Yambie

:mellow: даааа что ли... *хлопает по лбу, пошли спрашивать его* не, типа не взял.

Нахлынувший дождь пессимизма с разочарованием – как это выглядит со стороны? Если то имело материальную картину. Это нечто было бы похоже на град с дождём и снегом. В макушку били льдинки, вместе с холодными каплями и ватой, каждая из которых по своему отличимая от другой. Как люди, эльфы, орки в своих манерах, характере, морали и задатках, что преподносило общество. Дождь – это полукровки, что рождались от разных союзов, какие только мог бы представить себе мир. Чаще люди. Амбиции, эгоизм, тщеславие. Не лучше и не хуже. Привязанность, симпатия, любовь. Достаток в полукровку, что даётся от родителя человека и другого – будь орка или эльфа. Его предок очень далеко. До него множество ступенек. Он поднимается наверх, – он бежит от тьмы, - вскарабкиваясь, казалось, всё дальше и дальше. Цель близка, но ворот не видит. Она внизу. Она позади. Только спуститься. Только протянуть ладонь к ручке двери. Каково этим… лошадиобразным? От лошади и человека? Бродяга поморщил лоб. Извращенцы… люди извращенцы, мало им демонов на сеновале, так ещё и лошадей оскверняют в загонах? Верно… верно, Кастис говорила, что у людишек, - их недалёких родителей, - одно место чешется и всё равно обо что. Лишь только допуская об этом мысль – желудок Бродяги выворачивало наизнанку, и он даже не заметил, как все исчезли из виду вместе кентаврами. Не будет проказ. Не будет хвоста. Не будет того, кто так горячо любил свою Леди Рок. Сожаление? Есть. Воспоминание? От пыли легко избавиться. Только ладошкой протереть. Безумие что-то неотъемлемое… почему оно существует? Чтобы радовать? Чтобы создавать? Чтобы жить? Чтобы умирать… Танцующие, извивающиеся шаги и хвост, весело махающий из стороны в сторону. Тихое хихиканье наравне с детским смехом. Невинное и чарующее душу, но всё, же оно отталкивает, как уродство лица. Зачем? Ответ – красота. Почему? Привычно. Примитивно, ужасно и ничего нового. Что-то новое и что-то запоминающееся, но этого не будет. Бешаба должна гордиться своими покровителями, а не каждый раз разочаровываться в их пылкости. Эти слова, словно спутанные тела грациозных змей… Бродяга присел на корточки, с любопытствующей физиономией уставившись на ту, что там мило смотрела на него снизу вверх. Бронзовая кожа, русые волосы вьющиеся на концах… плоть дышит молодостью и силой. - Богиня… Копьё он чуть не выронил из рук. Эта улыбнулась ему, жестом приглашая догнать тех, от кого он отстал. Не станет отвергать помощь. Не в этот раз. Всё же… те, кто близки к своим богам – болью, духом, любовью, золотом – несут куда более страшные наказания. Злость переменилась. Бродяга весело смеялся в присутствие храброй кентавровки, которой, похоже, ещё не смущало его поведение.

- Давай, подучи. А с чего начнём? - воодушевился Гош. - Я не могу на него наплевать. Он мне угрожает. Постом, молитвой и монашеством. А ж я маленький и хрупкий. К тому же, не приспособленный к аскетическому образу жизни. Приходится подчиняться. Да, а что делать? Это удел всех, кто дышит в пуп другому. До того, как бард с хином что-то решили… Невидно. Но слышишь Хвост взмахнулся над головой полурослика, но, не выполнив желанное со стороны хозяина(4). Видно Бешаба… Бешаба предупреждает. Она ищет искусство, а не тупую боль, как богиня стоявшая ниже. Она ищет переплетение ниток. Как растения из часа в час тянуться к высокой горе и как природа разрушает города вихрями с морями. Она благосклонна… потому что видит именно она. Там где он родился и впервые прозвучало её имя. Боги – опора для смертного. А она его поддержка свыше. Хвост ловко обвил шею хина (8], не сильно… но церемониться тифлинг не стал. Сил ему хватало, чтобы крепко сжать аки хрупкую шейку хина(11). Сильно. Очень, что он запомнил. - Этот думал. Этот решал. Ты этому не нравишься, - рычал в ухо полурослику Бродяга, - лживый и мерзкий. Ты этого разозлил. Разозлил и её. Тимора? Сестра? Глупая сестра. Рок неизбежен. Святость опаздывает. Этот убьёт тебя – только подай голос в его сторону. Леви опустил хина, толкнув. Разочарован. Зол. Отвержен. Не верь никому. Верь своей Богине. Ведь она слышит. Она знает. От богов ничего не скроется. Даже намерения других. Он всё ещё зол. Не к лучшему...

