирать, костер разжигать.Тут задний двор просторный, место удобное. А ты такая красивая...то есть, умелая, Улва, - поправился Лар, - тебе это труда не составит. Улва нахмурилась. Навыки выживания не ограничивались установкой палатки али разжиганием костра. Однако она могла обучить телохранителя конкретно этим двум основам. Если в этом он именно и нуждался. Собиралась ответить Мастарне, но, спохватившись, задала неожиданной такой вот вопрос: - Мессир, а вы играете в карты?

- Улва, здравствуй! У меня к тебе просьба одна, для тебя легкая. И...ты не скажешь, что там в комнате случилось? - не удержался все-таки, любопытство жгучее нашло себе дорожку в виде вопроса нескромного. Что… там происходило? Ну… как вам сказать. Сначала там происходил Орлей. Или Тевинтер. Или все же Орлей. Или Орлей и Тевинтер одновременно. Потом произошла Неварра. Потом рыжее бедствие. Потом Орлей решил, что происходить уже не так весело. Он ушел происходить в другое место. За ним же последовало и рыжее бедствие. Как вы сами, должно быть, видели, мессир. Потом Тевинтер расстроился из-за происхождения комнаты. А потом он вовсе пал в горечь и печаль в объятьях Неварры, поскольку у него теперь вообще ничего не происходило. Как сказать вам... вкратце? Что там происходило. - Политические выборы. Ну, да. Верно. В комнате происходили политические выборы. Никто не пострадал. За исключением комнаты. - Какая просьба? Пальчики в замочек. Осанка прямая. Сама невинность.

- Прости, - и добавил, выпуская из объятий. - А прислуга на что? Иди, я тут сам... разберусь. Не уходит. Пока что не спешит уходить. Смотрит в эти серые омуты души. И снова тонет. Разве… могло быть иначе? Улва встала с кровати. Поправила подол и завязочки. Распущенные волосы слегка растрепала. Все еще не спешит уходить. Кладет ладони на плечи Красса мессира и дарит последний уже более целомудренный поцелуй. - Отдохните, мессир, - шепчет, касаясь лобиком лба. Уже возле двери оборачивается, чтобы кивнуть мужчине на прощанье. Вышла. Удалилась. Как будто в комнате этой и духа ее не было.

- Улва... - он поцеловал её бедро, сел рядом и с грустным облегчением сообщил: - Извини, что-то я перегорел сегодня. Виновато улыбнулся и замер утомлённой статуей. Дракон застыл. Горячий. Готовый. Недоуменный. И неудовлетворенный. - Щенок… Комната залилась звонким девичьим смехом. Ты-то? Ты перегорел? Кто за завязочку тянул? Кто трогал меня? Целовал? И вдруг… вдруг… вдруг! - Щенок! Улва приподнялась и обняла Красса мессира. Клюнула его носиком в щеку, а затем поцеловала в уголок губ. Ну и что мне с вами делать? Что мне теперь делать? Вот вы знаете? Я не знаю. Как мне теперь быть? Могу, разве что, из объятий своих пока не выпускать. Волосы взъерошить, не спросив разрешения. Коснуться губами виска. Легонько укусить ушко и снова клюнуть носиком в щечку. - Принести еще воды?

- А может, ну её эту комнату, - серые глаза Красса мессира лукаво сверкнули новой неуёмной похотью. Взгляд медленно скользил по совершенству. Нет. Ни глаза, ни волосы, ни губы, а грудь. Шедевр. Вы только посмотрите. Под тонкой тканью упругая вздымающаяся плоть. С бархатистой кожей и напряжёнными сосками. Одно движение, и он рядом. Склоняется к завязкам и, схватив одну зубами, тянет. На пол пути затих и с хулиганской улыбкой уставился на девушку. Продолжим? А вы монстр, Красс мессир. Вы это знаете? По сравнению с высотами Орлея, вы маленький хитрый монстр. Поглумились божьи часы над заклятым врагом Неварры, а теперь свои наэлектризованные похотливые пальцы к ней тянете. Вернее зубами к себе тянете. За завязочку вот эту. А я смотрю, наблюдаю, как будто это обычное ежедневное такое дело. Нет. Смотрю на вас. Как на щенка. Мебель испортил, вредничал, хулиганил, а теперь подлизывается, как сущий ангелочек. Глаза серые только выдают. Говорят, что на самом-то деле тот же чертенок. Уже с новыми мыслишками, чтобы еще такого начудить. Улва коснулась ладошкой щеки Красса мессира. Нежно погладила. Вздохнула и закрыла глаза. Хотела? Хочет ли? Это ничье личное дело, что хочет красноглазая неваррка. Она никому и ничего не скажет. Не поделиться сокровенным. И… и ее глаза выше находятся. Между прочим. Ноги она вытянула вперед. Попутно постучав каблучками по полу и битому стеклу. - Снимите сапоги, - попросит Улва, уже не отрывая взгляда от Красса мессира. - Будьте добры. И не порвите платье… ах, Боги с вами! Порвете и не покраснеете. Ну, хоть порвите так, чтобы я зашить хоть могла и на улицу выйти в человеческом виде. А не так, как будто я только что от дракона.

