-
Публикаций
324 -
Зарегистрирован
-
Победитель дней
54
Тип контента
Профили
Форумы
Календарь
Весь контент Rеi
-
- Месяца два, может, три при хорошем уходе, - и уход этот должен был обеспечить ему новый управляющий. - Я оставлю вам инструкции. Также, будем контролировать дальнейшее использование через переписку.
-
Куда убраться? - спросил ещё немного путаясь в определениях. Синхронизация потустороннего и мёртвого происходила постепенно. Некромант был бесконечно терпелив к своему творению, мягко проталкивая мысль по некогда проторенным дорожкам. - Тебя зовут Константин Муций. У тебя есть слуги, - напомнил он. - Но раб или слуга и господин взаимно обязаны заботиться друг о друге. Ты теперь - привилегированный наследник большого состояния. И если не будешь учитывать своё положение, закончишь так же как и прежний владелец этого тела. Материнское наставление, забота и желание уберечь от опасности, слушай дух, на кого завязываются твои первые, чистые чувства. Твоя благодарность. - Сейчас встань и пройди в ту комнату на этаже, где остались двое мужчин. Поприветствуй их как подобает хозяину дома, - небольшой выгул под присмотром некроманта, дабы подстегнуть память. Нужно немного времени, пока не освоится и перестанет привлекать внимание. Какой же он у него красивый, думал Оптат о молодом, пыщущем жизнью наследнике со здоровым цветом лица. Лучше прежнего.
-
Третий уровень Некромант, выложив на ближний столик несколько флаконов, тряпки да нож, хрипло рассмеялся. - Обратная сторона блеска Империи, - смех преображает - магистр смеётся открыто, без капли презрения к низшей расе, на вечно прищуренных глазах выступили слёзы. - Розы и вонь. - Иди, Пол, - Оптат все ещё посмеивается, припоминая что-то очень своё, и в том не обращая внимание как очеловечивание магистра отражается ужасом на лице собрата Серого Стража. - Прикрой за собой дверь, вам не нужно это видеть. Спроси у Красса, будет ли он предавать гласности неудавшееся покушение на наследника "Потока", учитывая труп. Один эльф свободен в своём выборе, а так боялся злого некроманта что заставит смотреть. Да и второй остроухий тоже будет свободен, скоро, малыш, скоро. Ты проживешь достаточно, чтобы увидеть магию, равную которой Тевинтер знает нечасто. Не так уж и плохо для безымянного крысёнка из эльфинажа, обреченного умереть в бесславной нищете. Магистр не такой плохой человек, и не поступает с твоими соплеменниками как это делал Муций, но видишь сколько хлопот теперь ему разгребать от твоего порыва? Ещё и его, наследника древних сомниари, безродное начальство в плебеистости уличает. Вот не сиделось тебе в эльфинаже спокойно? Ничего бы не было. И как оно часто случается, подобное рафинированное знание с чужих рук приходит слишком поздно. В ладонь ложится короткое лезвие, почти полностью прячась в ловких пальцах. Напряжение можно натягивать струнами на лютню, да играть на нём что-нибудь жизнеутверждающее. Ибо в этой комнате скоро произойдет новое рождение. Быть может, в ней однажды, на сносях и родила миледи, не дойдя до своих покоев. Но это вряд ли, конечно. Два мальчика из чрева измученной, но прекрасной женщины, какие же грехи она искупала пред Создателем? Её род, её красота и богатство, то, что дарила только сыновей и наследников - и ничтожный изъян в виде отсутствия магии, непростительный в мире Империума. Ты ведь тоже пустой сосуд, эльф. Вырождение своей расы, и об этом говорят сами листоухие - что в древности каждый из элвенан был магом. Некромант придал уже двум жизням в этом доме смысл. По виску стекает холодная капля, путаясь в волосах эльфа. А смерть всё не приходит. Любое движение вспарывает органы о ледяные шипы, что не желают таясь, всем природным законам на зло. Любой скулёж пресекается чёрным, злым взглядом,да щелчком древнейшей магии, от чего кровь стынет в жилах. Она вольготно растекается вдоль стен, пропитывая собой пространство в ожидании жертвы. Словно живая, голодная, алчущая не столько боли, сколько сорвать предсмертный вздох с губ. Никто и никогда так не желал этого эльфа. Некромант действует привычно, омывая без брезгливости тело наследника Муций, Андрасте как его там, разминая, где началось окоченение, впрыскивая в стынущее тело выверенные дозы силы. Не стихийная магия, подобная удару молота, но филигранность владения ею, тонкий инструмент, подобно воровской отмычке. Тела хрупки и легко портятся, когда кровь более не желает напитывать, увлажнять и поддерживать, густеет и ленится. Но больше всего возни с лицом. От лица и требуют больше всего, при самом неприспособленном для светских раутов его состоянии. Оптат терпелив и спокоен. Флакончик в руках с ароматическим маслом. Розы. Миледи Борза, вы не знаете, что теряете, святые руки некроманта буквально способны поднять с того света. Хе-хе. Сдавленное мычание эльфа с злополучной тряпкой во рту, его кровь и боль напитывают заклинание. Нож входит легко, разрывая артерии до радостного, журчащего фонтана, как на площадях Вал-Руайо. Магистр и здесь не обманул - это происходит долго, безумно долго, когда измученное болью сознание уже не может молить. Даже смерть не кажется избавлением, она ведь так долго не приходит... Почему её всё нет?.. Почему?.. Она всегда рядом, глупый малыш. - Fiat lux! Оденется молодой хозяин сам, впервые за несколько лет. Погасла одна жизнь, другая зарождается в предложенном теле. Дух способен ловить память телесную, но путы некроманта не дают ему искажаться изначальным в Муцие. Этот будет послушен, в назидание младшему. Морталитаси равно, кому жить, кому умирать, вне политических игр. Кажется, влияние на "Голубой Поток" всё же придётся разделять между несколькими заинтересованными сторонами. Кукловод спрятал нож да омыл руки, дергая приказами да требуя от Муция размяться да разогнать кровь. Обрести взгляду осмысленность. Чистая работа. Упорядоченная. Каждый раз радует. - Надо будет твоим приказать убраться здесь и вынести тело, что думаешь?
