Yambie

ммм? у этого уже следующий день, нэ... >_>

Что хочешь ты, старик, сказать на прощанье? О сожаленьях своих? И много ли их? Гордости твоей за своих детей? Внуков? Правнуков? О мечтах, что так не воплотил в жизнь, оставив гнить в корочке черепа? Как сущий рыцарь Тэя, шипастый воин, безжалостный в своих действиях, но только и всего марионетка в руках красных волшебниках? О, поверь, этот готов много-много говорить о Тэе. Родному сердцу тарче. Демон, что обитал там. Лиц знакомых и родных, о смерти внезапной. Бегству от прошлого. Без её помощи и без его воли – того, кто зовётся Бродягой, сейчас не было бы здесь. - Ангел… Протягивает руку. Касается морщинок старика, и пара глаз с теплотой смотрят на того, кто уже нежилец. Тише! Тихо, старик, тихо. Никто и не заподозрит кого-то из чужаков. Вся вина ляжет на срок. Игрушка в руках божеств! А где-то там трое из них, кому суждено заменить места будущих мертвецов. Цирик… жалкий ты паразит, убивший Лейру. И Миднайт – неужели, Келемвора возлюбленная, как юлить будут легенда, истории? Но не прочен союз, хоть божества великие. Старик задыхается, но в глазах ясно читается благодарность. Спите спокойно, незнакомец. Даже Соус желает вам славного пути. Будь вы верующим – пылаете надеждой. Дорога занимает больше пути, чем верхом на упрямой твари. Ноги ноют от усталости, требуя отдыха, но приятное чувство – Бродяге это не мешает. Он с наслаждением вдыхает забытый воздух, подушечками пальцев касается шершавой поверхности. Вспоминает того мальчишку, что впервые ступал по неровной дороге, а смех провожал его дальше – не было конца. Мягкая хвоя, холод ветра, а под ногами хрустят ветки с листьями. Тифлинг кружиться вокруг оси, протянув руки вперёд, в коих держал котёнка – подбросил, а хвост поймал. Продолжает хозяин путь, но вот Соусу это нисколько не нравиться. Мячик он какой-то, чтобы взрослый дядька игрался с ним? Он может вести себя, как взрослый! А когда-то стать выше и больше хвостатого недомерка, чтобы раздавить того, присев... Троим, нет дела друг к другу – что хвост болтает; что Соус лентяйничает; что Бродяга летает в своём разуме, где ничего живого нет, кроме пыли с падающими на голову пергаментами листьями. Заглядывает в гнездо, где располагалось будущее потомство. Старшие совята уже показывают чудища насколько они храбры в то время, как их младшие братья и сёстры прячутся за парой яиц ещё не родившихся детёнышей. Ухмыляется, как умеет улыбаться жертве своей кинжал. Пугает больше, но разочарован – братишки с сестрами они друг другу, но младших бьют. Едят? Разочарование, а не цикл. Слабым шанса не дают. Бродяга посмотрел в сторону чёрными окнами. Отец, кажется, позвольте познакомиться? Или мама? Многое путает и стыд ему был бы впору, как черноок убранство с разноцветным поясом… но видно вы не рады случайному гостю? - Ааа… Не успевает сказать что-то, а Соус даже мяукнуть, когда хвост снова ловит его от падения, а в гнезде отчаянное визжание потомства. Что-то хрустнуло. Что-то булькнуло. Некий камень дал трещину и новая алая вода начала насыщать землю. Быстрее, чем старец. Бродяга вытер тыльной стороной ладони рот. Сейчас похож был больше на дикаря, но впечатление портит строгая по себе одежда. Котёнка возвращают на плечо, а глаза рассматривают труп совы… с откушенным… откушенным лицом? Тифлинг поморщился, ощущая во рту, кроме вкуса железа, перья. Недавний хвостатый гость с символом на жилетке позади – в виде руки скелета державшей весы – вернулся в таверну, куда привёл того и других полукровка с золотыми волосами. Спина сгорблена, а губы дрожали, будто ему не нравился собственный смех. Нет, нет, нет! Всем нравиться смеяться, а для него это всё равно, что оберег подаренный, должно быть, умершей, как Кастис. Люди пускали котов в дом, в надежде, что не будут водиться там призраки. Соус повёл себя храбро. Опрометчиво? Но хозяин не испытывает того первобытного страха перед неизведанным. Грустить остаётся только хвосту, видя, что из посетителей мало кто есть, дабы могли послушать бессмысленную балладу. - Желаете чего-то… о? – спрашивает русая девица и опускает плечи при виде болтающего приятеля тифлинга. Улыбается девчонке… более не пугающе, а та старается спрятать хихиканье, опустив голову и прикрыв рот ладошкой. В морщинках ведь так? - Есть, - коротко просит Бродяга. - Вы рано, - смущённо улыбается девчонка, - кое-что... из сухого могу предложить. Ну, и чай, если пожелаете, - глаза не отрываются от хвоста. - Можете подождать, если хотите горячего. - Что-то… что есть сейчас. Не будет возражать. Не спал, но не устал. Глаза, наверно, покраснели? Принесите сухое - предложенное, как котёнку, который говорить умеет, но не так, как двуногие, - просит тифлинг. Девушка кивает в ответ и уходит. Хвост усаживает Соуса на стол, а плечи Бродяги опустились. Лицо поникло. Стало гладким, каменным как всегда… можно устать повторять одно, и тоже, но лучше представить, наблюдать и изучать, а когда девчушка принесёт закуску – вернуть ехидную гримасу, чтобы вновь прикрыла рот ладошкой, сдерживая смех. Как уйдёт… ушла? Нет времени разглядывать еду: видно желтки яичницы и помидорами, несколько последних отдельно на палочках и чай, а Соусу безголовую рыбку с блюдцем молока. Как скрылась из виду, оба с жадностью набросились на закуски. Жаль. Бродяга не отказался от того, что танар’ри и баатезу любят лакомиться больше всего.