- Красивое платье. Сама шила? Улва посмотрела на центуриона с нескрываемым удивлением во взгляде. Ладонь еще гладила плечико, на котором мгновенье назад оставили невидимый отпечаток губ. Она улыбнулась Крассу мессиру той же улыбкой, что и месье. Переоцениваете вы мои навыки, мессир. - Я бы сшила что-нибудь более простое, - глаза она опустила, пальчики провели дорожку вдоль линии ключицы. - Сегодня… я себя побаловала. Снова рассматривает комнату, представляет, что за хаос тут все-таки происходил. Богам лишь ведомо. И останавливается на шторах… каменных. Это как месье еще в живых остался после такого? - Мессир… может, я могу вам как-нибудь помочь? С комнатой.

- Извини, - покаялся от всего сердца, - Я, кажется, всё. Разумеется вы все. Сколько часов мне пришлось слушать ваши с Крассом мессиром крики, стоны и бранные слова. Не только я одна это все выслушивала. Вот и Патрик-рыжик пришел… за одеждой. Которой, наверно, уже нет. Улва позволила себе нежно улыбнуться. Закрыть глаза и едва губами коснуться макушки месье из Орлея. Беспечный, неугомонный вы, месье.

- Улва, - наконец-то он мог говорить, хоть и со слегка неровным придыханием. Улва сидела. Ждала. Чего? Он пожал плечами. Снова, - Хочешь к нам? К вам. Эхом в милой головушке почти прозвучало. К вам. И как-то неровно вдохнула, но осознать – осознать еще ничего не успела. И не краснеет и не смущается, чертовка. Правильно отметили. Может, думает, что здесь нечему смущаться. Но на вопрос отвечает вопросом. - А… хотите? Лица. Лица знакомые взглядом ловит. И присматривается ближе. - У нас тут чисто, - почти достижение, помято только. - Снимай сапоги... А! - опомнился, прижал к голому животу кувшин. - А ты прочитала про храмовника спешащего по Кругу. Ту главу, где он с другом спешит к эльфийке? Там много кто спешил, что от этой спешки Улва запутаться успела. Спешит храмовник. Спешит друг. Спешит эльфийка. И спешит вдруг Патрик. И не успевает только Улва ответить Крассу мессиру. О, Патрик! Какая интересная картина, должно быть, перед твоими глазами открылась... - Привет, Улва, мусью Виардо! Вы тут что, репетировали убиение дракона? Пьесу. Пьеса о неваррской воительнице, бросившей вызов древним драконам Тевинтера и Орлея, которые пробудились из долгой спячки. Это же всеми известная пьеса!

А красноглазая подруга тем временем продолжала смотреть в невидимую точку перед собой, не замечая взглядов, которыми одарили ее. Наверно, думала, что прикупить такого на рынке и не остыл ли чай в ее комнате. И не разлила ли она этот самый чай на чертеж. И вообще все подозрительно притихли, а тихоней только ей одной позволено быть в этом отряде. Вода. Я ведь воду принесла, конечно. Улва вздохнула, подняла взгляд чуть повыше. Нахмурила брови, будто бы вновь осознавая, в каком хаосе она сейчас находится. Еще один вздох. Вновь опускает взгляд к невидимой точке. А хорошо молчим. Вдруг подумалось Улве.

