julia37
-
Публикаций
3 053 -
Зарегистрирован
-
Посещение
-
Победитель дней
218
Сообщения, опубликованные julia37
-
-
1 минуту назад, juliabee сказал:Что имеется в виду под "больным на всю голову"?
И то и другое.
Но вообще я говорила о том, что если Уилл не видит в данной ситуации другого выхода, это отнюдь не значит, что его нет. И неспособность эти выходы узреть не делает его вроде как вынужденно злой поступок добрым.
Так, чисто беседу поддержать)
-
1 час назад, juliabee сказал:Ну а творение зла по принуждение (в ситуации, когда персонаж реально не видит иного выхода) - уже не есть зло.
В понимании персонажа - может и нет. Но персонаж сам может быть, например, больным на всю головушку, и считать, что он спасет мир только и исключительно путем утилизации всех гоблинов (эльфов, тифлингов, нужное вписать) в газовых камерах, как вариант.
И он, наверное, реально убежден, что другого выхода нет, и чтобы принести всему миру (или своей расе) это офигенное бобро, только так и надо поступать. Но это уж точно не делает его добрым)
Законопослушным, возможно, если вспоминать градацию мировоззрения, но при этом уже злым. Мы ж оцениваем мировоззрение персонажей не по тому, как они сами о себе думают, а по каким-то объективным фактам)
-
1
-
-
2 часа назад, Ligade сказал:Главный минус РД: многие вещи могут изменится к выходу, причем даже те которые очень нравились. Ифан вроде тоже интереснее был в РД, но после переписали его в первом акте
Как раз прохожу постепенно эту игру сейчас)
-
Итоговый проект ещё и не вышел) так что зайдет он или нет, время покажет.
Я все ещё питаю достаточно серьезные надежды на этот счёт.
Ну а если продолжать о глобальном, то, разумеется, механика - это важно. Продираться сквозь деревянную систему даже ради очень хорошего сюжета не слишком-то приятно.
Но лично я, при прочих равных, выбрала бы классную историю на хреновой механике, нежели фиговую историю на самой прекрасной механике. Для меня по своей важности история (сюжет) стоит неизмеримо выше технической части. И на мой взгляд куда важнее для фанатов сохранение духа серии, нежели буквы.
Это я как убитый фанат массыфекта говорю.
В любом случае, ещё рано делать окончательные выводы, будем смотреть, что выйдет в итоге.
-
3
-
-
14 минут назад, Easmear сказал:Вообще стоит прочитать книгу правил по днд5, чтобы понимать хоть немного что к чему. Потому что странно отрицать правила, по которым построена игра. Если знаешь хоть основные правила игры, то такие вопросы даже не возникнут.
9 минут назад, juliabee сказал:Как я уже сказала, Baldur's Gate 3 игра вообще никак не самостоятельная. На это можно злиться, но отрицать этот факт как бы бессмысленно.
Ребят, вы прям как-то так активно напираете на эти правила, что незнатокам книг по ДнД, похоже, скоро надо будет экзамен сдавать на получение допуска к игре, ей-богу))
Мне, честно, все равно, на какой именно механике построена та или иная игра. Я говорю о своих впечатлениях, имея ввиду мое внутреннее мерило достоверности поведения того или иного персонажа, тех или иных сюжетных поворотов. Больше вам скажу, я прилично так знакома с настольными механиками (говорила это уже здесь), просто это не ДнД, а Ваха и Маскарад. И я отлично представляю себе, для чего оно нужно. Фишка в том, что механика для игры, а не игра для механики. Правила - это лишь инструмент для того, чтобы сделать хорошую игру. У нас же получается наоборот, игру будут рассматривать под микроскопом, чтобы не дай боже, не проскочила какая ересь против святых правил, иначе сжечь.
Вот этот подход неверный в корне. И если разрабы действительно им руководствуются, ну что ж.. видимо я буду сожалеть о потраченных на ранний доступ к восхитившей меня игре деньгах. Што поделать, жизнь полна ошибок.
Нетти травила ГГ в результате бага? Ну и пофиг, это был крутой баг, восхитительный баг, и я считаю и буду считать, что его стоило оставить, невзирая на любые правила.
И Хальсин тоже прежде всего руководитель большой группы людей А хороший человек - это, как известно, не профессия. И не обязательно быть хорошим человеком, чтобы быть хорошим руководителем. Иногда даже вредно, я бы сказала. Поведение Хальсина было очень живым и настоящим. А его тоже исправили. И это мне тоже не очень нравится. Ну вот так уж сложилось))
Причем здесь злость и отрицание, я даже и не знаю.
