Yambie

Часы. Минуты. Секунды. Что вечность. Что бесконечность. Часы блаженного покоя. Весело в памяти рядом с мальчишкой синеглазой девочке, чьи каштановые волосы еще не тронула седина. Пока не умеет хитрить, как взрослая женщина. Сердиться, наигранно, а потому все равно смех не сдерживает. Звонкий. Мелодичный. Смеется от всей души. Долго, еще очень долго витал в лесу призрачным эхом ее голосок. Надолго молчаливые деревья ее запомнили. Девочка выросла. Мальчишка пропал. Хотя человек, заменивший его место, точно также коверкает ее имя. Ульвик. Как ты меня назвал? Ульвик! Сердилась. Теперь могло показаться, что по-настоящему сердилась. И смотрит так. Сни-схо-ди-тель-но. Неправда… неправда! Счастлива. Была настолько счастлива. Не могла даже описать. Не могла описать словами. Не могла описать смелыми поцелуями или робкими прикосновениями. Не могла описать, как потом стало больно, когда нашелся драгоценный меч. Виктор… да хранят тебя мои Боги. Отвлечется. Сосредоточится. Удивится и вздрогнет, как зеркало вдруг возникнет перед глазами. Никуда не пропадет. Никуда не исчезнет. Улва скрестила руки на груди. Непривычно. Опустила глаза. Не смотрит, но слушает.

Женщина. Прости, Улва, но бард сейчас думает в основном о том, что ты - женщина. И этого ему достаточно - да просто, в общем-то, достаточно. Он упал обратно на песок и приник лбом к её плечу. Блаженно. Блаженно. Застряло в голове. Как крепкий корень. Как один из множества. Скоро деревце вырастит. Стройное, изящное, сильное. Бессмертное. Бла-жен-но. От того, что поцеловала его. От того, что ущипнула его за нос. От того, что он приник лбом к ее плечу. От того, что она обняла его в ответ, носиком уткнувшись в темные кудряшки. От того, что чувствовала рядом чье-то тепло. Чье-то дыхание. Чье-то сердцебиение. А он думает только о том, что она женщина. Узнала бы - засмеялась бы еще громче, не став даже лицо в ладонях прятать. - Посмотри на меня. Если не посмотрит, то направит. Мягко, но настойчиво. Чтобы еще раз красные окна души посмотрели в карие. Чтобы еще раз губы прикоснулись к губам. Невинно? Легко? Он услышит вздох. На этот раз. И почувствует язык. Со стороны кажется только, что смелая. А на самом-то деле робкая. Такой она была раньше. Такой оставалась до конца. Девица, девушка, женщина, которую кто-то однажды решил назвать Улвой, приподнялась и присела. Взяла ладони барда в свои. Слегка потянула на себя. Чтобы тоже присели вслед за ней. Чтобы встали на ноги. Чтобы последовали за ней. Куда поведет. Куда захочет повести. Знает, точно знает куда следовало вести. Шалость, каприз, часы блаженного покоя... разреши мне, бард из Орлея.

О чем он думает? Ужасно интересно, о чем же он все-таки думает? Что за мысли такие могут посещать бардов, но гораздо реже потрошителей? А она подвинулась. Ближе. Ложиться рядом, однако, не спешила. Хотела внимательно рассмотреть знакомое лицо, которое так сильно изменилось за время этого похода. Хотела тыльной стороной ладошки погладить его щеку. Хотела утонуть в темном омуте. Ведь после всего… после всего этого она его больше не увидит. Даже если кто-то один из них умрет. Даже если выживут оба. Наклонилась. Лобик почти лба коснулся. Улва закрыла глаза. Улыбнулась? Улыбнулась. Блаженно. Целомудренно губы коснулись губ. Уже потом отстранилась от барда. И еще за нос того ущипнуть не забыла. Улва спрятала лицо в ладонях и легла рядом. Плечики задрожали. Приглушенно звучит женский смех.

Неважно. Не-важ-но. Неважно, почему она просит прощенья. Неважно то, чего она хочет. Не важны те слова, которые произнесла она. Ее можно не слушать. Ее можно не замечать. Так легко. Слушать, но не предавать словам значение. Видеть, но не оценивать со всей строгостью. За то, что отказалась видеть его таким, какой он есть на самом деле? За то, что лезла туда, куда ей не следовало? За то, что сказала однажды, что любит его? А ведь, глупая, все еще любит. И за это может просить прощенье. - За все, - говорит негромко, шепотом почти, несмело взглянув на барда. - За все. За все плохое, что я могла тебе сделать. Как отреагирует, интересно? Будет смеяться? Или разозлится? Прогонит ее? Или уйдет сам? Как же... как же ей этого не хотелось. От того нахмурилась, обняла руками колени. - Можно эту ночь... можно мне побыть с тобой?