две страницы и хз сколько сообщений..... *машет хвостом* пофиг, холст ещё повешу и уйду к девушке-кентавру, если этот найдёт =__=

К своему недоумению тифлинг заметил, как выходила ушастая мерзкая малявка, а следом – спустившись – украшенную нехитрым образом конструкцию, которая была украшена цвета. - Раб, - повернувшись ступенькам спиной, прошипел Бродяга, зло сузив брови. Мерзкий хин. Мерзкий Гэм-джи, что родил его на свет со своей бабой. Бешаба просто так не оставит этот беспредел. Молись, молись неудаче, а не её сестре, которая не полениться повернуться спиной и нагнуть спину, задрав юбку! Бешаба милосерда и благосклонна к тем, кто упоминает её имя. Недоумевающий рык, оскалив клычки, а хвост как бой плётки – красный цветок почти бы раздвоился надвое, а «головки» одуванчиков украсили, как дорожка трупов, нижние ступеньки. - Этот не забудет. Этот запомнит. Бешаба запомнит. Покарает тебя, а не этого, - тихо шипел тифлинг, маша хвостом. Леви теперь уже с омерзением посмотрел на крыльцо. Досада. Злость. Он понял к чему всё. Испортили. Не сбылось. Леди Рок будет очень и очень недовольна… Ещё немного и стоило вдосталь разозлиться. Начать метаться из стороны в сторону и начать избивать первого, вышедшего из таверны копьём по голове. Начать кричать, беситься, как животное и в итоге исчезнуть, спрятаться где-то, лелея себя этой "обидой". Нет. Может не этого хотела милая Бешаба? Может ей не понравилось, раз пришёл этот мерзкий хин со своими цветами? Тюльпаны лучше. Розы… розы колючие. Фиалки милые, а гвоздики к смерти – нелюбимы. Может прав каприз богини. Это не то. Всё не то! Нужно нечто большее! Нечто лучшее, что сам Леви будет хохотать неделями. Часть злости… часть маски, что исчезла с лица тифлинга. Он развязал тряпки с крыльца, привязанных к перилам, - попутно избавившись от стебельков, - а затем, наступив на раздвоенный красный цветок, ухмыльнулся, оскалившись и вскарабкался назад на крышу. Не устанет. Это весело. Десять лет свободы. Раз не лужа, то пусть застрянут в дыре, а Бродяга придумает проказу лучше, чтобы Леди Рок им гордилась и однажды даже приснилась в глубоком небосводе сна.

*воодушевлённо, размахивая руками*Ваши силы увеличатся в стократ. В ваши жилах потечёт сила ваших врагов. Вы получить их знания - от мозгов. Иммунитет от рака - сердце. Здоровое пищеворение - желудок. И избавитесь от комплексов..... *смотрит оставшиеся продукты... думает о чём-то таком* вы это просто съедите в судный день, потому что на борту не осталось больше еды.... >_> *поправляет колпак с серым фартучком и обзаводиться кулинарной книжкой потрошителя* а нет, это из другой вселенной...

