julia37

Леман вышел следом. На вопрос мигнул. - Кажется, он недалеко от бара Ярна. - невинные голубые глаза уставились на святого отца. - Гай, а что это за место такое? Почему про него все так.. странно говорят? Более молодой священник был, видимо, признан авторитетом в этой области по каким-то несомненно убедительным причинам.

Ну и вот тебе в копилку вопросов еще. Война была ядерная - что у нас с показаниями счетчика Гейгера на территории Полиса? На вершинах, возле стены? И какова ситуация с наследственными заболеваниями, вызванными облучением далеких предков?

Леман подумал, что узнать имена можно не только у Вейды. Был еще один человек, знакомый не по наслышке со старым капитаном. Он и сам был из старой команды. И как раз этот человек, по слухам, бывал в трюмном борделе. - А Двельт, нынешний распорядитель, при старом капитане тоже был офицером? Или он всегда состоял на этой должности?

- Давно я таких вещиц не видел. Было время, пропала у нас в трюмах посылка какому-то хмырю с Сефериса, затерялась. И ваш покорный слуга тут совершенно не при чем! Вот старик на ножички лапу-то и наложил. Старый капитан, помнится, офицерам такие раздавал в награду. А потом у меня оседали. У них наверху таким торговать боязно было. - Офицеры, это которые безмолвные офицеры? - уточнил Леман. - И много их на корабле? Ножик их куда-то вел. Но ситуация не становилась более внятной, а скорее наоборот. Что офицер безмолвных мог делать в трюмах? То же, что и их пленник? Тот сказал, что никогда не видел кинжала, выходит... солгал?

- Добро должно быть с кулаками, да?.. Так, кажется, учил нас Император, - торговец сложил на груди знак аквилы и выложил на прилавок промасленную коробочку, - Пока раздавал ради нас подарков ксеносам и еретикам, да. А такой вот, жутковатый, с воксом в глотке - это не из ваших? Религиозные тезисы местного дельца покоробили Лемана аж до зубовной боли, но он промолчал, изучая помещение взглядом. Психических ароматов в помещении не было. Торговец был невинен, аки метафорический младенец. - Да, они со святой сестрой к тебе заглядывали раньше. Отрадно было узнать, что ты не поддался на уговоры и не стал покупать кровавое золото. Однако, если к тебе приносят такие редкие вещи, может, узнаешь и вот эту? - он подтолкнул впавшего в задумчивость Лемана к прилавку. - Ну-ка, покажи. Кучерявый едва не потерял равновесие от толчка, моргнул. - Нам бы очень хотелось отыскать ее хозяина. - присовокупил задумчивый псайкер, выставляя резную рукоять орудия убийства так, чтобы ее можно было хорошо рассмотреть.

В рабство он попал, когда подписался вести игру)) Личка нужна, чтобы в ней флудить) А кто дозапишется позже, просто вольется в нее позднее и все. Не вижу проблемы, но как хочешь, конечно)

Ну пусть июль. Что за запрет такой на личку-то общую, я не пойму?)

Что у нас с культурой, религией, языками? За последние 150 лет кроме третьей мировой больше ничего не произошло знакового? И я думаю, надо общую личку создать)

- Я больше думаю о тех, кто может прийти сюда, чем о тех, кто попытается выйти, - отозвался он, невесело улыбнувшись. - Ну что ж, тогда пойдем вдвоем. Сестра, проверь свой коммуникатор. Конечно, Линт за тебя перервет горло любому еретику, но если что-то случится, все равно зови нас. Леман сгреб починенную сестрой шинель обеими руками и прижал к груди, уставившись ей в глаза все с тем же беспомощным выражением новорожденного щенка, которого пытаются утопить в ведре. - Спасибо. - проникновенный, слегка охрипший голос псайкера прозвучал так, будто он признавался сестре в вечной любви, а не благодарил за зашитую дырку. Всунув руки в рукава, отгородившись от внешнего мира перчатками и застегнув все, что можно застегнуть, псайкер поспешил за святым отцом. - И обязательно зови, если что-то случится. - тревожно попросил он. По дороге псайкер воткнул в ухо бусину-вокс, которая, на удивление, заработала снова и все остальное время до торговца красноречиво молчал о чем-то своем.