- А я нет, - вздохнул тихо. - Нет, - шепотом повторила красноглазая. Не готов. Не могу? Хочу назад. Хочу, чтобы время провернулось вспять. Святая ирония, а ведь все именно так и произошло. Тысяча лет. Много тысяч лет, но не вперед, а назад. Не вернуться домой, так начать все сначала. Не вспомнить, кем был прежде, а построить себя нового. Шутка. Злая. Тебе ведь это не нужно, бард месье? Нет. Это никому не нужно. Даже ей, той, кто сидит рядом с тобой, это не нужно. - Прости меня. За что? Не-важ-но. Просто прости.

Хозяин пальмы повернул голову и улыбнулся. - Готова? Есть девиз такой. У морталитаси. Глупый и смешной. Глупый и смешной, пожалуй, только для той, которую воспитывали согласно традициям Неварры. Всегда навстречу смерти. Живые не боятся смерти. Не боятся, пока они еще живы. Улва подняла глаза к ночному небу и пожала плечами. - Наверно.

Небо почти зеркально сравнимо с морем. Медленно, день за днем, в нем тонет солнце. Кажется, эта жертва необъятного совершенно новая, но на вид ничем не отличимая от прежних. Облака, в таком разе, будут беззаботными рыбками. Разных форм и размеров, но одинаковых оттенков. Никаких бед они не знают, не различают и не ощущают. Ни дружбы, ни любви, ни вражды, ни ненависти, ни смущения. Ничего из этого не существует. Наверно… наверно хорошо быть пушистым облачком в небе. Хорошо и рыбкой совсем-совсем молчаливой, совсем-совсем маленькой в море. Нет времени, желаний вовсе, на то, чтобы о себе беспокоиться или о ком-то другом. А здесь беспокоились? О ком-то? О чем-то? Должно быть. Боялись? Быть может. Возле барда, лежавшего под пальмой, скромно приютилась рядом фигура красноглазой. Присела, едва согнув коленки, и украдкой посмотрела. Хозяин пальмы... вы не против?

Разумеется, она не лелеяла какую-либо наивною надежду на то, что сможет самостоятельно починить зеркало. Более того и разведчица из нее была никакая. Она особенно не смогла бы обнаружить в чаще хоть что-нибудь, указывавшее на то, что можно обойтись без вмешательства Тени. Она, право, рисковала тем, что могла и заблудиться. Потерять дорогу назад. Но отнюдь. Какое-то время сидела напротив того треклятого зеркала, пальцами перебирая камешки и осколки. При всем желании она не смогла бы с ним что-либо сделать. Ни-че-го. Улва отошла от зеркала, однако с тропы свернула и направилась сквозь заросли. Тому, кого учили ориентироваться в дикой природе, несложно найти какое-нибудь уединенное пристанище. Для себя лично. И ничье больше. Одежду сняла. Аккуратно сложила и оставила на каменном уступе. Не спеша окунулась в изумрудную гладь. Тело только кажется тяжелым. Будто камень. Будто бы дерево. Однако Улва с легкостью держалась на плаву. Порой, позволяя течению вести ее не то в тень, не то в сторону грота. Будьте добры. Еще немного. Вряд ли кто-либо будет беспокоиться о том, что с поля их зрения на какое-то время пропала красноглазая неваррка. Нет, не пропадет. Вернется. А к кому вернется? Куда вернется? Не-важ-но. Улва вернулась к остальным спустя час. Может меньше, может и больше часа. Скорее всего, больше, хотя значению этому она шибко не предавала. Короткие каштановые волосы с седыми косичками были еще мокрыми, а рубашка липла к влажной коже. Она окинула взглядом местность, поймав присутствующие фигуры спутников. Подходить, однако, ни к кому не собиралась, а лишь отошла поодаль. Вдоль побережья. Напевала, тихо мурлыкала, поднимала гладкие камешки и бросала их в море. Ждала. Теперь она терпеливо ждала.

