Yambie

Что хуже разбоя? Что хуже беспредела? Пустующей улицы с одинокими торговцами, с их покрытыми пылью товарами? Разве что кошка пройдёт – не то серая, не то чёрная, а всё равно принесёт беды. Они слышат? Как гремит что-то друг об друга и как что-то не то мяукает, не то мычит в чужих лапах, хихикая – громко смеётся, забывая о путанице, забывчивости, потери. А где он потерялся? Только с ними. Только с Грехом. То место, где плоть щекочут с такой жгучей болью, что ощущаешь, как слой за слоем, - будто ящерица и кокон бабочки, - сдирает кожу. А запаха не определишь. Кровь пахнет железом. Огонь – серой. Смешать это всё вместе, но ничего хорошего… для носа. Он привыкнет. Его не утоляет. Привычно. А что думает котёнок? Банки греметь перестали, - а вот вход в таверну, где остановились несколько из них, украшала паутинка из найденных верёвок с тканями, всеми собранными силами тифлинга, чтобы выйти было проблематично, - а чёрные глаза посмотрели на тёмную мордочку. - Что делать? Красноречивый – косой – взгляд в сторону, как подобает какому-то аристократу. А, небось, Красному Волшебнику, которому впору держать в рабах не только крыс, но и щенков, что с не понимаем, уставятся на него, маша хвостами, выставляя на показ рога с пёрышками. Бродяга только шире улыбнулся на такую реакцию. Красный Волшебник… у него в руках. Самодовольная, гордая, раздражительная… - Укурыш, у тебя была неправильная трава... Красноречивый жест ушками… и круглые глаза бусинками выразительно демонстрирующие недоумение комка, которому ещё предстояло, - по прихоти этого долговязого подобия животного, - подёргаться в немытых ручонках, непроизвольно мяукая. Бутыли, смех и едва уловимые тихие звуки, когда ветер касается острия лезвий копья, а хвост, наоборот, в ответ пытается отбить его, что капризный ребёнок, но покоряется буйствующей стихии. Буйствующему хозяину. Весёлому хозяину. Безрассудной голове.. Красноречиво. Когда молчишь, когда не слышишь, когда не говоришь – жесты должны быть красноречивы. Выразительны. Легко уловимые в струнах человеческого внимания. А куда идти? Куда стремиться? Подождать? Кого? Чего? Зачем? А может уйти? Может заблудиться? А заметят? Заметит Грех? Поймает и отругает, как ребёнка? Грех невнимательный и рассеянный волшебник… или колдун? Всё равно невнимательный – столько полукровок запихнуть, как соломинок в будущую голову тряпичной куклы, в ловушку и тешить тех Раем с иллюзиями, но предупреждать о худшем. Предупреждать и ждать. Глупый Грех. Банки прекратили греметь. Стёкла потрескалась, а этот подпрыгнул, сильнее сжав комок в руках. Хвост недовольно взмахнулся ввысь с верёвкой, к которой и были привязаны побрякушки – начал «гребешком» рассматривать окружающее. Вновь опустился, словно затих в предвкушении охоты. Человеческие дела. Тифлингам-то нет дела до себя подобных – коим им дело до людишек? Жадные, рассеянные и доверчивые? Минуты не прошло, чтобы этот простоял на земле и как вновь взобрался на ближайшую возвышенность. Смотреть на всё сверху вниз. Видеть каждую деталь, но не слышать. Видеть каждый жест, но не замечать говорящего взгляда разных глаз. Комок в этот раз и без встряски мяукнул, а тифлинг стал ждать, согнув колени. Чуть ослабив руки, в которых держал котёнка. Долго ждать. Ещё, ещё и ещё… всё равно ещё долго... x до завтра, после часа

Бродяга в любом случае, если вошёл, то быстро вышел и сидит хз где снаружи не определились пока -_-" он внутри просто так не засидится.. мы этим занимались последние два дня - отмазка для Леви, а его оказывается тащили.. =_=

Рыбка, ну процитировали же имя >__> где Бродяга - мы знаем, не в таверне он туда ни на шаг из-за своих фобий

что мы конкретно пропустили за эту неделю?.. :mellow:

и мы поняли... вышли из шкурки бродяги на неделю - теперь по новой и дольше, дольше, дольше входит назад, без карточки постоянного клиента... =_= *снова глотает аспирин, чертит*