- Собирайся, заглянем к торговцу. Или давай нож, я сам отнесу, а вы посторожите оставшихся гостей. Не хочется оставлять их совсем без присмотра. - Мы можем посмотреть за пленными, отец Гай, - согласно кивнула сестра. Леман подскочил, заслышав указание святого отца, потом растерянно оборотился к сестре, которая сказала "мы". Теперь он выглядел беспомощно. Ему категорически не хотелось, чтобы кто-то из них бродил по кораблю в одиночку, но ведь их всего пятеро. На пары никак не поделить... - Того, в душе, можно оглушить для надежности. И пойти всем вместе. - предложил он неуверенно. - Или оставить кого-то одного. Не думаю, что для этих двоих потребуется аж двое сторожей. Но по физиономии было видно, что второй вариант ему вовсе не нравится.

Ну я в жизни-то инженер, но они разные бывают)) По работе я кибернетики не касаюсь)

Предварительно хочу забить инженегра)) Запиши меня, коварный мастер. :ph34r:

Внутри остались только Леман и сестра, склонившаяся над чем-то, в чем Гай не без удивления опознал псайкерский мундир. Оба аколита казались чуть розовее обычного, хотя ошибиться в мутном свете барных светильников было нетрудно. Не иначе, опять повздорили. - Что-то случилось? - спросил он. Румянец, действительно, еще не вполне сошел. Леман вскинул голову, глянув на святого отца несколько смущенно. Почему, не знал и он сам, ведь, собственно ничего предосудительного не случилось. - Нет-нет. - торопливо успокоил он Гая, уверенный, что Артурия не захочет распространяться о том, что тут только что произошло. - Сестрица помогает мне пришить воротник... Он осекся. Воротник-то оторвал священник, но упоминать об этом было бы нетактично. Псайкер смутился еще больше и, снова уставившись в пол, пробормотал что-то о том, что совершенно не умеет шить, а потому ему нужна была помощь. Х на пару часов

Она посмотрела и улыбнулась. Если кто-то и считал, что символ этот не подобает псайкеру, то сестра не входила в их число. - Это хороший подарок. Кто дал тебе его? Леман непроизвольно улыбнулся в ответ, спрятав символ на груди, под рубашкой. Это было хорошо, что не входила. - Я как-то говорил тебе о человеке, который давно умер и который много сделал для меня. - Император милосердный, двенадцать... двенадцать лет прошло! Как быстро летит время.. - Это его. Вернее сказать, это принадлежало священнику, который приходил беседовать с ним. Священник дал мне этот предмет по его просьбе. У самого-то у него ничего не было, - он усмехнулся своим мыслям, беззлобно, почти ностальгически. "Ничего" было абсолютно буквальным понятием. - как и у меня. Голубые глаза стали серьезными, обозначив истинную глубину благодарности тому неизвестному мертвецу. - Если бы не он, я сейчас с тобой бы не разговаривал. - Там.. нас учили, - отозвалась она после паузы, - И заботились. Скупая характеристика сама по себе говорила о многом. Не обо всем, правда, догадывался Леман. Он теперь внимательно следил за переделкой шва. Просто потому, что на тонкие пальчики, управляющиеся с иглой значительно ловчее его собственных, смотреть было гораздо легче, чем в глаза. Да что за трудность-то такая?! - Хорошо, когда есть, кому позаботиться. - тихо согласился он и замолчал.

Бар Ярна Сестра ссыпала патроны в кармашек для обоймы, и сложила над ними аквилу, после чего выложила на стол мундир. - Она подарила мне это, - Рия провела пальцами по лезвию сариссы. Леман затаил дыхание. В какой-то момент ему показалось, что вот-вот подушечки тонких белых пальцев окрасятся алым. Но, кажется, обошлось. Подарок настоятельницы, которая к тому же была добра и приветлива. Может быть, строга и заботлива, как мать, которой у Артурии никогда не было. По своей Леман перестал скучать уже очень давно. Еще на Черных кораблях. Иногда он думал, что, возможно, для него как раз лучше было бы быть сиротой. Зачем ему, выродку, живые родители? Чтобы разбить их мечты, надежды, посеять страх в сердцах? Милосерднее бы было им не знать. Если бы он мог, он поменялся бы с сестрицей местами. - Я понимаю. - после долгой паузы ответил голубоглазый. - Для тебя это не просто оружие. И все же... все же обитель не стала для нее домом. Такое сложилось впечатление. Всего год, среди суровых сестер, в молитве и посте. Ей было страшно, как страшно бывает ребенку, вырванному из привычной среды, оторванному от родных, пусть даже не по крови, людей. Леман не испытывал чего-то подобного на Терре те пять лет, что он проходил положенное обучение. Он непрестанно испытывал облегчение от того, что просто может ходить, дышать, жить. Ему там даже нравилось бы. Только вот... предыдущие три года никак забыть не получалось, такие дела. Иногда, в глазах некоторых учителей, помоложе, видел он выражение, напоминающее хорошо спрятанную вину. Дескать, это было необходимо. Для вашего же блага и все такое. А может, он просто хотел видеть это? Не важно. - У меня тоже... - он помолчал немного, не решаясь, а потом запустил руку за ворот рубашки и вытащил оттуда аквилу, носить которую у него, по мнению некоторых ревнителей веры, не было права. - ...есть кое-что подобное. Эта аквила разительно отличалась от найденной в логове Ульфа. Выполненная из нержавеющей стали, она не имела никаких лишних деталей или украшения, кроме двух маленьких дырочек, отмечающих глаза на повернутых в профиль птичьих головах. Цепочка, или вернее, цепь, была под стать, стальной, довольно толстой и грубо выполненной. - И тоже своего рода оружие. Подарок. Память. Мой Астрономикон, в каком-то смысле. - губы псайкера изогнулись в иронической улыбке, но это непривычное выражение быстро исчезло с приветливого лица. - А в Схоле? Как было там?

