Yambie

- Несовпадение интересов могло послужить причиной их изгнания. Возможно, - он согласно кивнул. - А откуда ты столько знаешь о морталитаси? Ты ведь потрошительница. Есть знакомые? Маленькое и приятное открытие. Мессир Красс – неварран. Лишь наполовину, но пусть так. Приятным являлось само осознание, что чьи-то корни в отряде также берут свое начало из государства, в котором живет Улва. Интересно… Обрадовался бы чему-нибудь такому господин Виардо? Если бы узнал, что кто-то родом из Орлея, хотя большую часть жизни прожил в Тевинтере? Кругом чужая культура. Иные взгляды на быт. Сама красноглазка не постесняется сказать, мысленно допустить, что рада хоть что-нибудь слышать о самих некромантах Неварры. Даже если и здесь они могли работать над чем-то грязным и пыльным. Морталитаси? Ошибаетесь. - Я знаю о них не так много, мессир, на самом деле, - покачала головой Улва. - В конце концов, я сражалась с ними против кунари те три месяца. Кто-то из моих товарищей мог иметь с ними дело. Слухи… слухи играют немаловажную роль. Но вся картина происходящего останется в их замкнутых кругах.

Кое-что ее начинало удивлять. Красс мессир не разговаривал с ней так… много. Все обычно сводилось к коротким фразам. Одна сторона все же продолжала говорить, когда как другая могла и вовсе молчать. Кивать или отрицательно качать головой. Интерес вспыхнул в рубиновых окнах души и Улва начала слушать тевинтерского мага, не отрывая от него внимательного взгляда. - Я всё думаю о том поселении морталитаси. Что их в горы-то загнало. Жили бы здесь, по соседству. Строили свои мавзолеи. В горах холодно. Выживать трудно. Странно всё это. В Неварре некроманты прекрасно уживаются рядом с другими магами, а здесь какая-то вынужденная изоляция. - За пределами Неварры морталитаси боятся, мессир, - негромко начала Улва. – Их искусство… специфично. Смерть. Со смертью некроманты могут творить разные вещи. Устраивать кровавые пиры, танцевать и петь. Податься извращенной любви. Любви к тому, что должно покоиться с миром. Некроманты порой нарушают порядок бытия. Ради забавы. Ради экспериментов. Но с этим осознанием, - даже не являясь магом, - Улва жила всю свою жизнь и принимала как данность. Вот ведь, Красс мессир. Перед вами стоит потрошитель. Еще одна гордость Неварры. - Ваши маги... люди могли бы не понять природу их занятий. Более того… то, чем могли заниматься морталитаси именно в горах, в отчуждении ото всех – касалось бы только их личных интересов, - Улва опустила глаза, на какое-то время растянула молчание. - Каких именно интересов – вы сами знаете, мессир. Ваши маги… были бы нежелательными зрителями для них.

- На некоторые вопросы лучше никогда не знать ответов, Улва, - сказал он ей и перевёл разговор в более приятное русло. - Как тебе бал прошедший? Ни-ког-да. Почти как вечность. - А? А это… Опустила глаза, сложив пальцы в замок. Тепло. Тепло вчерашнего дня еще согревало сердце. Платье, серьги, туфли. Танцы, смех, разные взгляды. Объятья. Невинные и пылкие. Робкие и грубые. Поцелуи. Она кивнула. - Это… было хорошо. И не могло быть иначе. Замечательно! Уж особенно для той, кто не принимал участия в подобных празднествах. Не могла. Да и когда ожидала больше скуки.

