julia37

Бар Ярна Близз, зачарованно слушавший диалог рачительного святого отца и алчной бабки, встрепенулся. - Спит, - сказал он. - Всю ночь пробегал, теперь добирает. Напутствие Пфелла застало уже за порогом. - Это правильно. Отдохнуть бы надо. Слушай, - вкрадчиво начал псайкер, поманив Близза к себе. - А может... ты узнаешь? И снова ткнул пресловутый красивый ножик под нос потенциальному свидетелю. А ну как повезет?

Безмолвный глянул удивленно. - Пока Кроах не признает их достойными, крысы они крысы и есть, - сказал он. - Я не знаю их имен. Мерзость. Мерзость и есть. Леман смерил неприязненным взглядом пленника и сказал, как бы между прочим. - А я бы все-таки его не развязывал пока. И с этими словами вышел прочь, направившись обратно. В бар. На бабушку с самодельным моноклем в глазу воззрился несколько удивленно, как бы оттаивая от предыдущего действа. С шинели слегка подтекало на пол. - А где Мич? - поинтересовался он, гадая, как лучше преподнести священнику новость, что корабль, вполне возможно, не выйдет из этого варп-прыжка, а все они могут оказаться обедом или ужином у какой-то спятившей потусторонней сущности. - Что-то давно его не видно.

Безмолвный пожал плечами. - Это был дар. Нужно было очиститься от запятнавшей нас ложной веры, чтобы Кроах был доволен. А Хана крысы и убили. Мы везде, чужак. - И вы жестоко убили беспомощного старика. - подытожил псайкер, спрятав руки за спиной. На лице заиграли желваки. - Воистину, эгоистичные ублюдки вроде тебя готовы заплатить любую цену за рай для собственной задницы. И плевать, что это будут страдания и смерть стариков. Потом, может, женщин и детей. Вам на все плевать, кроме себя. И вашему "богу" тоже плевать на все, кроме себя. И поэтому, - голубые глаза сверкнули. - вы и проиграете. Он вдохнул поглубже и прикрыл глаза. Спроси себя, кому тут не плевать на пафосные монологи? - Назови имена. Имена этих крыс, что примкнули к вам.

В углу старший стал не стесняясь копаться в оставшихся тряпках, видимо выбирая чего-нибудь для себя. И не смущаясь, что часть из этого чего-нибудь, кажется, когда-то была женской. Псайкер испытал почему-то жесточайший приступ дежавю. Где он мог видеть подобное?.. Безмолвный дернул головой, пытаясь уклониться от прикосновения, глянул на Лемана, шепнул: - Он будет вам рад. Кроаху нужны подарки, - и улыбнулся. - Твой хозяин любит подарки, да? Любит боль и кровь? Ему понравилось, когда вы разделали капеллана, о, я почти уверен, что он был доволен. - в невинных голубых глазах мелькнула тень жестокости. Не тот полыхающий темный огонь, что горел сейчас в глазах их жертвы, не то синее пламя, что временами можно было разглядеть в глазах отца Гая, пока только искра. Первая искра. Ему невыносимо захотелось ударить беспомощного голого человека. С размаху. Так, чтобы выплевывал кровь и зубы. Чтобы не поддаться порыву, он отступил на пару шагов назад. - А Хана кто убил? Кто донес вам на него?

Погас и вновь зажегся свет. Голову пронизал раздражающий шум. Леман только успел вытащить из уха бусину, как в лицо ему ударила струя воды. - Да что б тебя... - он не особенно нервничал, потому что догадывался, или даже знал, это последствия обращения к варпу. Это малая плата за помощь. Кашляя и отплевываясь он практически наощупь нашел и закрутил все краны и теперь стоял, мокрый с головы до ног и смотрел уже не на сестру. - Достаточно, - ответил пленник, откинул голову назад, на мокрый пол, глянул снова почти высокомерно, прикрыл глаза, произнес нараспев: - Повелитель Кроах, видевший тысячи миров, придет и дарует бесконечное блаженство тем, кто почитает его. Пророк невидим для тех, кто погряз во лжи, и не ты находишь его, но он выбирает тебя, чтобы шел ты путем его, нес слово его, руки твои - его руки, уста твои - его уста и если сделаешь ты что должно, награда не минует тебя... Теперь ему стало страшно. В первый момент показалось, что через безмолвного говорит кто-то еще... может быть, сам Кроах? Псайкер прогнал липкое холодное ощущение прочь. Похоже, им просто попался крепкий орешек. - Что же ты так орал, когда всего лишь погас свет? Твой хозяин не слишком разборчив в выборе последователей. Снова этот едва уловимый шлейф. Каюта в первом классе, безмолвные, Ульф и его головорезы, а теперь вот еще. - Среди безмолвных - трое наших. Будет больше, не сегодня так завтра. Не все настолько погрязли в поклонении этому высушенному куску мяса, как вы. Пророк не показывается рядовым, и я еще не заслужил право видеть его и говорить с ним. Нас отводили на инициацию с завязанными глазами. Думаю, что в глубине старых трюмов: нас вели долго и мы много петляли. Леман улыбнулся. - Так значит, ты один из тех, кто собирался отобрать у нас оружие. Что ж, на этом корабле не все так плохо. Но ничего. Ты не переживай за нас. - ласково кучерявый потрепал пленника по вымокшей макушке. - Он может не показываться сколько угодно. Мы найдем его. И улыбнулся еще загадочнее. - По запаху.

