Yambie

- Я не знаю, доживет ли он до утра. Кто он? Ты его знаешь? У него твои глаза. Глупый вопрос. Исходить лишь по оттенку глаз – глупый вопрос, не описать даже насколько. Недоумение в холодном рубине в ответ и капризная морщинка над переносицей. Узнай неварранская мечница о мыслях барда, то была бы с тем полностью солидарна. - Нет, - сказала Улва, качнув головой, хищно уставившись на раненого человека. - Я не знаю кто это. Кунари. Кунари обладают необычным оттенком глаз. Фиолетовый, жёлтый, серебристый и даже красный. Часть неведомой ныне культуры и нации, пока люди на континенте Тедаса не открыли ту порочную силу, которую даёт кровь дракона. Могли ли тогда здесь, где-то поблизости... - Где его нашли?

В лагерь она вернулась позже него. Заплетая пушистые каштановые волосы с седыми змейками в косу, с нежным румянцем на щеках и взглядом, опущенным, который таил один ценный секрет. Он мог уйти. Она дала ему такую возможность. Исчезнуть без ненужных жертв. Ненужных споров. Ненужных сожалений. С тихим шорохом падающих листьев. Хрупких веток долговечных деревьев. И Боги Свидетели - такой возможности она его не лишала. И не собиралась лишать, если он вдруг передумает. Он мог уйти. Навстречу тому, что было знакомо. Навстречу тому, в чём был уверен. - Mon loup, - прошепчет ему на ухо, обнимая в ответ. В том пристанище, где они уделили время только друг другу. Волк мой. К пирату тихо подошли, пока продолжал возиться с деревянной фигуркой. Опустили ладони на широкие плечи. Подхватили длинные волосы с кожаной лентой. А затем оставили одного. Улва присела в отдалении от всей группы. Прикрыв глаза, тихо напевала знакомую мелодию. И никто не увидел бы нежной улыбки на тёмных губах.

Вдруг. Неожиданно. Вкус чего-то горького на языке. Маленький камешек, прибавлявший лишний вес сердцу. Ужас от ощущения собственной слабости. Один из волков оказался хитрее другого. Он, - упрямый, необузданный, дикий, своевольный, - скалил клыки и высказывал своё негодование. В то время как другой бравировал собственной самоуверенностью, в мыслях насмехаясь над его недальновидностью. Нет. Глупым оказался тот, кто с начала пути наблюдал свысока. Потухшие рубины огня смотрели в изумруды бескрайнего моря. Вдруг. Неожиданно. Она почувствовала себя очень, очень… очень беспомощной. - В одной из сумок у меня на поясе, - тихим и дрожащим голосом начала красноглазая, - есть тайник. Ты можешь забрать монеты. Прямо сейчас. Если ты этого хочешь, - веки сомкнулись, она облизала тёмные губы, прежде чем продолжить. - Но путь мне надо продолжить. Расчёт он мог получить давно. Так ведь он сказал. Но почему-то не воспользовался ни одним из тех моментов. Чтобы забрать. Сбежать. Исчезнуть из чужих жизней навсегда. Погубить лишь те, кто мешался на пути. Почему? Сейчас она могла предоставить такую возможность. Она предлагала ему такую возможность. … Но отпускать не хотела.

- Значит, таким будет расчёт, - сказал пират после невесомого, невинного поцелуя коварной особы. Он залюбовался её пылающими глазами и лёгким румянцем. Ладонь невольно коснулась упругих локонов волос. - Признаться я думал о монетах, - усмехнулся он и крепко обнял обманщицу, недавно сулившую свободу. - Остановиться? - невинно поинтересовалась, продолжая дарить невесомые поцелуи. - Лучше тогда... остановиться? Пряжка щёлкнула и притворно слабые руки могли творить если не произвол за произволом, то один сплошной беспредел. - Отдать тебе монеты? Чтобы ты смог уйти, - шептала красноглазая. - Уйти. Сегодня. Сейчас. Ведь именно этого ты хочешь, верно? Свободу от кандалов. Свободу от чужой воли. Свободу от обязанностей, которые ты не хочешь исполнять.