- Если бы ты знала, как ты права. Я не представляю, что мы ищем. Я даже не уверен, что Лурц знает. Но посмотри на состав нашей группы. Шпионы, убийцы, профессиональные военные и Лурц, который на вес лириума. Как думаешь для какой цели собрали такую группу? Уж явно не пару книжек найти. А что касается политики... тут всё сложно. Но мы лишь пешки в чьих-то руках. Одно я могу сказать почти наверняка. Кто бы не играл в этой игре. Им нужен Лурц. Вишенка на большом торте Стагирита. И нужен живым. И его будут делить. Кто? Я пока и сам понять не могу. Так что ты права. Тевинтер затеял игру. Точнее сказать игру в игре. Верно. А ведь верно. Для каких-либо записей впору было отправить одного Лурца мессира, его рабов, да пару телохранителей – давно почившего Туца и Мастарну. Более того оный поход мог обойтись без происшествий, как таковых. Но правда ли, что этому «кому-то» нужен мессир кудрявый живым? Когда под огонь именно он и попадал. Можно ведь было избавиться от этих же убийц, шпионов, потрошителей да вояк в первую очередь. Одним. За другим. Методы? Право, все же методы для «убийства» мессира кудрявого применялись не самые… качественные. А произойдет ли еще нечто подобное? Должно. Теперь просто обязано. Улва нахмурилась и покачала головой. - Но… зачем? Зачем эта… эти игры? Какую выгоду от всего этого получает Тевинтер? И мессир Лурц, он... Не договорила. Красноглазке казалось, что ей до всего этого нет никакого дела. Она стоит в стороне ото всех. Выполняет лишь то, о чем ее попросят. Сейчас вопросы, абсолютно новые, начали нещадно терзать любопытство. Пробудили... настороженность. Отчего глаза рубиновые на миг засверкали.

- Откуда такие выводы? - Красс улыбнулся. Из неё бы вышел не плохой политик. Скользнула мысль. Если бы она догадалась. Если бы она догадалась, что за мысль проскользнула в его сознании. Нет. Ошибаетесь. Издавна волку нет никакого места среди львов. - То… нападение в лагере на мессира Лурца. И бал… тоже на мессира, - Улва помолчала, прежде чем продолжить. - Мальчика попросили передать книгу. Но отчетливо рассмотреть лицо этого человека он не смог из-за дорожной мантии. Сапоги разве что… он сказал, что такие сапоги носят в Минратосе. Черные с серебром. Сегодня она необычайно щедрая на слова. Но в том была необходимость. Может и у Красса мессира имелись некие подозрения. С самого начала. - То, что мы ищем… это то, чего не следует искать? Рискнула предположить Улва.

- Ты пленника допрашивала? - сразу не сообразил мессир. Видно скорый отъезд вкупе с ведром целительного кипятка немного спутал его сознание сегодняшним утром. До-пра-ши-ва-ла. Неправильное слово. Спросила. Так звучит лучше. А потом хотелось смеяться. Очень долго смеяться, ухватившись ручками за животик, съежив плечи и, в конце концов, упасть на землю, свернувшись в клубочек. Продолжать смеяться. Но получилось так, что всю дорогу Улва шла хмурая, что ожившая тучка в образе неваррской девы. Но кое-что ее беспокоило. Нет так сильно, право, что после этого улетучивался весь сладкий сон. - Мессир… могли ли из столицы Тевинтера отправить еще одну группу? Вслед за нашей.

Этим коридорам конца и края нет. Не потому, что их много. А потому, что некоторые из них были чересчур длинными. Хоть все комнаты используются по назначению у этих треклятых магов или то специально выделенные, полочки большие, для коллекции пыли? Остановилась. Зажмурилась и дернула плечиками. Так бы и стояла какое-то время посреди каменного сооружения. Но не одна. Эхом раздаются чужие шаги. - Мессир Красс! Окликнула она тевинтерского мага, подбегая к тому. - Мальчик… пленник высказался.

Патрик не стал перечить Красноглазке. Встать на пути у Потрошителя? Он еще не сошел с ума. Да и статус неваррки был повыше. Сам то он плевал на все статусы, но вот местные... не поймут. Улва благодарно кивнула рыжику. Ладони ее легли на плечи мальчика. Его она проводила прочь из подвала, а там – за ворота самого Круга. Можешь не оглядываться. Можешь ничего не говорить. Если ты и виновен в чем-то, то оное к тебе вернется. В той или иной форме. - Иди. Единственное, что скажет напоследок мальчику Улва.

Подвал - Раньше надо было о сестренке думать! - рявкнул Рыжий и прищурясь глянул на пацана: - Если она у тебя действительно есть, в чем я не уверен. Не хватало еще мальчика расспрашивать о несуществующих сестрах. Разумеется! Ведь это именно та самая информация, в которой сильно нуждается их отряд. - Отойди. Будь добр, - попросила Улва рыжего да ушастого. Мальчик сказал, что знал. Держать его дальше - комедия жизни.