Ходи по воде, плавай в траве * * * Нечего делать в таверне. Нечего даже слушать рокот голосов валившихся на голову как кипы грубых книг с острыми уголками, что норовят попасть в мягкое местечко. Спрячься. Исчезни и никто не побеспокоит. Может он постоит за воротами города? Может его пошлют дальше за пределы всей этой иллюзии, где едва палец коснётся кровавых линий, что настойчиво заявляют чужаку уйти подальше? Нет, нельзя. Нет, можно. Не, стоит. Слишком много правил! Нигде не повернёшься. Хвост чего-то, - коль, не кого-то ниже спины, - коснётся, а едва уловимое ощущение чужой руки вызывает жалобный стон, что со стороны кажется, что эта ходячая башня вот-вот пустит из тёмных глаз брызги водопада. - Почему город? Почему дома? Почему люди? Почему не деревья? – вопрос за вопросом. Сложи одну цепь, затем другую. Внимательно, дабы каждая была разного оттенка, а может и одного, но темнее предыдущей. Острие копья посчитает камешки под ногами и скудные отростки травинки. Кожа половит едва уловимое тепло. Плечи вздрогнут, губы скривятся в ухмылке, а хвост весело взмахнёт кончиком над головой, «рисуя» нимб. За чертёнком прячется ангел. Ангелу трудно быть вечно добрым. У черта мягкая и ранимая душонка. Но… обязательно кому-то падать на голову. Бродяга исказил гримаску, держа в руках серый пушистый комочек с тёмненькой мордочкой. Якобы, которая не лестно посылала Затронутого Планами в одно место, где лучикам солнца было трудно добраться. А как та повернула головку куда-то в сторону – не менее тёмная физиономия тифлинга исказилась ещё пуще, под стать котёнка… котёнка, а точно? Бродяга потряс в длинных ладонях комок, - на что тот издал не то привычное мяуканье, не то какое-то мычание, - повернул голову на бок, приподняв того поверх и вновь опустил уставившись глаза много светлее этого. Гримаса тифлинга заметно повеселела. Гримаска котёнка оставалась такой же, без каких либо изменений, - но, может, и мелькнуло недоумение, когда хвостатый усадил его на голову и последний уселся, согнув колени, облокотившись спиной к каменной стене. Глубокими глазищами посматривая поверх, на неловко перебирающего с лапы на лапу серого комка.

>_> мы пост пишем... начали и гоняем пуфффшистиков за углом *глотает аспирин, лихорадочно оглядывается по сторонам*

Бродяга будет пассив несколько дней из-за ноута, если совсем пропадёт из виду с холстами =( мастера предупредили, коль чоу

- Но когда два, что происходит с одним? – хриплым смехом выдавил из уст Бродяга, всё тыкая пальцем по каждому лепестку цветка. Не больно. Не сильно. Бархатный. С красным несовместим, но рождается буря, которая вмиг затихнет, исчезнет. Никто не тронет. Никто не задет. Струны будут играть на мифической флейте, а вот услышат ли мелодию? - Прячешься днём. Прячешься вечером. Лирлин-Лин-Лир любит прятаться? Играть с другими? А прячет ли что-то огненная голова, кроме скромных поцелуев солнца? – он повернул голову к лицу рыжей, а чёрные глаза застыли. Внимательно. Раз, два, три, четыре… нет, сбился. Может завитушки лучше посчитать? Сколько косичек можно сплести и украсить веточками, листочками и цветами. Дерево. Чудное дерево с двумя зелёными фруктами и ещё не повзрослевшими семечками на молочной корке. Хвост поднялся и опустился. Несколько раз повторил это движение. Кончик делал вид, что живёт независимо от тифлинга, от хозяина. Сам же рисовал узоры, но без чёрного взгляда ничего не получиться. - А хорошо ли… летать, когда можно прыгать? В небе не потеряешься. Потеряешься в вате. А вода глубокая. Ничего не говорит. Ничего не показывает. Только её локоны чистые и шёлковые. Они быстро растут... Брови нахмурились, а гримаска выглядела забавной. Паниковал ли минутами назад? Просил уйти? Кричал ли он? В душе приходит бушующая зима, а затем наступает лето. Лучи греют замёрзшую жёлтую поляну и из неё вылетают дремавшие во время бури вороны, громко каркая, как Бродяга смеётся. Странно. Беспричинно. Для некоторых пугающе, при самом осознание хвостатого демона. - Ходят, ходят, но не уходят… Он не заснёт. Он не закроет глаза. Не снова. Не хочет видеть Кастис с башней. А всё равно придётся, чтобы время рухнуло, как плохая лачужка из одного сена и с хрупкой опорой деревянных палок. Чтобы перевернуть следующую страницу чистой книги и начать пачкать её кляксами. Не писать, не творить, а именно пачкать кляксами, вводя других в недоумение. Хвост опустился. Глаза наливались свинцом. Голова опустилась на бок, коснувшись виском макушки огненной головы, а затем сползла, дотронувшись подбородком к груди.

