Yambie

Он приподнял подбородок. Так, словно оценивая входящего в дом и тихий смешок. Как глухой скрежет металла в колодце. Тот заметил. Тот не мог не заметить. Его опекают? Все трое? Или один? Только один опекают, а другие принимают дары с маленьких ладошек. - Пошли, Соус. Котёнок мякнул снизу вверх посмотрев на долговязого тифлинга. Ему не хотелось опять в ладонь. Но этот мал. Этот беззащитен. А хозяин абсурден. Ищет сложные, вычурные, запутанные пути, но не тот, что предоставлен сейчас – протягивают прямо под нос. Нет. Взберись наверх. Обойди стороной. Найди чердак или погреб. Слишком сладок лёгкий путь. - Вовремя ли мы прыгаем? Да. Вовремя ли мы не думаем? Тоже. Но котят или детей я не буду топить даже ценой собственной жизни. А многие из нас смогут. Не только котят. Тоже правило? Рыжая голова и путанные слова. Как у него. Или не как у него? Все хотят быть индивидуальными. Никто не хочет быть одинаков, но так всё происходит. Бродяга опустил Соуса и тот быстро пробежал мимо двух женщин, ловко лапками перешагивая оставшееся шарики на полу. А тифлинг громко засмеялся, по-звериному, - как на четвереньках, - приблизившись к рыжей и положив ладонь на затылок, толкнул. - Огненная голова творит любовь. Огненная голова надевает маски. Где та синяя невинность, что лишилась крепкой земли? Ветреность? Рассеянность? Молодой не значит мудрый. Юный не значит внимательный. Сколько за этим бед по прихоти Богини Рока? Сколько за огненной головой бед… по её же прихоти? - он ещё раз толкнул рыжую по затылку и, громко хохоча, поплёлся следом за Соусом. Скрылся. Но смех раздаётся из уголка в угол. Растворился и стал частью обители. Дом ожил. Дом счастлив.

Они считает рассеянность благодетелю. Они считают скромною доброту чистотой. Но сколько грязи и пыли прячется в невинном взгляде. Сколько греха раскрывается в нежном прикосновение. - Соус, у этого получилось, - отрешённо прошелестел губами тифлинг, вместе с котёнком в одной руке спускаясь вниз на землю и в ожидание напротив, когда кто-то выйдет из дома. А стоит ждать? Некого. Одна не сохранила синева цветка. Другой не доверился всем. Грязь в их глазах. Пыль на языке. Никакой веры, но будь ближе к Богам и увидишь куда больше, куда дальше, чем другие могут польстит себе верой во множество других Высших. Одно прикосновение и слёзы пустят кровавые хрустали. Не будет смеха в чужом присутствие, как и простой ухмылки с болтающим, - больше, чем хозяин, - хвоста. Глухой звук. Неуловимый и бесшумный. Но немного это развеселило милосердную леди неудач. - Сохрани аасимара, хоть тот не брат этого, милая Бешаба. Глупо и навязчиво, но Илматер только боль разделит, а не смерть, - негромко проговорил Бродяга, согнув спину. Соус, освободившись из длинной ладони тифлинга, мяукнул и отдалился на мелкое расстояние от новоявленного хозяина. Последний копьём рисовал круг. Приглушённый, неразборчивый звук, как немая песня.