Подвал О чем еще можно расспросить мальчика? Улве казалось, что все возможные вопросы исчерпаны. Ей так казалось. В игре принимают две стороны. Их корни ведут в столицу Тевинтера. А вот чего добивался рыжик? Его разве что дело. Отпустить? Это не в моих обязанностях. И не в моих интересах. Я здесь не хозяйка. Ты, мальчик, предоставлен самому себе в этой жизни. Только Богам известно, сколько уготовано тебе времени бытия. Бессмысленного бытия… - Не надо, - воспоминания о частичной заморозке ещё не выветрились из памяти. - Я скажу. Меня наняли. Чтобы я специально эту книжку подкинул этому вашему. Но про человека в дорожной мантии я вам правду говорю. Он такой и был. А на пять золотых я могу пол года жить, если экономно. Вздохнула. Закрыла глаза. Пять золотых монет. Пять. Чтобы жить. Чтобы прожить полгода. Чтобы было что поесть. Чтобы было что попить. Чтобы было где спать. Сердилась бы я на тебя, будь на месте Лурца? А сердиться ли он на тебя? Кто-то, быть может, подобное сейчас чувствует на месте кудрявого мессира. Нет. Мальчик не виноват. Он не мог знать. Не стоит все зло выплескивать на него. Не стоит только потому, что он не смог спрятаться в тени. Улва встала со стула и подошла к юному пленнику, чтобы освободить того от пут. - Иди. Иди, если тебе будет куда возвращаться. Урок ты усвоил.

Подвал - И куда же тебя отпустить, сиротка? - Патрик задумчиво посмотрел на пацана. - К бургомистру или обратно к щедрому книгодарителю с его подарочком? Только на этот раз перчаточки придётся оставить. А кстати, откуда они у тебя? И ливрея тоже... Эх, жаль паричок потерялся! Улва, как думаешь, пойдут мне мне ливрея и парик? Улва ленивым взглядом окинула рыжика с ног до головы. Нет. Не слушала. Нет. Не представляла. Рубинки опять смотрят в сторону мальчика. Нет. В словах все же был какой-то смысл. - Вы думаете я не в штате дворца? - слишком уж горячо возразил пацан. - Да я там уже год служу! Можете спросить! - А после случившегося, - отстраненно начинает Улва, - тебя хоть захотят видеть там снова?

Подвал - Он в капюшоне был. Борода, усы. И сапоги. Дорогие. Чёрные, окованные серебристым. Такие мессиры в Минратосе носят. Столица? Из столицы наемников безликих. И из столицы самих убийц. Что такого в этом походе, где одна сторона ответы ищет, а другая, наоборот, спрятать их хочет? Так ли это... Улва закрыла глаза. Рыжик задал свои вопросы мальчику.

Подвал - Мне пообещали денег, если я передам книгу вашему мессиру и скажу, что это подарок бургомистра. Он подошёл на балу. Мужчина в дорожной мантии. Я ещё подумал, как его на бал-то пропустили. Он дал мне пять золотых и книгу. И ушёл. А я передал. Улва чуть наклонилась вперед. - Он не представлялся? Помнишь его лицо?

Подвал - Отпустите меня, миледи. Я ничего не знаю. Меня попросили передать. И всё. - А кто именно попросил тебя передать? Не тот человек, чье имя назвали и поверили. Кто-то другой, быть может? Она села назад на стул, закинув ногу на ногу. В ладонях все еще держала глиняную чашу. Вздохнула. - С тобой ничего плохого не сделают. Я не сделаю. Он не сделает, - имея в виду Патрика, подчеркнула Улва. - Скажи, как все было. Пожалуйста.

Подвал Он промолчал. Посмотрел на неё исподлобья. И опустил голову. Хотелось пить. Болели стянутые путами руки, и тело окоченело от сырости и холода. Меня не утруждает твое молчание, мальчик. Мы можем просидеть так весь день. Более того - сутки. Недели. Меня это нисколько не смутит. Отпустить? Это не в моих обязанностях. И не в моих интересах. Я здесь не хозяйка. Однако… Улва огляделась по сторонам. Алый взгляд зацепился за серый кувшин с двумя чашами такого же цвета. Улва встала с места и подошла к деревянному столику, на котором глиняная посуда находилась. Налила чуть ли не до краев воду в чашу и вернулась к мальчику. Ладонь легла на макушку и переместилась на затылок. Осторожно. Нежно. Будто бы он был ее ребенком. Так молча она попросила, чтобы он приподнял голову, а там уже ее ладонь переместилась на плечо мальчика. Край чаши прислонили к губам пленника. Наклонили так, чтобы он мог отпить воды. Столько сколько ему хотелось.