-
Те, кто желает вежливости, пусть ею же апеллируют к трупу. Мессир бы посмотрел, как у них получится пробиться сквозь оболочку тела, плотность костей и воззвать... ну хотя бы к совести, или к чувству долга - вставайте, мессир покойник, пожалуйста, прошу вас, вы слишком неудобно для нас умерли. Глупцы! Оптат не в духе. Руки, испещренные проступившими венами, осторожно и методично ощупывают конечности на предмет слома. Дальше шея - целостность позвонков, нерасчётливый убийца придушил, но шейные позвонки целы. Впрыснутая мана подтверждает предположение. Он слушает, что отзывается в теле. Время на вес золота. Не халтура, дабы труп успел доплыть до акул, но основательная работа. Повешение неприглядно - синеет лицо, запавший язык, опорожнение кишечника. Ему нужен комплекс массажа и ухода, которому сама миледи Борза позавидует. И ведь не оценят же результат, ограниченные слепцы. Верно, эльф? Тот, что может только бессильно кивать да давиться в собственных слезах. Вот и магистр так думает. - Полихроний, - окликает, когда эльф притаскивает таз с водой. Не всё можно убрать магией. - Нужно ещё раздеть тело для омовения. Привыкать ли раздевать тела главе наёмников? Вероятно, нет. Тугим или более податливым, мертвецы могут попадаться в жизни разные. Этот - тугой.
-
Отличное начальство - поизмывалось над пленным, подчеркнуло собственную важность да свалило носить тяжелую трибунскую мантию где-нибудь вне трупной вони да брызг крови. Преисполнено чувством собственного превосходства. А в распоряжении некроманта истекающее хнычущее от боли тело, труп сынка, раненный иллюзионист да его старый знакомый. Этим видеть поднятие не следовало - магистр щепетилен в вопросах ремесла. Знай потом, что будет с психикой чувствительных мессиров. Ах да, ещё эльф. На лице и сейчас печать отвращения, но возможные поползновения Оптат пресек сразу: - Полихроний, - знание имени прибивает. Магистр не торопится, уже не торопится, его магия с ним и в нём. Мужчина смотрит на живую ледяную скульптуру без толики жалости. - Тащи это горе на аудиенцию с Муцием. Да, со стулом. В свои последние мгновения эльф будет воочию наблюдать, как его жизнь капля за каплей напитает ненавистное ему тело, как он поспособствует поднятию изувера, насилию над заветами Создателя и Андрасте, что так чтятся в эльфинажах. А пока он в сознании, всё слышит, всё понимает. Некромант не лгал ему, что будет. Он никогда не лжёт. Вежливый кивок двум другим мужчинам - они разберутся между собой, иллюзионист, казалось, даже сумел заснуть, несмотря на скулёж его несостоявшегося убийцы. Быстрым шагом магистр покинул помещение, туда, где покоился (временно) наследник этого дома. Что старший, что младший, головная боль да проблемы на его голову! Мигом спустя очередное разочарование, очередной стон: - Я же просил и воду тоже! Его испытание в этой расе. Его вечное мучительное испытание Бога.
-
А мечи эти украл. А что же горло ему просто не перерезал? А так изощрённо убивал. Оглушил, потом подвесил. Обнять да плакать на эту расу. Позади шумел и суетился Пол, мельтеша, появляясь и исчезая, словно чёткое распоряжение магистра требовало излишних усилий по решению поставленной задачи. И второй его собрат последователен до невозможности. Стоит ли говорить, что обслуга в доме магистра была исключительно человеческой? - Мечи такие в городской лавке не лежат, малыш, - как жаль, как жаль, что он говорит не всё. Кто знает, может, и уговорил бы сердобольных господ на свою жизнь да вечное служение? - И не воспользоваться такой дорогой игрушкой, когда можно было её вонзить в мягкое тело без брони, ощутить кровь мерзкого ублюдка на вкус?.. Оглушил и подвесил. Слишком много думал для отчаянного мстителя. Как жаль, что ему никто не поверил.