С выси высокого здания город больше походил на лабиринт, который начинался и заканчивался разными уголками по чьим дорогам волочились насекомые с разными головами. Где-то там их было больше – они покупали продукты, торговались, спорили и, небось, затеяли драку. Где-то рядом мальчишка, - воспользовавшись моментом, - украл яблоко, но за воришкой уже поспешили люди с копьями. Часа не пройдёт, как мальца догонят и накажут. Он, Бродяга, представлял, как это произойдёт: отрубят руки по кисти или локти, повесят у входа в город, запрут в тёмном и холодном месте. Позор на его голову, но терять – кроме яблочка – ему нечего? Или куда большее, куда теснее, на что способны взрослые? Им это позволимо. Они проворней в словах при должном обучении, при накопленном опыте и хитростях. Младенца могут убить, если при его рождении погибла не только мать, но и несколько других людей, что пришлись бы ему членами семьи или чужаками… дети малы, но их не спросят. Им не поверят. У взрослых власти больше и от этой мысли Бродяге отчего-то стало горько, но хвост не переставал радостно махать острым гребнем из стороны в сторону. Тэй – его детство. Простое, как те говорят, вредительство было сущим наслаждение, хоть то не всегда удавалось воплощать в жизнь. Обливая кого-то воском с перьями, ломая хрупкие ступеньки, стулья или вешая ведро с ледяной водой поверх двери, и хитроумно переплетено верёвкой, создавая своеобразную конструкцию – это было чревато серьёзными последствиями с учителями, что становились жертвами этих детских шалостей. - Соус, мальчишку поймали, - кивнул Бродяга, покуда длинные пальцы путались в пушистом мехе. Котёнок мотнул головой, тёмной мордочкой уставившись куда-то вдаль, а не вниз. Для него привычное искажение уголков рта и синего взгляда, будто весь мир обустроен совсем не так, как он бы хотел этого. А ты иллюзия, пушистый? Что случиться, если ты увидишь рай? Что будет, если сама иллюзия рассеяться? - Соус, - ухмыльнулся тифлинг и хриплый смешок вырвался из линий тонких бледных губ, - что с домом будет, пока святоши нет? Мало ли кто обратит внимание. Да и мало ли кто отдаться чужому веселью – того не слышат зачастую и живут спокойно. Что может прятать в себе заброшенный дом, как по своей стати и брошенный человек? Много обиды, много злости, много мрака и тьмы, накопленных в большом мешочке сердца – дом и есть человек. Чем больше тёмных шариков, тем крепчает душа. Показывает себя воплоти. Не будет больше терпеть. Жаль, но не пожалеешь… Для тех, кто ещё не проснулся; ещё не спустился; ещё не вышел из деревянной опеки дома – из всего того, что Бродяга только нашёл в этом доме. Он не ощущал себя скованно. Народа было не так много. Никто не кричал, но спорили, а всегда можно было выползти из окна вместе с Кастис и Соусом. По всему домику, - на полу и на ступеньках, - были разбросаны разноцветные шарики вместе с круглыми звенящими бубенчиками. Возле дверей, где ночевали другие. По несколько от начала и к концу лестницы, на её ступеньках. По самой дороге к выходу и там, куда кто-то мог бы пойти. Да и на выходе несколько шариков встретили бы выходящих, дабы прощально проводить тех полётом. Недостоверно, не интересно. Никто не хочет выглядеть глупо, а наблюдательные заметят сразу. Лицо Бродяги скисло, вспомнив, как мерзкий хин неустойчивую ступеньку скрасил присутствием красного цветка. Бешаба не будет довольна проискам Бродяги, если никто по пути назад не полетит, встав поверх шариков, а тот единственный мелкий. Тифлинг съёжился, согнул колени, до этого вновь взобравшись с Соусом на крышу. Всем Богам не угодишь. Леди Рок труднее всего, но ведь… то она женщина, что трудно? Оных хватает среди круга Божеств, но мужчины не беспокоятся - живут вечно. Пальцы коснулись пушистой шёрстки. Соус мякнул, недовольной мордочкой взглянув на хвостатого, у которого на лице просекались тёмные пятна на глазах. В виде тянувшихся к щекам конусов.

*берёт копьё, берёт котёнка... плачет и жалуется* в следующий раз пала с хиппиозными наклонностями возьмём... =_=

*прочитывая мельком тему игры* карлика двусмысленно лечат близняшки, орк двусмысленно просит полечит его, чёрная женщина двусмысленно просит искупаться со святошей и в планах двусмысленно взять барда за компанию. а остальные не менее двусмысленно помалкивают в сторонке... чёт бродяга начинает разочаровываться а мы сильнее заскучали по мёртвой дряни =/ пойдём сожжём тогда дом какой-нить с котёнком...