Я вижу стекло. Только я здесь единственная приодетая, красивая и в сапожках на высоком каблуке. Впору гордо вздернуть носик и положить свободную ладонь на пояс. Как единственная в этой комнате, кто голыми ягодицами не блещет. И вообще дева святая, как не раз говорили. Но вспомним о скромности… Улва снова прокашлялась в кулачок и подошла к кровати, которую полностью оккупировал своей высокой тушкой месье. Ему-то кувшинчик передали, а сама Улва, присев на краешек кровати, закинула ногу на ногу, попутно подправив подол платья. Обхватила ладонями колено. - А вас слышно было. Очень хорошо. Констатировала она очевидный факт, который мужчины и сами знали. И вряд ли шибко стыдились оного.

- Войдите, - разрешил орлесианец, прикрывая глаза. На стук надо отвечать. Эта нехитрая истина была вшита в рефлексы куда глубже осознанных реакций на происходящее. Разрешение получено. Свободная ладошка легла на ручку двери. И теперь милый потрошитель могла сполна оценить картину устрашающего жанра во всем искусстве. Мужчин приветствует та, которую ни с кем нельзя спутать. Нельзя спутать с какой-либо другой женщиной. Особенно, когда темные губы произносят глубокомысленное и родное… - Э? Над комнатой надругались. Забыли про все святое в этом мире и надругались. Иначе она не знала, как это все можно было описать. Какое-то время взгляд блуждает по комнате, оценивая, ужасаясь, восхищаясь, а потом останавливается на насильниках комнаты. Виновниках этого… она до сих пор не знает, как это даже назвать можно! Улва громко засопела, сверля кровавым взглядом полуобнаженные фигуры. Со стороны это даже выглядело еще более устрашающее, чем вид самой комнаты. Голые мужчины, в обнимку лежат на кровати. А на пороге женщина в черно-белом наряде с горящими как у демона глазами. Сама смерть пришла за их грешными душами. Улва опять громко засопела и захлопнула за собой дверь. Достаточно и ее личика любопытного. Прокашлялась в кулачок и скромно опустила глаза. - Я вам воды принесла. Заботливая дева старательно продолжала заботиться об окружающих.

Чтобы не происходило в соседней комнате, Улва слышала слишком много. И слишком отчетливо. Какие-то стоны, крики, слова на чужом и родном языках, постукивание стеклянных изделий. Кажется, именно в ту комнату надвигался метеоритный дождь. Маленький такой. Скромненький метеоритный дождь. Вначале было даже весело. Милый потрошитель тихо хихикала, отвлекаясь от чтения книги. Но затем стало очень страшно. Сначала за людей, которые находились в той комнате. А затем за себя. Потом Улва захлебнулась чаем. Спустя весьма и весьма долгое время, прежде чем… звуки успели стихнуть, Улва подошла к двери, - несчастному свидетелю, а то и жертве, - держа в руках кувшинчик с холодной водой. Дверь была полуоткрыта. Демонстрируя каждому любопытному носу только часть того хаоса, учиненного от рук не то одного человека, не то двух. И пусть Улва родилась не в знатной семье, но правила приличия ей не были чужды. По крайне мере... В полуоткрытую дверь робко постучались.