-
Но я отомстил за неё. Этому ублюдку. Теперь, он никого не убьёт. - Похоже, гномы использовали эльфийку, - вероятно ту, что они видели ночью.. или любую ночь до того, - выжидая удобного случая всучить мстительному и оскорбленному тебе. Знали и ничего не делали чтобы предотвратить её унижение и убийство. Рабство было все ещё запрещено, формально. Наивно считать, что сообщение властям как-то бы помогло, однако и благородных порывов за подземниками не наблюдалось. За домом пристально следили. И только воля Муция держала договор. - Просто использовали, - повторил некромант. - А ребенок пошёл махать мечиками, думая, что мстит за смерть.
-
Я ничего не скажу! - выкрикнул эльф. - Не говори, - рассеяно разрешает магистр с окровавленной тряпкой в руках. Он переглянулся с Крассом, уточняя их планы. - Выпустить побольше крови для ритуала поднятия твоей же жертвы будет весьма неплохо. Ты стойкий, малыш, я надеюсь? Здесь в комнате несколько целителей, чтобы ты мог продержаться долго. Будничное описание перспектив. И что характерно - ни йота лжи в словах пожилого, но крепкого некроманта.
-
Что-то не припомню, чтобы в конторе канцлера агенты вели себя так по плебейски. - Вы всегда можете отказаться от моих услуг, мессир, - некроманта выпад развеселил. Контора далеко, а в поле не титулами меряются, и странно вспоминать об этом сейчас. Пол приметил издалека незадачливого убийцу. А этому теперь конец. Не конец, глупый эльф, возможно, это только начало. Без наркотиков, без насилия, хе-хе. А ещё магистр отлично видел спиной и слышал затылком. - Полихроний, - за незнанием фамилии, вся вежливость умещается в полноте имени. - Перетащите тело наследника на одну из кроватей и найдите ему свежую одежду. И воду мне. А они с Риером устроят пока Сэйфарта на другой - человеку покой нужен, а не холодный пол под макушкой. Только кровь рабам потом оттереть. Растащили тела, словно подготавливая сцену для невиданных откровений. Вытирая тряпкой руки, Оптат присоединился к Крассу в первые ряды, словно бы в насмешку над социальным падением магистра пред трибуном.
-
А поднять. И вы должны вернуть в строй полноценного наследника, который продержится без гниения хотя бы месяц. Смерть от повешения непригляна. Её душок, её оттенок разят благородных господ, да и качество тела портится без должного уважения к усопшим. Хотя чего объяснять вояке... куда любовник в его спешке, туда и сам. - Я подготовлю тело, - некромант неприятно щурился. - А ты бы закончил со свидетелем, если хочешь чего у него спросить. Магия крови - запрещенный приём, однако для Империи все средства хороши.
-
Атриум - Пора взрослеть, - несколько резко отрезал мужчина на материнскую защиту. Детство закончилось - но магистр ещё не знал, что кончина старшего возложит на детские плечи ещё большую ответственность. - Он мужчина и маг.. Порыв миледи в очередной раз пресекли события. Красс, конечно, тот ещё специалист по поводкам. Однако военному чутью трибуна, что принял решение в срочном порядке покинуть тёплую компанию в паре с новоявленным агентом, Оптат скорее доверял, чем нет. - Прошу нас простить, - некромант откланялся следом. В авангарде воин, на пепелище маг. Монотонный гул скорбящих, снующие фигуры рабов, их жизнь продолжается в новом, лучшем мире, предвкушая волю иного хозяина. Все знали, каков был ублюдок Гай, и только страх удерживал рабов от деяний рук столичных специалистов. Знай они правду - поддержат. Болванчики на коротком поводке. В отсутствие криков, старик подымался лестницей без спешки. Имейте почтение к возрасту, силы да умения ещё пригодятся. Магистр выдохнул, выругался на неваррский манер, а потому суть хриплого выражения считывался только по тону, примерно как "вы издеваетесь?". Тела повисшие, тела лежащие, клинки да лужа крови. Заморозка хрупких сосудов, да не в меру общительный для своего состояния иллюзионист. И вместо мёртвых, ему (оглянулся, Пола рядом не было) вверяли ещё живого. - Сделай одолжение, - просит Оптат, приваливаясь на одно колено и морщась. - Молчи. Ладонь в очередной раз погружается в кровь, кожа впитывает словно подношение и кровь и боль, что источает живое существо. Тепло, что скрепляет порванные сосуды, магия, что поддерживает жизнь, внимание, что позволяет больному стать на ноги.. в определенной перспективе. Сияние. Светлое и чистое, как поцелуй Андрасте. Сильверит... - Гномам было бы крайне выгодно устранить старшего наследника от "Потока" и перезаключить новое соглашение, - заметил магистр, не отвлекаясь от сращивания поврежденных мышц. - Во имя Андрасте, сними уже это тело. Посмотрим, что можно исправить. Исправить.. на определенный манер. Сильверит - такая ирония, поскольку его издревле считали защитой от многих ядов.