*вздыхает* усё, ухожу, работу доделывать =_= если чоу Бродяга... нет, никого не выбрал х__х всем до завтра

-Мне хотелось бы верить, что не случиться. А если... -"Барду достанется рано или поздно или кому-нибудь от него." Вы не глупые, и я вам верю. Сами знаете, что к чему, и сделаете, как сочтёте нужным. Только не поубивайте друг друга и держитесь вместе. Друг за друга. -Сказал он улыбнувшись, словно и не говорил что будет в случае если с ним что-то случится. Бродяга наклонил голову на бок и оторвал котёнка от своего хвоста, согнув колени. - Пока святого нет – кто-то должен вести, - коротко ответил тифлинг, нахмурившись, и добавил, - Бешаба с тобой, но рок тебе не пошлёт. Этот попросит за святошу, если Илматер не услышит в агонии, что делит с множеством смертных, как ты. Комок пуще недоумённый от того, что хвостатый забрал от него новоявленную «игрушку» – начал покусывать указательный палец того. - Тифлинг прав, идти одному неразумно. Должен быть кто-то, кто прикроет тебе спину, кто сможет смотреть, пока ты говоришь. И это не обязательно я, Илларион, - проговорила Рисса, отхлебнув еще морса. Бродяга краем глаз взглянул на чёрную женщину. Нет упрёка. Но одобрения в колодцах тоже нет. Та перебрала сказанные слова - не стоит строить из себя всезнающую или Боги закидают камнями.

-Два условия. Первое - я хочу взять с тебя слово что ты сегодня никуда не уйдёшь из этого дома. Ну или тебе не дадут. Второе, в начале пойдём мы вдвоём. Если ты не врёшь, то угрожать нам ничего не будет. Это не обсуждается. -Последние он сказал смотря уже не на их таинственного друга а на своих спутников. Если их ждала там засада, он не мог рисковать кем либо ещё доверившись этому человеку. - А святоша уверен, что двое? – прищурился Бродяга, пока котёнок кусал «гребешок» хвоста, удерживаясь обеими лапками. Соус висел над мягкой периной дивана, а сказанное для тифлинга... ничего не было. Необъятная дюна, но ничего хорошего. Ненависть к волшебникам? Презрение к тщеславным поэтам? Неуверенность в красоте? Аасимар, - хоть тот происходил от своих крылатых святых, - внушал хвостатому больше доверия. Весы стоят ровно, а ноги удобно тонут в грязных сапогах. - Этот будет незаметен, если опекуна заменят на другого… другую, - чёрные глаза, как шарики в белой коробке синхронно запрыгали, одарив взглядом окружающих, - этот не будет кричать. Не будет махать хвостом. Чтобы ударить кого-то по щеке. Случайно ниже или выше и мимо. Но опекуна тоже защищают. Он направляет, а в смерти раздробленность. Как долго длиться паника? А как быстро разгораеться соперничество? Что будет, если святоша потухнет? Если не вернётся? - настороженно протянул Бродяга, скривив гримасу.

это же Сандор Клиган! у него другие предпочтения...

задипломатили непися ^^

Бросок дипломатии на успех... успешно?

Легче не поверить, а посмотреть: что будет, если в колесо бросить камень. Как долго после этого будет бежать лошадь и люди, сидящие в повозке, перевернуться с пристанищем, устремившись далеко вниз. Котёнок всё продолжал махать передними лапками и жалобно мяукать, глядя на упрямый хвост, чей кончик никак не хотел оказаться во рту комка. Да тот вёл себя вяло, предпочитая сидеть, если не улёживаться. Ленивый. - Будет Соус, - протянул Бродяга, усмехнувшись шире, но не засмеялся. Этому не понравилось назревшее решение. Этот не хочет помогать Многоликому – тот сам себе доказывает, а не другим. Почему ты, святоша, - если святая твоя физиономия, но только светящегося кольца над головой не хватает, как и верхняя одежда лишняя, - соглашаешься? Почему выдавливаешь, как из мешочка, зерно? Почему интересуешься? Зачем помогать? Зачем слушать? Много, а этот один. Но этот должен заслужить, а не просить. Жалко, стыдно, но не подло. Помощь всегда нужна, но гордые молчат. Хвост дёрнулся и, наконец, котёнок уцепился передними лапками за «гребешок».

