Rеi

Натали присела на краешек зловещего ложа. - Тебя не было слышно. - впрочем, виделись Золушка и Белоснежка вовсе не так давно. Фея или гарпия - Александра Вторая ещё не сталкивалась с необходимостью задуматься, кто в маленькой Натали сильнее. Розы не увянут, но их всё ещё можно сломать одним сильным сжатием ладони. Всех можно сломать. Задумалась над тем, сколько силы и ярости может быть в тонких кулачках. При низкой сознательности в разнице добра и зла и высокой храбрости... Мудро ли поступили Король и Королева Камарильи, приняв птенца, не обремененного верностью и долгом? Эта красота рождалась из обыденного, из простого, из отшелушенного... - Я подумываю уйти, - поделилась возможными планами на будущее, поглядывая как в лодочке плывет тёмный бутон. - Но.. происходит что-то ещё. Мне любопытно посмотреть.

Оба.

Не верьте усам, он человек страшный! *тем временем человек со стороны с удивлением обнаруживает.. не валявшегося резвого коня в своей био*

Особняк князя, альков гарпии Но милая, я всегда хотела быть феей, а не мачехой. - Натали мелодично рассмеялась. - Как думаешь, бальное платье все исправит? И принц. Принц нам нужен? - Не мачеха, фея, которая была Белоснежкой, - многие роли, многие личности... она смотрела на Лунную Птицу и скромно улыбалась. - Зачем нужны Принцы? Принцы надолго не задерживались у Сашеньки. Такая ветреная.

Ноябрь-Пассажирский

Кладбище, 20:30 Маньяк вздернул бровь, но приказной тон вскоре поменялся на более... подходящий. - Я найду тебя сам. - выдохнул он в лоб Саше, почти коснувшись губами кожи и улыбнулся. А потом снова исчез. На сей раз по-настоящему. Хвостики распались. Родственников и страждущих впитать оказалось достаточно для небольшого локального террора. На губах, испачканных землей, торжествовала улыбка, и сырой воздух взорвался тысячами запахов в мертвых лёгких, тлел на языке. Не прав, не прав, этим местом нужно дышать. Щепотка Хаоса. Энтропия сохранит Путь. С лёгким сердцем, молодая женщина, ещё имея возможность называться таковой даже по паспорту, попрощалась с притихшими свидетелями зарождения очередной проблемы. Отдыхайте. Остальное нас не касается. Она сияла. Звук чужого, сильного сердца дева чувствовала - и шла к нему. Безымянный. Безликий. Беззвучный. Пресный... *** Ботинки стягивала на ходу, прыгая в сторону ванной, туда же, на пол, упала ставшая грязной тряпка, штаны... всё в движении к цели. Даже не так - к Цели. Тёплый душ, окутавшая волосы и тело пена, влажно стекая по коже - немного человеческих радостей, хлопот, разве что скорость, точность движений выдают в человеке.. незаурядное. Вытряхнуть себя из старой кожи, избавиться от привкуса пресной крови - люди бы сравнили это счастье с диетическими брокколи на пару - зубки почистить... Саня застыла с щеткой во рту, всматриваясь в собственное отражение. Подтянулась поближе, повиснув на упирающихся в столешницу раковины руках, подтянув под себя ноги, смотрела какое-то время. И сплюнула белую пену. Единственным наблюдателем драматического эффекта был Микис. Или как там его... - Тебя как зовут свои? - Саня обернулась к вибриссатому. Хвост мелко дрогнул - преступаете линию дозволенного, двуногая. Жрать давай. - Ладно, спрошу у друзей, - характер малкавианки был самым покладистым из возможных в Мире Тьмы. Ладонь стерла белые подтеки и смыла воспоминание под струёй воды. И всё бы ничего, только... кто-то вкрадчиво и недвусмысленно укусил щиколотку. Играли в догонялки по всему дому. Воображали, что на полу лава - наступать нельзя. Кто проиграл, того и кусают. А потом кота всё-таки покормили. Сидя, скрестив ноги, на полу кухни, рядом с миской, гладила по холке, одобряя и балуя. Вокруг девушки были разбросаны холодные бутоны роз. Белые, винные, синие, чёрные... Место им - в пакетах для мусора - зеленым, фиолетовым, синим, чёрным... *** Особняк князя, 22:40-22:55 Сегодня не было Ашшура чтобы чутко охранять княжеский покой. А другим не было дела до того, как тень, нагруженная пакетами для мусора, проскользнула через чёрные ходы в святая святых названной матери птенцов Камарильи. Что-нибудь придумывала. Звала, шутила, вела. Руки ловко плели сети на тонкие душевные порывы. В комнате с гробом не предусмотрены окна, но что мешает расцвести самому алькову? Саня подняла телефон и перечитала: "Посадишь мне семь розовых кустов под окном?" Посмотрела. Пересчитала. А что в это время происходит в мире?.. А что это вы тут делаете?..