Каково это: быть в одном месте, не быть в другом, не успевать в том деле и не понимать иное? Очень легко, когда нитки не спутаны, а уголки книг рвут по клочкам в память, когда наступит глубокая старость – подвигнет на то, чтобы вспомнить каким был раньше, ещё раз пожалеть о содеянном и увидеть картину, когда был ещё совсем малым. Книг этих под рукой у него не было. Только кисточка с пузырьком чернил и свёрнутые в трубочки листки бумаги. Помятые, но, ни разу не использованные. Всему есть предел. Слабость даёт знать о себе громче силы, заставляя дрожать от страха и едва сдерживать нахлынувшие эмоции. Старания и потеха? Они как будто происходят по воли случая. Но само старание заметно в отношение другого и порой жалел… но чём жалел? Безрассудство, пустые слова, укор, непонимание. Была одна – золотые лианы и драгоценные рубинчики. А на месте теперь дюна. - Этот любит вас, Бешаба, - шелестят сухие губы тифлинга, как исповедь к родной матери. Её имя… впервые услышал он о ней, когда родился на свет. Родные, слуги и сама матушка – несмотря на то, какой шок она испытала от вида своего первенца – пригласили Богиню Неудачи в покои женщины. И на протяжении пятнадцати лет он чтил её, как подобает, любому покровителю, а сбежав – привязался к самому духу. Наверно, не будь он чернокнижником, то впору он бы молился её сестре, Тиморе… а зачем? Почём гадать? Кто-то слушает? Кто-то верит? В разные вещи, как оказывается. Он спустился с крыши – Леви никак не мог подавить смешок, что никак не хотел прекращаться и постоянно вертел головой из стороны в сторону, будто всё окружающее его веселило – и присел на корточки, вновь положив копьё на плечи. Хихиканье. Тёплые лучи. А под ногами слякоть после дождя. А стоило умыться. Хотя бы лицо, руки и… что-то ещё. Подозрительно тихо. Притворно. Бродяга поморщил лоб, брови зло исказились, а уголки губ недовольно опустились. Заходить в червя тифлингу не хотелось, но шума внутри – какой он слышал вчера – не было. Но вместо этого в голову – идиот, сумасшедший, ну что и как выразить разум этого сероволосого и чёрноглазого типа? – пришло кое-что другое. Что-то, что вернуло ухмылку на уста и заставило смеяться громче, но Леви закрыл рот обеими ладонями, а копьё упало на землю, разбрызгивая грязные капли. Он поднял верного «спутника» и горбясь, чуть не на четвереньках, подбежал к входу в таверну. Едва открыта. Бродяга обошёл со стороны и ткнул кончиком хвоста, глухим звуком захлопнув. Несколько раз он побегал по ступеньках крыльца – вниз и вверх, вниз и вверх, попутно постукивая острием. Хихикая. Оборачиваясь в сторону двери и вертя шеей, что какая-то тряпичная игрушка с большим бубенчиком вместо оной головы. Весёлого звона – предвещавшего большие беды – тут не хватало. Бродяга резко присел на самую верхнюю ступеньку. Согнул правое колено и развязал тряпку на сапоге. Длинная. Он развязал другую на левой ноге. Обе? Или одну. Насколько широко? Куда упадут? А впереди всё равно лужа от дождя прошлой ночью. Завязав узел между двумя, а привязал к перилам – крепко насколько можно, держась середины между лестницами и входом, стараясь найти какое-то преимущество в незаметности – после спустившись на вторую ступеньку. Леви не выдержал и засмеялся громче, что невольно, но всё, же поделал копьём дыру в лестнице. Тифлинг присел на корточки, оценивая, и попробовал исправить. Немного. Лучше. Разве? Увидят верёвку, но чужого веса не выдержат. Проваляться. О, да. Упадут куда-нибудь в бездну. Ногой в бездну и застрянут. Он поднял голову на вход. Долг жалеть других. Долг задирать нос. Долг превозвышать личность. Демоны тонкие натуры – такие же и их дети полукровки? Много долгов, но пустые слова. Те не выглядят лучше. Не видят, как копят ненависть. Другим нужен покой, а не жалость. Хотят лишиться зрения и слуха, но этот не спешит. У Леви ещё есть время пожить. Потом… потом будет потом. Надо найти что-то положительное. Манящие себе и, - очень желательно так для голодного со вчера, - съедобное. Леви назад взобрался на крышу, ожидая. Кастис должна была видеть, но где та теперь? Внизу с пиками, что пронзили хрупкое тело. Вот ответ. Гордость за себя – вкуснее печенья со сладкими начинками, пробуждая, наоборот, больше аппетита и остаёшься голоден, ненасытившись пустотой. Разочарование… его много. x до завтра

нэ, раз не в воскресенье, то когда уже стартовать думаете? *обречённо подумает, а не потянуть сразу двоих психов, заменивших одну психичку...*