- Почему исчезнет? - округлила глаза полуэльфийка. Уголки губ опустились. Не от обиды. Не от непонимания. Они вмиг вновь приподнялись, заиграв смущённой ухмылкой клыками на лице и тихим смешком. - Бродяга исчезнет. Белая исчезнет. Комок исчезнет. Мир исчезнет. А по осколкам не собрать так просто. Милую Лейру так никто не соберёт, но говорила она правду под руку с ложью. Никому не нужная. Никому не интересная. Но Цирик, - тифлинг клацнул зубами, - тоже исчезнет. Когда-нибудь... Поняла? Или не поняла? Речь всё путаней и путаней, но так он передает себя. Так он общается с другими, но в молчании больше слов, - мудрости и фальши, - чем кажется вначале. - Ты хочешь, чтобы я придумала твоему котенку имя? Назови его Пушок - он такой же мягкий и серенький, как пух перелетных птиц. Стань ему другом, играй, заботься - и котик будет согревать тебя холодными ночами и петь песенки. Бродяга скорчил гримасу, - губы скривились, как живые не хотели убирать ухмылку с маски, - и наклонил голову на бок, не спуская тёмного взгляда с белой. Ладонь легла на чуть лысоватую макушку и провела пальцами назад, где растительности и то больше было. Как пыль с песком. - Как Бродягу назвать лысым? А полукровку белой? Или красивой? Лысых много, как и красивых. Пушистых столько же, - он взглянул на сердитую мордочку котёнка. Ты болен? Ты оскорблён? Чего корчишься? Не надо было упускать маму из вида... - Почему этого назвали Бродягой? Этот странствует и десять лет тому прошло, как этот упал с пики. Этот ищет в лесной чашке. Этот познаёт хрустальные дороги под бликами солнца. Этот слушает упрямый ветер, - голос самих Богов, самой милосердной Бешабы. Кто опекает верующих в неё, как твоя Бог или твоя Богиня за тобой, оными, как ты. Этому дали имя Бродяга. Взамен прошлому. Котёнок должен заслужить прозвище, что расскажет о нём. Что повествует историю, будь маленькая или большая. Так дают имя. Так определяют будущее и прошлое. Строят настоящее, получая наслаждение. Бродяга вытянул ноги, плюхнувшись на диван, - что со стороны тех, кто не разделил свою жизнь с диким скитанием, смотрелось более прилично, - и протянул длинные, острые ладони к котёнку. Тот взглянул с неизменной гримаской, но поспешил к хвостатому. Нет, не к ладоням. Того больше заинтересовал болтливый хвост Бродяги.

Этого найдут если этого не нашли раньше, но найдут потом, если не найдут, но найдут неожиданно и поймут, что не нашли, что найдут и нашли совсем не того, кого… искали. Стоило корчить серьёзную гримасу, как святоша. Зачесать те скудные волоски и выпрямить пятка на щеках, что ползли от скул к подбородку, подобные конусам. Встань. Выпрями спину. Сузь глаза и прокашляйся в кулак. С мантией выглядел респектабельно. С повадками, присущими сковывающим аристократам – нелепо и глупо. А так смешно. А так свободно. Едва хвост пошевелив, выдав намерения хозяина встать в стройную позу, но не стал, - хитро посматривая на тех, кто сидел за столом и хихикая, покуда котёнок пил из предложенной миски молоко. Изредка смотрел на того, кто чирикал. Сердито? Так и будет. Есть другое мнения? Надо спросить… комок, но это хоть не грозное гавканье. Тому нечего бояться. - «Блин»? Из чьих уст «блин»? – оживился тифлинг, вытянув шею и округлив чёрные глаза. Хвост на минуту застыл и вновь начал кончиком бить по полу. - Белая полукровка, - негромко обратился этот к эльфийке-задире, - ту Алаяйя зовут, ту Алаяйей природа нарекла, её Богиня, плоть и кровь? – и выдавил хриплый смешок, посмотрев на комок, - мелкий не тревожится. Мелкий не понимает. Он далеко отсюда и видит заботу. Этот не знает, как обращаться? Иллюзия он? Дай мелкому имя. Этот не знает иного, кроме вина Кастис, но мелкий комок далеко не Кастис, - тифлинг съёжил плечи, посмеиваясь, - если ты можешь – дай комку имя, с коим он и исчезнет. - Блин, никогда не умел пафосно говорить и строить из себя загадочного. Каюсь, каюсь. Никто за мной не охотиться. Я лишь хотел надовить на жалость. И обычно это фигня на лице помогала. -Рори вздохнул. - Слабые жалуются. Гордые помалкивают, - прыснул Бродяга, - зачем просить, когда можно подняться? Этот так и сделал. Поднялся к башне за синими горами и упал вниз. Но выжил. Ушёл. Жил так, как не мог мечтать с другом. Зачем помогать? Зачем деньги? Многоликий должен доказать значение своего имени. Своего лица. Бесстыдное слово. С прозвищем – хлам, - тифлинг привстал, но колени не выпрямил и направился к дивану. Встал поверх и присел на корточки, коснувшись локтями колен и покачивая головой из бока в бок. Без копья не весы, а кукла. - Зачем помогать Многоликому? Пусть Многоликий сам бежит. Этот не советует святоше, но тот решает сам? Но этот советует – не надо. Сокровища? А можно их есть? Обменять и получить еду? Да. Помыться? Да. Поспать? Да. Но блага этому чужды. Этот знает блага природы, что прятала этого при свете дня и рокота ночи. Хоть душа его тёмная, как руки, плечи, ноги и хвост. Разум не тот. Глаза глубокие. Несравнимо. Неосязаемо. Непривычно. Чуждые друг другу. Слабый сам должен постоять за себя и доказать, что заслуживает своего имени.