Кладбище сомнительных сделок Игнис рассмеялся. Старость... - Что ж, тогда я поживу в этом городе еще немного. Может, мне он тоже понравится. Подожду, пока тебе надоест. - Нет, не останешься, - невозмутимо отозвались с высоты... человек+полчеловека. - Запускать лапы в окружение и порочить мои сны? Это.. отвлекает. Картины закончить... Не для того они так уютно беседуют, чтобы потом ей реветь над чьим-то прахом в совочке. - Это город Камарильи, - ладони поймали разделенные на половинки волосы и сжали их на манер двух вольных хвостиков. - За тобой будут охотиться, ты не высидишь... - вздох - уходи из города. По-жа-луй-стааа...

Кладбище - И чего же ты хочешь от меня? - Игнис приблизился на шаг и теперь внимательно изучал прекрасную жалобную мордашку. - Я не целитель. Устраняю головную боль лишь устранением головы. Эту, - второй рукой он коснулся кудрявых волос. - мне немного жаль.. В планах на ближайшее столетие был ещё пункт "надрать Игнису задницу". Трижды. Но общение с тореадорами... несло отпечаток, на губы. Они были почти на одном уровне - Саня немного выше из-за высоты каменного домика, бессовестно испытывая нервы шабашиста на прочность. Целый час уже он никого не убивал. Включая саму героиню на премию Дарвина. Он остановил руку подельника от убийства человека в офисе дяди. Любопытно. Голова прильнула к ладони с грацией кошки и с её же повадками. Можно почесать за ушком. У неё был отличный экземпляр дома для уроков наглости. - Ну раз рассказать тебе мне нечего, - жертва не выказывала маньяку ни толику уважения своим страхом. Словно и не маньяк. А через мгновение легко выпрямилась, отстраняясь от руки. - Разберусь с потусторонними чудовищами Питера сама. Загвоздка была одна - глаза кошки было жалко. И чудовищ на маленького птенца многовато. Паучиха плетет систему общих врагов. - Жалость тлетворна, но почему, почему я столь добра... Пауза. - Старею. Пауза. - Но хрен вам, не погасну!

Кладбище - Я всегда делаю только то, что хочу. - с вызовом ответил маньяк, поймав протянутую руку. - Что ты собираешься делать все это время? До конца столетия довольно много времени даже по нашим меркам. - Цепи не входят в план, - блеснула обворожительной улыбкой с белоснежными клычками. - Этот город ещё не надоел - мрачный, давит на людей, изо всех сил пытающихся сохранить тяжёлую маску имперского величия. Мне нравится наблюдать как они пыжатся и цепляются за то, чего у них нет, но они считают, что быть должно. Не-мертвые невольно впитывают с кровью эту депрессию, приобретая особенную очаровательность... Здесь ещё так много тайн. И первая - я не вижу, что будет в ближайшую неделю. Это... интригует. Эта тайна. Представляешь, вплоть до головной боли. Маньяк мог бы и пожалеть несчастную провидицу-неудачницу, пронзенную печалью и жалостливой мольбой о сочувствии в голосе и облике. Не зря работала на радио.

Кладбище - И после этого ты еще спрашиваешь - почему. Почему я пришел. За тобой. - пробормотал безумец, обнажая клыки во всей своей хищнической красе рядом с давно не пульсирующей жизнью шеей. - Так ты пойдешь со мной? Я все равно заберу тебя, так и знай. У них лёгкие тела. Они летят. Они змеи. И малка можно направить, только при этом неизбежно кто-то пострадает - Фрейя, Фрейя! Ты предрекла своим примером бурную ночь младшей систер. За что такая нелюбовь к предметам одежды? Змея всегда выскользнет. Такой захват - игривая щенячка, и шабашист покотился. Один. Сашенька присела на корточки на ближайшем каменном домике - сначала дело, потом разговор. Правило простое. Надо бы подучиться... у ментора. - Может не в этом столетии? - щурясь, поглядывает на поверженного и смеётся. Ни да, ни нет, будущее не определено. - Ты хочешь лишить меня долгой ночи? Поддразнивая, но желая забрать? Жестоко, очень жестоко. Мне нравится, но... Девушка протянула открытую ладонь.