-
6
-
-
47 минут назад, juliabee сказал:Вон, пример из последнего патча: а) переписанная Нетти, которая уже не травит ГГ с ходу, а расспрашивает, и если ответы ее устраивают - просто дает склянку с ядом; б) переписанный Хальсин, который после освобождения из клетки не требует
"утром деньги, вечером стулья"сначала вальнуть гоблинских главарей, а уж потом он разговаривать будет, а сразу честно все про личинку выкладывает.И это невероятно приближает прежде живых и настоящих друидов к картону. Ни в сказке сказать, ни пером описать, как. Раньше эти поступки проявляли в них человеческие чувства какие-то, свои цели опять же, которые есть у всех людей. Зря они это убрали.
Ну и в таком случае, не понятно, как тогда вписывается в это мировоззрение друидов злобная заместительница Хальсина. То есть, понятно, что она на самом деле не такой друид, а другой, что успешно скрывает, пытаясь убивать вокруг детишек и пиная кошечек, но так-то, и остальные друиды не обязаны быть добрыми шаблонно, а тоже могут иметь какой-то свой моральный выбор (тм), как из поста выше.
А когда ты в игре попадает в друидское логово и заранее знаешь, что там все приторно добренькие, это скука смертная и никаких неожиданностей, и имхо, совсем не в духе Лариан, хотя я и не то чтобы много играла в их игры.
-
4
-
-
Цитата7. Эпическая сага
Знаю, что под определение не подходит, но у меня просто дух захватывало от размаха событий всю дорогу,
я художник, я так вижу."Поход "Челюскина"
Издание 1934 года, авторов не указываю, потому что это сборник впечатлений непосредственных участников событий, которых насчитывалось более ста человек.
Из книги этой, которую по установившейся дурной традиции читала со скоростью улитки, штурмующей гору Фудзи, я приводила уже некоторое количество цитат выше, сейчас без них тоже не обойдется.
Надобно заметить, что читая, я очень долго ждала описание самого крушения. Весьма подробно излагалась подготовка к экспедиции, само плавание, научные изыскания, а потом буквально несколько довольно пресных, будем честными, зарисовок о том, как погиб пароход. Я недоумевала.
Казалось бы, такое потрясение. Где же весь этот экшон, где накал?
Все прояснилось позже. Крушение утратило свою уникальность, поблекло в памяти, его затмили другие события, и особенно тот день, когда из-за разбушевавшейся стихии спасение и вовсе могло бы не состояться:
Павел Хмызников, гидрограф
"Ночь. Внезапно в палатке все просыпаются.
— Что такое? Был ли толчок или мне это приснилось?
Новый сильный толчок подтверждает, что то был не сон. Вдали слышен гул торошения.
— Однако лучше, пожалуй, одеться, — говорит кто-то.
Торопливо вылезаем из спальных мешков, натягиваем свитеры, брюки, обувь.
Раздается за палаткой голос старпома Гудина: [321]
— Товарищи, идем к бараку, его ломает.
Выбегаем из палатки. Темно. Гул, треск, шипение и завывание льда, торосящегося в шестиметровом валу на месте камбуза. Человек шесть взбежало на вал и скрылось по другую его сторону. Когда я, немного отстав, взобрался наверх, переход был в этом месте невозможен. Внизу плескалась вода, выдавленная льдиной. Минут пять или десять пришлось бежать вдоль вала, взбираться на него, [322] бегать опять назад. Каждая льдина движется, опрокидывается, скатывается. Льдина весит около тонны, а иногда и много больше. Приходится следить за каждым своим движением.
Наконец переход был найден. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что барак, стоявший метрах в ста от камбуза, очутился здесь же за валом, наполовину даже придавленный последним!
Но вот лед замер. Все авралом, проложив через торосовый вал выемку, вытащили одну спасательную шлюпку, вторая оказалась зажатой между остатками барака и торосом.
Семь часов утра. Утомленные беспокойной ночью, расходимся по палаткам, пьем чай и заваливаемся спать."
HideКамбуз погиб, готовить горячую еду теперь негде, барак на 50 человек разорван надвое, и половина его уничтожена. Впрочем, в другой половине люди продолжали жить и после, заделав разрыв досками, пока не уничтожило и ее тоже.
Недели ожидания летной погоды, чистки "аэродромов", поисков постоянно дрейфующего лагеря самолётами.
В конце концов, на большую землю вывезли всех, а на льдине остались несколько палаток с небольшим запасом провианта и топлива, на случай, если кто-то ещё в этих местах попадет в столь же неприятную ситуацию.
И казалось бы, это все. Финал. Спасены. Троекратное ура и тому подобное.
