Yambie

окай. если чоу не спеши - день всё равно свободный..

- Ступеньки лестницы разные. Одна грубая, другая плоская, третья мокрая, четвёртая горячая. На какой простоит дольше? Какое настроение задержится в памяти? Этому казалось, где тепло и плоско, но яблочко раздели с грубым и горячим. А запомнили кислый фрукт, а не сладкую ягоду, что в жизни было больше. Бродяга наклонил голову на бок, а затем на другой. Как кисточка часов, считавшая время. А этот считал волосинки и сбивался. Низкая, маленькая, не круглый рыжий шарик. Рука не отпускала руку, но потянулась к другой и опустили на них Соуса. Котёнок ничего не «сказал». Мотал головой от одной головы к другой, что смотрели на него. Видно не очень приятно оказаться в чужих руках, но не понимает, что дорога долгая, а лапы будут подводить, пока не станут такими же длинными, как у хвостатого хозяина. - Двое не уединение, - кивнул Леви, ухмыляясь, - но один делиться знаниями. Другой слушает и тоже делиться. Учит заплетать косички. Учит веселиться. Учатся слушать и говорить. Тэй грубый, но родина этого. Там, в почве, спят семена. Первые ростки пошли за этим и слились с природой беглеца. Тифлинг наклонил голову вперёд. Ближе? Немыслимо? Неприлично? А как огненная голова отреагирует? Что подумает, что коснулись теснее? Разглядели внимательней? Что легче, а не тяжело, как думал Бродяга о солнце? Руки легли на талию. Подняли над землёй. Трясти тяжело, но гримаса с тёмными глазами-конусами вглядывались в зелёные окна. Засмейся громче и у огненной головы болеть будут не только коленки, но не улыбаться он мог. Всё ещё хотел, хоть щёки болели. - Зеленая, - уверенно кивнула, и рассмеялась. - Бродяге хорошо с зеленым. А разве толпа - так важно? Смейся и один станет частью всего. Кровь станет кровью во всех. Почти как музыка. - Музыку слушают. Музыку не понимают. Можно стучать палкой и выходят ноты от дерева с камнем. А если бегать, топать ногами, кричать и смеяться, то, что толпа подумает? Когда красная линия проноситься? Что для них это песня будет означать? Абсурд? Глупость? Стремление полететь вниз? Может другое. Этот этого не знает, но весело будет? Глазёнки Соуса сменились упрёком на изумлённое непонимание. Надейся, что Лирлин-Лин-Лир не упадёт из рук Бродяги, а Соус не упадёт из Лирлин-Лин-Лир. А что голова огненная только скажет?