мы чоу тоже пропадаем... =__= *собирает остатки воли в кулак и бросает в маленький мешочек*

-Я так и не понял, что конкретно тебя напугало? Наша расслабленность, нежелание действовать или что-то ещё? Если местные, то. Можешь устроиться на ночлег здесь. Я бдительности не теряю, даже когда отдыхаю. Могу даже остаться в дозор, но не вижу в этом нужды. Бродяга изумлённо округлив глаза, приподняв брови и хмуро опустив. Спать на земле? Удобно, свернувшись клубочком и хвост не отдавить. Тело ноет. - А лошади лазают по деревьям? – просто задал он вопрос, приподняв чёрные глаза на аасимара. Пусто. Странно. Всё пропало. А теперь жди и грызи пальцы. - Топчут копытами корки? – он съёжился. – Больно... Женщина лукавит? Женщина показывает себя? Быть любимой и привлекательной? Разбивать сердца, одну надежду за другой, но считать себя Ао – мудростью воплоти, кои ей не быть. Женщина показывает себя, но чужая. Нечего добиваться, но лучше бросать монеты в ответ – глупые монеты. Не стоят внимания. Лишены ценности. Почему не сказал вслух? Женщина стоит на своём. Кроме себя никого не видит и не слышит. В чём же смысл путанных слов? - Виток заканчивается и будет дорога. Новая и старая. Как сегодня, но больше мы сюда не вернемся. Я уже это знаю. Веришь Лирлин? Я хочу верить. Ладошка снова лежит на земле. Пальцы рисуют замкнутую петлю, но потом ведут линию в сторону. Незаконченную. Ладонь тянется к рисунку, стремиться не ногами, а пальцами продолжит путь. Дальше и дальше, где стоят большие ворота и прячут свой мир от посторонних глаз. Никаких орков с эльфами. Никаких родителей людей. Никаких ссор, а только мир. Малая доля непонимания, но рождающееся доверие. Далеко. Много шагов. Может посчитать? Сбился со счёта. Пальцы согнулись в кулак. Верни смех Бешаба. - Что у тебя в руках? - полюбопытствовала колдунья, не обращая внимания на слова Риссы. - Синий. Желтый неяркий. Как он должен жить? - Жёлтый – спокойный. Жёлтый гармонирует. Но нужен жёлтый красному? А как синий уживётся с красным? Он выпрямил спину. На минуту. Немного. Вновь согнул. Наклонил голову на один бок, а затем на другой. Стоило ухмыльнуться, засмеяться, а не хотелось. Только гримаски то и дело корчил. Но Бродяга протянул Лирлин-Лин-Лир корзинку. - Вода – жизнь. Везде и всегда. Вода воспламеняет огонь… если делает правильно. Синий выделяется. Выглядит несовместимо, - ухмыльнулся… ухмыльнулся? – несовместимости сходятся. Этот говорил. Этому стоило передать правильно. Но опора из этого плохая. Этот упустит. Не заметит. Не поймает. Ветряный. Кастис поможет, если нужно. Кастис крепкая, если необходимо, - он опустил голову. Губы расплылись, как кто-то делает аккуратный разрез вдоль щёк и к ушкам. Тихий хриплый смешок. Плечи дёрнулись, а хвост поднялся выше, над головой хозяина.