Как бы не так) впереди большую часть челюскинцев ждал пятисот километровый (Карл) переход по побережью Чукотки пешком (Карл), т.к. горючего для самолётов едва-едва осталось для того, чтобы вывезти больных и ослабевших. Дело в том, что топливо для самолётов собрали со всей Чукотки и доставили в Ванкарем собаками, и его просто больше не было. На то, чтобы доставить ещё, потребовались бы недели, если не месяцы.
Некоторые спасённые отказались от переброски самолётами, чтобы уступить свои места другим и "проверить свои ноги".
Проверить ноги в пятисот километровом походе по зимней Чукотке, (Карл)!
В лагере Шмидта было всего два случая болезни, на материке все изменилось в худшую сторону. Впрочем, и здесь дух коллективизма никуда не исчез.
Просто прочтите:
Люди пережили такой кошмар, такой напряжение всех физических и моральных сил буквально до истощения, и вот, прибыв в эту больницу, они не валятся по койкам, стеная и жалея себя (и ведь никто не осудил бы, разве нет у них для этого причин?), они берутся за ремонт, за устройство быта, убирают, готовят, ухаживают за больными просто потому, что могут!Секретарь экпедиции Сергей Семенов.В бухте Лаврентия
Два месяца жизни в палатках на льду несомненно сказались на состоянии здоровья не одного челюскинца.
Однако в продолжение всей двухмесячной ледовой эпопеи в самом лагере Шмидта (если не считать болезни начальника экспедиции и отравления биолога Белопольского сырой медвежатиной) не произошло ни одного серьезного заболевания. Заболевания начались тотчас же после того, как челюскинцы ступили на твердую землю.
...
Еще в Ванкареме у нескольких товарищей обнаружился грипп довольно-таки злокачественного характера.
Между Ванкаремом и Уэлленом около 500 километров пути берегом Чукотского моря. Половина всех челюскинцев проделала этот путь частью пешком, частью на собаках. Стояли сильные морозы, пурга; на промежуточных базах оказалось недостаточно продовольствия.
Несколько товарищей пришли в Уэллен больными, в самом Уэллене заболело еще несколько человек (в том числе часть товарищей, доставленных в Уэллен самолетами).
Заболевшие по возможности немедленно отправлялись из Уэллена в бухту Лаврентия, где расположена культбаза Комитета Севера; при культбазе — единственная на Чукотке больница.
...
К 1 мая в лаврентьевской больнице скопилось 16 больных челюскинцев, из них шесть тяжело больных. Кроме челюскинцев в больнице лежало несколько чукчей, в том числе роженицы.
Единственная больница на Чукотке, надо признаться, достаточно убогая, плохо снабжена, примитивно оборудована, имеет малочисленный обслуживающий персонал. Несмотря на истинно героические усилия главврача Елизаветы Петровны Кузьминой и единственного помощника главврача Зинаиды Николаевны Котовой, больница конечно не смогла бы справиться с неожиданным наплывом больных.
Больнице помогли челюскинцы.
Пользуюсь случаем, чтобы отметить здесь изумительно сердечное, внимательное до трогательности отношение обоих врачей к больным челюскинцам, а также врача станции ГУСМП в Уэллене т. Леонтьева. Челюскинцы, жившие в бухте Лаврентия, никогда не забудут этого отношения. Привожу только один штрих: оба врача-женщины, чтобы сохранить больных женщин-челюскинок в чистоте, одевали их в собственное белье.
Здоровые челюскинцы взяли больницу под свое шефство. Силами [442] челюскинцев в больнице был проведен своеобразный ремонт: починены двери, устранен их скрип, беспокоящий больных, исправлена ванна, починены кровати, примусы, лампы, наточены хирургические инструменты, бритвы.
В больнице не было угля. У местного пограничного отряда челюскинцы раздобыли уголь. Вид больницы изменился. В больнице стало тепло. Незакрывавшиеся двери стали закрываться, скрипучие перестали скрипеть. В теплых коридорах наступила тишина.
У местного отделения кооперации челюскинцы получили несколько кусков ситцу. Местное население сорганизовали на пошивку постельного белья больным и здоровым челюскинцам.
Для обслуживания больницы и ухода за больными чукчами и челюскинцами выделили людей из числа спасенных. Новые больничные служители очень скоро отлично усвоили искусство ухода за больными. Многие стали большими специалистами: замечательно ставили банки, клизмы и прочее.
В недрах самой культбазы, у местной кооперации, у пограничного отряда, у местного населения разыскали добавочные продовольственные ресурсы: нашли не много, но это немногое позволило обеспечить всех больных правильным питанием.