Он слушал. Было ли сказанное лучше или хуже? Лучше было бегать по каменным коридорам, с тусклым свечением факелов или сидеть в запертых комнатах, где редко попадались окна на большой мир: необъятное небо, а там море с горами. Летающая вата и птицы без конца махавшие своими крыльями. Они махали, трудились, чтобы улететь подальше. Они тоже махали? Ногами, чтобы убежать дальше? Спросит этот? Узнает больше? Страх на душе почему-то. Знакомая картина, но крови всё больше и больше. Разной крови, разных рас – смешиваются в одно, засыхают и липнут к камню или внимательный наполняет кровавую жидкость кувшин. Зачем? Выпить? Подарить? Кровь молодит, как демонесса без причины убьёт новорожденного, своего, родного ребёнка. Бродяга улыбался, украдкой посматривая на поцелуи солнышка. Смеялся? Всегда будет смеяться. Наверно и умрёт смеясь, если на душе грустно не будет… - Как Бродяга научился плести косички? Как он познавал красоту и понял, что ему что-то нравится или нет? Выбрать из того, что не плохо и не обжигает больно. Ты тоже улыбаешься, а иногда смешишь гримасками. Ты разговариваешь не как заведено там, где хочется сгореть. Очень красиво. Язык Тэи груб, практичен и четок. Глаза поднялись. Смелее. Тьме бояться нечего, кроме Света. Первая его же родила, но боится и отстраняет. Даже в яркой комнате будут танцевать тени хозяина, напевая неуловимую песенку. Ладонь только ещё раз потянулась к локону, накрутив вокруг пальца, а затем опустилась. Дотронулись к копью, кто носил имя друга. - Гримаски разве Бродяга корчит? Может просто смеётся, а гримаски от отца, - привычно ухмылялся тифлинг, но глаза снова украдкой. Много смущения. Слишком много смущения. Куда делась смелость? - Этот жил с теми, кто рисковал… мало. Таких как этот видел… немного. Но стремился. Бегал и прыгал. Пока один не прыгнул вниз и не вернулся. Как убежал? Зачем убежал? Мог стать Волшебником. Мог менять, мог руководить. Зачем? Предок не такой. Предок жаждет свободы и потомку досталось это. И нектар! – воскликнул Бродяга, оскалив зубы в ухмылке, звонко засмеявшись. – Десять лет. Трава зелёная, земля белая, небо серое, звери разные. Но много бед. Много непонимания. Уединение даёт познание, как больше страха при виде толпы. Но для этого будет воспоминанием… Бродяга не был один. А понимал ли Соус: почему эти двое сидели и старались прятать друг от друга глаза, подозрительно кривя губы? Нет, не было дела. Только недовольно смотреть на тех снизу вверх и жалобно «кричать», чтобы обратили внимания, но ласками уже был сыт. Котёнок лениво поднялся – лапы путались, подобно толстым верёвочкам, заплетённым как косы – и задержал синие круги на хвостатом хозяине, мяукнув. С неохотой отвлёкся. С большой охотой взял комок на руки, хихикая, и упрекающий взгляд обратился к светлой, молча. Лист. Она помнит? Она хранит ещё? Но где доказательство, что подаренное не забыто? Что подаренное живёт в чужих руках? Тюрьма, а не свобода. Свобода так же в смерти. Только лист, да тот потерял половину жизни. Нет, не снимет. Останется и будет напоминать. У Лирлин-Лин-Лир осень на голове, а не кровь. Только осень вечная – листья никогда не опадут, как вырывать их не стоит. - Что можно сделать, чтобы было лучше чем сейчас? Толпу часто ругают за серость, но она неоднородна, если проявить капельку внимания. Когда трезва, конечно, - хихикнула девушка, припомнив трактир. - Можно летать, чтобы скрасить. Бегать, кричать и смеяться, - смеялся Бродяга, чуть приподнявшись, а одну руку, - чьи пальцы переплетались с чужими, соревновались кто длиннее, кто красивее и изящней, - взял в ладошку, жестом попросив подняться следом, а этот говорил: - Летать, чтобы в толпе проскочила яркая линия. А какая лучше? Синяя? Зелёная? Фиолетовая? Красная? А толпа будет насмехаться? Просто смеяться? В смехе много чуда, но тоже ранит от непонимания. Лирлин-Лин-Лир как удобно будет?

*читает лор: "убита Цириком вскоре... с помощью какого-то божка... Маска... каким-то мечом.. уже забыли" задумались насколько достоверна инфа* мы путаем, мы увлекаемся... всегда увлекаемся на божественную тематика, а ни-ни =.= *хлопает по лбу* этому вообще пост печатать ><

пфф, так почему Бродяга Лейру упоминал? у него как раз от новоявленного Бога антипатия, тому и догмы мёртвой богини лжи он считает много истинными и трезво переданными... так 0_о чем у того же Цирика, который фактически просит поклонения и смерти неверующем -__- воообще, не тифлинг, а женолюб какой-то, если со стороны посмотреть >__>"

Цирик лично, видно, большего внимания к себе просит, нежели соблюдения =__= а этот проявляет вольности мыслей к отношению Высшим... как отпустили один раз на прогулку и потеряли .__. *пошли просыпаться.. и отвечать..*