- У тебя нет такого права, - святой сестре неясны были сальные намёки, и она серьёзно кивнула Леману, - Пожалеют все, кто отвернулся от света Его. Сарисса опустилась и зацепила столь заботливо сооружённую кудрявым набедренную повязку. - Да не явится на свет потомство проклятого.. - нараспев начала Артурия. Ее не смущала нагота. Не смущали слова, мерзкий смысл которых и самим псайкером был скорее интуитивно уловлен, нежели опознан на основе жизненного опыта, которого не было вовсе. Он только знал, что этот негодяй хотел оскорбить сестру. Оскорбление пропало втуне. В голубых глазах не отразилось и тени того, что происходило внутри. Разве что следующий вдох стоил некоторого труда. Она... в самом деле собирается сделать то, о чем говорит? Чувствительный, как барометр, согласно определению отца Гая, псайкер молчал, не в силах вымолвить больше ни слова. Чудовищно и великолепно. В какой-то момент ему показалось, что сердце разорвется. Лопнет, выскочит наружу. Чудовищно, но... он не хотел мешать.

Душевая Пленник хмыкнул и осмотрел сестру с ног до головы. Взгляд был липкий. Потом ухмыльнулся: - Я своей душе применение получше найду. А я б тебя исповедал... - Ты пожалеешь. - тяжело пообещал молчавший какое-то время Леман. Всколыхнулось что-то внутри. Инстиктивное желание противостоять тем, кто пачкает своими грязными лапами чистое, святое. - И очень скоро.

- Сестра! - с радостным упрямством пришло в ответ, а уже через минуту послышалось громкое топанье. В проёме показалась, покрутилась и спряталась белокурая голова, а после Сестра вошла со всем доступным величием. - Значит ты ждёшь искупления? - вопросила она, не сразу, но обнаружив пленника под ногами. Леман как раз сооружал на любителе плеваться набедренную повязку из подручных материалов. Безмолвный, конечно, еретик, но это уж слишком. Прикрыв чужой срам, он скромно отступил в угол. Не менее скромно проигнорировав поправку, кивнул. - Ждет. Извелся весь. Дабы очистить совесть, должен поведать нам, что еще за пророк такой на корабле. И кто такой Кроах. И вообще, все про эту их скверную секту.

Молчаливый плевок достался и сапогам кудрявого псайкера. Сапоги кудрявого псайкера видали и кое-что похуже. - Ничего. Еще не вечер. - голос его не предвещал ничего хорошего. Лем продолжил прогуливаться туда-сюда, обращаясь теперь к кому-то, кого не было в этих стенах. - Сестрица. - раздалось по воксу. - Тут один еретик нуждается в отпущении грехов. Буквально жаждет исповедоваться. Нужна твоя помощь. Мы в душевой.