В милой головушке милого потрошителя родом из не менее милой Неварры прозвучал колокольчик. Дзинь! Это оказалось известие за очень неожиданное открытие. Даже вопреки тому, что никто особо ничего не скрывал. Смотрите сколько хотите. А ведь милый потрошитель догадалась, нет, более пристально присмотрелась к этому только тогда, когда верхом на черном коне уже оказалась в пределах смутно-знакомого города. Она позволила себе удивиться. Более того! Она закрыла рот ладошкой, чтобы сдержать смешок, и отвернула голову. О, замечательная би-жу-те-ри-я там продается. Надо не забыть. Ой, извините, я уже забыла. Дзинь! Бутоны! Ах, вы дерзкие бутоны! Уже в своей комнате «Отдохновения» Улва упала на кровать и уткнулась лицом в подушку. Плечи задрожали. Могло показаться, что милый потрошитель плачет. Жалобно всхлипывает. Но едва она убрала подушку от своего смуглого личика, как вся комната залилась звонким, мелодичным даже смехом. На кровати Улва перевернулась на спину, согнула колени, ухватилась ладошками за живот. И смеялась. Долго смеялась. На Антуана упал рояль! Ах, эти завоеватели рогатые и их пристрастия чудаковатые! Я вызываю вас на дуэль, мсье! Ловите перчаточку! Я имел в виду мечом, но, ладно, можно и зубами. Не спрашивайте меня. Не спрашивайте, почему я смеюсь. Я хочу смеяться! Я буду смеяться. Эта комната мой смех надолго запомнит. И еще скучать будет, когда духу моего здесь больше не будет. / / / Короткая дрема. Свернувшись клубочком. Потом как любой женщине велено – уход за собой. Термы как всегда с любопытством встречают. В этот раз Улва отвечает взаимностью. Хоть и не улыбается уже. Не смеется. В собственной комнате волосы расчесать, заплести в пышную косу. Отросшую челку, которая уже почти закрывала собой рубиновые глаза, укоротить. Рубаха, штаны, сапоги? Нет. Платье. Разрешите мне такой каприз. За столом рассматривает найденный чертеж арбалета. Рядом блюдце с порезанными на дольки яблоками и глиняная чаша с чаем. Где-то в «Отдохновение» тонет мелодия скрипача, а Улва вдруг неожиданно вспоминает, что Крассу мессиру предлагала в Круге. Посидеть в компании. Выпить и поиграть в карты. Улва прыснула, прикрыв рот кулачком. Нет. У Красса мессира, скорее всего, планы уже назначены далеко наперед. Пусть мессир отдохнет как следует.

- Улва, прости, что беспокою, но...ты не поможешь мне и Децимусу убрать палатку? Ничего не получается, - изрядно смущаясь и не смотря на девушку, попросил Мастарна. Смущение. Мне оно не чуждо. Только не могу сказать, что вам оно идет, мессир Мастарна. По крайне мере я верю, что вас окружало более целостное общество. И вы понимаете и, особенно, умеете управлять своими эмоциями да чувствами. Черный конь заржал. Топнул копытцем по земле. Наверняка засмеялся и массивный меч, но Улве так не казалось. Личность его, как верила, серьезная и надменная. У него богатый опыт. Он многое повидал. Его должны были передать в руки Ранеку, но он сбежал. Обещал забрать с собой Улву, но не забрал. Не хотел ее долго ждать. Мессир Лурц. Большой ребенок. Маленький брат Мастарны. Ах, Боги, как это мило. Маленький кудрявый брат. Но моя сегодняшняя чрезмерная странность никуда не делась. Палатку помогли собрать. Не сиюминутно. Отвлекаясь на посторонние мысли. Но собрали. Она выслушала, что дневник просто так не прочесть, - нет, опять гуляла в лабиринте собственного сознания, половину сказанного пропустив мимо, - а за оккупированную территорию не знала что предложить. Маротиус? Какие на этот раз коварные планы у тебя на уме?

Ее попросили. И она смотрела. Наблюдала. Как загипнотизированная. Ни жеста лишнего, ни словечка, ни одного более сказанного словечка. Как же трудно с этими словами. Кажется, что лишний раз без них можно обойтись. А потом, неожиданно, цепляешься за них, как за спасательную веревку. Эту веревку опустили в глубокий и темный колодец, наполненный холодной водой. Туда случайно упал человек. Не заметил. Толкнули. Нарочно. Звал о помощи. И также нашлось в этом колодце какое-то время подумать. О многих вещах. О людях. Мертвой девочке и ее ключике. Крепко сжимала эту вещичку в своей хрупкой ладошке. Ее матери – Эмме Девар. О холодных губах этой женщины, кои оставили свой отпечаток на лобике красноглазой девушки. О человеке, с которым та самая красноглазая девушка проспала в обнимку всю ночь. И о Лурце мессире, который неожиданно резко изменился на глазах. И тотчас остался самим собой. Просто показав ту иную сторону, к которой раньше особо не присматривались. Обо всем. Обо всех. Особенно думали об этой почерневшей тушке. Дурно же от нее пахнет. - Сгорело, - как-то обыденно произнесла Улва. Ни жеста лишнего. Ни словечка. - Я отойду. Извините. И уходит. Уходит к тому месту, где стоят лошади с драколисками. Подходит к коню черной масти и гладит того по шее. Я тебя забыла, Чернуша. И вот опять вспомнила. Да. Плохая из меня хозяйка. Но мне позволено. Мне позволено быть сегодня немного странной. Хорошо. Более чем странной.