патамуша "некромантка".... >__>

вээй, а нам это левого персонажа, "некромантку" Мисти Дэй и АИУ, напомнила чоу >__> мёртвая лисичка в тему ^^

Не будет Рисска задираться - ничего не будем делать

Недолго. Нефертари бдительно прихватила несмышленыша за загривок, нежно, но непреклонно отнеся его в сторону, где недолго изучала, склонив голову чуть набок. Потом фыркнула и ненадолго исчезла, вернувшись с мышью в зубах. Выплюнув ее перед котенком, кошка заняла прежнее место у ног своей Хозяйки. Серый комок недовольно начал мяукать в хватке чужой кошки, - это ведь не родная, не серая, не чёрная, чужая, кто это вообще? – и так же продолжал, покосившись синими блюдцами, с присущем недовольством, в окна темнее. Жаль небольшой. Жаль коготки небольшие. А ведь мог показать себя, что лучше и не есть какую-то серую тряпочку с хвостом, - как и у новоявленного хозяина, - с которым и играть только можно. Серый комок вызывающе мякнул в сторону удаляющегося кошака, сердито посматривая тёмной мордочкой. - Котенька, иди сюда, я тебе молочка налью... - обрадовалась Аля. Йож протестующе зачирикал. А на это он подбежал сразу. Чрезмерное мяуканье, что слабыми колокольчиками доносилось по комнатке, заставили тифлинга наблюдать только за этим сердитым, но озорным зверьком. Хвост взмахнулся над полом, а засмеялся он пуще, попутно плечи вздрагивали. Приблизившись к белой женщине, серый комок встал на задние лапки, а передними облокотился на ногу. И как с чёрной женщиной, пытался вонзить маленькие коготки, побаиваясь, что упадёт. Бродяга слушает. Бродяга смотрит… какой Бродяга невнимательный. -Невежливо обвинять человека во лжи. К тому же он просто попросил еды, не в моих правилах отказывать в этом. А если он хочет нам что-то рассказать я послушаю, и сделаю выводы. -Спокойным тоном ответил священник. Очнись. Они говорят. А не хочется. Не хочется и смеяться. Времени нет. Нет и свободы. Что задумал нелепый Грех? - Дали еду... будете слушать? - Бродяга наклонил голову на бок, а хвост всё равно весело махал вверх и вниз. - Слушать интересно. А интересно и делать? Грех послал его? Грех может или не может? Этому некуда идти. Этому всё равно куда идти. Тропа путается под ногами, а есть всегда хочется. Но почему одним нравятся красные и большие цветы, а другим синие и маленькие? Почему другим - моря. А первым - деревья? Удача тёмного, - протянул тифлинг, закатив голову назад. Слушать этого? Сомнительно. Добро пожаловать домой! Добро пожаловать в Тэй! Ничего не изменилось. Никуда не убегал. Цепи звенят, но Кастис... ещё жива? Бешаба, верни этому смех.