Пленный безмолвный с отпечатком страдания на лице копошился на своем неудобном ложе. Наркотическое похмелье не желало его отпускать. Невидящими глазами пленник уставился на нож. - Нож как нож, - хриплым голосом проговорил он, - Красивый. Кончайте скорее уже, чего тянете?.. - Я хочу видеть лично, как господин доберется до тебя, - пленник сплюнул под ноги псайкеру. Леман, который к тому времени поднялся на ноги и отодвинулся от изрыгающего ересь пленника, убрал нож за пояс. Может, и доберется. Только ты, падаль, этого точно не увидишь. - Убить тебя? - спросил он, уставившись на него сверху вниз изумленными голубыми глазами. - И тем самым дать тебе то, что ты хочешь? Ну уж нет. Полежишь тут еще. - кучерявый принялся неспешно мерить шагами душевую, перешагивая через моток самодельной веревки с совершенно беззаботным видом. И незаметно положив ладонь себе на грудь. Туда, где под шинелью пряталась его, простенькая, не такая, как у покойного капеллана, аквила. Кожа ощутила слабое тепло. - Остынешь еще немного. Мы с тобой поболтаем. Потом еще полежишь. И снова остынешь. Брр. - он передернул плечами, в душевой и правда было прохладно. - Пока там еще твой Кроах соберется с мыслями. У тебя еще много времени ощутить его моральную поддержку в этой замечательной камере. А потом, когда нам надоест, - тут пустотник сдвинул брови. - подарим тебя обратно твоему начальнику. Обвинителю. Ему наверняка захочется узнать, что еще за пророк ошивается на его корабле. Так что лучше расскажи все нам. И твои страдания закончатся быстро. Это я могу обещать.

Нахмурился, на лице на секунду мелькнуло узнавание, но потом виновато потряс головой: - Знакомое что-то... не могу вспомнить. - Ну ладно, это мы запомним, - сказал он наконец. - Вдруг еще пригодится. Ножик - уже интереснее, да и с пленными надо все-таки разобраться. - Да. Действительно. Надо. - а вот у Лемана появилась идея, навеянная словами служки. Близз кивнул: - Приведу, чего ж не привести, - и хохотнул, уже уходя, на редкость гнусно: - Поразвлечься - оно дело хорошее. Он покосился на Близза неприязненно. В его голосе явно чувствовалось что-то оскорбительное. Убрал ножик за пояс и направился в душевая, полагая найти в ней, кроме пленного и братца Пфелла. Зрелище, которое открылось перед глазами кучерявого псайкера в импровизированной камере временного содержания, на некоторое время лишило его дара речи. Арнеб плел веревку. Мало того, что на одной конце была петля, это ладно. Чего Леман не мог понять совсем, так это того, почему она такая длинная. - Мыло-то запас? Все еще слегка растерянно поинтересовался он и опустился на колени рядом со связанным, лежащим на куче тряпья безмолвным. Сунул ему под нос рукоятку орудия убийства Хана. - Узнаешь? И буквально впился в него глазами.

- Вон оно как, - Гай тоже помрачнел. - Плохо. Что ж, сделанного уже не вернуть... погоди-ка, говоришь, аквилу - Двельту? Почему именно Двельту? Леман пожал плечами. - Сестрица говорила, любит он прикупить разное. Может, слабость у него к украшениям? Вообще, если бы он был причастен каким-то образом к убийству капеллана, стал бы Ульф передавать ему такую улику? Выражение сомнения на лице кучерявого подразумевало, что вряд ли. - Но он может знать что-нибудь полезное.

- Что ж, я вижу, времени ты зря не терял, - вздохнул клирик, оглядывая помещение. Сид по-прежнему не приходил в сознание, Пфелл куда-то запропастился, видимо, снова сидел в душевой. Гай мог бы в качестве обмена информацией сообщить кудрявому, что Фрака с нижней палубы - потаскуха, но вместо этого перешел к более насущному делу. - Рад за Двельта. Что касается ульфовых друзей... - он как мог, передал аколитам полученный от бабки словесный портрет. - Не самое лучшее описание, но возможно, мы на него еще натолкнемся. - Это не я. Это сестра. - открестился, или правильнее сказать, отаквилился Леман. - Они же с братцем ходили к торговцу и тот признался, что аквилу Ульф хотел продать Двельту. Народ говорит, что странный и что-то скрывает. Словесный портрет был выполнен практически на уровне Моны Лизы. Кучерявый слегка поблек. - Так это, похоже, тот, который мне чуть руку не отрубил. Скончались, значит. Оба. И Ульф и его дружок. Вопрос так и остался без ответа, природное любопытство мучало и псайкер сделал себе заметку на будущее, спросить может хоть у Пфелла. Тот наверняка знает, что такое бордель.

- При чем здесь бордель? - удивленно спросил Гай, не уловив связи между двумя вопросами. - Хана убили в борделе? - Хана убили в собственной постели. - и без всякого перехода, без пояснений о том, что они выяснили, поведал. - Двельт ходит в бордель.