- Ты не хочешь оставаться здесь навсегда? - попыталась понять тифлинга Рисса. - Нет… да! – заявил тифлинг. – Дальше, дальше, дальше, но не оставаться на тропе. Идти, не спрашивать – не знаешь куда идёшь, но всё равно куда-нибудь прийдёшь. Не там где много, не там где мало… - Бродяга, ещё несколько часов. Мы сможем подождать. Клетки нет, нигде. Нужно немного отдохнуть. Хочешь? Иллюзия, но реальность. Громко, но в тоже время должно быть тихо. Кто-то наблюдает? Бесстыдно и наслаждаясь сполна картиной. Наслаждаясь собой. Идеальность и грех чужых. Надо быть терпеливей – засмеют. Надо представить себя невидимым – исчезнешь, по воле желание. Он не исчезал. Огненная голова появилась. Неожиданно. Ожидаемо. Плечи прекратили дрожать, но голову не подымай. Как же смутился. - Отдыхал много. Уставал, когда этот хотел, - Бродяга скорчил рожицу, дёрнув носом, а хвост, наконец, немного поднялся над землёй. – Но дорогу почти не видал. Ветки закрывали для этого и землю и небо, но натыкался на караваны, как хотела богиня, - руки державшие корзинку отдалились. - Нельзя оставаться на одном месте. Нельзя натыкаться на одно и тоже дерево дважды. Если этому идти, то дальше, забывая и помня. Цветок жив? Цветок ожил? Корни ещё с ним, но нужна вода. Времени не хватит. - Живо, - тихо подытожил тифлинг, ткнув пальцем в синий лепесток. – Волосам подойдут? Неа. На голову не надеть. Носить только. Умрёт.

-А дальше мы пойдём завтра с утра. -Принялся успокаивать тифлинга, священник, кажется того просто напугало что-то, или он что-то надумал, но он не мог понять что. -Проводник доведёт нас до северной границы леса, где должен быть, хм, как его звали... Друг того мальчика. Дорога дальняя, так что набраться сил действительно стоит. Думаю тогда ситуация наконец проясниться. Насколько это вообще возможно в наших условиях. Не думаю что кентавры хотят причинить нам вред, по крайне мере не так. Я не понял, ты видел что-то? Что тебя так напугало? Как святоша поймёт? Как он вообще поймёт? Это другое. Это не то убежище, где он жил с теми, кого смело мог звать братьями. А это другое. Вольность решений, слов, жестов и дороги. Нельзя оставаться на одном месте. Дары станут ядом, а окружающие – хуже, хуже Красных Волшебников. Скользкие, хитрые и проворные в своих действиях и сладких речах. Как святоша поймёт его? Бродяга только обиженно поджал губы. Забавно. Одна часть лица кривиться, другая хмуриться. Рот с носом стали жить отдельно от глаз со лбом. - Мальчишка Сил? Что за создание? Мальчишка Сил? Почему так кривитесь при его словах? Что странного? – он говорил тихо, не поднимая головы. Цел цветок. Не испортился. Корни надо подсластить водой. Бродяга покачал головой. - Уходить. Быстро. Этот не выдержит больше дня. Этот хочет бежать дальше. Замкнутая клетка. Замкнутая клетка с лапками многоножки. Удивительная и отвратительная, - лоб сморщился, а тифлинг плюхнулся на землю согнув колени, - для этого больше отвратительная.

-Что случилось? -Спросил он одним движением подскочив на ноги? -Какое зло? Какое одно? Ты о чём? Бродяга засопел, плечи дрожали и даже хвост, который старательно пытался выглядеть со стороны неподвижно. Помилуй, помилуй Бешаба. Направь дальше. Дальше по тропе. Неважно, что там. Неважно, что за создания с порванными струнами, но нельзя, нельзя больше оставаться на одном месте. - Уходить, надо уходить сейчас, - упрямо заверил тифлинг. – Оставаться и дальше? Пить, есть, спать? С миротворцами и дальше? Дальше?! – вскрикнул Бродяга, таки подняв искажённую гримасу и больше испуганные, чем недоумённые глаза. – Нельзя оставаться, даже когда просят. Нельзя оставаться, когда напаивают. Уходить, уходить, уходить сейчас, не надо! Пальцы вцепились крепче. Голова не болит. А дух жалуется - затуманивает, не позволяет смотреть глубже. Движет дальше по тропе, но иллюзия Греха.