*спросонья* одумайтесь 0_0 Боги не этого от вас просят! они просят, чтобы вы любились, размножались, любились, размножались и пошли на салат *машет руками и головой, пьёт чай, массирует глаза*

- Можешь забывать, колдунья научилась уже открывать замки. Я несколько лет жила в доме, похожем на этот, в городе, похожем на этот, - кивнула на серый непримечательный дом Лирлин. - Там определяли цену свободе, всегда был контроль, и выиграть можно было разными способами. Чаще всего шли по головам. Чаще всего наполняли чашу весов своей и чужой кровью. Там было много хитрых ловушек. Гениален их создатель. А те, кто освобождались - Перья. Смеха иссяк, но плечи вздрагивали, как хвост болтал без конца. А чёрные глаза всматривались в зелёные, пытаясь найти ту картину, что описывала огненная голова. Реки крови, замысловатые коридоры, а впереди горы, за которыми прятался мир. Который Бродяга не познал сполна и никогда не познает – проживи он половину лет. Хвост выпрямился, кончиком коснувшись живота Соуса. Котёнок церемониться не стал, но всё лениво и лениво он пытался поймать коготками не то ладонь, не то «гребешок», изредка выдавая мяуканье. - Перьев много давали? Чтобы улететь? А где Перья огненной головы? – указательный палец провёл линию поперёк лба, коснулся длинной пряди, которой не было конца. Бесконечность. Не надо срезать. Неудобная ценность, а как весело, когда верёвки нет. Уже пальцы начали накручивать локоны, пытаясь сплести косичку. Но не получалось. Не хотел вторую руку убирать. – Этому ничего не давали, - всё так же ухмылялся Бродяга, а плечи не дрожали, - но знания. Большие и маленькие. Трудно пренебрегать. Взрослые надеялись. Верили. Длинные железные и деревянные палицы. У них гримаски, как у Соуса, но другие улыбались детишкам, - тифлинг резко опустил голову, коснувшись лбом об колено рыжей, а рука потянулась к котёнку, толкнув того. Соус жалобно мякнул и толкнул непрошенную руку хвостатого. Забыть? Но услышал. Не говорить? Уже сказал. Не отвечай тогда. Не продолжай цепочку. Оставь разбитой. Истории любят запутанные. Чтобы нитку за ниткой собирать в клубочек… но почему страх ёжиком прокатился по спине? - А теперь забудь что я сказала, - ласково улыбнулась девушка. - Спасибо тебе, что больше не будет боли от Леви. Я буду тихо сидеть с котенком за закрытой дверью. Или на крыше, и чтобы все неприятное растапливалось на солнце. Сладкий шоколад тоже надо топить и варить. нужно только немного подождать, и мы его попробуем. Ты много знаешь, гораздо больше, но без шоколада знание будет неполным. Тебе идет быть целым. Посмотрит в зелёные окна. Внимательней, не упуская из виду каждую искорку. Но ничего так не найдёт. И огненная голова не найдёт тьму во тьме, но зато пуще рассмешит хвостатого. Смех будет, звучат днём и ночью. День ото дня. Пробежав один месяц, другой и третий. Играя на ниточках нервов окружающих. На чёрной голове женщине. На прямом носу святоши. На наивных глазёнках сестричек полукровок. На маленьком хине, нависая большим камнем над чёрной макушкой. Пальцы переплетались с пальцами… знакомая картина? Но не больно. Горькая радость и смех, смех, больше смеха. Тихого и скромного. Такая же ухмылка под конец, не зная, что себе ответить. Чушь сказать самому себе! А толку никакого… - Этот не знает. Знает конфеты. Немного. У караванах были. Шоколад такой же? - ладонь, лежавшая на колене колдуньи, поднялась и как первая - коснулась рыжего локона, пытаясь сплести косичку, - а Лирлин-Лин-Лир подойдут косы. Если шоколад варить, то косы лучше. Может поднять? Нет, нелепо, - Бродяга смущённо отвёл взгляд в сторону. Сделал вид, что посмотрел на Соуса. А тому дела не было. Он круглыми глазами уставился на морду новоявленного хозяина, приподняв переднюю лапку. Не хочешь играть, мелкий? - Не сиди тут Лирлин-Лирн-Лир, - ухмыльнулся тифлинг, хотя голову на этот раз почему-то не рискнул поднять, посмотреть в окна своими, - а этот не пойдёт к толпе. В доме лучше. Лирлин-Лин-Лир будет лучше и сейчас, - ладонь, чьи пальцы сплетали косичку, вернулась назад на коленко, похлопав.