Беру еще малую силу. в остатке 0.

Поделившись со спутником последними новостями, Рия просияла. Кажется, им предоставлялась чудесная возможность разгромить ещё один притон. Первые четыре пункта были более чем очевидны и раньше, а вот последние вызывали неподдельный интерес. - Хм. - сказал Леман, уводя алую розу прочь от болтунов, в сторону назначенного местом встречи Ярнова бара. В компании с сестрой время летит незаметно. Час прошел, начинался второй. Задумчивый сверх меры псайкер возник на явочной квартире и сходу выдал две вещи. - У меня тут орудие убийства Хана. Забыл показать. Может кто-то опознает. - нож с красивой резной ручкой был продемонстрировал всем, кто его еще не видел. - И что такое бордель? Уставившись сперва на священника, не ведавшего подоплеки вопроса, святая наивность перевела взгляд на сестру. Потом обратно. Воистину, выбор пал на тех, кто лучше всего смог бы прояснить вопрос. Слово ассоциировалось почему-то с красками. Впрочем, судя по интонациям болтунов, оттенок у этой акварели был не слишком приличный.

- Ждать здесь, пожалуй, не будем. Я пойду расспрошу соседей, кто в последнее время сюда заглядывал, вы заканчивайте и потом возвращайтесь в бар, встретимся там. О предчувствиях служка не распространялся. Лем вздохнул и дождавшись, пока сестра удовлетворится разгромом, снова прихватил ее за руку. Привычка образовалась быстро. Совместная прогулка по окрестностям Ульфова логова была не то чтобы слишком приятной. Кроме того, разговаривать с Леманом встречные люди обычно порывались на тему того, где именно и в каких позах, они видали его самого с его дурацкими вопросами. Было обидно.

Линт , с благоговением взиравший на религиозные порывы представителей церкви, пристроился на ящике неподалеку от Лемана. - Не замечал, - служка помотал головой и рассеянно продолжил: - Отец Дарий совсем сдал в последнее время. Вы уж меня простите, отец Гай, нехорошо так говорить, но чушь он нес. То у него какие-то люди исчезали, то предчувствия были, то твердил, мол, никому нельзя верить, то все в трюмы хотел лезть, непременно сам, да спину схватило, слава Императору, отговорили... Старенький он уже был, что поделать. В трюмы значит. Леман вылез из кучи отбросов, стараясь все время держаться за спиной у разбушевавшейся сестрицы. А ну как заденет. Ему только удара молотом по голове не хватало. Прижав к себе еще так недавно раненную руку, псайкер присел рядышком со служкой. - А предчувствия? Что за предчувствия у него были? В целом, про пропавших людей можно было тоже поинтересоваться у местных. Или пропадали только с верхней палубы? А если вспомнить, что летели они, собственно, на поиски не менее пропавших людей на Сеферис Секундус, картина становилась все интереснее...

- Обойдемся сталью. Возможно, это место нам еще пригодится - вдруг кто-нибудь из друзей Ульфа сюда еще заявится. Хорошо бы устроить засаду, только вот знать бы, сколько придется здесь просидеть. Артурия уставилась на молот чуть ли не с большим благоговением, чем недавно на аквилу. Заминка была недолгой. Под прочувствованное -Domine, libra nos! Молот обрушился на несчастную конструкцию. Ответить Гаю, что он, Леман, предпочитает активные расспросы пассивному сидению в этой вонючей конуре, псайкер не успел. Молитва имела сногсшибательный эффект, кучерявый сделал шаг от чрезмерно воодушевленной сестрицы, запнулся и рухнул прямо в кучи заплесневевшего хлама. - Уже. - мрачно заметил он из гор тряпья. - В засаде. Тут можно похоронить кого-нибудь. Ни запах, ни рельеф не изменится.

- Воистину, отец Гай! - сестра просияла, а и без того блестящие от слёз глаза засверкали, - Мне найти источник огня? Леман, до сей поры молчаливой тенью подпирающий дверь в эту вонючую нору, сделал пару шагов вперед и вывернул шею, оглядывая затылок расчувствовавшейся сестры. На то, как она крушила обстановку, было даже смотреть больно, не то что самому приложиться головой. - Кажется, тут больше нет ничего интересного. - то ли вонь сбивала с толку, то ли тут действительно не было психического следа, кучерявый не разобрал. Подмывало соскрести нечестивый символ и вместо него намалевать свой, инквизиторский. Чтоб боялись. - Может, поспрашивать у соседей, кто, кроме Ульфа, наведывался сюда? - и напомнил. - возле храма вертелось двое трюмников. Одного мы нашли. Теперь можно поискать второго.