Я не знаю, что придет в голову мне в следующую минуту, а ты хочешь, чтобы я решил за других. Кажется, мысли обрели плоть и теперь наступали со всех сторон, сжимая в кольцо. Какое.. населенное кладбище. Два.. и три... и четыре. Обнулить цикл, оставив тех, кто залижет раны и будет таить горячие чувства. Сашенька никогда не была поборником идеальной чистоты. В этом они расходились со сторожами... часто. - Хочу, - коварные улыбки возымели действие, рассыпаясь в памяти сотней других - увиденных. Глаза жадно впитывали, и облик.. терял в человечности, почти незаметно, хищно. - Много. Разного. Одномоментно. Но ты - совсем другое дело, - вздыхая, призналась в сладости речей и улыбок. Малкавиане. Самые вкусные. Приторные. Отравленные. Свои. Пьешь и мысленно стонешь от осознания собственного совершенства. Подлинное единение, без потери индивидуального. Ощутимое зло против Солнца. Все ещё интересно, кто кого погубит. Можно понять детей востока в их жажде. Был мальчишка такой... был да сплыл. Съели. Развернувшись, девушка пошла блудить по дорожкам, сунув свободную от макарова руку в карман. Долгое ожидание на одном месте было невмоготу. Потрогать, обнять, покрутиться, пошутить, пошуметь, подурачиться, поугрожать... - Игнис?

Давай сожжем этот город вместе. Он будет красиво гореть. Держу пари, этот ваш князь будет потрясен. Душа не стерпела - и под под этот самый наглый бок ударил кулачок. "Этот её князь"... ну его! Этого кудрявого! Всех их! От одного ушла, второго прогнала, третьего не слушает.. капризная дева. - Повторы вредят моему имиджу, - рассудительно и с чувством собственного достоинства произнесла Александра II Владимировна. На невинного младенца веско взирала могущественная госпожа, с сильным уверенным блеском в глубинах тёплых, даже на кладбище тёплых глаз. - Это очевидно. Сегодня маскарадом правят тени - и обличать их раньше времени... Улыбка тронула губы. ... примитивно. - Но поговорим обо мне. Другие из стаи придут следом за тобой.

Кладбище - Мне нечего тебе рассказать. Я пришел забрать тебя назад. Все. Но я... догадываюсь, о чем ты говоришь. - Игнис шумно втянул ноздрями воздух, аромат которого уже не мог ощущать. Да и ни к чему это было. На кладбище-то. - В этом городе чувствуется что-то такое... что-то, что ползает во тьме, перетекает за твоей спиной. Оно скоро явится на свет и, боюсь, лицемерной Камарилье это нечто не понравится. А я вот взглянул бы. И тебе ни к чему предотвращать все это. Тебе - тоже понравится. - Не сомневаюсь, но оставить меня наблюдателем?.. - умиротворение перетекало по телу тронутой словами о заботе. Я пришёл забрать. Тебя. Так говорил однажды только сир перед Становлением очередного вампира. Связь оборвана, преодолена больным зверем, но сердце безумца не остыло. - К тому же неизбежные пороки системы не обязательно переносить на всех её невольных носителей, - она думала о лицах не столь отдаленных, может, даже посвященных в секреты темных пятен солнца. Несколько людей, несколько нелюдей...

Знакомый незнакомец усмехнулся. - Сжечь? Какие прелестные идеи появляются в твоей голове.- он поймал ее запястья и теперь стоял и смотрел прямо перед собой. - Не держи в себе. Не давай им умереть там, дорогая. Сжечь... да, об этом я как-то не подумал. Незнакомый знакомец испытывал её терпение. Какая сладкая игра - жаль только, что на спине не возможен крошечный паучок прицела - по оскорбительной причине её отсутствия. В любой момент они могли пуститься в очень шумный вальс. Но сейчас... что он видел? - У меня великолепное образование - естественное и сверхъестественное, - продолжала соблазнять собственными "прелестями", которые имели куда большую ценность в загробной жизни по причине потенциальной бездонности. - И есть пара дел на эту ночь. Пообщаться через переводчика с котом, с оборзевшими христианами... А ты совсем-совсем не хочешь мне помочь, рассказать... Подбородок осторожно прильнул к плечу, а из груди вырвался грустный-прегрустный вздох.