А потом вдруг еле слышно хмыкнула, разглядев ворот рясы. - Я могу помочь, - она подняла руку и осторожно тронула пальцем "шитьё", - Я часто занималась этим в обители. Там немного способов скоротать свободное время. Маневр с воротником удался, юная сороритка хоть немного отвлеклась от своих горестей на творчество косорукого псайкера. Он бы даже порадовался, если бы в поле зрения скромно потупленных глаз не попала та самая тонкая ручка, которую он держал в своих так недавно. С секунду он смотрел, как она касается воротника потрепанной шинели, почти касается его самого, не способный привести мгновенно перепутавшиеся мысли в порядок. С небольшим запозданием кивнул и стащив с себя мундир, история добычи которого в обмен на лохмотья, оставшиеся от школы сама по себе потянула бы на повесть, безропотно вручил его сестре. - Тебе там... нравилось? - полюбопытствовал псайкер, осев обратно на стул и вновь обретя дар речи. Даже если бы перешивать там было нечего, то всегда можно самому что-нибудь оторвать, правда?

Всхлипы снова сменились шмыганьем, наконец сестра отстранилась и подняла на псайкера совсем детское сейчас, обиженное лицо. - Твой тоже, да? - она видела, как кудрявый возился с гекутером, долго и кажется не очень умело. Леман улыбнулся. Светло и спокойно, без слов говоря: "Ну, будет-будет. Все хорошо." - Упрямился долго. - кивнул кучерявый, порывшись в карманах и извлекая оттуда платок. Ну как платок? На самом деле, это был ошметок изрезанного злоумышленниками-еретиками рукава. Лишние кусочки ткани псайкер привык хранить до того момента, когда они пригодятся на заплатки. И сейчас вот, заплаканное личико очень нуждалось в чем-то таком. - Насилу справился. Думал, сломаю уже. Бестолковый. - Это последнее было сказано уже о себе. Улыбнулся шире, промокнув мокрую от слез щеку сестрицы серым "платочком". - Мой учитель говорил, что руки не тем концом вставлены. Пожалуй, правильно говорил. Смотри. И сестре продемонстрировали чудовищный в своей нелепости шов, грубо скрепляющий воротник с остальной частью шинели. Этот эпизод, видимо, призван был развеселить ее хоть в какой-то мере. - Это бывает. - ну вот она, долгожданная чепуха. Поехали. - Это не нарочно. - платочек, утерев остатки слез со второй щеки, той, где была алая роза, как будто случайно пройдясь по контуру цветка, был вручен сестрице прямо в руки. Собственные ладони псайкер сцепил, неловко чувствуя себя без шершавых черных перчаток. - Хорошо, что только оружие пострадало. Не нужно переживать так. Это не страшно. Риск всегда будет, мы ведь не можем полностью контролировать... Он замолк, поняв, что, кажется, совершенно бездарно оправдывается за братца и заодно, за себя самого. Голубые глаза уставились в пол, не в силах больше смотреть в зеленые. Бледные псайкерские щеки залил нежно-розовый румянец.