Гэм-Джи говорит одно. Бродяга слышит другое. А Соуса нет дела до печали. Маленький, глупый Соус. Твоё бы безразличие этому, чтобы не гадать мраком будущее. Чтобы не ощущать привычные миру эмоции и уйти – отдать дань Келемвору и, если настаивает дева, Бешабе, от которой отрёкся хвостатый. Хин мог говорить, что не будет настаивать, но так же мимолётный взгляд колдуньи зацепился бы за маленькую чёрноволосую фигуру. И двоим не будет дела до третьего. Бессмысленные, глупые… безобразные утешения! И лучше, когда все играют в молчанку. - Закидываем его и поехали. В таверне перевяжем начисто, а там Илларион придёт. Он вздрогнул, обернувшись к халфингу. Кивнул, но ничего не сказал. Вот кому лучше… или хуже? Какие сны тебе сейчас сняться бард? Этот надеется, что не очень страшные и навязывающие. Магия чернокнижников не самая приятная, но не лишена должной красоты. Улыбнулся бы, но не захотел. Устроил в тележке, как просил Гэм-Джи, снова кивнул. - Ветер тебя и его проводит, - говорит Бродяга, - а этот сам пойдёт, как раньше – спустя десять лет этот другой он, а сейчас мальчишка глупый, - хвост машет гребешком, поддерживая слово своего хозяина.

*надули губы* демонам нам, демонов - танаррук, фэй'ри, маелут и висплингов...

Нуся, он же не говорит, что вообще нельзя =P к тому же человека в пример - воооон глядите-ка сколько психоиндивидуальных оборванцев... >___>"

- Дело не в тебе и не во мне, Бродяга, - сказал Гош, оценив сопящее тело барда на предмет живости. - Дело в ней, - он снова вернулся к лицу с длинными полосками, словно размазанными слезами на щеках. - Ей нужен ты. А у меня, - голос перехватило, но он справился с волнением, - у меня лишь глупые мечты. Красивая иллюзия, которой я позволил быть. Хин должен вести себя соответственно своему размеру и росту. И не прыгать выше головы. - Глупость! – рыкнул Бродяга, а хвост с возражением ударил почву. – Мечты на то рождаются – верить, надеется им, как живым. Как вторые личности! – всё рычал, сузив глаза, но тише продолжал: - Несовместимо, как человек и эльф. Человек и орк. Человек и танар’ри. Думаешь, безразличны демоны к халфингам? Думаешь, не будет дела дворфам к эльфам – из разных миров они, но много-много могут дать друг другу. Нет тесноты и близости двух тел, но есть мечты и любовь, что согреть может теплее огня. Это чистота. Хвост поднялся над головой хозяина. Болтливый, всегда ему есть, что сказать, как и изобразить личности окружающих. «Сердце» рисует, уткнулся острым гребешком в кончик носа хина. А улыбка неискренняя. Затронутым планами впору бояться других. Тем более тем, чьи корни начинаются из адской бездны. Они не умеют доверять. Бояться. Риск протянуть другому руку – остаться на узком острове, отрезав от моста. Пути назад не будет. Боль может быть вечна и того боится, что когда-то чёрные бездны застанут подобное. Демоны тонкие натуры, но разве кто-то сказал, что они могут подавлять звериные инстинкты, когда им вдумается? Когда необходимо? - У Лирлин-Лин-Лир разве не может быть той искорки? Как у Гэм-Джи, только… тусклая-тусклая. Этот любит… должно быть любит. Подругу, сестричку, любимую, но вправе ей решать кого? Кому огненное сердце принадлежит? Не говори в ком дело - не знает Лирлин-Лин-Лир. Если только не обманываешь, - хвост, снова ткнув кончик носа, - себя самого. Голову свою! Если хуже от этого хину, то ждать незачем, как чудо произойдёт, и мука твоя ляжет на плечи этому. Любишь? Скажи. Но оба не причиняйте этому боль, когда прозвонят колокола, рождая новых бабочек. В голове не было смеха. Не было иронии. Бродяга говорил серьёзно, словно поэт умер и некому больше читать стихи окружающим, но кто их понимал, как не он сам?