- Напугать, - честно признался старший. - От боли мало толку, поверь я это знаю. Тем более Гай его ранил. Или умрёт или заговорит, но говорить будет не правду, а то, чего ты от него ждёшь. Жизнью эти культтсты похоже не очень,то дорожат. Сам помнишь Ярна. - подвиг бросившегося с ножом на пятерых бармена одобрения явно не вызывал. - Чем, кроме боли и смерти, можно напугать такого, как он? Леман не очень понимал, что, после всех тех угроз, можно использовать еще, разве что... - Обвинитель. Давай попробуем сказать ему, что в случае отказа сдадим Обвинителю. Заодно взглянем на реакцию. Х

- Почти! - глубоко вздохнув бледный на пару секунд закрыл глаза и заговорил очень тихо, - Извини, но по другому ты не понимаешь, он не должен слышать ничего. Тебя какого демона сюда вообще понесло? Хорошо бы он никого кроме меня не видел, да не вышло уже... Леман насупился и с достоинством одернул шинель, у которой отсутствовал воротник и почти весь левый рукав. - Хотел попробовать запомнить рожу его. - объяснил он. - Хочу попробовать кое-что новенькое. Но могу и кем-то из вас обойтись. Закончил он тоном, не предвещающим ничего хорошего. - И что ты собрался с ним делать?

- Потому и спрашивал, что если не хочет, то проще сказать об этом сразу, а если хочет стоит подумать, чем может быть нам полезен, - самого кудрявого взяли за шкирку, как нашкодившую зверушку и настойчиво подтолккули к выходу, двигаясь следом. Лем вывернулся из хватки на выходе, сердито фыркнув. - Перестань. Что я тебе? Грокс новорожденный? Душевая осталась позади. Перед Арнебом был теперь коридор и кислая физиономия кучерявого псайкера, вся пропитанная ожиданием того страшного, что предстояло испытать безмолвному.

Душевая - Что? - на Арнеба уставились совершенно непонимающие голубые глаза. - Да я... В общем-то, фразы "хочу применить школьные знания на практике" или скажем, "собираюсь стать похожим на него", звучали как-то не очень. А распинаться о теории психических сил перед еретиком не хотелось. Вдруг сбежит? О том, что среди инквизиторской команды есть псайкеры еще не было известно. И знание для хрупкой еретической психики могло бы оказаться невыносимым. - Потом объясню. - Лишенец, - обратился псайкер уже к нему, - твоими зубами сейчас орехи колоть можно или руду дробить. А на Сеферисе рабы, кажется, этим и заняты. Жить хочешь? - бесцеремонно перевернули жертву на спину, - А может и одёжку свою вернуть, а? Смотреть на обнаженного полностью человека, едва ли не посиневшего от холода, со связанными руками и заткнутым ртом, было неприятно. И жалко. До боли в висках жалко. Однако, Леман выпрямился, отступил на шаг и молчал. Пленник сделал попытку повернуться обратно и скорчиться на боку. Говорить он не мог и вряд ли хотел. На бледных щеках поблескивали в тусклом свете мокрые дорожки: действие наркотика подошло к концу, и теперь безмолвному предстояло расплачиваться за минутное удовольствие. - Понятно, - заключил псайкер, практически ласково вытер безмолвному слезу и обернулся к кудрявому коллеге, указывая на кучу тряпья у входа, - Принеси оттуда чего-нибудь. Не то ещё помрёт до вечера, так и не поведав о своей нелёгкой судьбе. Это было как раз то, чего Леману невыносимо хотелось. Он обустроил возле стенки душевой небольшое ложе и оставил какую-то тряпку, чтобы укрыть пленника. - Он что, - вполголоса полюбопытствовал псайкер, совершенно незнакомый с побочным действием запрещенного вещества. - плачет? Слезы ну совсем не укладывались в образ. - Как видишь, - перетащив пленника в подготовленное место и избавив от кляпа не блеснул познаниями в наркотических веществах бледный, - Не знаю уж, что за дрянью они там надышались. Но действовать она похоже перестала. Пленник облизал сухие губы. - Пить, - сказал он хрипло. Сердце Лемана не могло выдерживать все это долго. Он почти выбежал прочь, как будто только повода и ждал, а вернулся с кружкой, наполненной не самой чистой и свежей, может быть, но все-таки водой. Приткнув кромку сосуда к губам безмолвного, который был, как оказалось, вовсе даже и не нем, сердобольный псайкер немного наклонил ее и стал молча ждать. Ждать пришлось недолго, потому что после первых же глотков рука дающая была ощутимо поддета снизу посохом и остатки содержимого кружки, по дороге задевшей безмолвного по зубам, окропили многострадальную шинель. - Хватит с него, - весьма неодобрительно глядя сверху вниз произнёс старший. Кружка стукнула жадно глотающего воду пленника по зубам с отчетливым стуком. Тот глухо мыкнул от боли, извернувшись, собрал с голого плеча попавшие туда драгоценные капли и снова скорчился на полу. На лице Лемана воцарилось мучительное выражение. Так грубо. Палкой опрокинуть кружку. Он поднялся с колен и отряхнул мокрый рукав. - Может, расскажешь все по хорошему? - предложил он, не особенно надеясь на успех. - А я за это посмотрю твои раны. Больно, наверное. Я ведь могу тебе помочь с этим. Пленник молчал. - По хорошему? - язвительно переспросил старший, - По хорошему этот кусок падали не захотел уже тогда, когда позволил нанести себе эту мерзость, - легонько стукнул он посохом в символ на груди безмолвного, - а сейчас у него одна надежда, не очень мучительно сдохнуть. И я даже доставлю тебе такое удовольствие, если сумеешь придумать что-нибудь интересное теперь, когда мозги уже не так мерзнут, - явно имея в виду нижню половину тела пленника сказал старший и кивнул уже Лему на выход. - Зачем же ты спрашивал его, хочет ли он жить? - сухо поинтересовался кучерявый, глядя на еретика. - Думаешь, риторические вопросы подобного толка располагают к откровенности? Разнообразные кивания он проигнорировал или не заметил, оставшись стоять там, где стоял.