Наверно Бродяга выглядел бы лучше, если бы окунулся в воду с кислой ватой, а вместо тряпок надел бы красную мантию с чёрным воротничком – так-то он и выглядел респектабельно, - слово такое, - и сразу уважением пользовался, а не жалостью вперемешку с насмешливостью. Ручей, правда, лицо его исказил, но увидел, что пятна чуть светлее чёрного. Смуглые? Почти… персиковой кожи. Темнее светлой, как оказалось, но всё же не настолько они сливались в единое и это выдавало породу. Брови приподнялись, на лбу выступили морщинки, а поджатые губы с бородкой со стороны выглядели… да, смешно. Смешной. Улыбка, смех и хвост весело взмахнувшийся «гребешком» над головой. Всегда смеялся, когда так она его звала. Всегда старался не отпускать ладошку, но приходилось бежать без той. Вот к чему это привело. Вот почему окружающая природа рушиться в шипах и багровых красках, а сны показывают башню, скрытую в синих горах. Нет, не была любовницей. Слишком юные. Слишком наивные. Любимая? Наверно. А какая разница между любовницей? Друзья. Умер друг. Но кувшин заполнил. Крови в жилах течёт намного больше. Она кипит, сжимает вены, заставляет двигаться дальше и от этого сердце лихорадочно колотиться в груди, как мягкий камушек зверя, заковавшего в цепи. Не уйти. Не пройти. Иллюзия. Никогда не была такой мукой для него. Куда не пойдёшь – лес, как лес, а путники, как путники. Надоело. Всё надоело. Только есть и пить. Пить и есть, но не идти дальше. Надоело. Хвост свернулся в клубочек и резко дёрнулся, выразив своё недоумение в молчание самого тифлинга. Наконец-то проснулся. Глаза ищут яснее. Внимательно, стараясь не упустить ни одну деталь. Синие к волосам. Синие ли? Есть и красные, и жёлтые, и белые, а подойдут синие? Рука потянулась к стебельку, без жалости оторвав его от корней. Тифлинг поморщился – не то. Другая, третья и четвёртая, но всё не то. Он всем недоволен. Недоволен лесом, не доволен миротворцами с лошадиными телами, недоволен неволей. Злость, но никакой обида и хвост сам утихает, помахивая только кончикам, как ища незваных гостей, а из губ вырывается недовольный рык. Чего рычать? Чего злиться? Извивающиеся змеи, кусающие друг другу шеи и шипящие на потомка дьявольщины тепла не приносили, хоть на внешнюю враждебность – внутренне пытались успокоить. Грубо, настойчиво, обнимая тело, но никак. Всё не то. Острие копья провело черту. Неправильно. Если брать без спроса, то брать аккуратно. Если одалживать дар, то осторожно. Но копьё всё, же вонзилось вместе с острием и шипами в почву. Бродяга огляделся ещё раз и, обнаружив, наконец, то, что хотел, присел на колени, а ладони потянулись к земле. Указательные пальцы нарисовали круг. Ещё один и ещё. Круг за кругом, пока земля не стала более мягкой, попутно давая приятное ощущение ладоням. Корни не все. Но есть почва. Есть крепкие корни. И нужна опора. Корзинка? Подойдёт… Было неудобно. Совсем неудобно. И чувствовал себя пристыженным, как раньше в учёбе, когда учитель при всех юнцов с девушками плёткой отхлестал спину, а затем заставил сесть на место. Долго ещё помнил – они смотрели, а щёки порозовели. Сейчас что… тоже?! Бешаба не надо. Бешаба будь милой. Бешаба не заставляй этого переступать с ноги на ноги и упасть. Непривычно. Всё непривычно. Хотелось пробежаться, как дикий зверь. Взобраться на дерево и прыгать с ветки на ветку, весело хохоча. Ещё немного… ещё немного и что будет? Неееееет. Нельзя здесь оставаться. Нельзя, нельзя, нельзя, нельзя, но ни копьё ни кувшинчик с синим цветком не уронил. Но что с ним случится? Чёрные глаза выдали испуг, а всё тело взяла дрожь. Он едва волей заставил себя идти дальше, не свернуться в клубочек от испуга. Помилуй, Богиня. Пожалуйста, помилуй, не надо. - Свяяяяят-т-тооооош-шаааа! – панически закричал тифлинг, падая на колени и выронив, - из двух зол выбрать одну, - из ладони копьё, а кувшинчик прижал к себе. – Уйти! Надо уходить! Не слушай! Нет, нет, нет!