Подвал Так ли ей это нужно? Расспрашивать мальчика о случившемся. Да и разве расспрашивать? В какой-то мере надеялась на дружескую беседу, - младшего и старшего. Хотя как таковой, «дружеской», беседу эту не назовешь. Маленький. Испуганный. Что с тобой успели сделать? У меня должен был быть брат. Славный маленький братик с кудрявыми волосами каштанового цвета, такой же смуглой кожей, как у меня, и глазами летней листвы. А где он сейчас? Его забрали. Его забрали навсегда. - Можешь мне рассказать, как все было? Она подвинула стул. Чтобы сесть напротив связанного мальчика. Руки сложены в замок. Прямо на него не смотрит. И не выглядит так, не думает, не планирует и не хочет вытворять с ним то, что, возможно, желала бы сделать миледи Саввидис. Не удивительно. И не стоит упрекать ее за это. Она переживала за того, кто дороже для нее всех богатств мира.

11 нубулиса Улва открыла глаза. Одна. Этим утром проснулась одна. А красное платье еще глубокой ночью висевшее на спинке стульчика исчезло. Как вовсе оного не было в ее жизни. Больше этот шелк на своем теле она не почувствует. Кажется, какое-то время красноглазка просто дремала. Сколько? Казалось, что недолго. Неожиданно упала в бездну и также неожиданно из нее вырвалась. Улва выпрямила спину, подняла руки вверх и сладко потянулась, тихо замурлыкав. День угрожал неминуемой смертью, если в планах красноглазки значился только один пункт, - ничегонеделанье. А потому, надев легкую рубашку и штаны с сапогами, Улва позвала слуг, чтобы те принесли ей еще ткани. Да, миледи не шутит. Стульчик подвинула к окну. Иголки и нитки переложила на подоконник. Сердце еще грело тепло вчерашнего дня. Улва чувствовала себя вдвойне обязанной. Почему? Если бы одна птичка не пропела конкретное предложение, то, скорее всего, не надела бы она то алое платье, не надела подаренные сережки, а вышла, возможно, в свет со своим двуручом, латах начищенных до блеска, тряпках, собравших в пути немало грязи, пыли и крови. В лучшем случае, она бы осталась здесь. В этой комнате. Как мне вам отплатить? Ну не могу же за вами бегать постоянно и спрашивать об этом. Мне это самой надоест. То, что я делаю? Этого вряд ли будет достаточно. И вряд ли будет считаться чем-то значительным в чужих глазах. Какие оттенки предпочитает Великий Собор? Красные? Белые? Как насчет бежевого? Думаю, бежевый подойдет для основы. Пальцы погладили вышитые змееобразные лучи солнца. Не все ровными вышли. «Передайте, пожалуйста, Виардо мессиру. Как будет возможность» Остроухий вышел из комнаты, забрав с собой бежевый шарф с вышитым на нем изображением солнца из красных и черных ниток. Хотя бы так, но хотела вновь высказать благодарность. Отплатить, а этого все равно недостаточно. Несущественно. Улва встала со стула, чтобы подойти к зеркалу, окинуть себя взглядом с ног до головы. Погладила себя по пушистым волосам. И пальчиками подхватила седой локон. Ну вот. Опять косички заплетать.

Живы. Здоровы. Прекрасный вечер. Чудесный вечер. Славный вечер. Бокал вина быстро опустошили и потребовали налить еще. Щеки горят еще более ярким румянцем, весело в глазах танцуют чертики, а все тело обнимает приятная истома. Желание опереться на чье-то плечо. Невзначай посмотреть в чужие глаза. И точно также случайно, - нет, намеренно, хочу сделать это намеренно, - коснуться губами губ. Еще не спишь, остроухий? Усердно продолжаешь выполнять обязанности? Или меня ждете? Увы, миледи, кокетство вам не идет. Алое платье сняли и повесили на спинку стульчика. Неизбежная участь быть забытым. А лезвие будет ликовать так, словно бы с его помощью вновь рассекли чью-то плоть. Вновь он вкусил багровый нектар. Вновь раззадорил боевой пыл потрошителя, охотника, кровожадного монстра, о котором удалось забыть на какое-то время. Изумрудка сел на край кровати, на которой лежала Улва, одетая в длинную сорочку. Тихо что-то шептала. Не расслышал. Нет. Не слушал ее вовсе. «Наклонись, пожалуйста» Громче. Намеренно. Шепот для души. Игры. В словах нет никакого смысла. Есть ли идеи, на какой ноте следует ночь закончить? «По-моему ответ на этот вопрос вы знаете… если я вас правильно понимаю» Улва приподнялась. Обвила шею остроухого руками. Белоснежная сорочка полетела в сторону красного платья. За ней и одежда эльфа. На следующий день все вернется на круги своя.