-
Миледи Дафна Муций Блага павшего дома распределяются меж теми, кто огласил своё право среди победителей. Лириумный поток дело хлопотное, неизбежное общение с детьми камня, неизбежные проблемы с поставками и караванами, таможнями нескольких стран и контрабандистами. Для скромного бытия хватило бы налаженной коммуникации с новым управляющим Дома. Магистра интересовали разве что драколиски почившего. И не пропустил долгий взгляд миледи, что разрывалась между своим интересом и трепетом духа в ней. Оптат перевел взгляд на юного наследника. От любопытных взглядов иных гостей а рабов его надёжно уберегал собственный саванн. К вашим услугам любой ярус башни, - узкая женская ладонь легла на вихрастую голову младшего сына в очередной раз призывавшего стихию. - Магия - это твоя ответственность, твоя перед матерью и за неё, - гость внимательно наблюдал за манипуляциями младшего. Тот самый, что прежде пугал, а после раскрыл свой подобный дар при выходе из башни. Родная стихия, что прорывается первой, определяет и характер будущего мага. Ведущая стихия, ведущая школа магии как клеймо, как самоопределение. - Попробуй провести молнию между двумя руками - тренировка до введения в Круг. Магистр не ожидал, что пылкий наследник прислушается - с незрелыми личностями у него никогда не ладилось. Тем более, его родной стихии. А хлестать можно разве что своих учеников, а жаль...
-
- Мессир... - голос рыжеволосой женщины дрогнул при виде человека из свиты трибуна, - ... я вас не знаю? Она смущается и замолкает, но серые глаза с надеждой ищут понимания в глазах зрелого некроманта. - Миледи, - так шелестит осень - зрелость, уверенность, некромант склоняет голову в почтительном участии, и взгляд его гаснет. - Мои соболезнования вашей утрате. Голос говорит - нет. Голос утверждает - да. Не здесь и не сейчас. Если на то будет воля Создателя, они поговорят как подобает.
-
Lux perpetua luceat illi Фрументум, 3, Век Штормов 7:33 Дом, в котором призывают жалобными песнями сам дух Серой Странницы, обречен на пристальное внимание по ту сторону Завесы. Представьте, что вы накрыли широкий стол перед страждущими, что ломится от яств и угощений, изыски и излишества.. и все это за прозрачной тугой преградой. Видимое, ощущаемое, недоступное. Пролитая кровь, магия её силы и червоточина жрецов. Демонологу бы лучше не отражаться здесь, в скоплении алчущих воплощений человеческих эмоций, имя им демоны. Он - ключ их. Некромант любуется своим творением, пока трибун приносит все полагающиеся ритуальные формы и приветствия. На узких губах - тень удовлетворения. Идеальная белизна кожи, ни следа былых обид почившего супруга, волос упруг и блестит здоровьем. Выпрямлена спина, почти, почти наследница выпестованной крови древних. Хозяйка этого дома. Она должна свыкнуться с этой ролью, что внезапное счастье обретения свободы от избранника Андрасте для неё накладывает определенные обязательства и ответственность за юного сына. Уже паршивец, но не безнадёжен. Женщина не знает мужчину, чьё лицо надёжно скрыто тенями, лишь штрихи острых скул и линий лица, но внутри смутное ощущение, что встреча уже была. Быть может, во сне. Дух узнает своего покровителя, своего хозяина.
-
Безумие и вера Стар уже колдун. Кто ранил, а после терпеливо ждал. Говорили, в глазах его не сыщешь дна, тьма увлечет и погубит, и беда от него приключится. Дышит глубже от усилия, пьян. Насильник природы, морталитаси. Путь которого в уничтожении сакрального в изуверской фантазии безумца. А ведь колдун слушает ночь. Многоголосый хор на пересечении времен. Каждый из вас в нём поёт. Оголенный нерв, вино, тень да кинжал – срезать цепи или сам цветок жизни. Белый, с кровавой середкой. Тихо звенит цветок, словно не живой и гибкий, а из меди выбитый тонкой работой – на ветру сломается. Слепцы растопчут. Мановение когтистой руки – разбит хрустальными осколками. Дракон костяной с хвостом-кнутом, что обхаживает свои сокровища на древнем могильнике. Тень что некрополь, попросивший смерть однажды – во власти её навсегда. И будет павшим, и будет возрождённым, во имя воли Его. На дне остаётся толика надежды принять таким, таким слабым, беззащитным. Она всегда была, словно есть что-то, за что ещё можно цепляться. Что в твоей жизни светлого, маг? Какая детская история заставляет сердце биться. Слезы питают ткань, слёзы питают ночь, новое жертвоприношение, а худые крылья смяты все той же рукой. Не знаешь, не помнишь. Нет сил рисовать и думать. Во сне новом будет проще. Там, где будет в поддержку ведущая кисть. Некромант знает трюки тела лучше других. И как небольшая смерть будит волю к жизни против воли мятежного разума. И усмирённые боятся падать. Этот страх превыше желаний. Он знает слишком много, чтобы удивляться. Живые это сумма рефлексов да страстей. Прощайся со своей подружкой, маг. Это не более чем инструмент. А теперь спи.