не отрекайся от истины всуе, полу-не-сестра этого

- А хорошо ли для тебя был бы этот дар? Вот я не знаю, скажи. Не применяю к тем, кто не заслужил. Ты ещё многого не видел, Бродяга. Как и я. И хорошего и плохого, условно конечно, потому что тот же лекарь может сделать больно, чтобы потом вернуть тебя в твою жизнь. - А хорошо для Лирлин-Лин-Лир её дар? – копьё переместилось на плечи тифлинга, кисти легли на гладкую корку, а лоб поморщился, как кожу поцарапало тупое бледное лезвие, будто которое кровь, что копилку собирало. – Они рождаются с этим. Маленький огонёк. С возрастом он пылает ярче. Как девочка расцветает в прекрасную женщину, а мальчёнка крепнет в сильного мужчину, - чёрные глаза обратились на лицо с веснушками сверху вниз, а на губах озорная ухмылка. Заговорщицкая. Может ещё и пугающая? А боится? Леви не разглядел – взгляд отвёл быстро, назад вниз в пыльную землю, что была далеко от его головы. Никто не выходит и никто не приходит. - Эта правда принадлежит Лир-Лин? Лирлин? Нет выбора. Скудный выбор. Творцы – бездари… иногда, - съёжив плечи, захихикал тифлинг, а голова метнулась из стороны в сторону, как зверёк выискивал некого хищника или добычу, - не видел. Правда. Но видел… несчастье, - уголки губ в улыбке слабо поникли, но тон он держал в какой-то мере ещё весёлым, - коснулась Кастис. Других. Не выдержали. Ослабли. Было жалко. Не видел, но знает. Лекарь… какой лекарь? Первый раз вдыхать воздух… больно на самом деле. Как и воскресать. Они - те, как этот - дышат болью, но чувствуют, - Леви вновь присел на край крыши, вытянув ноги, но копьё с плеч не убрал. В пору ему в такой затейливой манере устремиться вниз к твёрдой почве. Но шаткость не позволила, решив поиграть с потенциальной жертвой. Гляди и обрадует этот сюрпризом. - Спасибо тебе за это, - снова тряхнув головой, девушка перевела взгляд на солнце. Уже слепит. Леви не сдержал смех. Он качнулся, но ноги вовремя согнулись, оперившись об стену дома и было преимущество упасть куда-то в сторону крыши, получив незначительную царапину от копья в висок… а может и целую дырку. - Спасибо, - повторил тифлинг, хрипло посмеиваясь, - спасибо. Редкое и смешное. Даже этот не всегда озвучивает. Спасибо… спасибо, - кивнул Леви, видать в саму землю, а затем на солнце, вновь кивнув. – Спасибо, - и засмеялся громче, теребя ногами, постукивая пятками об камень. Пошатываясь, как весы. Огненная голова – забавная. Видит иначе. В её праве. Забавная, но не будет упрекать. Что-то скажет? Не поймёт? Попытается донести? А всё равно забавная… Утро было хорошее.

- Они не для тебя шумят. Для себя, потому что живут только если что-то продают или когда спят. Живут-без-времени, - пояснила девушка, посасывая кровь из ранки. - А зачем рук бояться? Они могут быть ласковыми. Или просто быть. Моих рук тоже боишься? Леви посмотрел в сторону рыжеволосой… и оскалил зубы в усмешке, согнув колени и опять опустил глаза вниз. Хвост потянулся к Лин, словно в попытке дотронуться до руки той, что прислонила к губам. А Бродяга наблюдал и наблюдал. Ждал чего-то, но видно бессмысленно теперь. А ведь на то он бродяга – чтобы найти какое-то чудо? Видно, что нет. Глаза засверкали, а тифлинг подвинулся ближе, недоумённо рассматривая руку девушки. - Ласковые и грубые. Знал грубые, но не дотрагивались. Знал нежные, но не лелеяли. Знал простые, но не видел. Твои… твои волшебные, этот считает. Обо всех таких, кого дар некой Мистры не прошёл мимо, но этот верит – Бешаба дала этому толику силы, чтобы защищать, - длинные пальцы к молочной коже, а глаза оценивающе рассмотрели то, что как предполагалось, была рана. – Нет. Боль есть. Помощь не нужна, - не то просто, а не то с сожалением в голосе сказал тифлинг и отдалился. На этот раз, выпрямив ноги, опираясь ладонями на копьё на краю крышу. Ещё чуть-чуть… может, ещё и упадёт? Красивый вид... снизу. - А это разве я решаю? Я хочу, чтобы оно у тебя было добрым. Вдруг мои слова сбудутся? - А вдруг решаешь? Дааа, сбудутся. Должны. Могут. Упорство такое... высоко, рядом с теми, кому молятся. Сила от них, – воодушевился Бродяга и выдавил хриплый смешок. – Люди, эльфы, орки – они говорят и говорят. Как вдруг это всё происходит. Беды и агонии. Счастье для себя, но думать надо правильно, - он пару раз ткнул себя пальцем по лбу, - пра-ви-ль-но, - повторил он, хихикая и горбя спину, а носки сапог едва выходил за пределы края. – Нашлёшь смерть. Радость не тому. Боль другому. Этот не будет Бродягой. Ты не будешь огненной головой. Леви помолчал. Чириканье. Хлопок перьев. Жажда свободы. Птицы отпускают птенцов. Не держат. - Лирлин-Лин-Лир этот тогда... поверит. Утро – хорошее, - ухмыльнулся тифлинг, покачиваясь на месте.