Чем положено заниматься на балах? Кроме танцев. Пить. Пить и беседовать. Провоцировать казни, дуэли и перевороты. Как нашептала темноглазая птичка. Без всяких на то колебаний Улва со смелостью могла заявить, что влюбилась в так называемые балы. Празднества знати. Ярмарка тщеславия, наигранной кокетливости, манипуляций и обмана. Право нет в том никакого смысла и неправильно вовсе испытывать странной природы восторг. Хоть внешне это вспыхнувшее чувство Улва никак не раскрывала. Старалась, по крайне мере, не показывать, а лишь отчужденно наблюдать за происходящим. Охотятся. Нет, кто-то объявил охоту. Вспомните, вспомните лагерь. Вспомните стрелы. Лурц? Кому-то нужен Лурц? Живой? Или, скорее всего, мертвый… Красса мессира успокаивают… оригинально. Улва бросает взгляд в сторону Полихрония и хмуриться. Молча спрашивает. Что-то не так? Однако сейчас в Неварре кто-то поднял бокал вина. Он или она торжествующе объявляет, что вечер выдался на славу. Определенно на славу, месье и мадемуазели, определенно.

Ее не спрашивали. В ответ на молчание она тоже не задавала какие-либо вопросы. Однако мысленно? Как ты себя чувствуешь? О чем ты думаешь? Тебе сейчас хорошо? Тебе сейчас приятно? И взгляд рубиновый то и дело возвращался к знакомому лицу с забавными морщинками и странными ушками. Человек почти. Нет. Никогда, никогда таким он не станет. И не надо. Не надо себя менять. Не надо стыдиться. Не надо стыдиться своего происхождения. Не надо стыдиться своих изъянов. Близко. Очень близко. Но теперь это не то чего следует смущаться. Глупости. Не то, из-за чего она будет пугаться. Ненавязчиво. Постепенно. Позволь мне и тебе раскрыться. Не торопи. Улыбается, смеется, невзначай касаясь носиком чужого виска. Как приятно сердце в груди колотиться. С садика сорвала одну из роз. Не красную. Нежно-розовую. Неторопливо отрывала лепесток за лепесточком, тихо подпевая мелодию знакомую. Отстранилась от реальности. От счастья и невзгод. Чуть смелее. Чуть громче. Более мелодично. Не раз в жизни ее напевала.

- Тут хорошо. Пошли погуляем по парку. Думаю, еще пару танцев мессир Виардо не будет сердиться? Скорее всего, господин сейчас только счастлив, что избавился от такой молчаливой ноши. Все же Улва не умела радовать таких людей как он светскими беседами. Лети, птичка. Лети и радуйся жизни. Неварра и Орлей еще найдут причину новую, чтобы наступить на ноги друг друга. А сама Улва, как человечек маленький и незаметный, позавидует такой свободе даже в кругу знати. - Я сейчас. Сорвал одну и спрятал за пазуху. Подошел, протянул руку: - Пошли? С любопытством наблюдает за эльфом со странными ушами, чуть наклонив голову на бок. Забавный. Такой забавный. Только нежно улыбнуться и кивнуть Улве остается. Принять его протянутую ладонь, легонько сжав оную.