-Бродяга, ты куда? -Спросил Илларион краем глаза заметив как тифлинг начал пятиться назад. -Всё хорошо. Может присядешь за стол? - Не уходи, Бродяга, - позвала девушка. - Прошу, поужинай с нами. Вздрогнул. Присесть? Поужинать? С этим? Глаза уставились то на святошу, то на очень нежную полукровку. Непонимание, испуг, растерянность, как овощи, что нарезают в горячую похлёбку. Безвкусные, как кажется, но сытные. Как горячий источник с кольцами крови перемещаются из одного угла в другой, согревая плоть и разогревая эмоции. Самые яркие, самые запоминающееся. Стыд ли это? Или гордость? Или букет синих и красных тюльпанов, что смешивают внутренние чувства? Бродяга снова вздрогнул, опустив голову и вызывающе рыкнув. - Многоликий говорит не обманщик. Многоликий принёс сказку и правду. Верить? А верить Греху? Глупому Греху, что не смог постоять за себя? – он покачал головой. – Оставьте. Ешьте. Пируйте. У этого нет доверия. Тифлинг? Даже к своим нет веры. Растут с этим, но крепнут. Этот не будет верить Многоликому. Воля заставила его присесть. Пристально две глубокие тьмы начали рассматривать тех, кто сидел за столом. - Если он не хочет, не будем настаивать, - веско проговорила Рисса, мысленно неодобрительно покачав головой. "Еще не дай Богиня в истерику опять свалится, то-то визгу будет.." Женщина не научилась держать язык за зубами? Женщина не откусила язык? – подумал Бродяга взглянув на чёрную, но слова вслух не высказал. А женщина уже познала то, что хочет её богиня или у женщины до сих пор воздух в голове? Он… засмеялся. Громче. Веселее. Жизнерадостней. Глубоко. Он ожил и вкусил по-новому чистый воздух, как новорожденный. Больно, но живой. Самоуверенность не красит других. Совершенство, - даже воплоти похоти и зла, - скучное. Больше простоты. Больше слабости. Нет, женщина серая и невзрачная. Не жди нечто большего. Не жди от неё необычного. Жди веющую скуку и рутинное насилие себе во благо. А что делает тот, у кого разум другой? Что делает тот, кто молчит, но красноречиво корчит мордочку? А от чего? Болезни или понимания? - Я же тебе не дерево, чтобы на мне висеть. Красноречиво пошевелив ушком, котёнок недоумевающее взглянул на сероглазого мальчишку, что усадил того на спинку дивана И после, протянув лапки вперёд, – попытался сползти вниз. Нет этому дела до эмоций хозяина. Нет этому дела до тревоги других. Этот начал бегать и мяукать. В итоге подбежал к подолу платья той чёрной женщины. Маленькие, но уже идеально заточённые коготки, - чтобы постоять за себя, - начали старательно портить ткань, едва ли нащупывая и мягкую кожу. Попутно просящее мяукая, дабы тому дали еды.

-Все не так плохо, ты посмотри! У меня такая пафосная кличка! Многоликий. Так могли бы назвать бога. - он засмеялся. Многоликий взял яблоко и укусил его, сладкий сок потек по сгоревшей части лица. Пальцы сжались в кулаки. Глаза сузились. Зубы заскрипели, как пол под ногами. Богохульник. Безбожник. Вечные страдания в стенах бесконечности. Он не имеет права оное говорить, не связав свою душу с божеством. Почтя его поступки, знания и требования. И так приняв, как живого, а не как правителя судьбы, что приходиться волочить по запутанной тропе. А этот не встрял в разговор. Тот начал всё пятиться назад. Неодобрительный взгляд в сторону святоши, но в то же время… зачем? Вера? Грех? Многоликий? Почему не видишь? Почему слушаешь? Нелепость! Не верь. Не слушай. Выберись отсюда. Туда, где мрачные, серые леса и капли дождя с неба, как осколки водопада. Не верь, не верь, не верь! Этот просит… Бродяга клацнул зубами и перевёл взгляд на котёнка, что висел на рубахе хина. Ещё немного и тот мяукнет от боли, что не удержался на найденной «веточке», хотя смотрит не так добро как всегда. Плечи съёжились. Бродяга захихикал, но сухо. Не ярко. Этот фальшь, но причины нет. Сам себе вонзаешь копья в грудь, но горькое наслаждение…

- Много лиц. Много глаз, - положив ладони на стол, хрипел тифлинг, размахивая хвостом, - можно иметь много глаз: зелёные, жёлтые, чёрные, зелёные, красные, синие? Можно иметь много лиц? Длинные волосы, вьющееся или короткие? Тонкие, как нитки или густые, как весенняя трава, пахнущая дождём и цветами? Светлые или тёмные? Ложь – искусство, изначально дарованное ныне покойной Богиней обмана, - Бродяга оскалил клыки, - «многоликий» говорит нелепо. Нельзя доверять. Нельзя верить. Неумело, как Грех, что взял этих. Забрал с родной земли. С родного разума. Нельзя верить! Бродяга сполз со стола. Всё стоя на четвереньках, отзываясь инстинктам дикого предка, а копьё далеко. Лучше в голову. Лучше в глаз. Лучше в колено, а не стрела. Верить не станет. Много ошибок. Речь не та. Речь не западает в душу, как в чашу сладкий нектар. Не видит и не слышит. Нелепая иллюзия...