а мы спать скорее уже пойдём после этого... =_=" дык, тогда, можно завтра доиграть, если не будешь против? или в личку, если разговор затянется. как выйдет (у нас всё равно весь день завтра свободный) пока отвечаем..

- Ты хочешь об этом думать? - помолчав с теми же мыслями, рыжая улыбнулась, - не будешь бояться, потому что вы будете расти вместе. Смотреть больше в одну сторону, хоть и с разной высоты. Он признает тебя, Леви, - промурлыкала, подобно пушистому комочку, имя Бродяги. - Если так было нужно, я не обижаюсь. Каждый делал то, что должен был. Что получилось. У меня хорошо получается падать. А Рисса непривычна. Боль смотреть, как разлагается чужое лицо, для нее проще. Потому что так есть. Земля заберёт себе тела. Грешная земля, как и насекомые, что топчутся на ней. Она выпьет кровь, вкусит по кусочку кусок тела, а твари меньше будут жадно кромсать остатки. Конец для мёртвых. Продолжение для живых. Бессмысленная жизнь. Даже в реальном мире нет должного блага. Даже Бродяги будут питаться остатками, что доедает земля. - А огненная голова, - протянул тифлинг, наклонив голову к рыжей макушке, - разлагаться не будет? Поцелуи солнца этому нравятся на щеках. С огненной головой этот так делать больше не будет. Дверь твою на замок закрою, - прыснул тифлинг, - если отпереть не забудет потом, когда чёрная женщина долетит вниз, - он немного отстранился. Немного. Ладони оставались на коленках огненной головы, а тот хихикал, дёргая плечами. – А, может, врёт? Может Лирлин-Лин-Лир станет бедной? Из-за своей прихоти, что проявила или Бродяга больно сделал? Нет, поцелуи этому всё ещё нравятся. Им больно не будет. Теплое сияние, как добрые змеи. Те грациозно обвивают раны. Игриво летают, касаясь одежды, и поют, поют мелодичней змей чернокнижника. Усилий не стоило. Этого лечит кровь и плоть. Этот лечит и себя. Приложить усилия, которые так и не прилагал спустя всё то время. Правая ладонь поднялась и коснулась лба рыжей головы, толкнув. - Можно учиться иначе, - довольно ухмылялся Бродяга, рассматривая руку колдуньи, - можно учиться чужими руками. Можно учиться лезвиями. Больно. Неприятно. Но если чуда в крови не будет? Будут чужие руки. Всё так же больно, но это выход, чтобы страдания облегчить. Этот знает, как иначе происходит. Лирлин-Лин-Лир нечего вздыхать от досады. Лирлин-Лин-Лир может учиться.