Больничной кухней завладели повар и камбузник — челюскинцы. На трех примусах, починенных челюскинцами, и на крохотной больничной плите повар и камбузник умудрялись приготовлять различные диэтические кушанья для больных.
По утрам больничные печи, исправленные челюскинцем-печником, топил челюскинец-истопник. На эту почетную должность был выделен постоянный товарищ.
Грипп, который свирепствовал в больничных палатах, был достаточно зловреден. К 28 апреля врачи Кузьмина и Котова заболели сами. Кузьмина лежала в постели, а Котова еще бродила с температурой 38°. Третий врач — хирург Леонтьев находился по месту постоянной работы, в Уэллене.
Таково было «стратегическое положение на лечебном фронте» лаврентьевской больницы на 28 апреля 1934 года.
И надо же было случиться, что в этот вечер А. Н. Боброву стало плохо. Через пять минут все врачи собрались у постели больного.
Консилиум больных врачей установил у Боброва острый припадок аппендицита, грозивший прободением. Требовалось немедленное хирургическое вмешательство. Ни одна из женщин-врачей, не будучи хирургом, не решалась произвести операцию. Что делать? [443]
Разбудили Колесниченко (он возглавлял лаврентьевскую группу челюскинцев). Решили вызвать по радио из Уэллена хирурга Леонтьева и находившегося там же заместителя Шмидта т. Баевского.
Радиостанция находилась в четырех километрах. Было уже 12 часов ночи. Вскочив на собачью упряжку, Колесниченко помчался на радиостанцию.
Между тем больные врачи занялись подготовкой к операции. Всю ночь приводили в порядок, отогревали замерзшую операционную комнату, готовили воду, бинты, тампоны, кипятили инструменты. Ждали известия от Колесниченко, что он связался с Уэлленом. Но связаться с Уэлленом в неурочное для связи время оказалось чрезвычайно трудно. Радист всю ночь просидел у аппарата, и только часов в десять утра ему удалось передать телеграмму, вызывавшую Баевского и Леонтьева немедленно в бухту Лаврентия.
В Уэллене не оказалось ни одного исправного самолета — все находились в полетах. В наличии, кроме совершенно неисправного «АНТ-4», имелся еще маленький, на одного пассажира, «У-2», полуразбитый, с неисправным мотором, перекошенными плоскостями. Полет на таком самолете требовал от летчика, кроме героизма, величайшего мастерства.
Лететь по предложению Баевского вызвался Сигизмунд Леваневский. Сейчас же откопали полузанесенный снегом самолет, принялись налаживать для полета.
Часам к двенадцати дня мотор кое-как заработал. Леваневский, не теряя времени, поднялся, унося на борту хирурга Леонтьева. Вслед за ними выехал на собаках Баевский.
В бухте Лаврентия о моменте вылета самолета узнали по радио. Все в ожидании. Расстояние между Уэлленом и Лаврентием «У-2» может покрыть в один час с минутами.
А самолет вылетел и пропал. Час проходил за часом, но ни в Уэллен, ни в бухту Лаврентия не поступало сведений о самолете.
Что же произошло?
Самолетик держался в воздухе на «честном слове». Вследствие неисправностей в моторе (перегрев масла) Сигизмунд Леваневский, пролетая над гористой тундрой, должен был сделать вынужденную посадку.
Как окончательно не угробили при посадке в тундре полуразбитый самолет или по крайней мере как не нанесли ему новых повреждений, пусть расскажет сам Леваневский. Мне этот номер (а также и хирургу, который летел с Леваневским) кажется маленьким чудом, [445] не говорю уж о том, что сам Леваневский и врач не получили ни одной царапины.
«Чудо» произошло с Леваневским около часу дня. А в шестом часу вечера Леваневский снова поднялся в воздух и взял курс на бухту Лаврентия.
Ремонт самолета длился около пяти часов. Механика не было. Ремонтировал сам Леваневский. Леонтьев (хирург) ему усердно помогал, хотя и ничего не смыслил ни в самолетостроении, ни в авиации вообще. Но хирург был очень счастлив, когда Леваневскому для ремонта понадобилась коробочка не то от зубного порошка, не то от мыла. Эту коробочку хирург не забудет: она спасла жизнь Боброву.
Поблизости от места вынужденной посадки пролегала «большая дорога» между Уэлленом и бухтой Провидения. По дороге проезжал один чукча. Пилот и хирург его привлекли к ремонту. Несмотря на взаимное незнание языков, обе стороны как-то договорились. И в результате чукча кое-чем помог ремонту.
В шестом часу самолет взял курс на бухту Лаврентия.
В бухте Лаврентия самолета с хирургом ждали около часу дня. На аэродром вышла бригада челюскинцев. Аэродром был блестяще подготовлен.