Они говорили о доме Солнца. Где детям знакомо невиданное, а взрослые слепы, как новорожденные котята. Где отец ломается, как веточка не выдержав и двух листочков с желудями – восемь детей топчут его, а он ломается, ломается и ломается. Терпит, быть может, но льдина не вечна. Даст трещину и не видать за ним яркого пятна солнца. Бродяге этого меньше всего хотелось, хотя продолжал смеяться. Наблюдал за сердитым котиком, не то подглядывал на других снизу вверх, - тешась мыслями, как выйдет наружу и будет бегать, неся разбои в скромных лавках. Слушая вслед проклятия людей и тихий шепот, - дуновение ветра, что щекочет щёки с глазами, что последние слезятся, - благодарности милостевой Бешабы. Тифлинг скорчил гримаску на фокус святоши и пуще засмеялся, опустив голову – коснувшись подбородком к груди… как котёнок на минуту свернулся клубочком и вытянул шею, округлив ярко-синие, блюдцами, глазищи. - Хорошо ли вы обосновались в столь незавидном месте? Хорошая манера? Плохая манера? Невежливая манера? Скупая, грубая, опрометчивая? Но это напугало. Это разгневало. Задело огненные струны и всё стало сухо. Засуха, но воды нет. Сердитый котик не спешил к новоявленному хозяину с хвостом, как и у этого, и подбежал, - тому, кто служил как мягкая мишень в стремительном прыжке, - к хину вскарабкавшись острыми когтями по рубахе, ввысь, к плечу. А Бродяга пронзительно закричал, скривив физиономию, бросив копьё в сторону появившемуся из темноты чужака. Прыгнул прямо на стол с едой, - попутно выбросив хвостом половину закуски на пол, - и начал тихо шипеть, сутулиться и пятиться, как дикий зверь. Резко размахивая хвостом, как бы и нагонял вокруг себя дым. А не выходит... ничего сегодня не выходит! Будь проклят Цирик. Будь проклят этот никчёмный лжец! Скорее, поскорее мёртвые Боги сожрали его с потрохами за злые шутки и ненасытные капризы!

вай, и ничегошеньки в теме игры 0_0 *тут должна звучат музыка споднебесья... просто пританцовывают чичотку на радости и любви*

Найти тех и найди других. Застань толпу и загони в угол одиночку. Котёнок мяукает от прыжков тифлинга, пуще корча свою сердитую гримасу, а хвостатый смеётся, смеётся и смеётся. Пожалуй, кто знал бы его, по этому смеху определили насколько Бродяга близко. Очень близко. А он там был разве изначально? Не судить других и самого никто не осудит. Но все спешат. Все догоняют скот. И топчат под ногами маленьких зверьков. Не церемонясь, сердитый котёнок полетел в руки хину, мяукнув со злости, а тифлинг налетел на чёрноволосую женщину – чуть ли не повиснув всем телом у неё на спине, как огромный паук высасывающий кровь из шеи, но только ладони, сжав, и наклонили ту вперёд. Бродяга быстро отскочил назад в уголок, хихикая. Он забрал из рук коротышки серый комок и присел, согнув колени. Котёнок неуклюже начал перебирать лапу с на лапу, одаривая окружающим недоумевающим взором синих блюдцев. О чём те говорят? О чём беспокоятся? Этому не будет дела до проблем. Не будет дела до разрухи. Безмятежно. Далеко от этого мира. Примет то, что скажет святоша. Примет то, что покажется симпатичным. А сейчас будет смеяться и наблюдать, как комок будет повторять-повторять свои первые шаги.