угусь, увидели

Тифлинги не познают жалости. Её стоит навязать, чтобы из черта превратить в ангела, а оное происходит редко. Только любовь к боли, что передаётся от предка – будь тот жестоким. Потомок ощущает инстинкты своего предка. Осознаёт, кто именно его отец… мать? Вряд ли уж мать демонесса будет милосердна к своему чаду. Попытки убить. Попытки насладиться агонией детского крика. Само удовольствие, когда она получает, когда коготок вонзает в мягкую кожу малыша и беспомощное тело нависает над родным лицом. Искажённым в отвратительной гримасе. Ухмыляющееся острыми клыками и вылизывающее рот языком, вкушая стекающую кровь. Свежая. Молодая. Но и этого будет мало. Любовь женщины к своему телу – кровь омолаживает. Хорошо, должно быть… что у него отец. Быть может, ждёт мальца, чтобы горделиво поднять подбородок и топнуть копытом по чёрной земле, но что Бродяге сделать, чтобы посмотреть в лицо папы? - Соус, - шелестят губы, заглядывая в мешок на поясе. Сердце сжимается. Душа пугается. Глаза блестят, как драгоценные камушки, а в ответ мяуканье и выглянувшая недовольная мордочка котёнка. - Нет, ходить здесь нельзя. Кушать тоже, - тифлинг оглянулся, проводил взглядом уходящего аасимара и поморщил лицо, наклонив голову на бок. Колени привычно согнулись, присев на корточки, а руки потянулись к комку и вытащили из мешка. Скоро большим будет. Не вместиться. Ещё демоны – кошек те немногие жалуют. О чём думал святоша? У белого нет грешных предков. Все святые и праведные, не питают любовь к боли. Не симпатизируют идеально заточённым кинжалам и копьям. Не связывают свою кровь с животными, делая последних дьявольскими гулями. Нет, Бродяга этого не сделает с Соусом. А вот святоша себя, видно, терзает за содеянное. Тифлинги не знают жалости. Они не доверяют даже себе подобным. Сказать что-то святоше. Взбодрить! Он лучше. Может быть лучше. Не надо терзать. Не надо упрекать. Ошибка, но исправима. Правильный выбор, а Боги тоже проливают кровь. Святоша будет лучше. Терзать ему себя не надо. - Как котенок? - шепотом поинтересовалась у пустоты колдунья.Глаза не наливались лиловым и выбор оставался за тифлингом. Лирлин присела там, где он должен был бы быть и обняла свои колени, пострадавшие ещё утром. Соус оказался на земле и с присущим возмущением разглядывал окружение. Он непонимающе мяукнул и упал на бок, вытянув лапки, а Бродяга ткнул его пальцем в живот. Голова «раскачивалась» из бока в бок, а тыльная сторона ладони коснулась носа. Бродяга скорчил обиженную гримасу, посмотрев на Лирлин-Лин-Лир. - Не больно. Маленький. А больше станет – этот будет бояться. А почему? Так ниточки играют, - тифлинг приблизился к рыжей, уставившись на колени той, и поверх накрыл ладонями, - это… было для Бешабы, - хрипло сказал Бродяга, решив, что дело в шариках с бубенчиками. - Не хитро. Не идеально. Пакость, но люди выглядят глупо. Смешно, а им всё равно больно, но не так как этим, - Бродяга повернул голову в сторону, куда уходил аасимар.

Раунд 2 ХП 106-7=99+4=103 Тело заживало, но медленно. В то время как мечи над головой свистели и приносили новую боль. Ему стоило остаться. В заброшенном доме вместе с Соусом, дабы провести часы в безмятежной игре, а там пропасть – принять одиночество воочию и скитаться теперь по иллюзии, пока тело не упадёт во тьму с тысячью блестящих шариков, до которых ему не дотянуться. Чуют ли они запах? Дым, огонь и жар? Ощущают на своей коже? Дышать невозможно, на ладонях остаются покрасневшие пятна, но для рождённого огнём это привычно. Ни яд, ни пламя – никакого вреда. Вся благодать быть потомком дьявола. Гори, воспламеняй, танцуй и пой. Перед глазами будут танцевать искорки, будет тепло, а глаза закрой, чтобы было спокойней. Не так щипало. Послушаешь… человечек? Тогда лови и держи. Это лучше змеи. А этот спрячется пока. Хватит его бить. Разбойник 3: 100-9=91 - 13 = 78 - 50 = 28 Разбойник 4: 100 - 13 = 87 - 50 = 37 Разбойник 5: 100 - 13 = 87-25=62