- Будем, - ответил клирик, ставя бутылку обратно на стойку. - Прямо сейчас и начнем. Вытащив из-за пояса молот, он несильно ткнул Сида в уцелевшее запястье, как бы примериваясь. Всерьез калечить мутанта он не собирался, но кто знает, вдруг тот и в самом деле успел очнуться и теперь валяет дурака. Если же нет... - Не надо. - на предплечье легла чужая рука в черной истертой перчатке. Несильно сжала. - Похоже, это бесполезно. Сам Леман болезненно сморщился, в мозгу все еще пульсировало то белое, всю жизнь преследующее его, но немного слабее. Он смог загнать его чуть дальше, к границе сознания. - Пока проверяем логово Ульфа, он как раз очнется. Какой смысл бить его, если он даже не чувствует? Гай, который хотел только проверить, притворяется Сид или нет - поди, живо зашевелился бы, услышав, что ему собираются сломать вторую руку - нетерпеливо отмахнулся. Связанный любитель увеселений по-прежнему ни на что не реагировал, видимо, взаправду уйдя далеко и надолго. И оставив инквизиторов стоять над ним дураки дураками, демон его побери. Убрав молот, клирик поднял глаза на Лемана и нахмурился. - Что с тобой? - спросил он. - Рука опять болит? Хмурое лицо священника было не слишком хорошо видно за светящимися белыми мушками, которые не прекращали надоедливый полет возле его головы. Что ж, это было не так плохо. По крайней мере, связь с реальностью не была утрачена полностью. Строгие голубые глаза напротив не позволяли. - Нет. - мягко отозвался кучерявый и попытался улыбнуться, давая понять, что беспокоиться не о чем. Несмотря на все еще стучащую в висках боль, голос его становился нарочито тихим и даже ласковым, а не раздраженным, что было бы более объяснимо. - Нет, рука в порядке. Это голова. Обычное дело. Скоро пройдет. Гай покачал головой. Не слишком-то было похоже, что у псайкера все в порядке – напротив, затихающий голос наводил на мысль, что он сейчас грохнется на пол рядом с Сидом и «благодатью» придется отпаивать уже его. То ли на чувствительного, как барометр, Лемана так подействовала неприглядная сцена, разыгравшаяся на его глазах, то ли это и в самом деле было обычным делом: Гай смутно представлял, в какие дали отправляется разум псайкера, творящего колдовство, но догадывался, что бесследно это не проходит. - Посиди пока, - сказал он. – Не напрягайся, мы все равно еще дождемся Пфелла и Артурию. Клирик сам не решил, что делать дальше: надо было проведать Безмолвного, разобраться со служкой – впрочем, его можно взять с собой к Ульфу, возможно, он узнает еще что-нибудь из вещей капеллана, - да и про Крыс забывать не следовало, едва ли они будут сохранять гостеприимство, если аколиты утратят интерес к их проблемам. Не говоря уже о пророке, остающемся загадкой. В общем, он чувствовал себя так, словно вместо аккуратной нити у него в руках большой неопрятный клубок. Леман не стал пререкаться и сел. Святой отец был заботлив, как родной. В данном конкретном случае, даже больше. - Сейчас пройдет. - повторил он немного смущенно. - Я в норме. Как же все-таки хорошо, что вместе с видениями всякого величественного и странного Император наградил его