"Многозначительный" проводили. Ладонь сжали в кулак и убрали, не дождавшись преждевременного расчёта. Он наблюдал за ней до тех пор, пока она не скрылась из виду. Наконец, поднялся, оставил дельфина, но забрал нож, и отправился следом. Здесь, за пригорком, в тенистых зарослях багровеющей лещины, капитан остановился рядом с мечницей и вопросительно взглянул. Пират был невысокого роста. Признаться честно. Она могла взглянуть в его изумрудные морские глаза, не поднимая головы. Могла целовать в тонкие губы, не вставая на цыпочки. И, тем не менее, это не портило впечатлений о его крепко-сложенном теле. О трофейных шрамах, которых не раз касались тонкие женские пальчики. Воин. Дикий. Необузданный. Свободный, свободный даже в тяжёлых кандалах. Он. Был. Вос-хи-ти-те-лен. И противоположная стихия попросту солгала бы, сказав, что это не так. Она приблизилась вплотную и едва ощутимо коснулась его губ. Ладони легли на широкую грудь и скользнули ниже, пока не добрались до пряжки ремня. Её очередь была вопросительно смотреть на него.

Не отстраняясь, не отпуская её горящий взгляд, он переложил кортик в руку с дельфином, и протянул открытую ладонь. Давай. Неприлично. До неприличия теперь близко. А чёртики в красных глазах затанцевали ещё более энергично. Что, как правило, аппетит возбуждает? - Не здесь, - прошептала она, отстраняясь. Улва встала на ноги, убрав каштановые волны с седыми прядками за правое плечо. Отошла прочь, собираясь на время удалиться из поля зрения лагеря. Напоследок не забыв бросить «многозначительный взгляд» пирату. Мно-го-зна-чи-тель-ный. Кажется, в бликах рубина чёртики от танцев перешли чему-то другому... более энергичному. Повар ведь не будет против, если кое-кто подоспеет к ужину немного позже?

И снова долгий испытывающий взгляд, а опасный клинок в руке по-прежнему не двигается. - Так отдай, - звучит логичное продолжение. Она приблизилась ближе. Ближе к смуглому лицу напротив. Ближе к опасному клинку. Предупреждающе затанцевали огненные чёртики в глазах. Ни звука, как казалось, а только лишь едва заметное движение тёмных губ. Бесшумно. С тем же вызовом. Сказанное одно слово. - За-би-рай.

Нет. Нет, потому что ты не выполнил до конца то, за что тебя нанимали. Нет, потому что ты бы сбежал. Нет, потому что мне нужна помощь всех людей, которые здесь сейчас находятся. Нет, потому что я бы потеряла контроль над тобой. Если у тебя была возможность вернуть Мику, найти его на день следующий, найти его сегодня, была возможность вернуть меня к моей дочери, - ты бы для меня это сделал? Возможно, нет. - Да, - бесшумно, но почти как вызов, прозвучал ответ красноглазой.

Она не знала что сказать. По крайне мере она не знала, что ему следовало сказать. Хоть из всех людей в группе только он был к ней... близок. И ему, именно ему, не могла с такой же лёгкостью, как храмовнику, рассказать что-то о собственной дочери. О том, что сейчас чувствовала. Она попросту растерялась. - Почему ты не возвращаешься в море? - тихо повторила вопрос, который задавала ещё в таверне Уайлдервейла. - Убедить меня, чтобы я отдала тебе награду раньше? Намного раньше. Женщины наивны и глупы. Хоть оные нежные скромницы или горделивые царицы. Боги свидетели, она была в его власти. - Ведь ты тоже хочешь вернуться. Не к конкретному человеку, не к людям, не к знакомым местам, быть может, а к ощущениям, с которыми не хотел бы расставаться.

- У тебя есть дочь? - тонкая стружка продолжала сыпаться, а у дельфина появлялся хвост. Есть. Ребёнок. Девочка. Ещё крохотная девочка. Внешностью которая совершенно не похожа на мать. Улыбка и благодарность согрели душу, но сам вопрос отдумал от того, чтобы подвинуться к мужчине ближе. Улва кивнула. - Анника, - сказала она имя дочери. Да если, право, пират хотел бы узнать.