Бродяга шмыгнул носом и рассмеялся, прищурив глаза. Сердитый котёнок скорее многое сказал тифлингу – немного о нём, немного о маме и очень много о мире, что подарил комку эту мордочку. О том думает хвостатый? Нет, больше смущён. Больше желания свернуться в клубочек и отказаться от убеждений, которые как ниточки тянут камень жизни. Позволяют жить, смеяться, плакать, ненавидеть и любить. Глаза не отрывались от поцелуев солнца на щеках, а на душе камень смущения. Сказал не то. Сделал не то. А Соусу дела не будет. Тот получал ласки от пальцев, что гладили живот и игрался с длинными локонами, что падали на гримаску. Маленький, но уже взрослый. Жаль, но жалеть некого совсем… Шарик Греха не позволил продолжить. Шарик обещал, что кто-то получит стрелу в колено. Опустошённые – словно только они поменяли с чёрного на серый цвет – глаза посмотрели на беззаботный комок, что лежал на полу, лениво перебирая лапками и изредка открывая рот, «кусая» рыжие локоны. Иди туда, где много шума. Иди туда, где плывёт в привычном русле толпа. Смех, крики, возгласы – искорки ночных кошмаров, что слышит он, закрывая глаза. Звон цепей и плач. Мольба здесь бессмысленна. От продукта больше пользы, когда он молчит. Но он предмет. Он невидим для хозяина. Он должен приносить пользу. А что наслаждение? Бродяга только поморщился, вспоминая, перебирая в голове листья слов, что проскакивали перед глазами. Люди хрупкие. Люди чувствительные. Люди наивные. Не подозревают, что даже демоны те – ими пользуются, и потомки их восстанут. Сожгут и раскромсают. И немного тех, что связали жизнь со Светом. Немного, но будут стоять в стороне? А этот будет? Хаос приносит мир. Раунд 1 ХП 120-19=101+4=106 Каменная башня только глубже проникается в память. Всплывают картины комнат без окон. Тусклое мерцание свечек – он вспомнит грубое биение бича по голой коже и вырвавшийся стон из сомкнутых губ. Он помнил… это ли, и нанесло ему вред? Бродяга закричал, резко отшагивая назад, а по левой руке стекалась струйка крови, оставив в воздухе тонкие красные линии. Громче. Кричи громче. Приятно, свободно, оглушает боль и ослепляет глаза – ничего не видишь, кроме мерцающей капельки, что падает с перевёрнутой горы. А что в их глазах? Испуг? Недоумение? Он абсурден. Он глуп. Но ведь никто не тыкает в него пальцем. Кастис рядом. Кастис видит. Кастис помогает старому другу. Нектар, что превращается в змею и устремляется к мечнику, раскрыв клыкастый рот. И раздваивается в фиолетовом сияние, направляясь к двум другим и обвивая их головы. Не больно. Они даже не почувствуют боли... Маг: 150-44=106-13=93-86=7 Лучник 1: 80-22=58 Лучник 2: 80-11=69 Лучник 3: 80-22=58 Разбойник 1: 100-9=91 Разбойник 2: 100-9=91 Разбойник 3: 100-9=91 Разбойник 4: 100 Разбойник 5: 100

*жёстким голосом* когда я, святая из всех святых, говорю, что вы можете остаться - вы тащите свои задницы в кровавое месиво, дабы с пафосом подохнуть, получив стрелу в колено, еее.... да ладно. надо идти, бродяга пойдёт ^^ вот только мешок для котёнка найду какой-нить чоу...