А самолет с хирургом не летит. Не летит час, не летит другой, третий, четвертый.
Аэродромная бригада челюскинцев ждала на лаврентьевском аэродроме долгие часы. Наконец наступил момент, когда ожидание стало невтерпеж: люди твердо решили, что Леваневский и хирург погибли.
В первую очередь убрали с аэродрома посадочный знак. Посадочный знак — это колоссальная буква «Т» из черной материи, расстилаемая на аэродроме.
Стала таять и аэродромная бригада. Надо итти домой! Что же делать, если «У-2» погиб?!
В этот момент на горизонте показался какой-то самолет. Он не летел, а ковылял в воздухе. Челюскинцы мгновенно признали самолет Леваневского.
Но как он ковыляет! Он переваливается с крыла на крыло. Зрителю кажется, что самолет на краю гибели.
Самолет неуверенно закружился над аэродромом. Для находившихся на земле было ясно: самолет узнал бухту Лаврентия и ищет точку, где он может опуститься, но не видит посадочного знака. [446]
— Ребята, ложись!
Неизвестно, кто это крикнул, но каждый понял, что это означает. Все бросились на снег, образуя своими телами живое «Т».
Леваневский в воздухе понял маневр челюскинцев. Он стал снижаться, целя на живое «Т».
В хвосте живого «Т» пришлось лечь старичку-челюскинцу, судовому механику. Это был довольно забавный человек. Личность его хорошо характеризуется тостом, который он произнес на «Челюскине», когда мы встречали новый год:
«Да здравствует социализм и расточатся врази его!»
Тост был вполне искренний.
Так вот этому старичку пришлось лечь в хвосте живого «Т». Когда самолет Леваневского коснулся аэродрома и пошел на живое «Т», старичок страшно забеспокоился, как бы его не раздавило самолетом. Старичка тут же на месте успокоили очень дружескими словами: «Лежи ты спокойно, такой-сякой».
Самолет благополучно сел, и живое «Т» вскочило на ноги. Хирург вылез из кабины — его качало, он обалдел.
Через полчаса хирург Леонтьев оправился и произвел замечательную операцию Боброву. У Боброва начинался перитонит. Текли последние минуты, которые еще позволяли произвести операцию такого рода.
Операция происходила в операционной комнате, только что «размороженной». Семь тридцатилинейных ламп-молний создавали в операционной дикую жару. Со стен текло, с врачей и больного тоже текло.
Но жизнь Боброва была спасена.
Мало-помалу жизнь челюскинцев в бухте Лаврентия наладилась.
Во-первых, силами челюскинцев, прибывших первыми в бухту Лаврентия, было создано отличное общежитие. Каждого вновь прибывшего встречала чистая теплая комната, а в комнате — самодельная чистая койка, на койке — чистый матрац, накрытый ситцевой простыней.
Для каждого раздобыли одеяла. Нехватило подушек. Прибывшим последними пришлось подушки «сочинять». [447]
Наладили отлично общую столовую. Нашли достаточное количество посуды. Повара собственные, пекаря — тоже, уборщики, подавальщики — тоже. Не забудем, что все это «действо» происходило на Чукотке!
Была даже вытоплена баня. Баня имелась на культбазе, но ее уже не топили целых полгода.
Для того чтобы вытопить ее, понадобилась тонна угля. Зато в бане, кроме челюскинцев, вымылось все население культбазы.
На складах культбазы челюскинцы разыскали неисправную динамо, испорченный киноаппарат и запас изорванных фильмов. Все это починили и организовали для всего населения культбазы периодические киносеансы. Сеансы давались через день.
...
Из постоянных работ, производимых на культбазе, челюскинцы взяли на себя несение метеослужбы, наблюдение за лаврентьевским аэродромом и поддержание его в порядке.
После 1 мая началась вывозка челюскинцев в бухту Провидения (туда должен был прибыть «Смоленск»). Число челюскинцев в бухте Лаврентия стало быстро таять, и они уже были не в состоянии поддерживать свое сложное хозяйство собственными силами. Поэтому к хозяйству привлекли местное население — оно отозвалось чрезвычайно охотно.
К 14 мая, к моменту прихода «Смоленска», оставалось здоровых челюскинцев в бухте Лаврентия ровно столько, сколько было нужно для обслуживания больницы, больничной кухни и столовой для здоровых. Некоторые из больных к этому времени успели выздороветь и были отправлены самолетами в Провидение. Из шести тяжело больных выздоровели четверо. В рубрике тяжело больных оставались только двое: метеоролог Комов и инженер-конструктор Расс. У Комова грипп осложнился, и он к 14 мая лежал с температурой 40,4°, у инженера Расса грипп дал осложнение на сердце.