-
Табу Смысла никогда нет, если вдуматься, пред ликом неизбежного, бесконечного сна. Его можно только придумать. Зеленоглазый друг демонов не имел на это сил. Недаром теневая подружка ходила весьма упитанным пингвинчиком. Магистр неаристократично почесал висок краем бокала, взвешивая на весах тяжелое сердце. Легко поднялся, пересекая разделявшее их пространство, кривая копия материального мира. Все книги твердили - Тень подстраивается, Тень слушает. Тень - жадная до голосов. Когтистая рука впилась в обивку кресла Силенсио и одним резким рывком опрокинула назад.
-
Табу Он тоже пьян, взгляд затягивает. Затылок упирается в спинку, и подбородок как острие вперед. Сам расслаблен и пуст. Гол и всесилен. Он может убить, не терзаясь совестью. - А сам? - не сменив положения. Почти веселье на уголках губ. - Боишься, Салем? Взгляд затягивает. В одной нити теснятся двое. Тридцатилетний мальчишка, так и не нашедший себя в этой истории. Их силы - инструмент, их тела, их побуждения. Вчера отыскал слабость в несвободе раба своей истории, в уши напели долийские рифмоплёты. Слабость в страхе брать ответственность, переложить бы её витыми прядями в руки некроманта, да поцеловать следом. Когда сам неприятен, не из большого признания тевинтерцу подобная милость.
-
Семена сомнений, брошенные в тишину Слова немым дождём залили полог тишины. Эхо мыслей, чужих, собственных, да блеск потревоженных свечей на смене положений, блюд, твердая рука, что наполняла бокал. Шаг бесшумный, закрой глаза и забудь о присутствии. Но веки открыть каждый раз сложнее, вернуться к суетливому. Это был особенный дар, что им сегодня вверили - впечатления мужчины о трех женщинах в его жизни, триада, что закреплена его родом во времени. Они хранили кровь их и силу их и любовь к ним. Закрой глаза и припомнишь круглощёкого, полного жизни винодела, словоохотливого по натуре своей. Непримечательное внешне существо, стоило бы признать после столичных лиц - нездоровое пристрастие к вину, ленный образ жизни, брюшка слишком много... И такое богатство в душе и сердце, преисполнив ими души тех, кто посвятил себя иным аспектам мироздания. Тем, кто обучал существ из Тени чувствовать, по убеждению других, зная слишком мало об этом. Глупцы. Четыре года или пятьдесят в Тевинтере. Ромилия Лирия. Я преклоняюсь перед тобой. Подарила жизнь, вложила поцелуями солнце. Пролитый янтарь в бокале, оттенки табака и кедра. С одного бокала обескровлен, падаешь в услужливое кресло забытой Создателем гостиницы, сражен и повален. Оно не пьянит - оно сметает, как сметает истинная, первородная стихия. В одном бокале - смерть. В следующем - новая таится. Их тепло, на столе шелковая змея ленты, что перевязывала травы, обвивает шею,. Двое лишились своих статусов и имен и вернулись в чёрную утробу, где только стук сердца да собственное эхо. Ни слова, немой маг, ни слова больше. Гул сердца. Вспоминай. Лирия Августа. Запечатленная молодость как первый поцелуй безумно влюбленного. Смех, запечатленный в памяти признанием. Цвет вина насыщенный кармин, имя ему - власть над человеком, как жена держит любящего мужа и вдохновляет на порывы. Эссенция густая, влажная древесина, роза и удушливый жасмин, привкусом чая, свежестью дождя в саду. Прояснение, искушение, помутнение, ожидание и награда, чёрная повязка на глазах. Всегда остается место для непознанного, всегда остается место для вопросов. Такова эта женщина. Испить до дна и вернуться другим. Лирия Октавия. Его пригубили совсем немного - ей 12 лет от роду, локоны у висков. Обручена с будущим претором, но свадьба не состоится - его, как ярого приспешника архонта заката разотрут в песок сбросившие цепи маги. Его прах укрепит землю, и из неё пробьется новая виноградная лоза. И всё повторится - и её встреча с солнцем, вызревание крупных плодов, и, наконец, вино в пыльной бутылке фамильного погреба. А девочка вновь станет предметом торга и вновь неудачно - новый муж предпочтет ей любовницу. Право, в богатых семьях стоит оставить право самим выбирать судьбу. Так каждый ребенок, чье сердце разбито взрослыми, и на чью шею вечности легла коса, за крышкой гроба становится, вровень с звездами, рыцарем сумрачным в шёлковых небесах. Это вино молодое, оно поверхностно и жизнерадостно, как на то способны существа наивные и светлые. Светлый лучик свежескошенной травы и дуба. Так они вершили судьбы. Исправляя и позволяя ощутить чужую боль. Тишина. Бездна море внутри. У голых ног змеится странница недремлющего моря, лихорадка в венах стихийного эльфа. Ей нельзя противиться, смирение и принятие многоликого превосходства даёт право управлять, право уйти и право остаться с ней. Не рабом, но другом, проводя время вот так, окутавшись молчанием и сотнями охрипших голосов. Глупцы в своём страхе... сегодня, получила подношение и сыто прикорнула у резного дерева. Древнее человеческой мысли. Всеведущая. Часовые человеческим страстям. В этой комнате нет механизмов, что отмеряют время. Только чаши и пики. Только поволока и ясность в глазах. Шаткий или крепкий шаг. Мужчина расположен в кресле, повисшая набок рука вольно держит бокал. Прорисованы черты, словно набросок юного художника, графит держит с усилием. Только взгляд стал чётче, читающий взгляды, не юнец уже, но все ещё любознателен.