чёртовы демократы... :dry:

- Они живут за себя, не для других. Время ограничено, а возможностей больше, гораздо больше. Для него путь назад и поиски - дело бесполезное. Соус мякнул, поймав хвост Бродяги, а тот не отрывал тёмного взгляда от светлого. Зелёного. Противоречивого и не совместимого с этим. Люди берут. Люди выкидывают. Людям одиноко и ищут опеку в немых. Пушистые, тёплые, издающие забавные звуки. Как отголоски, что жизнь никогда не была бессмысленна, но что думает об этом Соус? Бродяга свободен, а будет в его острых ладонях свободен и котёнок? Горько оставлять. Обидно выкидывать. Бешаба подарила? Нашёл и привязался. Тёплый и пушистый. - Сливок тоже больше, чем хватит каждому. Он может быть в безопасности, но больше когда в раю. Больше, когда там, где будет знать. Я неправа? А шоколад это.. это подарок Сун своим дочерям. Когда горечь, сладость и молоко смешиваются в одно лакомство. Другое, совершенно другое. Благодаря теплу. Я тебе дам попробовать. - Иллюзия и мозайка. Не плод детских фантазий Греха? Ладони потянулись к пушистой шёрстке Соуса, пальцы нащупали ушки и последний недоумённо мяукнул, попытавшись укусить хвостатого за подушечку. - Как одиноко в безопасности? Как весело на краю смерти? А что Соус скажет? – он ткнул котёнка пальцем в нос. Обидный звук. Синий взгляд с упрёком. - Дочерям? – Бродяга нахмурился, улыбка сползла, а подбородок коснулся груди, разглядывая… что-то разглядывая, чего у него было, а чего не было. – Этот не дочка. Этот сын. Разрешит Сун? Бродяга ни разу не молился. Ни разу не упомянул добрым словом. Шо-ко-лад может быть горьким и этому не понравиться, - с обидой проговорил тифлинг, пальцами пытаясь дотронуться живота Соуса.

-Я поговорил с вербовщиком, никакой засады не было и всё обошлось благополучно. Относительно. Нам поручено задание, нужно забрать деревянную шкатулку вот отсюда. -Пальцем он указал то самое место. -На охране по словам, человек восемь, возможно будет маг. Скорее всего, придётся пролить кровь. Поэтому кто желает, может остаться. Остальных прошу собраться. выдвигаемся в течении получаса. Предупреждаю сразу, что шкатулку открывать нельзя, ни в коем случае, без моего согласия. Так что убедительно прошу, уймите своё любопытство. Иначе, будут приняты меры. -Коротко проговорил он пряча за забралом жёсткости и безразличия, свои сомнения по этому поводу и душевные терзания. Уходишь весёлым, а приходит мрачным. Ну, посмотри внимательней. Ощупай скрытые струны и подёргай за них. Благодать и воры? А последние благородные? Не лучше было оставить всё, как есть – зачем мучить лучезарный шарик с солнцем? - Наказание? Опекун наказывает детей, но какая мера будет лучше? Пятна будут, - Бродяга взял на руки Соуса. Что с этим делать? Остаться или взять с собой? Почему смотрит на этого сердито и хочет ли свободы? Тифлинг отпустит, но ему будет жаль. Будет скучно. Лицо Бродяги скисло. А шкатулка на слух, как шкатулка. Еды-то там всё равно не будет, так какой смысл прикасаться к ней?

- А может не ещё? Маленький и не маленький он решает право самому выживать? Он может привыкнуть передавать его тебе, - вторая ладонь очутилась совсем рядом с хвостом тифлинга. Соус закрыл глаза, а потом вновь открыл. Он прыгнул, оказавшись посередине хвоста и ладошки, как первый поднялся ввысь – едва кончик коснулся пальца колдуньи. - Решает, - негромко сказал Бродяга, ухмыляясь от уха до уха, - и не решает. Корчит мордочку и жалуется другим. Найти маму. Найти отца… а где они? - тёмные глаза обратились к светлому лицу с веснушками. – Этот не знает. Решает за чужого? Этот может держать. Может ли кормить? Знает, что сливки, но вдруг этот съест больше? – тифлинг помолчал, приподняв подбородок, и прыснул, положив руки на живот. - А что значит шо-ко-лад?