половину с кэпом кабак ещё не отпускает, ню... =(

- Другие умеют просить, а не прятаться в кустах, как звери. Плоть дышит молодостью и силой. Какое разочарование, когда складывается не так, как хочешь и люди совсем не те. Но надо к этому готовиться. Тифлинги же готовятся. - Кто тут звери? – хрипло засмеялся Леви. – Этот зверь? Или девочка-кентавр зверь? Миролюбивость не решает. Тут оно просто слово. Ничего не решает. А эта слишком нежная, чтобы дерзить, но глаза такие ясные, такие открытые – им не положено скрывать правду. Наивное создание. Ветер в голове? Те, кто не ценит правду ложью – у тех всегда ветер в голове. Руки же тянуться к соблазнительному полному кувшинчику, как его резко подымают над головой, а ладони падают на земле. Встаёт на четвереньки. Бродяга жалобно замычал, а подняв голову – вызывающе прорычал девочке-кентавру. Она ведь обещала. Обещала отдать полное вино! Но глаза не лгут. Они смотрят без снисхождения и смеются вместо хозяйки, как хвост посылает одним своим движением тысяча проклятий вместо путанного рта тифлинга. - Лгунья, - рыкнул он, садясь на корточки, а локти - прислонив к коленам. - И всё же скажи мне ясно для чего тебе? Рык. Улыбка. Смех. Радость. Разочарование. Обида. Злость. Рык. Улыбка. Смех. - Это дар его, - усмехнулся Бродяга. - Но это не ты делал, - улыбнулась в ответ та. - Жрецы тоже горькую воду не делали. А людишки фривольные, но замкнутые. Она любит такие дары, - рука потянулась бы к кувшинчику, но так далеко и высоко, что единственное можно сделать, так это коснуться пальцами грудинки. Миролюбива, но слово пустое. - Что стоит девочке дать этому кувшинчик, как другим дают вино с сыром и фруктами? – прошелестел, но выдав в конец лихорадочное и короткое хихиканье, Бродяга, как и хвост обвил «ножу» кентавровки. Глаза открытые. Не ценят они тут правду… Бродяга вернулся назад к большому дереву. С большой щелью. Вошёл внутрь, приобняв кувшинчик. Копьё не лучше посоха – змеи не лучше огня, а сера всё испортит и аромат развеется. Ветки, листья, бумага и всё аккуратно по кругу. Прислонив листочек к веточке, с которой первый должен был расти. Соединив сами ветки в замысловатой паутине, а посередине на бумагу поставить кувшинчик. Выходила замысловатая пентаграмма, но не достаточно большая в щели дерева, как хотел сам Бродяга, но он не раскис по этому поводу. Ему не терпелось приступить к начатому, что даже хвост норовил одним резким движением всё испортить... интересно, а что случайный путники подумали бы, если из дупла неожиданно вылез дьявольский хвост и как мерзкая птичка начал всех больно хлопать по макушке? Он открыл пробку, - мимолётно вдохнув сладкий аромат, который заявлял о своём желании, чтобы нектар выпили, - не поднимая с места, потряс за горлышко. Плечи съёжились, а тифлинг засмеялся, в воздухе взмахнув «гребешком» хвоста. Вино - мертвецу. Дерево - Року. Или наоборот? Не зажигается. Попробуй ещё раз… всё равно нет? Ну, так пробуй ещё раз. Продолжай пробовать. Задыхаешься? Слишком много серы? О, а вот и хвостик опустился, заявив, что всё же первым помрёт, но чего, же хозяин ещё стоит? Уже сидит? А ты пробуй. Всё равно пробуй. Себя лучше не слушать. Никогда не слушать, тем более уставшим, потрёпанным и ещё более испачканным с ног до головы. Особенно не слушать незнакомые щели в деревьях. Эхом выполз звонкий вой тифлинга. Хлопок. Тишина. И снова жалобный вой. Почему у Бродяги чуть лысоватая голова? Тёмное пятно, - вместо двух врождённых под глазами и на раковине правого уха, - на его остром лице ненавязчиво так немного прояснит, а догадливый решит, что хвостатый любит играть с огнём. С печальным исходом для первого. Он вернулся назад к чужакам, оставаясь сидеть на ветке дерева и, спрятавшись, наблюдать, - они всегда будут чужаками даже с толикой искреннего доверия, хоть и не есть иллюзии. Обиженный, уставший, но не голодный хотя бы. Вечно он не получает всегда всё и сразу. Но зато на голове осталась корзинка от булькнувшего огоньком кувшина. Царапины на лице не хотели никак быстро заживать из-за пепла со смешанным запахом. Нет. Надо дыру лучше было выкопать и спрятать листвой.