- Бродяге сложно быть внутри, как в клетке? А ты чувствуешь что-то «гребешком» хвоста? – не гладя на тифлинга, рыжая потянулась рукой к спрятанному под крышей, в тепле гнезду одной из птиц. Хвост взмахнулся, приподняв гребешок вверх и начал мотать так, будто пытался что-то уловить в поле зрения. Чёрные глаза не отрывались. Терпеливо ждали чужака под ногами. - Этот жил в тепле и уюте, пока не ушёл. Но люди нетерпеливые. На улицах много шума, - на лбу выступили морщинки, а губы скривились, - вот вам продукт новый, огромный, где подумать только не могли! – закричал тифлинг. – По сходной цене! А вам, леди, продам задаром! Плачу, плачу, плачу бгех, - Леви скорчил гримаску, высунув змеиный язык. – Этот не любит шум, как этот помнит. Этот остерегается толпы. Кнута. Рук. - Доброго тебе начала дня, Бродяга, - вспомнив о приличии, пожелала она. - А оно доброе? – непонимающе переспросил Бродяга, подняв голову и сощурив глаза. – Этот не видит. А чем оно доброе?

Сырость и такой же сырой запах. Нет смысла подниматься. Нет смысла куда-то идти. Есть смысл поесть и попить… быть может, быть может найти кислую воду? Та, что как черти жжёт язык, едва уловимая пряность, горящий уголёк на языке. Это называется выпивка. И её жрецы сжигают, отдавая жертву Леди Рок. Остальным – не её верным последователям – хватает того что они просто приглашают её, озвучивая имя. На свадьбах, пирах, рождение ребёнка и поминках. Но он любит её. Как родную мать. Он сделает, что она пожелает – пусть только прошелестит губами возле его уха. Разве этого от него будет мало? Не красавец же. Хотя мог бы быть. Вытянутое лицо, впалые щёки, прямой острый нос. Но гримаса всё портит. Портят и пятна под глазами и скудная серая шевелюра – как это можно так назвать? – с колючей бородкой. - Неееет, - капризно протянул Бродяга, вытянув ноги и взмахнув хвостом. Страдальческая гримаса. Сырая одежда прилипла и без того испачканному в пыли телу. Бывали дни и он купался в озере… не раздеваясь. Одежда как вторая кожа. Без неё, как ученику без книги. Бездарь. Этот творец бездарь. А что остальные? Как набитые соломой куколки. И он с ними стояит на деревянной доске - с чёрными и белыми квадратами, а впереди Творец-бездарь. Нет. Сразу два Творца и оба бездари. Святоша мил. Наивен. Верит. Во что? Надеться и чтит. Но что будет, когда пройдёт время? Добро не вечно – оно гниёт изнутри и показывает, что не этого хотел для себя человек. Сёстры полукровки. Задира и… восклицающая. Одна противоречит самой себе. Путает слова, краски – картина выходит ужасной. Другая… как долго протянет? Слишком много нежности. Слишком много опеки. Слишком много… красоты. Губит, погубит и надо подумать. Плоскоухий в хорошей одежде ищет выгоду. Награда приятна. На неё можно жить. За неё можно получить славу и любовь. Этого все ждут. Всем нравиться театр. И похвала в виде цветов и прочего золотого мусора, чтобы бросить к ногам. Это зрители. Капризные, неугомонные дети. А выгода всегда приятна – на неё можно жить. Лирлин-Лин-Лир. Эта