- Я... - хотел он сказать правду, но осёкся и замолчал. Повернувшись к тифлингу заглянул в бездонные колодцы глаз и сказал. - Какая разница, Бродяга. Мне важно, чтобы она была счастлива. Остальное суета. Если ей хорошо с тобой, то я рад. Остальное не важно. Хвост был весел, но лицо хозяина стало каменным. Как щекочет лицо огненные волосы. Как у одного появляются роскошные пряди, а другая получает послушный хвост. Как смеются, переплетаются слова – мечта ребёнка! Жизнь, о которой тифлинги не смеют мечтать. Только единицы из них получают желанное. Ноги согнулись, и присел на колени, чтобы быть равным. Усмешка вернулась, но казалась неискренней. Не Бродяга, будто теперь был. - Как долго? – спрашивает хвостатый. – Как долго радость проживёт? Как долго смех будет длиться? Путаться слова, как косы? И понимание, что картину возвращает художник, согревая душу? Не так поступают девицы? Согревают, - руки потянулись к котёнку, который висел на плече хина. Глаза недоумевают… как всегда. Ничего не меняется. - Вспыхнула ли искра? Мертвецов можно быстро забыть, как девочке найти новую куклу, - молчит, разглядывая чужую душу, серую и ясную. – Говорил ли Гэм-Джи о своих чувствах? О взглядах? О прикосновениях? Можно долго молчать, но боль будет острее. Этот не хочет быть согретым огненным теплом и скоро узнать, услышать, увидеть, как огненная голова найдёт того, кого полюбит искренне и крепче. Этому… не нужна боль. Не надо Гэм-Джи помалкивать тогда, если не обманывает он самого себя.

- Клади его здесь, я за подводой сбегаю. А ты его покараулишь пока. Увезём в трактир к Иллариону. Пусть сам его осмотрит. Тело падает… бесшумно. Только кожа касается кожи. Рвётся ткань. Мешком с яблоками, к которому безразличны, но бард пока спал и видел сны. Его собственные. - Что у Гэм-Джи на уме, когда глаза видят её? – с лукавой усмешкой, спрашивает Бродяга, а хвост играет, машет гребешком одного крылышка. Вопрос, который должен был быть задан.

- Сам потащишь? - с сомнением спросил плут, тоже хватаясь за камзол барда, словно мог помочь чем-то существенным. Смотрит на хина, смотрит на Соуса. Паршивец удобно расположился на узком плече, но всё так же висит. Бродяга оскалил зубы в ухмылке, проурчав, как довольный кот. - А понесёт? – предлагает хвостатый. – Маленький и упорный, но вы славитесь безмятежностью к жизни. Тифлинги слишком много думают. Эгоисты. Белокурый бард был ниже, но плотнее потомка демонов. Ходить будут долго, но ведь всегда можно будет позвать собачку Альмы? Бродяга согнул колени, перекинул руку человека через острое плечо, крепко схватив чужую ладонь своей, а другая рука вместе с хвостом обхватили торс (15). Тифлинг шмыгнул носом, клацнул зубами. Краем глаз посмотрел на Гэм-Джи. - Береги ручонки. Ноги ловкие. Глаза острые – орёл рано подрос. В маленьком росте свои преимущества, - помолчал, прежде чем рыкнуть, - не смей снова жаловаться, как обиженная девка! – смеётся, и тащить горе-поэта, а хвост «зовёт» за собой хина. Увидишь разве во тьме что-то больше хвостатого?