Примерно через час неторопливых действий кусок коры в его руках начал преображаться в фигурку. А ещё через час появились знакомые любому приморскому жителю очертания. Признается честно? Никогда бы не догадалась о подобном увлечении любого пирата. Похвастается знаниями? В черепушке голосок один подскажет, голосок совсем-совсем маленького ребёнка, который не знал и благо, если никогда не узнает о мрачных краях, где родилась её мать. Улва присела рядом с одним, оставив в недоумении другого. Забавы ради пройтись по лагерю, чтобы как раз все мужчины недоумевали от сказанных слов или молчания красноглазой. Вплоть до конца дня. В конечном счёте, узнать о крошечной тайне, которую ото всех скрывает бард. - Как рана? - поинтересовались, обвив руками свои колени. Украдкой поглядывая за фигуркой... дель-фи-на. Верно. Дельфина. Так их называют? Услыхав попутно, что медведь, наконец, устал вариться в котле.

Она слушала. Но могла и не слушать вовсе. Смотрела прямо на него. Но могла смотреть куда-то в упор, как если бы напротив не находился храмовник по имени Аврелий Тилани. Как. Много. Слов. Можно вернуться. Но не поймать на крючок одного из беглецов. Можно вернуться. Но вместо правды принести ложь. Можно вернуться. Понять, что существует не один, а несколько вариантов исхода. Можно вернуться. И остановиться на перепутье. Дорога каждой тропы позволит начать что-то новое. И только одна из них продолжит то, что проживается сейчас. - В Неварре меня ждёт лишь один человек, - тихо говорила красноглазая, вновь опустив глаза к мёртвой точке. - Я могу всё бросить и вернуться к дочери. Я хочу всё бросить. И вернуться к дочери. Теперь она посмотрела прямо в глаза-топазы напротив. - Но Миккель мне также дорог. Однажды сделав добро мне - я обязана отплатить ему тем же. Она встала. Ладонь мягко легла на широкое плечо юноши. На прощание. На пожелание доброго вечера. Аврелия Тилани вновь оставили наедине со своими мыслями, а Улва ушла к тому, с кем в этом походе чувствовала себя более комфортно. Дала ведь обещание. Мысленное.

Пальцы сжались в кулачок, спрятав из виду ткань. Насколько она знала, рядом с горами Виммарк существовал обход. По нему дальше шла река, уходящая прямо в Недремлющее море. Если первая догадка окажется верной, то вовсе не к горам дальше направились Мика с Исаей. Догадка. Не больше. Не меньше. - Столько дней пути, - тихо сказала Улва, глядя куда-то перед собой в мёртвую точку. За всё это время ей не довелось особо разговориться с кем-либо из группы. Не общалась она особо с Аврелием после первого дня их знакомства, ни с Алоисом, приходившимся младшим братом её близкого друга. С морским волком, разве что, но и там порой для слов не находилось подходящего места. Нет, нет, отнюдь! Наоборот. Мужчина дарил ей лучшее, где остальные увидели бы не более чем плотские утехи. Молчание красноречиво. Молчание бесценно. Не-за-ме-ни-мо. Однако сейчас она говорила. - За всё это время… ты не думал вернуться домой? - поинтересовалась Улва и дёрнула плечами. - Бросить... всё. И вернуться домой, - ведь наверняка храмовника ждала его семья. Целым и невредимым. И не хотел разве храмовник вернуться в тепло и уют родной обители?

Вернулись ранеными. Вернулись победителями. Вернулись с трофейным пойлом от ходячей древесины. Вернулись, а мишка всё не спешил превращаться хоть в какое-то подобие блюда. Из сумки Улва вытащила кусочек серой ткани и показала храмовнику.

В том месте, где глубоко в почву проросли корни сильвана, обнаружилась удивительная в своём образе находка. Улва неловко прокашлялась в кулачок, показав мужчинам тёмную бутыль, которая по горлышко была наполнена каким-то напитком. Демоны его знают, - сидр, вино, пиво, эль, виски, ром, вода даже или дрянь настолько древняя, что её название давно стёрлось в веках. Нашлось также кое-что ещё. До встречи с сильваном, когда Улва отделилась от группы и в одиночку бродила по лесу. - Вернёмся в лагерь, - предложила неварранская мечница. Мужчинам следовало отдохнуть после боя. Разумеется. Разумеется, одному из них, кому лично предназначался невинный и одновременно коварный взгляд рубинов, молча, говоря ни слова, дали обещание скрасить минуты отдыха именно так, как того захотела бы морская душа. Всё что скажешь и всё что потребуешь... если вдруг та, кого ты без устали спасаешь от обитателей местной фауны, не передумает. Уже в лагере Улва искала храмовника. - Аврелий? К нему подошли и присели рядом. Не так близко, как вчера. И не так тихо, как будто бы никого кроме них это не могло касаться. Нет. В какой-то мере с них это всё и начиналось.