- Не вздумай падать, - предупредила девушка котенка, и прислушалась к смеху. - Бродяга любит прятаться и оказываться видимым тогда, когда ему хочется. Такой твой хозяин. Но он упал. Жалобно мяукнул. Лапы не окрепли. Лапы подводят. Подводят и глаза. Лучше бы у него не было так много шерсти, как и хвоста. Да и сами лапы длиннее, как у хвостатого хозяина. Он слышал? Он решил? Но этот не стал прятаться. Этого обняла тень, и он вышел, чтобы поднять на руки пушистый комок, кои назвали Соусом. Во тьме другую тьму не увидишь, но он посматривал. Он слушал, что было привычно. Что было интересно. Что позволяло выживать и что было мусором внутри неправильного рта. Но что доносилось от них? Скрытая колкость. Предупреждение. Заявление… шоколад? Запах карамельных конфет и тепло, ложащееся на душу - первое, о чём подумал тифлинг, услышав новое слово. Бродяга взглянул в синие блюдца. - А развеселить? Маленький ещё, - хихикнул тифлинг и опустил того назад на пол. Соус мяукнул, мотая тёмной мордочкой и полуприкрывая круглые глаза.

Молоко? Сливки? Шоколад? 0_0 да этот мелкий сам и прибежит под свой топот >_> и хозяина заодно прихватит ^^

- Не хочешь к хозяину? - спрашивает колдунья и смотрит в сторону, где скрылся Бродяга. Затем на котенка, с теплом, сравнимым с его собственным внутри. Он оглядывается в ту же сторону и мотает головой. Неважно куда. Просто помотать. Рассмотреть каждый уголок, каждого из присутствующих. Различить скудные цвета, и обиженно мяукнув на ту, что обратилась к нему. Никакого угощения? Никаких сливок? Хотя бы на руки не взяла. Хотя бы не потрясла в руках. А там же высоко. А там запутаешься? Соус лениво приподнялся на лапки и под тихий топот убежал прочь от троицы. Пару раз раздалось мяуканье, как приёмыш звал бы хозяина, чтобы выйти из густого леса или толкающейся толпы. В ответ ему всё же раздался смех, до этого раздававшийся хихиканьем.

Соус не возражал. Соус боялся, что лапы опять запутаются, и он упадёт. А хозяин… гадина, не приходит. Он принял, поглаживая чёрной женщины по пушистой шёрстке, но всё, же обиженно мякнул, скорчив тёмную мордочку. А синие блюдца посмотрели в зелёные глаза. Носик не шевелиться. Взгляд не моргает. Смотрит. Наблюдает. Ищет, за что зацепиться. Мягкие подушечки касаются лба и щеки. Носик путается в рыжик локонах. Минута проходит и котёнок валиться на пол вместе со светлой двуногой. На спину и вновь принимается играть с путаными волосами. Кусает. Пробует на вкус? Его не прогоняют. Зачем уходить?

Столько рук, столько пальцев, столько взглядов… сердитая мордочка не могла скрыть удивления от реакций двуногих, а два синих блюдечка растерялись, не зная на ком задерживать свой упрекающий взгляд. Соус бросился к руке чёрной женщине, вонзив маленькие коготки в смуглую кожу и начал кусать пальчики. А вновь услыхав постукивание пальцев по полу, как зов известный только ему – махнул ушками, но споткнулся лапками при попытке схватить и ладошку рыжей. Котёнок поднял голову и помотал чёрной мордочкой то на чёрную, то на светлую и с возражением мяукнул. Его путают. Его все путают! А что он такого сделал? Ребёнок жалуется. Будет с обидой смотреть на взрослых, но всегда будет играть, всегда будет смеяться. Ещё один звук со стороны комка, в знак подтверждения, и он неохотно вернулся к прежнему занятию. Лениво перебирая лапками длинные локоны светлой.

Неожиданно. Страшно. Но не больно. Не собака. Котёнок жалобно мякнул, под рыжими прядями и сердито глянул на чёрную женщину, будто это она накрыла его какой-то растительностью поверх мелкой головы. Да и хозяин… гадина. Оставил его и смеётся, прячась где-то в доме. Соус привстал на задние лапы, а передними начал ловить локоны.