- Не тяготеют, они кричат в ужасе. - «Уродец» ты сказать хочешь? Как для эльфов орки? Как для халфингов гномы? Как для людей танар’ри? – смеётся пуще хвостатый. Века пройдут, а вкусы станут развращённей и забудут указы родителей. Жаднее нынче детишки пойдут. - Слушай, - плут снова повернулся к дроу. - А зачем ты нам помогаешь? Мог бы просто убить? Странно. - Одиночка, - высказался тифлинг, но без пущего смеха, - пусть уйдут целыми. Его территория. Была и останется чистой. Зверь, который не понесёт потомство. Бродяга пристальней всматривается в лицо белокурого барда. Знакомое, манящее, но не с сущностью предков оно связано. Он корчит гримасу и хватает человека за шиворот. Молчит. Теперь продолжаем?

- Давай, попробуем вынуть, - Гош склонился на бардом и присел. Быстро зарезал ножом рубаху и осмотрел стрелу, вошедшую выше ключицы. - Вроде не опасная рана. кость не задета, от лёгкого и сосудов далеко. Ты бы не мог посветить чем-нибудь? - попросил он чернокнижника. - Просветить? – вопрос, словно сарказм для ушей хвостатого, но сдерживающийся всё это смех продлился недолго. – Оставишь внутри – примут своего, чужака и не подарит то, чего хотят все. Вынешь не так – страдать будет бард. Верит, что недолго страдания заявлять о себе будут, а те, кто "друзьями" зовутся успокоят чертят внутри него. Должны или они бездари, - длинные пальцы обхватили стрелу, а раздвоенный язык облизнул губы. Велик соблазн насладиться чужой мукой. Соблазн услышать крик и наблюдать, как по острию будет стекать кровь. - Этот вынет. Гэм-Джи намажет, - гребешок хвоста задел за верёвочку мешок и протянул к полурослику. - Спи, бард. То девы танцуют для тебя, а огонь греет плечо, - медленно тифлинг начал вынимать из плоти стрелу, а ухмылку красили клыкастые зубы. Лукавый взгляд с танцующими искорками… не сиди и смотри, а смотри и действуй, хин. - Быстро же пропала твоя доброта, полурослик, - сказал эльф. - Я вам с самого начала говорил уходить отсюда. Никто с поверхности не любит мой род. - О, разве? - хихикнул Бродяга, взмахнув хвостом. - Девицы-то так тяготеют... к тёмным.

- Чего будем делать? - обратился хин к тифлингу, не обращая внимания на эльфа. - Надо бы стрелу обломить, а то зацепим и разорвём какой-нибудь сосуд. И как тащить его? Я тебе мало чем помогу, ну если только чуть-чуть, - вздохнул он. Про красноглазого дроу он, казалось, совсем забыл. Сейчас, его больше интересовало состояние их общего знакомца и по совместительству "командира". Можно изъять, если ума хватает. Скитание учить много полезному, да у самого должен быть острый глаз, слух и само стремление к выживанию. Только подальше от родного Тэя, но воспоминания остаются, хоть разум не особо трезв. - Можно осторожно вынуть сталь из кожи. Как учила природа, как ветки задевали плоть, - приподняв подбородок, словно гордец, говорит Бродяга, но опускает и хихикает, не отрывая чёрных окон с лица барда, - но боль вернёт в реальность. Будет хуже. Этот понесёт, но не Соус. - Вот, - он кинул небольшой мешочек, который приземлился возле Гоша. - Высуньте стрелу и намажьте этим рану. Это остановит кровотечение на какое-то время, достаточно, чтобы вы успели донести его до города. Хвост подхватил мешочек и навис перед лицом Бродяги. Ладони просунуты вперёд – одна держит, другая нащупывает стрелу. Не составит труда. Можно помочь, как велит память… а проку? Глаза неодобрительно бы покосились на остроухого.