Под треск ломающихся веток и коры дерева, свиста стрел, волчьего рыка, и боевого пения мечей, в унисон прозвучал яростный вопль умирающего создания. Однажды к нему прикоснулась сущность из Тени и спустя недели, месяцы, годы превратило его в то, чем он являлся сейчас. В надежде сеять разруху или в поисках покоя. Сильван упал на землю и вскоре вовсе затих. Улва опустила голову, лбом коснувшись эфеса меча. Отдышавшись, она в первую очередь осмотрела своих раненых товарищей. Она помогла Бартоломью с его раной на груди. Задержала рубиновый взгляд на его зелёных окнах души, всё ещё спрашивая, мысленно, его и себя – зачем он это делает. Даже если ответ на это есть. Давно. И неизменный. Но как настоящая женщина – она всегда ожидала чего-то другого. Наивно и глупо. Могла себе позволить. На краткий миг ладонь успела погладить небритую щеку. Её бледное лицо приблизилось ближе, но губы к губам не приникли. Не здесь и не сейчас. Не на чужих глазах. Тщетны оказались попытки помочь хозяину Ласки. Улва вытащила из сумки целебную настойку и вложила в широкую ладонь Карова. - Благодарю, - сказала красноглазая.

О, нет, месье, простите! Моё отчаянное merde означает, что я ещё постою так в стороне от вас двоих, пока корни этой мерзости не сломают мне всё до косточки последней. В красочном довершении вывихнув мне шею. Отнюдь! Лишь подумала, но не сказала вслух. Капли собственного раздражения самой себе не позволив. Ни гнева. Ни злости. Даже ради скромного женского каприза. Мыслишка, разве что, вредная – если что-то подобное вытворил с ней пират месье, воздержавшись от острословия, то монолог из сплошных жалоб в черепушке красноглазой мечницы не продлился бы и дольше секунды. Волчица клыки не скалит. Волк, кажется, доволен от возможности растерзать в клочья что-то, что подобно окружению. Ненавистно уже не первый день. Улва освободилась из цепкой хватки корней. И вот она крепче сжала рукоять меча. Всё внимание на бой и глаза пылают яростным огнём. Ей нет времени что-либо выкрикивать, а то объяснять, что это за тварь такая. А самой деревянной твари, похоже, не особо льстит внимание новых жертв, если не нарушителей спокойствия. Отнюдь не собираясь переключаться на кого-то из мужчин или волчицу, сильван упрямо шёл на потрошительницу. Взмах ветвистыми руками, что многочисленные клинки – оттолкнуть от себя прочь надоедливых букашек из плоти и крови. Взмах ещё один – нет, пират вновь её выручает, как тогда с медведем. Невезучая потрошительница. В этом походе. Откровенно говоря.

Раз в своей жизни красноглазой мечнице доводилось встречать сильвана. Тевинтер, славный Маротиус, раз и два посещаемый тогдашней группой. Поселение в горах, некогда в котором обосновались морталитаси. Приятные, нежные, горькие и болезненные воспоминания. Лица давно поблекли, а голоса звучат словно бы из глубокого колодца. За пять лет ей не доводилось что-то о них слышать или видеть пару лишних раз на тропинке непредсказуемого бытия. В той или иной ситуации. В том или ином городе. После снятия с военной должности, Улву, впоследствии, не каким-нибудь послом назначили. Дела распространялись на территории Неварры и очень редко выходили за её пределы. - Мне в стороне постоять или помочь? - донеслось до храброй мечницы со спины. Да ты издеваешься. Боги милостивые только знали. Хотела ли она больше всего разрубить деревяшку на мелкие щепки или взглядом съесть до боли остроумного пирата. Кажется, она выбрала второе. По глупости. Как иначе. За что и поплатилась. Из земли, раскидывая в разные стороны ветки и опавшие листья, колючие корни схватили мечницу за ноги. А затем, подобно змеям, обхватили руки. Сдавив настолько крепко, дабы красноглазая выронила из рук верную оглоблю. Оглобля себя ронять не разрешил. Улва, в свою очередь, не собиралась поддаваться грубому натиску. - Merde, - вырвался из губ сдавленный хрип.