- Улва, а откуда у тебя этот шрам? Ты его в бою получила? Она не помнила. Она честно не понимала. Коснулась пальчиками грубого шрама на щеке, опустив глаза. Спрашивала себя. Спрашивала то, что никогда не обретет формы, не станет в скором будущем новым божеством и будет еще долго скитаться в неведении. Люди, звери, драконы, виверны, рогатые чужеземцы. Кулаки, мечи, копья, когти, клыки, огонь и яд. Одичавшая собака хватает острыми зубами тонкую ножку девочки. Та кричит, плачет, зовет на помощь, свободной ногой бьет собаку по морде, пытаясь освободиться из цепкой хватки, пока на ее крики не прибегают взрослые. Больно. Очень больно. Мужчина сильнее надавливает меч в плечо женщины. Она только крепче сжимает ладонью лезвие, стараясь ослабить напор. Освободить теперь саму себя из очередной хватки. Кровь. Ее так много. Разгневанный старик разбрасывает мечи, доспехи, инструменты по всей кузнице. Девушка, опустив взгляд, ждет, когда он успокоится. Но когда шум, наконец, прекращается и она поднимает синие глаза, то видит перед собой старика, замахивающегося на нее вилообразным инструментом. Жжет. Очень долго. Еще чувствую. - Я не помню.

Пол был отчаянно неуклюж и даже при таких незамысловатых условиях дважды наступил Улве на подол. Но он смеялся, а не смущался, и его смех добавил к льющейся в саду мелодии еще больше веселья. Раз, два, три, раз, два, три. Каждое движение. Каждый танец. Каждый жест. Каждый жест. Но никаких слов. Раз, два, три, раз, два, три. Спутница тоже не может похвастаться каким-либо мастерством. Не может похвастаться грацией светских дам. То осторожничает она чересчур. То она, - думая, что ритм поймала, - спешить начинает и сама наступает на ноги партнеру. Однако сама улыбается. Улыбкой, которую никто в их малом отряде не видел. Глаза огненные сияют и отнюдь не в боевом бреду. Радость наполняет внутреннюю чащу до краев таким же алым цветом, как розы, как платье, как ее глаза. Улва сама начинает смеяться, продолжая танцевать с новоявленным кавалером. Тихий, застенчивый смех. Звонкий. Нежный. Столько в нем жизни. Как здесь тихо. Как хорошо… как хорошо с тем, кто приятен ее душе. И едва закончилась музыка, как Улва крепко обняла эльфа, уткнувшись носиком ему в шею. Неправильно. Все неправильно. Все, что с ней происходит - неправильно. Пожалуйста... пожалуйста, не отпускай...

- Улва... - Пол остановился, окинул ее с головы до ног... - там вот есть место, где меньше людей, никто не помешает... ну, хотел сказать - платье. Оно ведь у тебя смотри, развевается. И ты такая в нем - как птица. В зале - зачем нам танцевать в зале? Смотри, там есть сад и цветы. Пошли танцевать туда? Так много слов с одной стороны и почти ничего не говорит другая. Нет, разумеется, не мог эльф за какой-то короткий промежуток времени измениться, - такую мысль она про себя допустила. Искоренить в себе какую-либо черту, привить новую, как из глины, одну за другой, создают фигуры. Хрупкие. С иной стороны. Но и Улва просто не так хорошо знала Полихрония. Птица? Платье. Птица алая. Роза Неваррская. Верно. Ведь в дуэте с господином из Орлея особого мастерства с ее стороны продемонстрировано не было. Но опасения, - должны быть, опасения, - эльфа она поняла. Улва вновь кивнула. И зачем только эти слова нужны?

- Не смею удерживать, мадемуазель. Но если кто-нибудь будет докучать вам - только скажите слово. Если кто-нибудь будет докучать, думалось Улве, то всегда можно наслать душевные терзания, крики и вопли сотни, тысячи людей в разум незадачливого обидчика. Как умели потрошители. Хотя вряд ли оное удержится в обще-допустимых рамках бала и сочтется такой же невинностью, как дуэли, перевороты и казни. Боги, к тому же, свидетели, если большинство узнают, что подобное именно Улва натворила, то сожжение ведьмы могут устроить в самом центре великого зала. О, Улва… До этого еще доходило. Ни разу. Никогда. Не балуй демона. Пол взглянул на Виардо удивленно. Действительно, так и выходило. Бард шутил, но неуклюжесть эльфа привела к такому замысловатому сюжету. Опять. Он ничего не сказал, улыбнулся и протянул руку Улве в ожидании ее решения. Улва улыбнулась в ответ. Ладошка в шелковой перчатке коснулась руки эльфа. Легонько сжала. Ведите, Полихроний.