-
Истории не для детей Виспам пора возвращаться к звездам, а живым - под защиту камня и в уют шелков. В разведке просто - слушайте старших и держите ноги в сухости, во имя Создателя их. Рано или поздно и этому магу доведется принять на себя бремя возраста и степенность статуса. Смерть любит необычных, она их бережет от сыновей своей воли, испытывая лишь изредка, дабы не забывали дети. Магистр подождал, пока тень Салема коснется полы его мантии. Одиночество и так настигнет каждого, и нет ничего, помимо него в судьбе смертных. Но немого мага ждали этим вечером. Ждали не безсловным. Горели свечи. Их свет не разгонял зияющие тьмой углы, но только подчеркивал бархат тихого шелеста. Прохлада с открытых окон освежала лицо, но лунный свет стыдливо притаился за пеленой облаков. Легкие закуски для позднего ужина. Теплый луковый суп по местному рецепту. Дышащее вино из пыльной бутылки. Свет стекал по густой зелени стекла, но не мог проникнуть к вызревшему напитку северного солнца. Флаконы лириума, густая кровь гномов, зависимость для мира свыше. Империум был зависим - гномы строили их башни, что веками не осыпались даже без должной поддержки. Торговое наречие, которым пользовались по всему Тедасу, вышло из языка коммерции с гномами. Вам известно, мессир Силенсио, что язык определяет мышление? Что те или иные понятия, которые существуют в словах и для которых не было придумано слова, ограничивают разум, словно построенные пути в зияющих пустотах мира идей. И лириум. Их лириум. На чём строилась власть и чему мы сами способствуем здесь и сейчас, перенаправляя потоки. Вино и специи. Хозяин сам готовит напиток, силуэтом проступая на грани между явью и навью. Кристаллы мягко светились во тьме. Мага ожидали не безсловестным. Но прежде всего - покоя и мира в зеленых глазах гостя.
-
Ведущие к погибели Не приближаясь, пересчитал скитальцев. Салем самовыражался через них - всё его бесконечные голоса. Всё, что не говорил прямо. Обнажённый маг, не телом, но разумом своим. Всеми, кого призвал своим эхо в Тени. След всегда очевиден, увлечение притягивает одних и отпугивает других. Они любопытны, они голодны, желают прожить быстрое время по ту сторону Завесы хотя бы через смертного. Сидя на лавочке, выпрямил спину, но собственную потрёпанность в свете виспов никак не исправил. Ворот открыт, оголяя бледную шею. Волосы торчат в разные стороны упрямыми вьющимися прядками, пренебрегая строгостью. А в глазах пляшет дурман - одна из немногих попыток забытья. В узкой ладони пришельца подрагивает огонёк. Очередной осколок отчаяния, неспособный дорасти до полнокровного демона. Цыплятки магистра более покладисты, их прикосновение не колет. Они чисты пред Создателем, они не смеют просить. Хватит лёгкого щелчка - и рассеет этот кусочек чужой памяти навсегда. Только сейчас на счету мерзкого, стареющего некроманта нет ни одного убийства. И плащ соткала ему надежда. Блеклое сияние отражается в обсидиане глаз. - Становится довольно прохладно, - заметил Оптат после минутного молчания. - Хозяин одного из домов прислал вина на пробу, настойчиво советуя его перед сном со специями. То, что нужно для восстановления после тяжелого дня. Узреть перерождение в огне, когда на плечах тяжелой веригой висит долг и обязанность - а заодно знает цену хорошему слову и удачному молчанию.