26 мартиналиса 18:25 Сутки пути. Пять дней или неделя. Часы. Минуты. Жалкие секунды. Они искали не каких-нибудь сбежавших антиванских воронов али орлейских бардов. Шпионов, виртуозов слова и бойцов ещё более смертоносных, нежели часть из которых состояла сама группа. Нет. По сути, они искали обычных людей. Напуганную девушку. Взволнованного текущей ситуацией мужчину, чей покой был так неожиданно нарушен. Ещё на дневной стоянке, двадцать шестого мартиналиса, Улва решила подойти к Аврелию. Подсела близко, непростительно близко и говорила негромко, тихо, почти заговорщицким шепотом. Сказала, что Миккеля нельзя назвать безобидным человеком. Пусть он не был наделён магическим даром, пусть он лишился влияния и наследства. Ему это не помешало научиться держать уверенно и крепко меч в собственных руках. Научиться постоять за себя, за близких ему людей, коли не магией и статусом, то словом и сталью. Высокомерия ему не занимать. Медведь продолжал вариться в котелке. Бард пускал слюни в ожидании вкусной закуски. Пират с наслаждением выкуривал очередную сигарету. Тщетно потрошительница пыталась найти кроху истины в хитро-прищуренном взгляде. - Может ли магический дар, - продолжали тихо говорить юноше, - проявиться намного позже назначенного срока? - рубины вновь встретились с топазами, но в первых теперь и толики уверенности не присутствовало. - Как в будущих храмовниках, потрошителях и перрипати специально развивают то, чего у них нет от природы. Ровно как природа вдруг начала развивать то, что должно было заявить о себе ещё в ранней юности, - напоследок, после короткого молчания, Улва попросила, чтобы храмовник пока ничего никому не говорил о том, что она ему сказала. Аврелия покинули наедине со своими мыслями и драгоценной коробочкой с лириумом, не став дожидаться его ответа. Сутки пути. Две стоянки. Одна - днём. Другая - вечером. День подходил к концу.

Казалось бы, события, произошедшие полгода тому назад в Нессуме, не имели никакой связи с тем, что предположительно, по словам советника Пентагаста, могло повториться в непримечательном городке Вольной Марки. Старый некромант, откровенно говоря, смеялся над потрошительницей, отсылая её за какими-то волшебными бобами. Однако ни тени насмешки не промелькнуло в его серых глазах. Он говорил серьёзно. Чушь, - сказала тогда Улва, допустив резкость в собственном голосе. Возможно, - не стал спорить с ней морталитаси. Четыре года в услужении. Четыре года, но просто воином, воякой в грязных ботинках и латах, её уже нельзя было назвать. Улва шумно вздохнула, убрав ладони с лица да убедившись, что она сейчас не в Камберленде вместе с дочерью. Или, по крайне мере, не в Уайлдервейле. В доме молодого лекаря, она ждёт хозяина в гостиной, пока тот не принесёт чай. А в воздухе витает запах сложной смеси из лечебных трав. Едва образ неварранской потрошительници объявил о её возвращении в лагерь, как вновь она куда-то исчезла за высокими деревьями, заплетая пушистые волосы в косу. Вернулась со съедобными грибами в количестве семи штук. Их она сложила недалеко от костра, а затем присела в отдалении ото всех под деревом, спиной облокотившись к шершавой коре. Украдкой поглядывала на каждого члена маленькой группы. И возможно… возможно на одного из них засматривалась дольше положенного.