Пойдем в Тень. Мы пойдем в Тень. Все решено. Все было решено с самого начала. Мы пойдем в Тень. Мы должны пойти в Тень. Иных вариантов нет. Все решено. Иди следом за остальными и не отставай. - Но ведь можно тоже, - отстраненно начала Улва, - попробовать… Мы пойдем в Тень. Иных вариантов нет. - Попробовать... Улва, покачав головой, направилась вдоль тропы, откуда пришел весь их отряд. Она шла в сторону разбитого зеркала.

- Мы можем обследовать лес. Для начала, - ни на кого не глядя высказалась Улва. - Быть может… и местным жи-те-лям что-то известно. Если есть возможность вернуться, не прибегая к помощи Тени, - она перевела дыхание, - то для начала можно поискать эту возможность. В противном случае, - и дернула плечами, - выбора нет…

Всему есть начало. Всему есть и конец. Мир существовал до ее рождения. И будет существовать после ее смерти. Богам ведомо, какие перемены он переживет. Каких людей ему еще предстоит узнать. Кого предпочтительнее всего будет забыть, а кого увековечить в памяти многих на долгие-долгие века. Боги. Слово. Всего лишь слово. Бо-ги. Она никогда не задумывалась. Никогда не спрашивала. Тогда взрослые не раз повторяли, вспоминали, и словечко прицепилось к словарю разума, как паразит. На тех страницах можно было объяснить значение любого слова. Где-то это давалось сложнее, где-то легче. Но их можно было объяснить. Все. Кроме этого. Боги. Ты нашел то, что искал, Тевинтер? Ты намереваешься забрать это с собой? Ты хочешь освободить своих детей от рогатых чужеземцев? Ты. Хочешь. Получить. Нечто. Большее? Орлей, Неварра, Андерфелс, Антива, Вольная Марка… о чем? О чем вы все сейчас думаете? Чего хочет Лурц мессир? Чего хочет Красс мессир? Чего хочет миледи? Голова кружилась. Неприятно покалывала. Улва облокотилась плечом к каменной стене, коснувшись ладонью лба. Она стояла позади всех. Грозный потрошитель, но такой незаметный. Может быть… может быть, она больше не увидит Хантер Фелл. Не вернется в дом приемного отца. Мысли. Такие случайные. Такие запутанные. И такие правильные. Правильные для любого человека. - Что вы будете делать? - негромко прозвучит за спинами спутников. Ни к кому конкретно не обращаясь. Не конкретизируя. И даже не ожидая получить ответ на поставленный вопрос. Что они теперь будут делать.

Если не травинка, то камешки. Если не камешки, то песок. Если не песок, то вода. А вода на дары очень богата. Раз-но-об-раз-ны-е. Большая часть отряда ушла. На разведку. Улва молчаливо проводила их взглядом. Смотрела, пока те не скрылись из виду. Может, ей тоже следовало пойти. Но не пошла. Решила, что достаточно и тех, кто ушел. Сапоги основательно намокли. Пришлось снять и оставить на берегу. Более-менее намокли штаны и лишь отчасти рубашка. Улва, чуть согнув колени, взмахивала руками, поднимая брызги воды. Ладонями ловила волны, как будто то чудаковатые на вид зверьки местной фауны. Радовалась? Радовалась. Тихо ахнула и упала на колени, позволив сбить себя с ног очередной волне. Ра-до-ва-лась. И в тоже время боялась. Нет, неправильно. Беспокоилась. Встала на ноги и пальцами расчесала волосы назад, посмотрев в ту сторону, куда ушли остальные спутники. Скверна… говорят дракону сложно заразиться скверной…

Красноглазая боялась. Красноглазая смущалась. Красноглазая злилась. Красноглазая растерялась. В конце-то концов, красноглазая вынесла всеобщую оценку всему тому, что произошло. - Э? Пальцами коснулась висков, расчесала волосы назад. Недоверчиво оглядывается по сторонам, недоверчиво смотрит на зеркало, недоверчиво смотрит на дары, недоверчиво смотрит на… пальмы. Пальмы. Демоны вас всех заберите! Тут. Проклятые. Пальмы! - Э?! Улва еще несколько раз лихорадочно расчесала пальцами короткие волосы. Закрыла ладонями лицо и громко вздохнула. Скверна? Здесь? Где-то. А место? Что это за место? - Ар-ла-тан? - неуверенно протянула Улва. Опустила руки, опустила плечи. И уставилась в невидимую точку перед собой. Нет. Смотрела на камешек. Маленький камешек, который прятался среди зелени. Какой хороший камешек...