- Что? - хрипло произнес Децимус, поворачивая голову к неваррской воительнице. Она опустила глаза. Не ожидала, что он ответит. Не знала теперь, что и сказать. Следовало ли говорить. Хоронила книги она вместе с другими. Кудрявому мессиру впредь и на нее злиться. - Мы… не можем уйти. Мы должны… забрать оттуда ваши книги… мессир.

- Убирайтесь, - произнес он тихо и холодно. И тут же крикнул, громко и зло: - Убирайтесь отсюда все! Было непривычно увидеть мессира Лурца... вот таким. И слушать его слова в подобном тоне. Как будто это уже совсем другой человек. - Мессир, - обратилась она несмело к магу.

Кто-то был рядом, когда она проснулась. Не ушел. Не исчез. Теплый. И крепко спит. Лежала рядом, когда открыла глаза. Вчерашняя картина полутьмы сменилась яркими и отчетливыми очертаниями, вновь приобретя цвет и форму. Прислушивалась к непрерывному ритму в груди и игнорировала все остальное. Вчерашний день казался теперь сном. День сегодняшний… тайны свои раскрывать не спешил. Не хочу. Придется. Осторожные движения. Чтобы не побеспокоить спящего. Смотрит на его умиротворенное лицо. Бесстыдно рассматривает. Пользуется моментом. Касается ладошкой его щеки и целомудренно целует в губы. Шалость. Могла себе позволить. Невинная шалость. Освобождается из чужих объятий и уходит. Нет. Не совсем уходит. Возвращается со вторым одеялом и накрывает поверх первого. Аккуратно укутывает ими спящего человека и дарит второй поцелуй в лоб, опустив ладошки на широкие плечи. Выспитесь, месье. И прогоните все дурные мысли прочь, если это будет возможно. Удаляется. На-сов-сем. Необходимо найти дрова для костра, но и ее, Улвы, попытки оказались такими же тщетными, как попытки вернувшегося Красса мессира. Тем не менее, ее это не расстраивало. Скорее всего, сегодня ее трудно будет чем-либо расстроить.

- А хочешь? Она открыла глаза. Ничего. Почти ничего не видела. Все исчезло. Сама себе провидица. Хотя слышала еще биение чужого сердца. И знала, точно знала – это тоже пропадет. Оставалось глаза закрыть и больше их не открывать. Из одной тьмы вернуться в другую. Тихо прошептать ответ: - Нет. И остаться рядом. Раз никто ее не прогонял.

- Спасибо. Когда шепчет, он всё-таки касается губами её уха. Чтобы не забыла, если ещё захочет вспомнить. Видела. Не жалко. Никто никому нечего не запрещал. Никто никому не разрешал вешать на себя цепи. Одно мгновенье. Второе. Третье. Четвертое. Потом можно идти дальше. Не заглядывать в будущее. Но и не вспоминать прошлое. Здесь и сейчас. Приглушенно спросит: - Мне уйти? Хотя не размыкает свои объятия. Не поднимает голову. Не открывает глаза, которые сейчас закрыты. Даже прижалась еще чуть ближе к тому, кто сидит рядом с ней. Но я уйду. Если вы этого хотите.

У скалы на тёплом походном одеяле месье, господин и тот ещё нахал сгрёб в охапку понурившуюся неваррку, зарылся носом в волосы и, кажется, ждал, как она будет выбираться. Оттолкнуть. Следовало оттолкнуть от себя того, кто также осмелился сегодня на подобный жест. Извиниться и уйти или покинуть человека в мертвом молчании. Она удивилась. Не соврет. Соврет только насчет того, что хочет вырваться из чужих рук. Нет. Не хочу. Не сейчас. И также робко, нет, боязливо касается ладошками спины того, кто ее обнял. Как будто боится навредить, как будто боится зацепить что-то очень хрупкое. Как будто боится вызвать злость и ненависть у этого человека по отношению к ней. Как будто боится, что он начнет над ней насмехаться. Но я могу? Мне можно? Обнять. Коснуться щекой груди. Услышать чужое сердцебиение. И растянуть. Растянуть немного этот момент. Хотя бы пока мне не станет так трудно дышать. Пока не забуду, что за мир вокруг меня существует. Пока не забуду людей, что меня окружают, не забуду вас и себя. Еще немного. Пожалуйста.