-
Сад божественных песен Сад расцветёт, когда засияют из открывшейся Завесы виспы-призраки, а зелень осколков серой фигуры неотрывно будет смотреть в ночное небо. Самому прислушаться к тихим шорохам, шелесту, пению. Обнять холод, как если бы то являлось теплом. Покой живого и мятежного не вечен, да и совесть не хрусталь. Четыре года в Тевинтере, или пятьдесят - все они оставляют тёмные пятна в разумах граждан. Спасение только в глупости, в немыслии, в уничтожении себя как сущности. Гремящий цепями своими, маг освобождается от многих наваждений. Не познавший несвободы, не ценит её безусловный дар. Рождённый рабом рабом и останется. Смей пресыщен телом, празднества, вино и зрелища, и голоден интеллектуально, как и резерв не переливается через край. Голод требует движения, более древний механизм, нежели способность человека мыслить и творить. Но голод иного рода... лишает многих эмоций. Магистр Тевинтерского Империума припомнил эпитафию: "Здесь наша мысль теперь лежит в покое, и раньше не было ей ведомо иное", шелестя подолом чёрной мантии по влажной траве. Эпитафия свободе мысли и изречения. Писца или писателя. Серая фигура так же пыталась раствориться в шёпоте извечного, не тревожа губительные огоньки своим дыханием. Отверженный от пар, что скрепились задолго до "Солнечной долины", немой маг среди шипящих змей. В наблюдении, в тенях, в непринятии. Отторгающий его сам, в привычке же или природе. Лебеди из ближнего пруда давно забрались в свой уютный домик.
-
И когда снизошли на них чёрные тучи, Взглянули они на то, что натворила Гордыня, И впали в отчаяние. Магистр, исправно отлежав положенную ему роль высокопоставленного инспектора побережья (с матримониальными предложениями к нему не стремились, но льстили на все лады и угощения), с откровенной скукой и скрытой усмешкой проследил за схлестнувшейся волей трибуна и растерявшего манеры подопечного эльфа. Больше нет подобострастно изогнутой спины, рисуется вина, мольба, пожалеть и защитить невовлеченные в большую игру ум и жизнь остроухого. Брать ответственность за его побег не хочет – переложить бы на руки иллюзиониста, самого начальства, но не позволить себе свободы перерезать путы пленника и скрыть его смерть от остальных. Нет, он будет желать и позже попрекать своим желанием. В эльфах нет свободы, сколько бы их не развращали вседозволенностью. В них страх ответственности за свободу. Право, мессиры, мы все ещё на людях. Какое равенство возможно между глазами девайна и осколка старинной потрепанной мозаики. Шумиха, нервотрёпка окутывали фигуру поверженного Муция, но в столице подобная расслабленность оборачивается разоблачением заговорщиков. Мессир, вся суть в деталях, вам ли не знать? На предложение поплавать Оптат приподнял вопросительно бровь, от чего лицо приобрело неприятное выражение. Подчищать косяки за твоим зверёнышем, Красс? - Это несложно, - мужчина сардонически изогнул губы, он... поддержит в начинании коллегу, плечо к плечу. Только не рассчитал, что в своём рвении эльф решит готовить тело самостоятельно. Подгоняемый тем же страхом ответственности, помчался вперед, убивать, осуществлять решение Красса, пока магистр более осторожно огибал камни и спускался к нужным скалам. Чай не мальчик горным туром скакать по сухой траве и изъеденным лишайником, обветренным камням. Несведущие да андрастианцы некромантов связывают с падальщиками. Путешественникам по степям нередко попадаются тела менее удачливых приключенцев с выклеванными глазами, раскрытой грудной клеткой и подгнивающими остатками мяса на белеющем остове. Некрофаги поглощают и гной, стекающий из подветренных краёв неровных ран, склёвывают чернеющие комки засохшей крови. Им всё едино. Сухое ли, мокрое ли. Наивно, как и то, что алхимия – сумма ингредиентов в супе, брошенных в произвольном порядке. - Глупец, - почти что стон, завидев посеревшую кожу испустившего дух виночерпия. Нет ничего приятнее чем ловить дух в момент разрыва с телом, формируя новые связи и протягивая нити от узлов к пальцам кукловода. Это насилие над замыслом Создателя, это не наполнение пустого виспами, это мастерство владения. Чёрные глаза неприветливо смерили фигуру мокреца, а затем и мокрушника. – Ты здесь больше не нужен. Пусть мне не мешают. Не высказанное «раб», не озвученное «исчезни», яда в этом кубке, в этом человеке и так предостаточно, и едва сдерживается, дабы не пополнить ряды познавших смерть на своём примере ещё одним оборотнем. Для личной коллекции – изучить то, что позволяет им перекидываться, строение тела, свойства духа. Разум успокаивается от вспышки, когда начинает предполагать плетение энергетических узлов. Каждый человек – это кружево, читать которое значит постигать о нём все. У оборотней оно должно быть достаточно лабильным, изменчивым, дабы скользить из облика в облик, преобразовывая не иллюзией, но трансформируясь на клеточном уровне, подчиняя физический мир… Некромант присел на одно колено рядом с телом, длинные сухие