Зажмурилась. Спрятала бы даже лицо в ладонях, но не стала. Опустила и сжала пальцы в кулачки. Пути обратного нет. Как сказал Красс мессир. Его нет. Его не было с самого начала этого похода. Улва посмотрела на Виктора. Вопросительно. Испуганно. Богам ведомо, что за вопросы в голове ее крутились. Почему она не захотела получить на них ответы, раз молчала. Улва перевела дыхание. Неровное. Страх в глазах все продолжал плясать. Однако протянула в ответ свою руку барду, робко взяв его ладонь в свою.

Ни восторга. Ни радости. Ни даже слепого равнодушия. Только страх. Страх перед неизвестным. Как бы не манил в свои объятия теплый белый свет в зеркале. Уже двое исчезли. Как мотыльки. Мотыльки! - Боги… Улва испуганно попятилась назад. Остановилась, прикрыв рот ладонью. Иного выбора у нее все равно не останется. Как только все уйдут в портал, иного выбора у неваррки все равно не останется, как пойти следом. - Боги, нет…

Улва предпочла бы не видеть. Но она видела. Улва предпочла бы не слышать. Но она слышала. В конце концов, Улва предпочла бы не знать. Ни-че-го. Но она знала. В стороне, она и так стояла в стороне ото всех. Облокотившись плечом к каменной стене, скрестив руки на груди. Раб бежал. Раб искал свободы. Раб искал приюта. Раб искал равенства. Должно быть. Наверно так. Но то, от чего он бежал, настигло его подобно бумерангу. Бывалый раб искал жизни лучше прежней. Наверно? Быть может именно так. А нашел ли, пусть на какое-то время, знать ведомо было только эльфу с кровавой нитью на шее. Улва, поморщившись, закрыла глаза и отвернула голову. Стеночка. Ты обниматься умеешь, стеночка? А, самое главное, любишь?

- Пойдём? - со вздохом предложил Вик, перебирая легкомысленно болтающиеся над её плечами прядки, - Попробуем не умереть. Не размыкая объятия, подняла голову, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Отстранилась и положила ладони на его грудь. До боли уставшая, не знающая, что ей сейчас следовало испытывать. Не то обиду и злость. Не то радость и смущение. Не то страх и отчаяние. Все так сложно устроено в этом мире. И одновременно очень легко. Пойдем. Попробуем. Вот так просто. Вот так легко. Сказать, а затем воплотить в жизнь. Словечко сдержать или так по-злому пошутить. Боги мои, да хранят они тебя, Виктор. Да хранит тебя и Андрасте. Улва несколько раз кивнула барду месье. Пойдем. Попробуем.

- Что-нибудь. Могло быть хуже. Могло быть и лучше. Намного лучше. По крайне мере надеялась, что лучше. Может, окружающую мебель и не постиг бы гнев орлейского барда. Если в отряде, по воле случая, не оказалось одного человечка. - Что-нибудь, - приглушенно повторила красноглазая. Не спешила даже объятие размыкать. Все. Еще одна одежда испорчена. Вдобавок еще и чужая. Чужая-чужих. Не выбраться месье из этого Круга в какой-либо одежде.

Правильно. Так и есть. Глупая. Она знала. Может, когда-нибудь и это перерастет, как переросла свою застенчивость. Станет мудрее. Станет еще более женственной. Может, и меч в том будущем уже не будет в руках держать. Только иголку с нитками. И ее маленьких волчат. Если… если только кто-то из Богов дал слово, что будущее такое будет ждать красноглазую. Робко ладошки переместились на широкую спину. Обняли в ответ. Так приятно. Но, наверно, опять ошибка. И виспы, вполне возможно, не заставят себя в очередной раз ждать. Начнут дергать короткие волосы с седыми косичками. Нет. Пожалуйста. Еще немного. Пожалуйста. Еще один тихий всхлип. Благодарю вас, месье. За все.

Улва поморщилась, как будто ощутила внутри себя какую-то боль, которая раньше о себе никогда не заявляла. Хотя красноглазая знала – она всегда была там. Обеими ладошками Улва закрыла лицо и тихо всхлипнула. Я хочу уйти, Боги, как я хочу уйти. Как хочу провалиться в бездну. Чтобы Тевинтер нашел то, что ищет прямо сейчас, как хочу, чтобы этим действительно уничтожили весь мир. Все живое. Всех, тебя и меня. Как хочу, чтобы это оказалось правдой. Ноги не слушались. Даже руки казались чересчур тяжелыми. Наверно, если сделает еще шаг назад, то упадет. А может еще она и не хотела уходить. До банальности просто. До глупости сложно. - Я здесь.