Но надо было двигаться на «Смоленск», который, выйдя из бухты Провидения, пробился сквозь льды и подошел к бухте Лаврентия. [448]
Выход из бухты Лаврентия на соединение со всем коллективом челюскинцев (все, кроме лаврентьевских, находились уже на «Смоленске») начался в час дня. Еще с ночи население окрестных чукотских поселений мобилизовало 41 нарту — более чем 500 собак. К утру у больницы и жилого барака челюскинцев раскинулся живописный лагерь.
Три часа длились одевание больных и погрузка на нарты. Для тяжело больных Расса и Комова нарты пришлось на руках внести в помещение больницы и затем вынести обратно с больными.
На «улице» больных покрепче привязали к нартам и тронулись в путь — на «Смоленск», во Владивосток, в Москву.
Расстояние от больницы на берегу до того места, где остановился «Смоленск» в Беринговом море, — километров двенадцать. Расстояние крохотное. Но вся беда заключалась в том, что пять километров из двенадцати необходимо было сделать по торосам открытого моря.
Езда по торосам на собаках — как это могло отразиться на недавно оперированных больных, швы которых еще не зажили? Как это могло отозваться на больных с пониженной сердечной деятельностью, как например у Расса?
В час дня «поезд» тронулся в путь. Он растянулся на два километра. Врачи Леонтьев и Кузьмина сопровождали больных. Они все время перебегали от нарты к нарте, проверяя самочувствие больных. В сумках у них было все необходимое для оживления человека: камфара, шприцы и прочее.
Путь по морскому участку, по торосам, оказался очень тяжелым даже и для здоровых.
К четырем часам дня все нарты благополучно подошли к борту «Смоленска». Выбежавшие навстречу с судна товарищи помогли нам при переходе через трещину, проходившую недалеко от судна. Тяжело больные были подняты на борт при помощи лебедки. После долгого перерыва челюскинцы на «Смоленске» снова наконец воссоединились.
Бухта опустела.
В 10.01.2021 в 17:32, Shellty сказал:HideВсюду, где появляются такие люди, все заряжается энергией, жизнью.Я сильно удивилась, когда почти слово в слово за Мехлисом, написавшим краткое предисловие к этой книге, подумала, что человечество, хорошо организованное в достаточно большой коллектив и на достаточное время, может все. Нет задач, с которыми оно бы не справилось.Мехлис, собственно, сказал следующее: "Героизм людей, привычных к коллективным действиям, превращается, в такую силу, равной которой нет в мире."***Знаете, вот...эта и ей подобные книги, они подчас написаны так угловато и неловко, чудно́ скомпонованы и щедро приправлены пафосом, конечно) но я берусь за них снова и снова, потому что они оставляют по себе ощущение прикосновения к чему-то светлому и прекрасному. К чему-то утраченному, но тем не менее все же возможному и доступному.Вроде той магии из мультика "Вперед", где герои живут привычной жизнью, вовсе забыв, что на самом деле они - волшебные)время мощных аналогийНо когда-нибудь мы вспомним. Я хочу в это верить.А покамест, будем читать хорошие книжки и быть добрее и отзывчивее друг другу.Просто потому, что мы это можем.-
7
-
2
-
-
Предвижу у себя два прохождения. Героини в мужском обществе и героя в женском))
-
2
-
-
2 часа назад, Хола сказал:Фёдор Михалыч жжот
Велика была воспитательная сила неиллюзорной перспективы расстрела, однако. Вон как человек перековался! Ведь сам был бунтарем) запрещённые книжки читал, бумажки раскидывал. А стал святее Победоносцева.
После того, как постоял немного на плацу, думая, что сейчас все, решил, видимо, что ну нафиг это бунтарство))
-
1
-
-
2 минуты назад, juliabee сказал:отродье Астарик плюсует за зло и гадости, задавая тон прохождению для тех, кто выберет его в сопартийцы
Можно с ним плюсы набрать и в добром прохождении, но это некоторым образом геморрой)
Но можно.
Так что это не препятствие для тех, кому очень хочется)
-
2
-
-
Продолжая челюскинскую эпопею, наткнулась на самый, наверное, атмосферный очерк во всей книге.
Выкладываю почти целиком, потому что он слишком хорош)
Предыстория: ледоколы не могли пробиться к лагерю Шмидта, разбитом на несокрушимых многолетних льдах, от идеи вывозить людей на собачьих упряжках так же отказались, потому что это было слишком опасно и для спасателей и для спасаемых, остановились на варианте с самолётами. Но принять самолёт посреди арктических льдов не так чтобы просто.