пальцы скользнули по острой скуле почти в любовной ласке. Шумело море, только сейчас, постигая невозможный миг шёпота Тени в своём сердце, Оптат заметил шум бесконечной, могущественной стихии. Когда-то, именно в таком месте, среди этих скал, сухой травы и пены моря, мальчишкой призвал свою первую молнию. Сила, разрезавшая ткань мироздания, импульс, способный остановить сердце. Или запустить его. Подобное сочетание дара было воспринято как благословение для ремесла. Ветер шевелил короткие пряди на затылке. В смерти магистр был более почтителен, нежели в жизни. Человек, эльф, другое животное, каждое из тел требует почтительно-равного к себе отношения. Упокоение на берегу, с солью на губах, словно приправой к ужину поредевшей в бойне стае акул. Чёрная фигура жреца, словно матери в трауре, покачивается в жалобной песне. Только голос её не на тевене, не на торговом, он древний и слышащий его впадает в смятение, разодранная, расстроенная лютня. Некромант готовил тело и вкладывал в него осколки духа, маленьких пушистых цыплят. *** Оглядываясь по сторонам, почти сносимый ветром эльф пробежался от скал, за которыми прятался с момента отравления вина, к кромке холодной воды. Его движения выдавала нервозность, хвост растрепался и рассыпался по плечам. Ноги лизнула волна, наверняка осыпав кожу сотней сковывающих судорогой иголочек, но их даже не заметил. Он все равно уже покойник. Покойник, покойник, покойник. Он бросился в пучину, напрягая все свои мышцы для последнего рывка. Дальше от казни, дальше от суда, от позора. На встречу предкам. Волны терзали, разбивали на части, ломали и кромсали, вспарывая кожу до алых пятен на поверхности воды. Он напоил и накормил собой море. Только так эльф может обрести свободу. Издали, в последний путь его провожали бесконечно-чёрные глаза.
-
Сломался, потому что слаб. Баюкает свою слабость, бежит к покровителю за утешением, не осознавая возможность для себя самого выковать силу в горниле печи человеческого общества. Так, как это делает каждый рождённый ребенок. Так, как к этому принуждён каждый сын, оторванный от сладкой материнской груди и вынужденный делить общество в Круге. Драться за себя, кулаком, магией или языком, всем разом и становиться лучше. И никогда не признавать другим свою слабость, не потерять лицо. Раб даже не предполагает такую возможность. Безликий, но небесполезный инструмент. Раб. Сирота своему уму. Поддался, потому что хотел, это в его природе, это неизменно для жалких остатков их расы. Игрушка для постели, упругий сочный росток, прогнувшийся под железной волей трибуна, клинком у горла на отложенное отсечение жизни. Раздражение раскатывается по саду мелким шорохом листьев и раскатом далекого грома. Красс бесится не в праведной справедливости за друга и любовника, а что его игрушку посмели взять и испортить, и жалуется об этом другой. Не староваты ли вы в куклы играть, реализуя тем самым своё эго, трибун. Эльфы - они в нескольких строках. Ночь впитала достаточно. Чёрная фигура, подобна колючему ростку корня смерти, укутавшего рамы древнего дерева, растворилась в пологе тишины.
-
Покои некроманта - Миссия профинансирована. Я принесу вам лириум, мессир. Я больше вам не нужен? Для постельных пресыщений уж точно не годился - мужчине претила схожесть анатомии. Даже если контакты во время миссии лучше осуществлять внутри группы. - Нет, - махнул рукой. Эльф больше не интересовал. Нечисть заползала в дальний угол предоставленных покоев, и прежде чем скрыться за проемом, эльф успел заметить лёгкое свечение исцеляющего заклинания вокруг фигуры магистра.
-
Покои некроманта Вздрогнул от этого глухого загробного голоса или ему так показалось. Вошёл. Ноги не идут. Прикрыл дверь не до конца, словно готовясь к побегу, и замер. - Вызывали, мессир Оптат? - от прежней дерзости ни следа. Снова испытывать магию этого человека сил не было. - Да, - на послушание и смерть спрятала свои когтистые руки, смиренно клубясь у босых ног некроманта. - У меня заканчивается запас лириума. На низком столике перед Эли лежал кошель со звонкими монетами. - Двух флаконов будет достаточно, - большее носить с собой не с руки, а для агента разведки мобильность - одно из преимуществ. Леди могли захламлять своими туалетами весь номер, но на то Создатель и создал их прекрасными цветами в жизни мужчин. С натяжкой, к лиственным можно было причислить и этого низкорослого, немного женственного, как и все из его народа, усмиренного стихийщика. Для красоты. Напротив же нельзя было спутать с женщиной при большом желании, как и уличить в извращенных склонностях. Ни грамма лишнего в его временном господине, но что есть - дубильными веществами прикреплено к кости как каменный доспех и смазано слезами тевинтерских рабов от заржавения. Две вещи не задуманы скульптором. На сухой голени расцветает гематома, а поперек груди косой шрам, словно для своих изуверских планов некромант отказался и от сердца. Аккуратно вырезав его много лет назад.