Одного наместника заменяют другим, как и его слуг, советчиков… надоело. Не то повесили, не то обвинили, не то пропал. Этот пропал. Отрекся, словно сам жрец Бешабы, дабы, верно, служить ей – а разве мало того, что этот делает для неё в одиночку? Эти случайные беды, эти проказы, вредительства, как отзываются другие, но тифлинг не увидит две линии. Нет, нет, он увидит только одну на белом холсте. Легко различимую и извивающуюся словно змея. Банально? Быть может. Замена? Она есть. Что же он потерял и как опоздал настолько? Маленький цветочек с корнями… где он? Где корзинка, служившая ему опорой? Где земля, что впитала в себе столько грязи, крови, трупов, чтобы затем впитывать накопленную силу в хрупкий стебелёк? Заботились о нём, как о родном ребёнке? Поили, кормили, говорили? Забыли… Какая жалость. Мать этого не забывала, быть может. И отец, который разгневался и начал душить дитя, когда тот прямо сказал, что груша его дерева. Но этот забыл. Этот забыл и имя. Забыл прошлое. Нёс кувшинчик с нектаром и ждёт того часа, когда Грех исполнит его мечту. Собрать бы всех… а кого? Он слышал об этом городе. О том, как выгоняют исковых потомков, но как правили они этими землями. Хорошо или плохо? Не чистокровным судить. Ни красавцам полуэльфам, ни коротышкам, ни оркам, - хотя те головой обделены? Судить тем, кого выгоняют, а их вообще спрашивают? Нет. Никто не спрашивает. Никто не заметит сначала. Никто не заметит жест украдкой и щекочущий ушам шепот. Есть тут эти джинны? Они прячутся и строят? Хотелось верить. Хотелось не верить. Комок мяукнул и неосознанно тифлинг упустил его из рук… забавно, решил Бродяга, ухмыльнувшись от уха до уха. Может до этого какая-то полукровка, - ловко лазающая по крышам, - тоже выронила котёнка ему на голову? Белобрысая, почти как у Кастис, но короткие волосы женщины. Эльфа? Человека? Аутсайдера? Спустись. Посмотри. Убедись. Котёнка не отпустишь, потому что и деваться ему, как этому всё равно не куда. Разве можно что-то изменить? Разве можно как-то заявить о себе? Те, кто им был нужен – уже есть. Ну, так выберись. Уходи отсюда. Им нет больше дела. Закрой уши. Не говори больше - закрой и рот, но смейся, смейся, продолжай смеяться над ними. Смилуйся Бешаба. Воскресни Лейра. Женщина погладила белобрысую макушка, а в другой руке держала сердитого котёнка. Последний недовольно зыркнул на новоприобретённого хозяина, когда тот – с виду, как на четвереньках – приблизился к тому и протянул длинные испачканные пальцы, оскалив зубы с клычками в хищной ухмылке… но остановился. Смутился? Что-то в голову пришло? В голову приходит много что и зачастую… много ерунды. Одна за другой. - Твоё сокровище?.. – не было упрёка, не было презрения, а спокойный, журчащий ручей в тоне голоса. Чёрные окна всматривались в чужие… блеклые, изуродованные, замкнутые. Лишённые цвета, света и тьмы. Лишённые всего, но руки ощущают. Уши слышат, а рот говорит. Пальцы вновь потянулись к комку, а тот мигом взобрался на плечо, словно нарочно демонстрируя чужачке… хвост, просто хвост! Глаза в глаза… так казалось. А пальцы потянулись к бугоркам. Ожоги? Раны? Зачем? Коснулись и такое же вытянутое, как у этого, лицо женщины поморщилось от тёплого прикосновения. Ладонь настойчиво убрала руку тифлинга в сторону. Не трогай. Смотри? А ты видишь? Осязаешь. - Этот пойдёт с тобой, - уверенно заявил хвостатый, сгорбив спину и начав лихорадочно хихикать. Тонкая бровь снисходительно приподнялась над белесным глазом с бледно-красными бугорками. - Может, поинтересовался хоть: надо ли мне это? - Ты не будешь против. Не любовница, но помощь есть. Необходимая этому, а может иллюзия? Не видишь, но тонко ощущаешь. Этот хочет верить, но вдруг иллюзия? - он помахал рукой перед изуродованным лицом, пуще засмеявшись, что авось весь город услышал этот смех. Уголки губ женщины приподнялись в ухмылке. Ей понравился напор. Догадливый? Никто его время не тянет. Бродяга больше ищет, но так ничего и не находит.