нравиться, как святоша. Не задирается, не поднимает нос. Рыжие волосы и длинные, как у неё. Растерянность и непонимание. Большее или меньшее. Мог бы сказать больше. Стоит. Не знает. Как и других. Орк. Полукровка. Уважение, но где оно? Те, кого можно называть равными с собой, потому что эти изгои для своих родителей и для общества. Им не чужда цивилизация, но этот другой… сынишка своей матери или отца. Скорее матери. Человеческая женщина не выдержит такого веса. Чёрноволосая женщина. С чёрной коробке. А в ней… что в ней? Воодушевление перед неизвестным. Забрать у этой женщины и подпалить волосы. Поиграть. Высоко приподнятый подбородок. Нет, она этому не нравиться. Гош. Впервые называешь по имени. Есть имя, так почему не назвать? Нравиться? Или пренебрегает? Слишком много сказано. Слишком много отдано. Знание? Чего? Потомок Браатора? Не знает. Не нравиться? Не видно. Только внимательно присмотреться и непонимающе не скажешь – это и есть страх перед большим? Бродяга поднялся, оперившись тонкими ладонями на пол. Выпучил чёрные глаза, зажмурил и резко помотал головой. Медленно пытаясь присесть на четвереньки, а хвост махал, радуясь рассвету. Но всё равно холодно. Лучи слабо согревают. Он хочет больше. Тифлинг выглянул в окно – стёклышки хрустели под тёмными сапогами, перебинтованными грязными тряпками, из которых торчали короткие толстые нитки – и широко ухмыльнулся пустоте, что там увидел. Нога согнулась, встав на край, а затем Бродяга выскользнул из окна, немного погодя. Стоит ли спускаться? Можно только уйти. Дальше в иллюзию, чтобы увидеть белые сети, касаясь которых мерцают красным, как при кровотечении и сами жалят нарушителя. Бездари-творцы. Леви поднял голову и, хватаясь ладонями и ногами за краешки деревянных дощечек вместе с камнями, попутно порой опираясь на помощь копья – ловко взобрался наверх, а как, оказавшись в выси, зевнул, почёсывая серый затылок. Рыжая огненная голова. Как взобралась? Упрямо? Со страхом? Огненная голова. Ноги он вытянул. Они повисли и стали топать пятками по дому. Чёрные глаза поглядывали. Наблюдали. Но весёлым он не выглядел. Хвост выдавал нетерпение хозяина. Вот сейчас кто-то выйдет. Чужак и любой другой. Леви найдёт в нём… найдёт.

Мы это поняли ещё в личке, когда на этот счёт завелась речь -_-

хочется, не хочется... это надо спрашивать Леви.. ну дык, а ты говорил, что так просто доспехи взять нельзя у кого-то (увидели почему). Ну тут опять Леви -_- если ему надо было с тенями драться, то он просто струсил от большого скопления людей. нэ, мы просить не будем. мало ли вдруг, как ориентироваться в ходе боя =.=

моя не понял, вот >__>

:mellow: вернусь и подожгу сад

Этот, между прочим, ещё ждёт возможность получить шкуры с изолированной территорией =.=

Средние как раз (и для барда тоже судя по описанию в таблице), если способность на сие есть

Леви уложили - автоматом он утром вышел назад на улицу. Мы в спячку, если тот никому не нужен хотя... а как это? >_>" а так до завтра всем... *пичаль*