Не трогать его... от этого захотелось вцепиться в каменную глотку еще сильнее. - Так ты возвращаешься? Со мной. - Мальчишки! Ранний час ничуть не смущал залившуюся хохотом шабашистку. Это клеймо никогда не снять - исчезнет грех диблери, повысится самоконтроль - так, что никто не признает безумца! Никто не воплотит его страхи! Но никогда - никогда! - не прекратят вспыхивать в разуме безумные, безумные затеи. Мгновение - и на переключившегося на драку Игниса напали со спины. Обняв за шею и чмокнув в щеку. - Куууда? - глаза округлились. - Туууда? - она показала себе за спину. - К дья.... Осеклась и посмотрела на шабашита с некоторым изумлением - инквизиторы, церковь имели связи с одним из кланов... с Ласомбра. Это настолько восхитительный, католический несекрет, что... И те и другие поднаторели в манипуляциях паствой. - Ты пришел один? Зачем ты пришел? - приятный бонус почти повис на плечах малкавианина. - Это не ваши псы хотят нас сжечь, а? Ты появился так вовремя... пошумел так много... откуда ты всё знаешь, милый? Кто знал - сгорели, а тут такая щедрость к оступившейся... Воркует, мурлычет, поигрывая пистолетом, словно не осознавая ценность игрушки. - Порадуй меня своим голосом, своими словами. Пожаааалуйста!

А впитанных диаболистом на граффити не увековечивают?))

Ласково улыбнувшись новому кладбищенскому гостю, малкавианин побледнел. Весь его силуэт, подсвеченный маленьким огоньком из рук Саши, стал мутным и расплывчатым. Разнеженное кокетливое мурлыканье сменилось лопнувшим стеклом. - Стой! - в короткий приказ вложено всё - страсть, гнев, смех, палящее солнце. - Не трогай его. Уходи, - вспыхнувший яростью голос, загустевший до хрипа, обращается уже к Ашшуру. Напитанный кровью призрак, облаченный в пурпур и лелеющий свой голод, ещё дальше, ещё глубже проникает, ещё больше понимает своё отражение прошлого. Когда буйное, пульсирующее вырванным из живого тела сердце переливание всеми оттенками кармина, когда в нутре боли рождаются острые иглы настоящего вампирского ализаринового счастья. Два шага. Два шага навстречу. Достаточно, чтобы прислушаться? Она тянет нити, она кричит и бьет по обнаженной ране. Сбить охотника, увести, держать как цепного пса - о да, пусть они оба плюются ядом. Но тронуть горгулью - только через её прах.

Кладбище слонов 20:35 Не прошло и пяти минут, как летучая мышь переросток оказалась в опасной близости от пары. Опасной для себя или для незнакомца - предстояло выяснить. За оградой соседней могилы дрогнула прозрачная тень и смешалась с чернотой ночи. - Ты кого-то привела с собой? Я думал, мы будем наедине. Дорогая - нежно прижимаясь щекой к такому же холодному, как и он сам пистолету, прошептал шабашит. - Я расстроен. Потревоженная любовница, чьи глаза едва ли сумела закрыть пелена сладострастной магии поцелуя, чьё хрупкое существование мягко перетекало из худощавого, мальчишеского тела к заклинателю разума, отнюдь не томно нырнуло тому под руку и спряталось за спиной, положив ладони на плечи. Глаза безошибочно нашли притаившегося друга, и в их мутных колодцах зародилось нездоровое веселье. Так жадно, наверное, ни один не-мертвый не смотрел. Ашшур. Привет, Ашшур. Аутсайдер. Одиночка. Приёмный старший братик при непутёвой сестре. О чём он думает, пребывая свидетелем ритуала, который и сам не помнит? Кладбище. На морде не прочтешь, о чём он думал, пока свеча горела. - А ты думал, что назначая встречу на центральном кладбище в детский час самого мистического города России, встретишь... скипидар? - чихнул веселый смешок у уха кровопийцы. Мгновение - и Сашенька сидела на одном из семейных дольменов. Вышло что-то вроде треугольника. - Здесь многие гуляют, но ты турист, и мой турист... Как преображается та, что обретает власть. Слова проливались на снежные дорожки медленно, певуче, очаровывая тех, кто ещё был способен закрыть глаза и не видеть смертельную красоту лица человека. За которым возвышались свои тени. - Горит, правда? - хищный голос терялся в ветрах. Кровь горит. Свеча осталась на крыше надгробия, вновь затеплившись от огонька зажигалки. Таинство, отраженное тенями на лице и руке с едва заметной сеточкой вен на тонком запястье.