На что нужны слова, кроме как не путать остальных вьющимися локонами фразами? Лишённый мудрости, но не обделённый речью, разумом, знаниями и верой – зачем этот говорить? Чтобы доносить что-то? Чтобы попытаться увидеть? То, что находиться внутри чужого или внутри этого? Трудно, запутанно, не ясно. Истина прячется в перевёрнутой чёрной горе. Только долгое-долгое время обделяет, когда песчинка оторвётся от носика возвышенности, а затем, падая, начнёт формироваться в подобие человеческое – а может зверолюда, полуковки, падшего или демона – существо. Будет теребить ножками, впервые закричит, а может и помолчит, но когда-нибудь впервые заплачет и скажет не об отце и матери. Они сделали… что-то сделали. Наказали ходячее полено, которое скорее мучилось от того, что оторвал корни из почвы. Неправильно, неправильно, неправильно! А вот не надо ведь было. Надо было оставаться на месте. Надо было тянуться и вырасти настолько большим, что даже бы голые ветки в суровые зимы с урожаем белоснежных колючек закрывали собой солнце, но пускали слабых детишек лучей. Для мальчишки – мозгов больше, чем у этого. Может слишком? Может детская гордость? Как ребёнок может быть скрытым? Может, когда за спиной шепчутся и подолгу не отрывают взгляда от удаляющейся юной спины, чья голова на плечах только сильнее желает убежать за угол и ждать глубокой ночи, когда взрослые подвыпьют, а ровесники лягут спать – тогда и самому идти домой можно. Но мальчишка не тифлинг. Сил? Грех говорил Сил? Мальчишка – Сил? Или мальчишка редкая дьявольщина, что и дел Бродяги бы позавидовал рядом с папашей и его фривольней дочуркой? Они ненасытны в своих желаниях, а струны души тонки, но пылкости больше. Чувствительна. Но… знают тогда другие? Догадались? Или все застряли в своих сферах? Может быть орк. Может быть чёрная женщина. Может быть сёстры – ветер в голове. Спросить святошу – знает? Или не спрашивать… Намекнуть, подтолкнуть к вопросам – терпеть долго нельзя. Скажи слово, и глаза лопнут, как стёклышки. Бродяга поморщил лоб, с ветки дерева наблюдая за метающимися полукровками и, вильнув хвостом, взобрался выше. Никуда не ушли. Не двинулись дальше. Они продолжают наслаждаться, сидя на одном месте, и принимать дары: пить, есть, петь, танцевать и любить. Можно одному, можно вдвоём, можно втроём, а можно во столько, что природа начнёт трещать от сего зрелища. Хотя и так, как умеет. Предупредив вначале. Листва будет шептаться, деревья скрипеть, трава щекотать кожу, а цветы смущаться, насыщенней делая яркие лепестки. Синий. Волосам подойдут синие. Недолго и придётся умирать. Придётся спать и не открывать больше глаза. Кто никогда не спит? Это возможно или слабость даёт вверх? Как веки наливаются свинцом, как разум уплывает в нежные объятия своей сферы и как тело ослабевает под невидимым напором, а времени совсем немного осталось. Бродяга не стоит на месте. Бродяга должен идти дальше, но что это за бродяга, который сидит на цепи? Может быть хин волшебник и отошлёт его пинками вниз, в реальность? Нет, вряд ли. Леви остановился, положив ладонь на корку дерева, а хвост обвил крепкую ветку. Копьё. Всё время забывает о копье, а тот находиться или рядом, или в одной из рук. Им правильно тыкать и тыкнуть надо в нос и со спины и ниже в мальчишку, чтобы сказал… если не демон. Ну не демон ведь? - Этот видит тебя… Большое дерево. Большая щель. Не так далеко, но мирно. Бродяга ищет и находит, иначе какой из него Бродяга? Тифлинг оскалил широко зубы в улыбке и спустился на землю. Проснись. Проснись ты уже. Разве не слышишь шорох рядом и хруст веток под тяжестью хрупких лапок? Зверьков трогать не стоит. Но Бешабе скучно. Один из покровителей давно не утихомиривает её пыл. А Лейре не отданы почести… хотя кому есть дело до мёртвых? Когда есть живая? Но что если соединить одно с другим? Ветками, коркой, щелью, хрупкими лапками и пламенем острого копья? Бешаба довольна и Лейра спит спокойно. Бродяга по-кошачьи согнул пальцы правой руки и прислонил к щеке, скорчив забавную гримаску, но, не переставая ухмыляться и заговорчески хихикать. х минут на 20 =_=