оглушили... нууу... тут мы с Зу несколько солидарны (учитывая, что мы сами до часа двух-трёх бывает пропадаем), если и без договорённости убили бы =.="

оглушили ^^ со второй попытки... >__>"

тааак, теперь надеемся на Мастера, ибо боимся "возвращению" Кани.. >___>"

Люди могут быть смешны, рассказав о своих мечтах. О, нет, нет, право мечтать даётся всем, и даже чванливый бюрократ Тэя грезит в своих снах о зелёной поляне с разноцветными смеющимися цветками… не сказал, что у них есть лица? О, как полуорк может мечтать о собственном королевстве, о красавице-жене. Множество любовниц! Да голоден он, голоден… Глупый бард – твои-то действия смешны. Хочешь показать своему богу, что ты лучше всех? А поэты разве доказывают это остриями и грубыми словами? Мусор тогда ты, а не певец. Видит, как молчаливо просит Гэм-Джи и руку в ответ обнимают фиолетовые змеи, но прячет её Бродяга, боится дроу. Сильно побаивается спугнуть и хочет верить, что исправить что-то можно. Путанную речь никто не поймёт, а только тот, кто сам её выговаривает. Сам понимает смысл каждого сказанного слова… но это сложно! Скучно… нельзя, чтобы все общались стихами? Мир бы тогда был толику краше. Хочет смеяться, но тыльная сторона ладони не позволила. Соус мотает головой под опекой хина и на миг небесный взгляд останавливается на хозяине, как подарен будет голос котёнка. - Если вы сейчас же не уйдете, забрав с собой эту мерзость, следующая стрела угодит ему в голову. Не умеют говорить «прости», но всегда можно себя оправдать. Бессмысленные слова и жалкие люди. Бродяге стыдно, что часть крови от смертных. - Эти уйдут, но уйдёт ли тёмный эльф? – спрашивает тифлинг и ирония в глазах, как злобно суженые брови с кривой ухмылкой, но беды не желает. Так он умеет. - Будешь ждать, как изгнанника убьют родные? Как незнакомца убьют перепуганные жители? Или со смертью последних, надеешься ты – вернёшься домой и стыд позабыт? – машет ладонями, путает ноги, а хвост весело взмахивается и «рисует» гребешком нимб над головой тифлинга. – Мог найти другой дом, как слову и гордость, но с теми, кто делит существование с солнцем. Идёт, но не в тень. Медленно, но резво подходит к барду. Хвост предупреждает лучника «уходим, глупец!», а руки приподнялись - тянуться к плечам отрешённого человека. - Глупый человек. Что слышишь ты – расскажешь? – улыбается Бродяга. – Несчастный, бедный, одинокий. Забудь. Забудь то, что слышал. Будет лучше, слаще, и девы в прозрачных сорочках будут танцевать для тебя, как лютня играть сама по себе, - можно переживать, а можно быть безрассудным, как ладони лягут на плечи и одна скользнёт к затылку, вниз, назад к шее. Крепко сдавливает, а незаметные змеи с фиолетовым мерцанием послужат украшением (Оглушение - 20, Стойкость) - Спи, этот просит и зла теперь не желает, как некогда раньше. Дикий зверь, - просит хвостатый, улыбаясь, - отдохни от собственного мусора. Боль пройдёт. Рассеется тьма. Жалеть ни о чём не будешь. Не сопротивляйся. Улыбка меркнет. Шага не дают сделать. У всех есть право на ошибки.

не договорились, засранцы, значит так... *цокают и листают странички* ну, Каню, держите оглушать и щекотать тентаклями будем..

пришли... что там с дроу? 0_0 что там с Каном? мы ушли или нет?.. >_>

таки усё с рп? *скручивают язык и жмурятся* тогда разноцветный флажок в руки Гошке, а мы завтра после часа отдай кота ><