Механик А. Погосов. "Нас было трое"Пока в лагере шло строительство, в трех милях к востоку был найден чудом уцелевший аэродром вполне достаточных размеров: 600 метров на 150. Надо было приставить к этой находке сторожей, подготовиться к приему самолетов. 16 февраля я и Валавин — бортмеханик Бабушкина — переселились на аэродром.
Уже с первых дней нам сопутствовали небольшие приключения. Во-первых, в поисках аэродрома Валавин и Гуревич, возвращаясь в лагерь, сбились со следов и, застигнутые темнотой, заблудились в сугробах. Поднятая в лагере тревога и сигнальные огни показали им направление, и вскоре они, мокрые и усталые, приплелись в лагерь.
На следующий день был организован пеший караван для переброски на аэродром нашей палатки и всего необходимого. Наш передовой отряд во главе с Валавиным снова запропастился и долго нырял со льдин в сугробы. Наконец был найден кратчайший и лучший путь из лагеря на аэродром. [221]
В его западном углу мы выбрали льдинку покрепче и на скорую руку поставили палатку, даже не укрепив ее в снегу, — некогда было. Приволокли нарту с кукулями (спальными мешками), малицами (специальная меховая одежда для арктических условий), примусом и продуктами, и я с Валавиным остались на ночь.
Памятная ночь! Палатку продувало со всех сторон, вдобавок она оказалась прожженной в двух местах, причем камелька еще нет — не доставили. Несмотря на кукули и малицы, мы эту ночь почти не спали. За палаткой — пурга. В палатке почти то же. Пол ледяной. Холод пронизывает сквозь меха. Через каждый час мы заваривали чай и, согретые кипятком, пытались заснуть, но, разбуженные холодом, вновь принимались за чай.
Мы пытались согреться и по способу Валавина: налили в банку бензин и подожгли. Стало теплее. Но минут через 15 сам «изобретатель» не выдержал и бросил банку в пургу. В палатке стояла такая копоть, что мы друг друга не видели. Когда, продув палатку, мы посмотрели друг на друга, то хохотали несколько минут до колик, до боли в животе — на фоне черной палатки и «негритянского» лица белели только зубы и белки глаз соседа.
Способ Валавина был забракован. На следующий день наши лагерные товарищи, не забывавшие нас, в пургу, мороз и ветер притащили новую палатку, еще мехов, продуктов, а главное камелек и топливо. Новая палатка показалась нам комфортабельнейшим дворцом. Она была врыта в снег, завалена кругом и плотно закрывалась. Внутри стояли камелек и мешок угля. Наконец нам принесли фонарь. Комфорт, комфорт!…
На аэродроме остался теперь с нами и Виктор Гуревич. Эта наша тройка до конца следила за аэродромом. Пошли будни, нисколько не похожие на лагерную жизнь. Главной нашей заботой был аэродром. Он отличался необычайным коварством и ставил нас втупик неожиданными сюрпризами.
Во-первых, от перемены ветров и дрейфа, их силы и направления он то и дело менял очертания и уменьшался в площади. Раза три-четыре он приходил в совершенную негодность, и надо было все заново расчищать. Бесчисленное количество раз мы его чинили, удлиняли, расширяли, выравнивали.
Мы следили за ледяным полем недоверчиво и зорко и сигнальным порядком вызывали из лагеря нужный народ, инструмент и все необходимое для срочной ликвидации очередных трещин, следов пурги и сжатия ледяных валов.
Утром, на рассвете, и вечером, а иногда даже ночью, через [222] каждые два часа, а то и чаще, мы по очереди выходили в обход, аэродрома, внимательно изучая трещины — старые и новые, смерзшиеся и свежие. Каждому из нас были известны каждый бугорок, каждая прогалина. Малейшее изменение поля не укрывалось от наших глаз. И каждое утро мы сигнализировали в лагерь: «Аэродром цел, самолеты можем принять» — или вызывали народ для ремонтных работ.
Наша новая палатка, в которой поселились «трое черных» (так нас называли в лагере), не была совершенством в смысле благоустройства, удобств и утепления. В лагере уже давно оборудовали отепленные, освещенные и просторные палатки. Но мы с месяц прожили в своей, кое-как приспособившись. Когда камелек горел и раскалялся докрасна, возле него было тепло и даже жарко. А в углу замерзала вода, и продукты ничуть не отогревались. Висели сосульки по углам — результат наших попыток наперекор стихии согреть палатку. Ложились мы в кукули, одетые в меха. Спать было тепло конечно. Но к утру борода примерзала к кукулю. И если по неосторожности кто-нибудь из нас не залезал с головой и в шапке в кукуль, то рисковал обморозить нос или уши, что неоднократно и случалось. Особенно мы опасались за внушительных размеров нос Виктора, однако Виктор был достаточно осторожен.