Малыши вылупились сразу, когда их нашла красноглазая. Четверо маленьких лохматых птенчиков, с громким чириканьем требовавшие пищу, внимания и тепла. Хоть у собственной матери, хоть у дивного незнакомца, хоть у самой пустоты. Улва обеими руками крепко ухватилась за толстую ветвь, чтобы не упасть. Внимательно, с любопытством, наблюдала за маленькими существами, теребившими ещё слабыми крылышками. Мать не заставила ждать своё потомство, откликнувшись на их зов. Сердце наполнилось горькой нежностью. Ветка под ногами откликнулась возмущённым хрустом. - Боги… Падение нельзя было назвать мягким. Но, по крайне мере, в отличие от храмовника, удалось не сломать парочку рёбер. *** Она не сказала ему этого вслух, верно. Но она дала ответ. Никто и ничто не изменило бы её решения. И если он захотел, то мог бы догадаться, не задавая лишних вопросов. По взгляду и жестам. По прикосновениям и поцелуям. Самое худшее, что могло случиться в их жизни. А то и самое лучшее. Отпускать она его не отпускала, пока с души окончательно не исчез каменный осадок. В лагерь Улва вернулась раньше пирата. Из волос торчали ветки с травой, а со щёк всё не сходил нежный румянец. Мечница устроилась поодаль от всех, присев на пенёк. Сдержанно прокашлявшись в кулачок, принялась приводить в порядок волосы. - Pardon, - виновато сказала Улва, глядя куда-то в сторону.

У ручья Мужчинам нравится делать больно женщинам. Женщинам нравится делать больно мужчинам. Мужчины терзают друг друга, когда желают получить нечто большее, чем просто дружбу. Женщины подсыпают яд в бокалы с вином, когда узнают, что возлюбленная отдала свою любовь другой. Ты мне нужен, потому что ты меня разрушаешь. Ты мне нужен, потому что ты есть моя жизнь и смерть. Festis bei umo canavarum – ты станешь моей погибелью. Ответа не ждали спустя дни или недели. Ответа не ждали спустя месяцы или годы. Ответа ждали прямо сейчас. В эту секунду. Вот так просто. И так сложно. Живи в своё удовольствие. Смейся, когда тебя переполняет счастье. Плачь, когда тебе горько на душе. Бытие от этого никак не изменится. Тонкие ладони легли на широкую грудь. С лёгкой настойчивостью толкнули назад, чтобы мужчина лёг на спину. Лихорадочный вздох. Нежный румянец на щеках. И оттенок грусти в алых окнах души. - Бартоломью… Ответа не ждали спустя дни, недели, месяцы, а то и годы. Ответа ждали сейчас.

- Зачем? Нет. Она не разомкнула объятья. Не отстранилась. Недоумение и растерянность, мысль, что этот человек решил так подшутить напоследок после долгого рассказа о своих будущих планах – вот что отразилось в её взгляде. Любовь али чувства схожие с ней не возникают с первого взгляда. Не возникают просто так. Из-за какой-то мелочи, пусть даже чьей-то высшей воли, его злой шутки. Нет. Нет, она не настолько глупа и наивна. Похоть, желание овладеть чужим телом, жестокость и эгоистичность человеческой сущности. Форма блаженства, самая высшая и самая низшая из её точек. Найти её… зачем? С какой такой радости? С какой именно целью? Для чего? Он не знал кто она. И она особенно не знала кто он такой. Никто из них не знал, что кроме них есть кто-то ещё. Три дня. Что такого успели решить три дня пути? - Зачем? - только и повторила Улва. По-женски капризно, жёстко, требуя немедленного ответа. Зачем? Прошу тебя, скажи мне.

- Когда этот поход подойдёт к концу, - на полуслове речь обрывается лихорадочным вздохом, а тело вновь охватывает приятная дрожь. Только найти в себе силы, чтобы не поддаться секундной слабости. - Когда поход подойдёт к концу… что ты будешь делать? Возможно, она и так знала ответ. Он получит часть заслуженных денег от красноглазой. Независимо от исхода задания. Разумеется. Уйдёт набирать себе новую группу, вероятно из одних сплошных головорезов, наёмников да душегубов. За те же монеты они согласятся восстановить его павшее пиратское имя. Он волен будет вновь поступать так, как хочет. И жить так, как сам того хочет. Он волен даже забыть о ней. И Боги свидетели - она забудет о нём.