*выключчччает таймер с мигалкой любви, нежности и Диаблы* где вы... все? и где этот? =__=" мы пока вникаемся...

Шли от синяков с царапинами и вернулись к познаванию внутреннего мира... *недоговаривает, смотрит на таймер* чёрт =_= усё тогда. мы ушли чтобы потом застрять в ваакуме от накопленного флуда в темах =(

=___= про своих умений в курсе (обман лидирует над лечением с внимательностью). Тут-то дело, что одни бросали 1D10, а другие 1d20. Вроде, определились по броскам, что первое именно, нэ? *просматривает лор*

*ставит таймер* народ, мы что-то нифига не поняли. кроме модификатор (силы/ловкости/харизмы etc), вы какую формулу в комнате используете для значения броска дипломатии/обмана и тех же реакции с прочими плюшками - 1d10 или 1d20 всё же? :huh:

Странный смех. Когда что-то прячут и уходят. Не говорят, а терпят. И этот терпит. Раны заживают, но медленно – кусочком за кусочком, как ниточки, как воск при горячем пламени, сдирая кожу с мясом. Оставляя кость. Испачканную косточку, которая всё держит. Не марионетки тогда в таком случае? С косточками? Рука невольно начинает размахиваться над головой, пытаясь нащупать невидимые нити. Бесполезно. Слишком тонкие и неосязаемые. Слишком мягкие, чтобы ощутить твёрдыми подушечками пальцев. Глаза не с опаской, не то с пренебрежением напоследок рассматривают храм, а ноги уносят туловище, руки, голову и хвостик, размахивая им. Бродяга приблизился к огненной голове, - волны приходят, волны опаздывают и трудное же это дело помогать несчастным, так зачем и боль делить? – и присев на корточки позади, разглядел длинные волосы косичкой с шарфиком вместе. - Держи ноги, Лирлин-Лин-Лир, - прошелестел тифлинг, - упадёшь – протянут руку. Не отпускай руку. Он обошёл ту стороной, прищурившись, а затем привычно ухмыльнулся уголками губы, хрипло засмеявшись и устроившись поодаль, на небольшой каменной возвышенности. Наблюдал за остальными, положив копьё на плечи. Весы решают. Весы судят. Ничегошеньки не решили весы.

Раунд 2 ХП120-20=100+4=104 Глаза тифлинга выпучились от смешанных эмоций внутри, но чта так ясно выдавали тёмные окна. Фиолетовый? Волны без шума и свежего запаха бриза? Только пыль? Фиолетовый?! Это не его магия. Не его, не его, не его, не его! Принадлежит этому – Бродяге, но не этому! Не смеет. Ещё один взмах. Ещё одно полымя. Запах сгущается, как дым. Он не даёт дышать. А лёгкие лишаются привычного объёма внутри… нет, словно сжимают. Словно выпивают их сок. Именно внутри, будто это чудовище не может насытиться воздухом. Гори, гори… гори так, чтобы дотронуться до неба огненными ладонями. Гори, чтобы взмолиться ревом Богам. Может они тебя услышат? Торроул ХП 97-32=65 + 100 = 165-19=146-21-17-4=104-43=61 Корень 1 ХП 60-18=42 Корень 2 ХП 60 Корень 3 ХП 60 Корень 4 ХП 60

Кзари вздохнула и отошла от стола, подальше от маленького льва и капитана. "Надо было остаться дома." - Ты не выглядишь довольной, милая? Более весёлой по крайне мере, – подала в сторону штурмана рыжая, краем глаз зацепив фигурку девушки, не убирая ладони с подбородка.