непроницаемым разумом. По крайней мере, этого никто не увидит, до тех самых пор, пока он сам не пожелает рассказать. До сих пор, единственным человеком, с которым он поделился своей проблемой был покойный сокамерник со зловещего Черного корабля, так что можно было рассчитывать на смерть тайны вместе с ее непутевым хозяином. - На верхние палубы соваться опасно, пока мы не выясним, покрывает Обвинитель еретиков или это заговор внутри охраны. - размышляя о том же, о чем думал Гай, проговорил Леман после паузы. - Значит, путь один пока. Впрочем, до тех пор пока не придет сестрица с братцем, мы можем сделать две полезные вещи. Кажется, неугомонные мушки постепенно замедляли полет и бледнели. Боль отступала. - Во-первых, мы должны убедиться в непричастности Линта. - Леман очень хотел бы верить тому на слово, но как-то не получалось. Отсутствие еретического клейма на тощей груди его бы чрезвычайно порадовало. - Во-вторых, мне нужно как следует рассмотреть физиономию нашего третьего гостя, возможно, при определенной удаче, я мог бы... быть на него похож. Вряд ли кучерявый имел в виду грим и парик, но к счастью для него, понять это могли бы лишь те, кто знал, что представляет из себя жизнерадостный пустотник на самом деле. В отсутствии татуировки у Линта Гай практически не сомневался - нужно было держать аколитов за полных идиотов, чтобы подсылать к ним клейменого еретика. "Впрочем, не проверили же вы его до сих пор", - ехидно напомнил внутренний голос. Оглянувшись в поисках служки, Гай убедился, что он... спит. Дремлет в углу, положив голову на стол, словно и не слышал воплей и ругани минуту назад. Парень, должно быть, здорово намаялся, прежде чем встретиться с аколитами. Намеки Лемана клирик выслушал не слишком внимательно - хочется ему посмотреть на Безмолвного, пусть смотрит, мало ли причуд у псайкера. Гая больше занимал вопрос, как поступить, если и этот пленник начнет артачиться, поскольку аколитам явно еще предстояло многое узнать об искусстве ведения допросов. - Хорошо, рассматривай, - согласился он, подсаживаясь к задремавшему Линту и тряхнув его за плечо, чтобы разбудить. - Если что не так, зови Гидеона. Служка отмахнулся, не попал, встрепенулся и уставился на святого отца, сонно моргая. Леман покосился на сонного парнишку. Выглядел тот ну совершенно безобидно. Вздохнул и пошел, с разрешения святого отца, к душевой. Внутри, на полу, лежал абсолютно голый человек со связанными за спиной руками. Братец Пфелл хорошо усвоил приемы психологического давления. Интересно, на нем такое применяли? Лем подошел немного ближе, но сохраняя, однако, дистанцию. Мелькнула странная мысль, что голые - все одинаковые. Что еретики, что праведники. Хотя, нет. У еретиков было клеймо. Впрочем, у него у самого было клеймо. Только другое. Кучерявый тяжело вздохнул. У лежащего лицом вниз безмолвного была возможность рассмотреть старые сапоги и подол шинели, пожалуй, что и все. В душе шевельнулась было жалость, но была быстро задушена. Этот - не заслужил. Кучерявый нагнулся, заложив руки за спину и принялся изучать слегка искаженные похмельной одутловатостью черты.