Боишься боли, дроу? – немой вопрос в сторону изгнанника, но не требуют ответа, как заинтересованный человек хочет получить внимание девушки и окунуться в неге тепла, истомы и быстро растворяющихся в сознании воспоминаний. Тёмный примет тёмного, но редко всплывает доверие. Ведь оба могут преследовать разные цели, как дроу, должно быть, жалел местами, что его прогнали родные, друзья и правители. Как Бродяге не будет дела до других тифлингов. Пусть предок будет даже общим. У всех разная кровь, разная вера и истории. Часто из мифов с легендами. Мера одарённости, познаний, которыми незаметно родители вознаграждают своих детей. Некоторых не исправить. Другие должны сами стремиться. Шею обнимают. Бродяга боится, но поджал губы, - замки, больше замков, чтобы чувства не были выданы другим, - чтобы не засмеяться. Не смутить тёмного эльфа… а почему нельзя? Змея будет нежной, а обидит – запомнит надолго. Как? Почему? Нужен ли кому-то Бродяга? Леви? Набросок настойчиво всплывает в сознании. Память и эмоции настойчиво возражают в ответ мыслям. Будет больно. Когда-то возможно. Довольно ухмыляется, но всё ещё не позволяет смеяться. Имя Лирлин-Лин-Лир проскакивает в памяти - первая живая мысль хвостатого. Но грубо сорвана… Спустя мгновение дроу уже снова нацеливался, не упуская никого из виду. - Нет! – закричал Бродяга. – Глупец! – обращено не единожды к барду. – Убирайся… убирайся! Голову снесут - хорошо! Всем хорошо! Не умеешь держать себя в цепях, а ведь не зря выходит мальчишек так учили! Не зря Бродягу, но не помнит. Смерть исправит! Жив ты, как жив этот. Никому не нравятся обиды, - и тихая концовка, сгорбленная спина. Не хватает тепла и запаха пряностей. Только камни и пыль. - Соус, - Гош подхватил царапучего сорванца на руки, - ну что ты во мне нашёл? - он приподнял его и посмотрел в хмурую мордяху. - Ууу, морда тяпкой, как всегда, кирпича просит, - усмехнулся Гош, прижимая котёнка к груди. Только Соусу оставалось мяукать, как возражать и пытаться дотянуться лапками к морде хина.

- Ой, дяденька не надо, только не приставайте опять! - притворно заверещал мелкий. - Стыдитесь своих грязных помыслов! Вы же внутри честный и добрый! Не домогайтесь маленьких! Что вам борделей не хватает! Извращенец больной! Тут видно котёнок сразу нашёл себя, чем занять. Коготки, как лезвия, но милосердны к умирающему. Хвост, как лестница – не часто слушается хозяина. Увиденное удивило гримасу Бродяги, сделав её более смешной. Как побежал маленький Соус к хину. Быстро, резво, стремительно… опять к ноге Гэм-Джи прицепился? Гримаса Бродяги высказала своё недоумение, а хвост – пренебрежение. Нынче детишки идут жадные.

обнимашки.. =(

- Правильно, что уверен, - согласился мужчина и глянул на спутничков. - Какого черта, вы с ним беседы ведете? Вам, может, столик туточки смастерить, да кофейку вскипятить. Так, для пущего удобства, - негодовал бард, стараясь встряхнуть подопечных. - Мы - не сестры милосердия, чтобы помогать каждым встречным-поперечным ублюдкам. Помните, за чем мы все здесь! Или все же напомнить? А зачем они здесь? Бродяге только жмуриться и хихикать – мало о чём мечтал. Природа сказала своё твёрдое «нет!» и мальчишка засмеялся пуще, чем когда-то, наблюдая как матушка убивала отца. Соусу тут наскучило... а вот попробуй побежать за бардом? Не хочешь? Лентяй маленький, а не гордый котяра! Хвост своё слово сказал... продолжает говорить.

*вздыхают* тогда завтра мы снова в астрале, в сторонке стоять...

Не говори больше двух слов, хин – тебя могут не понять. Не говори стихи, которые душу греют – станешь одиночкой. Что ждали жители, боясь самого имени промежутка? Готовились и переживали, но нет дела тем, кого тьма обнимет. Осколки Рая. Пучины Ада. Баатезу не будут рады визиту потомка танар’ри. Первые были и по себе остаются некогда бывшими небожителями. Соус мякнул обращаясь к дроу, а говорил Бродяга. - Меня не волнует, кто ты, маленький полурослик. Я занимался вещами и похуже. И вы... Зачем вам помогать? Я вот уверен, что он помогать не хочет, - дроу кивнул в сторону Каннигана. - Белокурый бард… это белокурый бард. Много пороков у людишек может быть, тому привлекательны для огненных. Привлекательны для духов, - пожав губы, сказал хвостатый и оскалил зубы в усмешке, - изгнанник ты говоришь? Скиталец, чьё мнение не одобрили сами божества? Твои правители? – хвост машет, общается и помогает маленькому Соусу не упасть. – У Гэм-Джи может быть своя причина помогать, как много говорить. У этого может быть своя причина помогать… кровь не роднит. Но как одиночке – можно так сказать? Желаешь ли ты вернуться к родным? Или пойти против них? Вдруг захотят помочь одинокие путники - не три, а... пара, – спрашивает Бродяга, улыбаясь котёнку, не то тёмному эльфу. А хвост обращается дерзким взмахом "уймись, человек!"