Творец не может быть безразличен к своему детищу. Он творит, ценит, опекает и скалит зубы, когда кого-то это не устраивает. Горой встаёт за иллюзию, что тешит его душу. Согревает как яркий костёр в ночном лесу. Утоляет жажду в необъятной пустыне. И дарит больше мыслей, больше воли и цель впереди, что заставляет привязываться к жизни, находя в её существовании ещё больше причин. Маг. Чёрный колдун. Вражда. Это его собственная прихоть. Бродяга эту часть понимал. Не мог отрицать и этот мир – ловушка. Творец её безумен, как любой другой привязанный к своему мастерству. Он не видит друзей, не видит мимолётных любовников, он забывает семьи, и эта отрешённость от мира рождает совершенство. Грязь и похоть, а вместе с тем нечто необычное, притягательное взгляду. В ужасе находиться своё очарование, как красота может оказаться настолько отвратительной, что впредь её согласились бросить на растерзание собакам – будь это невинная живая душа, но красота её отталкивает. Серое небо, сырость и влага. Каждая капля, словно щекотка – заставляла смеяться Леви громче и громче. Казалось, он забыл обиду. Кто он есть и за что другие обходят его стороной. Моменты утешающего забвения, когда сам с собой. Он видит себя со стороны. Кто он есть. И гордиться. Одна, вторая, третья. Дождь не печалит. Не очерняет сердце. Не делает больно, но видят в нём холод. Руки опускаются вниз с копьём. Согнув спину, Леви спустился с крыльца. Капли – крупные, маленькие, стремительные, холодные, звонкие – начали слабо бить по лицу, когда тифлиг приподнял голову к серому небу, уже скрывшееся за падающими влажными своими бриллиантами. Влага, сырость и довольная ухмылка на устах. А внутри червя бушевало пламя. Пламя из людей, орков, эльфов, полукровок. Тёплые одеяла, нетерпеливые слова, случайные прикосновения, забота, стремление… как долго и муторно это вообще можно перечислять? Плечи опустились, создавая с виду, что Бродяга в кои веки ровно встал на ноги, и не горбит спину, корча рожицы. Линии пятен, что застывшие чёрнотой слезинки, но срок свой они испытали… уже давно? Довольная ухмылка на губах и звонкий смешок. Топанье сапогами по грязи – теперь одежда испачкана пуще прежнего, но он радовался представившемуся моменту от иллюзии. Настоящий творец любит своё искусство. Он встанет за него горой. Для подобной крови существа – проворности он не был лишён, но из-за влаги со слякотью передвигаться было сложно. Нос чесался, руки стали холодными, а хвост пытался свернуться в трубочку. Леви едва сдержался, чтобы не чихнуть. Вся одежда промокла насквозь и липла к телу. Он сильно хотел оказаться где-то рядом с огнём, но возвращаться назад в этот аккуратно обустроенный желудок с живыми насекомыми Леви не хотел. Вместо этого взобрался на крышу и, повиснув вниз головой, попытался разглядеть что-то в тусклом окне – пальцы извивались по стеклу, рисуя невидимые узоры. Не войдёт. Останется тут. А может поступить иначе? Забываешь принесённую радость. Забываешь себя. Ищешь тепла. Пристанище, где никого нет и себе, удивления ради, находишь чужие глаза - светлее его, скупые на эмоции. Бродяга взобрался внутрь. Внизу шум и рокот. Будто те собирались устроить войну между с собой кидаясь тарелками с пинтами… что сделал тифлинг по отношению коротышке, видать, вдохновив тех на продолжение. Мокрые пальцы нащупали простынь, подушку с одеялом и, сжав – вся ткань оказалась на полу, а адское отродьё укрылось одной лишь простыней, пренебрег мягкой периной и предпочтя подушке твёрдый пол. Большой палец нащупал губы, а затем чуть острый клычок. Он попытался прислушаться. Тело ловит толчки. Уши любой звук – далеко ли он или нет, но он не настолько внимательный. Чёрные глаза выродка растворились во тьме. Если этот номер кому-то принадлежал, а если тут ещё кто-то сидел, в молчание, сдерживая шок на лице от выходки постороннего с хвостом… даже если прогонят последнего пинками за дверь. А кто станет спать на мокром? Он спит. Не жалуется. Принимает, как какую-то конфету и ещё долго хранит ткань, в которой она покоилась, глухо постукивая с другими сладостями.

а мы как поняли вечером (по тому, как у нас Бродяга застял в этом шуме с гамом). а мальчёнка, вроде, утром пошли, кто хотел чёрт, не дай бог кусок поста перепечатывать -__-

нээ, может все дружно в этой игре от романсабельности воздержимся? :rolleyes: моя хата с краю, парни @@ *понесло куда-то не туда*

о, теперь представили Каури... к началу романа :laugh: кхм *неловко щешет затылок* блин, пойду пост допечатывать =.="

а мы ещё не любили лавфул-добрых... доступные няши согреют бордели мира ^_^