Бар Ярна Она шмыгнула снова, зажмурилась, от чего слезинки скатились быстрее, и порывисто уткнулась лицом в изодранную шинель. Шмыганье сменилось сдавленными отрывистыми всхлипами, а под массивной бронёй вздрагивали не такие уж крепкие плечи. Чистая, стараниями владельца, хотя и очень ветхая, да к тому же местами мокрая после допроса в душевой ткань немедленно вобрала в себя прозрачные соленые капельки. Вздрагивающие плечи не могли ощутить ту небольшую поддержку, что оказывала чужая рука, броня мешала, зато другая ладонь, окончательно презрев социальные и все остальные различия, ласково гладила светлые волосы, скользя по затылку снова, и снова, и снова. Разве это справедливо, что такая милая, светловолосая девочка осталась сиротой? Никогда не знала родительской заботы, может быть даже не знала детских игр, воспитанная в монастырской строгости. Разве следовало ей видеть всю эту боль, кровь, грязь?.. Даже за последние дни набралось изрядно. Как тут не плакать? Но, если бы всего этого с ней не случилось, если бы сам он не был проклят... разве сидели бы они здесь сейчас, один в рванине, другая в броне, вот так, обнявшись? Она - спокойно жила бы на поверхности Имперского мира. Он - никогда не увидел бы света звезд, с боем пробивающего себе путь сквозь атмосферу, до конца жизни вращаясь на огромной ржавой посудине вокруг умирающей звезды. Неисповедимы пути Твои... Леман сидел неподвижно, хотя неумело пришитый воротник топорщился и щекотал шею, и дышал мерно, неглубоко, чтобы лишний раз не беспокоить расстроенную, прильнувшую к нему сестрицу. Ладонь все так же поглаживала волосы. Ему хотелось верить, что чем больше слез впитает его шинель, тем легче станет ей. А он... он высохнет. Потом. Пока же псайкер терпеливо ждал, когда хрустальные капельки родом из зеленых озер иссякнут, чтобы не без сожаления отпустить сестру от себя и снова начать городить какую-нибудь ничего не значащую, отвлекающую от грусти чепуху. Как и всегда.

Бар Ярна Сердитое сопение прекратилось и повисла гнетущая тишина. Псайкер поднял голову. Артурия выложила испорченный боезапас на стол, торжественно уложила рядом болтер и села сама, сложив голову на руки и не отводя глаз от утраченного. Глаза наполнялись слезами. В груди отчетливо кольнуло. Леман встал и вместе со своим рукоделием подошел ближе, печально созерцая нанесенный ущерб. Оружие для девушки очень много значило, это он понять успел, но что можно было сделать? В карманах непутевого псайкера было сейчас восемьдесят три трона, заботливо собранных из карманов еретиков, чтобы пустить их на благое дело. Он отдал бы все. Это поможет? Что делать? Она сейчас заплачет... Что делать? Кучерявый хотел обнять ее, но... не решившись, положил ладонь на бронированное плечо и тихо пробормотал несвязное: - Не надо... ну не надо...

Бар Ярна У стенки, в дальнем темном углу, сидел, ссутулившись агент инквизиции. Слабенький, надо сказать, агент. Вот, к примеру, шить он не умел совершенно. Кривые, то слабые, то перетянутые стежки хаотично ложились на излохмаченный рукав, более или менее приводя его к общепринятой форме. Воротник уже топорщился на своем месте. Мурлыкая себе под нос уже знакомую соседям по каюте простенькую мелодию, напоминающую отчего-то колыбельную, он, задумчиво прикусив губу, продолжал свое дело. Кинжал милосердия не холодил кожу. Леман никогда не носил его у сердца, как братец. Наверное, они относились к этой своей обязанности очень по разному. У сердца голубоглазый хранил другой предмет. Символ жизни. Символ возрождения, если угодно. Для него подаренная когда-то очень давно аквила была именно этим. А нож... иногда, когда мрачные мысли одолевали его, псайкер думал о том, что может наступить момент, когда ему придется сделать это. Отдать жизнь, за которую он столько боролся. Годами доказывать, что ты достаточно силен, достаточно надежен. Что ты достоин топтать землю. Столько времени терпеть и знать, что любая случайность может лишить тебя бесценного подарка Императора. Невыносимо. Он не был уверен, что сможет, когда этот момент настанет. Он очень хотел жить. Осознание своей трусости, страха смертного, угнетало еще больше, чем возможность погибнуть раньше отпущенного срока. Это не было даже мыслью, по сути своей. Этим было пронизано все его существование. Ожидая новых указаний от отца Гая, Леман продолжал слегка фальшиво мычать свою песенку и шить. Шитья было много.