Кладбище слонов 20:30 Когда в подреберье уперся ствол, старый знакомый, все еще не выказывая признаков агрессии, сладострастно вздохнул, припадая губами к запястью. - Придется стрелять. - рассмеялся он, не отрываясь от ее руки и мертвая кожа Саши ощутила легкое прикосновение лезвий клыков. - Или можешь тоже укусить меня. Стрелять – и потерять собранную на паутине Гобелена кровавую росу, и чтобы ещё один крик и вой оборванного клочка распространился по всему полотну. Чтобы обратившиеся к памяти не смогли зайти так далеко, чтобы было забыто… Сколько уже было потеряно – безумцы молча наблюдали. Исчезали. Камарилья, Шабаш, даже осторожные независимые… исчезали все. Кто был столь внимателен на коленках у сира, чтобы заглянуть в истоки своих темниц? Правила там, правила здесь… Любопытство – порок и принцип существования. Она смотрела – властно и глубоко, жадно и уверенно, и видела, что таилось на дне рубиновых вод. Изумрудные змеи клубились в нём, в его грехе, в его страсти, копили дурман в своих клыках, увили собой руки… и всё смотрела, заворожено, как оно вторит, как оно горит, пылает, словно сердечный ритм – звук наиболее желанный для остывших. Даже не звук. На уровень ниже. Низменные удары. И если смотреть внимательно – подобное к подобному, кровь на кровь. Вторит. Она не будет гасить этот огонь. На кладбище не только умирают. За ликами ангелом затаились тени. - Ты слишком соблазнителен тебя кусать, - Александра, названная в честь великого императора, уже не смеялась. Макаров осторожно ответ падающую на лицо прядь на виске. - И слииишком хорош, чтобы отправлять к твоим жлобам малокровным. И как же ты опустился до такого? Как же, милый?.. Впрочем, рука была крепкой, и губ пришельца коснулся манящий язычок тепла, скрытая змейка под кожей, ласковая, нежная. Это ведь так логично - дать жадному до дозы - дозу. Дать пьяному вина. Дать брату крови. Завороженная.

Кладбище Свеча погасла. Он поймал опрометчиво протянутую ладонь в свои, потянул мертвую сестру к себе, широко растягивая в улыбке окровавленные губы. - Мы ведь одной крови. - магическая фраза из старой сказки. - Ты забыла? Иди ко мне. Иди. Обманчиво-хрупкая ладонь утонула в колыбели других, кипящих, взгляд плененный страстью охоты, движение навстречу, вперед, мелким шагом под романтичным обликом Луны, сменившей Солнце, а в живот под углом к сердцу интимно ткнулся взведенный Макаров. На идеальных, по мнению некоторых горгулий, губах не осталось ни капельки крови, но было бы крайне дурным тоном думать на свидании о Голоде. Маленькая шалость сестренки, любовницы в глубоко потустороннем аспекте, разделившей некогда абсолютную непредсказуемость и не одного человечка, не гаснущей в тягучей смоле настроения пришельца. - А не слишком ли много будет нас с тобой для одного тела? - бесхитростно переспрашивает, ведя дулом поверх ткани.