Месье говорил правду. Слово за словом. Но только правду. Пусть Улва на него не смотрела. Ее очередь была обижаться на правду. Кислую. Холодную. Приятную. Приятно жалеть кого-то. Приятно жить в сказке. Приятно чувствовать себя добренькой. Приятно не слушать. Приятно не видеть. Приятно считать кого-то ангелом небесным. Приятно забыть о том, что людей убиваешь. Зверей. Драконов. Что кровью упиваешься. Упивается и меч. Приятно побыть эгоисткой. Один раз. Хотя бы один раз. Хоть потом от этого больно. Стыдно. И теперь она саму себя не узнавала. Улва посмотрела на свои руки. Пальцами коснулась собственных щек. Нет маски? На мне нет никакой маски? Наверно… наверно, она есть. Теперь она у меня есть. - Благодарю вас, - прохрипела Улва, отступая на шаг от барда. Приятная. Приятная милая ложь. Мерзавец. Эгоистка. Замечательная глава одного большого любовного романа. Маленькая победа Орлея. Но отнюдь не Неварры.

Правильно. Чушь. Все что она говорила – оказалось одной сплошной чушью. Все что она сделала, все, что она могла сделать для других – ничтожно. - Никто ничего не решил, - хрипела Улва. Но ее слова тонули. - Мне будет жаль. Тонули в словах барда. - Ты можешь уйти. Глупая. Простодушная. Всеми забытая. И ему нет дела. Ему никогда не было до нее дела. Она просто поверила в то, что никогда не могло существовать. Поверила всем и каждому. Поверила в маленькую крошку. Как девочка. Маленькая наивная девочка. Глупая. Простодушная. - Я должен остановить их. Я должен убить Лурца, убить Красса, сжечь дневники и уничтожить хотя бы один астрариум. Я. Я один. И я не смогу. Я не успею. Я не справлюсь с ними всеми. Я. Только Я. Один Я. Любимый Я. Ненавистный Я. Я, я, я, я, я, я и только Я. Рядом со мной никого больше нет. Рядом со мной никого больше не существует. И мне все равно, все равно, что думают обо мне другие. Мне все равно, даже если меня и выслушают. Мне все равно, если кто и считает меня своим другом. Мне все равно, если кто-то меня искренне любит. - Эгоист. А она говорила чушь. Все это время она говорила чушь. И ничем никому никак не помогла. Маленькая. Незаметная. В кромешной тьме никто ее не нашел. - Эгоист… Опять. Опять эти соленые капли. Опять оставляют влажные дорожки на щеках. Нет. Не здесь. Не для него. Вытерла тыльной стороной ладони глаза, посмотрела на него. Со злостью. С разочарованием. - Может… хорошо тогда. Если они найдут то, что ищут. Они. Они убьют мир. Они убьют тебя. Они убьют меня. Всех. Может… и хорошо. Потому что больше… мир не будет терпеть таких, - голос дрогнул, она не хотела, не хотела этого говорить, но переступила через себя, - таких мерзавцев, как ты. Она могла убить его. Запросто. Более того, его смерть была бы самой мучительной. Ненавистный. Любимый. Тебе нет никакого дела. Тебе никогда не было никакого дела. Играл с женщинами. Играл с мужчинами. И продолжает играть. Герой. Одиночка. Дурак. Эгоист. Жизнь убьет тебя. Жизнь. Но ни мой меч. Ни я. Я... никогда не питала желанием тебя убить. Ни-ког-да. Как же она была глупа. Все это время.