Леман замолчал, когда этого потребовал святой отец. Не было смысла что-то доказывать, потому что он говорил с позиции выродка, стоя на одной ступени с Зеккой. Арнеб и Гидеон расположились на несколько ступеней выше, хотя, по мнению Лемана, абсолютно необоснованно. - Не только у тебя. У всех. - одна пара благодарных голубых глаз смотрела теперь на Гая. Может быть, от этого ему стало бы хоть немного легче? - и проверьте оружие. Я видел такой побочный эффект однажды. А ещё мне бы воротник пришить. Кучерявый порозовел. - А то хожу, как оборванец. Мне нужно около получаса. Х

- И много ли таких в Империуме, которые не понимают, что говорят и не понимают, что делают? Много ли таких, по чей вине потом гибнут целые миры? Это не рядовое нарушение закона. Это ересь, Леман, и пресекать её нужно на корню. Как служитель Инквизиции ты должен понимать эту очевидную истину. Что до меня... - он посмотрел псайкеру в глаза, - Я был заключён в Трикорн только за то, что двое моих лучших друзей в тайне от меня служили Губительным силам. - Вот оно что. - Леман не знал, он бил наугад. И похоже, арбитр зря сообщил ему об этом факте. - Осужденный, значит. Уж не хочешь ли ты сказать, что Имперское правосудие допустило ошибку? - эти его слова напоминали издевку. Не так уж они и идеальны, эти строгие законники. Далеко не идеальны. - Эти двое не сделали ничего, что было бы похоже на ересь! Более того, иногда даже если похоже, все равно не ересь. Ты же оправдан. Это я и пытаюсь сказать! Нельзя рубить с плеча! А то, что они не знают о вере, так кто бы им рассказал? А мы, мы можем им показать, что такое настоящая вера. Мы можем проявить милосердие. Дать им шанс исправиться.

- Они нарушили все мыслимые законы, отвернулись от света Императора и предали человечество, я уж не говорю о том, что они наряду с остальными собираются скормить всю эту несчастную посудину отродьям варпа. И более того, ни один их них даже не раскаивается в содеянном. Ты слышал, что сказала эта Зекка? Император мешает ей веселится. Как думаешь, пир чудовищных тварей на костях верных граждан Империума подходит для её определения веселья? - Да она же не понимает, что говорит! - воскликнул Леман, теряя самообладание. - Ну давайте убивать всех, кто попусту мелет языком или хоть раз нарушил закон. Ты-то, Гидеон, конечно, никогда не нарушал закона, верно?

- Ну суди... - протянул бледный, как-то странно ухмыльнувшись. Понимал ли наивный кудрявый юноша на что он их обрекает? - Даже в нижних трюмах девушка никогда не будет своей, что достаточно явно продемонстрировал седой крыс. Слышал страшные сказки пустотников о бледных существах ползающих по трюмам у самого дна, питающихся отбросами, лишившихся разума и почти слепых? Одно из таких существ ты хочешь создать собственными руками. Сиду скорее всего повезёт больше и он умрёт раньше, нарвавшись на кого-нибудь менее дружелюбного, чем мы. Улыбка эта совсем не понравилась Леману. Он со всей ясностью ощутил, что все они - совершенно чужие друг другу люди. Не понимающие, или же не желающие понять один другого. А особенно два псайкера. Они оба словно бы находились на разных полюсах. - Сначала ты говоришь, что внутри у них гниль. Теперь - жалеешь. Определись уже. - едва заметно съязвил кучерявый. Ему претила такая точка зрения. Почему один человек тщится решить за другого, жить тому или умереть? Откуда ему знать, что будет? Если бы знать сразу, если бы о них, об Арнебе и Лемане, было известно еще до рождения, что из них вырастут порождения варпа... Уголки рта дернулись вниз. Может быть, они вместе с кораблем сгинут в пасти демонического князя. Так зачем все эти усилия, копошения? Может, лучше смириться и ждать смерти? Ущербная, жестокая идеология. И он не желал отнимать у Зекки единственное, что у нее вообще было - ее жизнь, какой бы трудной она не была.

- Ты бы определился, - припомнили кудрявому его собственные недавние увещевания, - Чем они, - указала одна рука в сторону бара, а другая на безмолвного, - лучше его, кроме отсутствия клейма? Не суди по внешности, внутри одна гниль. - А я и сужу по тому что внутри. - по глубокому убеждению Лемана вина Зекки состояла в ее глупости и дурной среде, а вина Сида - в его грубости и озлобленности. Ничего хуже оскорблений он не увидел. Безмолвный же... этот был совсем другой человек. Псайкер поджал губы и уставился на священника, ожидая его вердикта.