На встрече выпускников - Потуши ее. Я не в настроении. И сделал ещё шаг навстречу. - Так ты думала обо мне? Думала о своей семье? Огонек трепетал, подсвечивая сероватую обескровленную кожу, наполняя маленькую сферу театром зыбких теней. Потушить... его? Уверен? Пока в тёплых карих глазах, шоколадных, контрастирующих с перерождением, с пустотой, насыщается рассветом. Когда город был зачищен, и воспаленное сознание немного прояснилось - в руку легла кисть. Алиса сама рисовала свой выход из лесу. Зайчатки разума в качестве проводников. Рисовала человеческие воспоминания. А потом жгла. Немножко... не совсем картины. Кто-то умудрился выжить, и так, по касательной проскочил в многострадальный город. Санька щурилась, приподнимая свечу над головой - и ветер погасил огонь. По её лицу скользнул сизый дымок погасшего фитиля. ... мягкая поступь по припорошенному пеплом ковру, отстраняясь от любой возможности впитать его. Но он вездесущ, он оседает на лёгких пеплом, он остается вкусом боли и разочарования. Вкус проигравших - дважды. ... багровый взгляд кутает бабочку в кокон, губ касается чаша. Тяжелая, инкрустирована драгоценными камнями, она вибрирует магией, она опутана заклинаниями. Это пугает. Этих чувств.. слишком много! Погасите свет, закройте двери! Витэ не гасит огонь, но возрождает высший дар Цели. ... семья. Зверь вспоминал глубоко подавленное. Вспоминал свои сны. Их прамать основала Шабаш. Она и сейчас была с ними - она была в каждом. Девушка протянула ладонь - улыбаясь тому, кто нагло врал про своё настроение. О, оно было. Злым, разыгранным жестокой игрой над другими не-мертвыми, закубованным в их уют и правила. - Не должна же я подумать, что вы тайно пересекли границу ради своей сестренки? - глаза её смеялись. Смеялись над тем, как разило от пойманного шабашиста мучительно прекрасной недоброжелательностью. - Что это сделал ты?

Кладбище - Ты разбила мне сердце. - горестно возвестил он, стирая с подбородка свежайшую кровь и бережливо облизывая пальцы. - Я умираю. Определенно знакомый. Ну, проведешь параллель между спрятанным светом в ладони и имени собственном? - Ты на моей памяти умираешь лет.. десять, - рассмеялась Санька, немного щурясь, ресницы странным образом просеивали свет свечи на многие лучики. - А хотя нет, прости - это Я умираю лет десять, и почти все - с тобой. Почти, - улыбка стала кокетливой.

Смоленское кладбище. 20:15 Очень страшно, ведь никогда не знаешь, кто сидит в темноте. Если только... ты сам не таишься в ней. "Соскучилась по мне, малышка? Я здесь." Новый порыв ветра едва не загасил огонь и ушей Сашеньки коснулся тихий, доносящийся ото всюду смех. Очень страшно, ведь никогда не знаешь, кто сидит в темноте. Если только... ты не впитываешь её. И этот страх. И боль. И трепет ветреный, непостоянный. Цепи Зверя слабели, он мог поднять голову и прислушаться к знакомому вою. Подстрекааааешь. Тяжелое дыхание, ненужное, но желанное, сменилось смешком, другим, и взорвалось очень солнечно, вкрадчиво, над трепетно оберегаемым огоньком. Так мать, наверное, смотрит на своё дитя - на то, что под опекой. Стоит попробовать найти... такую. Познать её, целуя. Набросив холодное проклятие на плечи, малышка продолжала ходить по дорожкам. И в то же время чёрные, без белков, без радужки глаза обращены к Последнему Рассвету - о своём Пробуждении из маленького зёрнышка, незаметного, хрупкого... Бледные губы шепчут старые имена, ещё имеющие значение. Бледная кожа, длинные когтистые пальцы, обагренные чужой кровью - так неумолимо естественно, так горячо. Время стёрлось о голод и боль, рассыпавшись сроками, датами, числами, прахом прожитых... псевдо-лет. И много, много лет, а может, даже и веков без Солнца. Забыла, какое Оно. Жёлтое, как птенец. Фото, картинки, видео, собственные смешные потуги воссоздать нечто космического масштаба... - нет, не то. Боль оглушала, затмевая чувства и память, Голод поглощал сознание, снова и снова... Подлинная страсть. Много, много лет, а может, даже и веков. Без пресыщения. - Пожалуй... И как наши дела? Такой длинный путь и всё ради отступника? Кажется, тореадоры научили её сердечно обижаться.