- Уверен, я могу ползать по кунарийским канализациям не хуже любого другого, - обиженно пробурчал бард. Выудил из кучи книжку и хмуро уставился на обложку. Месье. Месье в себе не сомневался. Месье уверен, что может ползать, бродить, по канализациям рогатых чужеземцев не хуже любого другого барда. Более того месье мог повторить этот отчаянный поступок. Месье намеревался добиться самого пика совершенства в этом деле. Чтобы никого другого не посмели отправить в канализации кунари. Месье оскорблен? О, месье обижен? До глубины своей творческой души? Разве месье имеет право обижаться на правду? Да. Имеет. Никто не будет его за это упрекать. Бессердечная же строила из себя саму невинность. Ничего такого она не сказала, ничего такого она не сделала. Выпрямила спину и гордо вскинула носик. И смотрела снисходительно. Насмешливо. Не могла она плакать день ото дня. Не могла идти за кем-то другим, в точности повторяя чужие шаги. Не могла просить, молиться, кричать, чтобы в миг один все сложилось иначе. Она была расстроена. Очень расстроена. Темный осадок остался, как пыль на этих книгах. Но жить, сейчас, жить этот осадок нисколько не мешал. Улва опустила голову. В глазах ее исчезла насмешка, уступив бывалому теплу в отношении человека, который был ей симпатичен. Как внешне, так и внутренне. - Прости, - тихо сказала красноглазка. Вспомнила о собрании. Вспомнила о том, куда отряду предстоит пойти, что искать, по словам Лурца мессира. Улва все еще не хотела, чтобы вслед за другими пошел и бард. Но, быть может, и у него не оставалось иного выбора. Тем не менее, она спросила. - Ты пойдешь… в Тень? - покачала головой, как будто отрицая что-то, как будто отказываясь верить во что-то. - Если ты пойдешь в Тень… вместе с другими… Не бросят? Не оставят? Одного? Чтобы забыть. Чтобы никогда не вспоминать. Даже если все еще нет всецелой веры в Тевинтер, не хотелось полностью верить кому-то конкретному, но Неварра находилась рядом. Она всегда была и будет рядом. Чтобы врагу драгоценному как-нибудь досадить. - Не смей больше думать о том, что тебя могут бросить, - нотки требовательные, очень требовательные, почти резкие, которых никто никогда раньше не слышал от нее. - Боимся… мы все боимся. Но не смей… так думать. И не смей думать о том, что ты... ты можешь умереть. Прошу тебя, - и теперь звучит как просьба, почти детская, жалобная просьба. - Если ты пойдешь... прошу, не думай об этом. Это... неправда.

Откуда-то из клубов пыли, взметнувшихся над грудой обвалившихся книг донёсся страдальческий стон. Растянувшись на спине, Вик обхватил себя руками, пережидая острую боль от приехавшего прямо в ушиб железного корешка. Ловкий, грациозный, хитрый, смертельно-опасный, настоящий бард Орлея. Вне всяких сомнений, собственной персоной. Хочешь печеньку, бард месье? А ты ее не получишь. Все печенье съели потрошители, оборотни, телохранители, магов убийцы и стихийщики. Потому что тем никогда в голову не придет насиловать книжные стеллажи. Плохой, бард. Плохой. Ни-ка-ко-го тебе больше печенья. До конца жизни. - Боитесь, - хмуро повторила Улва и задумалась, в чем же все-таки прелесть того, чтобы протыкать каждую мебель, каждую стену и, возможно, чуть ли не каждого случайно-попавшегося на глаза человека. Ответ прятался в черепушке такого же чужеземного гостя Империи, как и она. - Глупый, - тихим, но резким тоном сказала Улва. Она подошла ближе к барду, как рассеялись клубы пыли. Присела на колени и начала убирать прочь книги, что находились рядом. По две, по три. Порой одну, но только потому, что ей вдруг стало очень любопытно взглянуть на содержание. Потом вспоминала, что рядом человек, жертва мебельного возмездия, и продолжала убирать книги дальше. Милые. Книжные. Башенки. - Почему именно вы? - робко поинтересовалась красноглазка. - Почему Орлей отправил в Тевинтер именно вас? - ведь, кандидаты могли найтись и лучше, нет разве?

Чтобы не заблудиться в лесу, дети рассыпали хлебные крошки. Говорили, рассказывали, травили байки взрослые, что так они смогут вернуться домой. К семьям, родителям, братьям и сестрам, старцам. Птицы, однако, голодали и подбирали эти самые крошки своими длинными клювами. Дети терялись. Ночевали под большими деревьями. Ночь одну, вторую, третью. Ждали, когда тьма уступит свету и уходили все дальше-и-дальше вглубь глухой чащи, думая, что на самом деле, они идут по пути домой. В этот раз хлебными крошками оказались дырки от ножей. Такие птицы не склюют, право, и продержаться очень долго, как книги. Пусть нет букв, чтобы слова построить. И нет картинок, чтобы сюжет представить. Слишком. Много. Вольности. Улва случайно нашла барда месье в одной из комнат. Зашла внутрь, но сохранила дистанцию. Не слишком близко, но и не слишком далеко. Однако интересно, любопытно, жутко любопытно… о чем сейчас думает? - Боитесь. Не вопрос. Утверждение. Или она не права?