20:15 смоленское кладбище Промозглый ветер шелестел меж голых ветвей, раздирая потустороннюю тишину в своих порывах где-то высоко над головой. Отовсюду на путника взирали всевидящие глазы, заключенные в треугольник – и наверняка из каждого третьего захоронения ведут потайные ходы куда-то далеко… Один она, помнится, уже находила. Когда для обнаружения потребовался переводчик с латыни и небольшой сон в пустом каменном гробу. И мешок камней – чтобы компенсировать вес взрослого мужчины, на которого и было рассчитано. Хм… Гроб, правда, был не совсем пустой… Да. В целом, уютное местечко для вечерней прогулки, если бы только сторожа не бдили основные дорожки несколько часов после закрытия. Это была основная причина, почему та, кто сейчас затаился в ожидании пока прошлёпают мимо шаги, медлила со встречей. Ррррревность. В руках у девицы была толстая свеча, оберегаемая ладонью от случайных витых в спирали потоков воздуха. Огонь, больше напоминающий факельный, детёныша факела, вампиршу ничуть не смущал (10,10,10,8.). Кто-нибудь, скажите, что огонь опасен! Невысокий мужчина прошел мимо, вяло исполняя ежевечерний обход, а в забденный сектор в глубине кладбища мелькнули свет и его тень.

Кормите ваших демонов - Мне надоело быть твоей сестрой, одногруппницей, или просто подругой! Кухня – место собрания политологов, социологов и место развития семейных драм. Вашему вниманию предоставлены: удобный эргономичный метраж, чтобы оппонент не чувствовал себя оставленным или забытым, постоянно пребывая в пределах персональной дистанции, установленной в 45 тире 120 сантиметров (рекомендуется занять позицию у единственного выхода); удобный многофункциональный инвентарь для выразительности приведенных аргументов – раз, и для перехода на дистанцию интимную, установленную от нуля до 45 сантиметров (требуется осторожность, многие маневры с применением инвентаря влекут за собой применение определенных статей УК РФ, а также длительную головную боль) – два; стол для тесной радости по поводу разрешения конфликта. Тень притаилась в темной комнате, тогда как за стеной все ещё испытывали первые фазы мелодрамы, совершенно, совершенно не смешной, кто это там хихикает? Никто не хихикает. За время разговора с Ашшуром она ничего не упустила – ссорились! Горгулья даже таким образом оказался… очаровательным. Зажав рот ладонью, невольный зритель прикипел к происходящему в такой близости, ну же, горите, закипайте… Сашенька абсолютно согласна с голосом А – какая разница, о чём подумают люди. Вот бы высмотреть, красивые ли они… Комплексы Носферату все ещё требовали исполнения. Хотя не существу «на игле» отклонений в составе красной жидкости капризничать. Голос А говорил о любви. Голос А говорил много – лидер в паре, и лидер недовольный шаткостью собственного статуса из-за того что кто-то может узнать. Кис-кис… да не ты, морда рыжая. От вашей шерсти потом клыки не отчистишь, а посетитель Элизиума, отхаркивающий комочки... У котов это получается лучше. Глаза фосфоресцирующее сверкнули в полутьме. Хищник занял выжидательную позицию по отношению к странно-пахнущему существу, и Санька видела, как в нейронной сети медленно выкристаллизовывается решение наябедничать. Она виновато опустила глазки, хлопая ресницами… и опрокинула синтезатор, как раз оказавшийся под рукой, на пол. Yamahal, ответил на сие кот и спрятался под одеялом. В семейной драме наступил разлад. В жизнь – тьма. Ту, вторую, чей голос так и не был услышан, нежную и мягкую, схватили за волосы и без сантиментов припали к шее – высунувшаяся любопытно морда наблюдала легкие судороги на лице вмиг ослабевшего смертного. Сладкая… Маленькая… Сама бы любила, долго и чувственно – как сейчас, древней магией нового естества терзая слабый рассудок, подсоединив его напрямую к источнику удовольствий. Пока голос А был шумел водой в ванной, все естество вторженца тихо поскуливало и постанывало в экстазе, вволю и большими глотками испивая чашу противоречий человеческих чувств. Горечь, жажду, страсть, страх, больше, больше, больше! Напоследок, в проколотое ушко пьяной поцелуем нашептал хриплый голос, не менее пьяный: иди ко мне, в ванную. Ничего не бойся. Противоречие ситуации не смутило – а полученное счастье требовало выплеснуться на кого-либо ещё. А забавно будет, если они всё-таки не пара...