Самым тяжелым в жизни был утренний подъем — растопка камелька; приготовление завтрака было куда веселее.
Температура в палатке была чуть повыше наружной. Растопка камелька сопровождалась ворчанием и весьма крепкими выражениями по адресу жестокой Арктики. Часто потираешь руки, но они быстро деревянеют и абсолютно не слушаются хозяина.
Наконец камелек растоплен, и в палатке становится терпимее. Около камелька все тает и мокнет. Нарубив вчерашнего супа и мясных консервов, дневальный готовит завтрак, будит остальных: — Эй, орлы! Вылезайте из мешков! Минуту на размышление, две на одевание (надо натянуть только валенки), а то замерзнет чай! Угроза действует. Из мешков появляются бородатые лица, и только по цвету бороды можно различить их владельцев. Потом начинается очередной трудовой день. Изредка приходится итти в лагерь за продуктами. Довольно часто, почти каждый день, у нас в гостях Воронин, Бабушкин или Бобров. Да и вообще нас в лагере не забывают, навещают, все время присылают дрова, бензин, продукты и… новости.
Дни горячки — это летные дни, когда дан сигнал о вылете [223] самолета. В такой день на аэродроме полно. Оживление царит в нашем «аэропорту». И наша вывеска на палатке почти оправдывает себя. На доске тщательно выжжено: «Аэропорт 68° с. ш. 173 з. д.» — это координаты точки в Чукотском море, вокруг которой примерно дрейфует наша льдина и где погиб «Челюскин».
Хуже бывало, когда очередной передвижкой льдов нас отрывало широким разводьем от лагеря. Тогда в ожидании, пока замерзнет полынья, в течение 2–3 дней мы совершенно одни оставались в нашем «аэропорту», варили традиционную уральскую «шкуру» по рецепту Валавина. Варить никто не умел, но «шкура» (нечто вроде клецок) получалась отличная.
Рискнули как-то сделать оладьи — удачно, но много угару. Большинством голосов решили приготовлять их, как лакомство, пореже. Так протекали наши будни, но довольно часто они прерывались яркими и памятными событиями.
21 февраля мы получили сведения, что самолет «АНТ-4» Ляпидевского вылетел с рассветом в лагерь. С вечера лед потрескивал, и на аэродроме было несколько свежих трещин, поэтому мы бегали каждые 15–20 минут по всему, тогда еще обширному аэродрому, просматривая опасные места. Состояние было напряженное. Вскоре пришел Бабушкин. Только пошли мы осмотреть аэродром и выкладывать «Т», как заметили новую трещину, пересекавшую по диагонали весь аэродром. Трещина росла у нас на глазах. Самолет уже час в воздухе. Ждем. Трещина все шире и шире. Когда местами трещина дошла до полуметра, было ясно, что аэродром в прежнем виде не годится для приема машины. Я бросился собирать флажки, но был остановлен обратной передвижкой льдов. Обе половины аэродрома стали надвигаться одна на другую вдоль всей трещины, и кое-где уже стало торосить. Треск ломающегося льда заглушал голоса, и приходилось кричать. Невдалеке откололо кусок аэродрома. Через пятнадцать минут там, где была трещина, громоздилась гряда высоких торосов.
Стало тише. Собрав флажки, мы бросились вымерять уцелевшую северную половину площадки. Она оказалась размером 400 X 100 метров в одном конце и 400х200 в другом. К этому времени прибыл народ из лагеря. Срочно бросились расчищать площадку от заструг и расширять ее по мере возможности. Самолет надо принять!
На аэродром уже прибыли женщины с детьми. Переодеваются потеплее. Скоро должен появиться самолет. Работали, не жалея сил, — по два человека на инструмент, чтобы избежать простоя. [225]
Поставили на вахту вдоль подлой трещины людей, которые должны были немедленно сигнализировать об опасности. Около «Т» тоже стоял человек, чтобы в случае чего быстро переделать ее в крест.
Но проходит час, другой, третий. Нет самолета. Настроение у некоторых стало падать. Где самолет? Почему его нет? Пять часов… Нет самолета. Стало темнеть. Послали в лагерь, к радио. Может сигналы перепутали на вышке? Только к вечеру получилось сообщение, что самолет, пробыв в воздухе 7 часов 40 минут, не нашел лагеря и вернулся в Уэллен. Вздохнули спокойнее. Целы летчики, механики, самолет.
Памятен день 5 марта, когда прибыл первый самолет Ляпидевского и, забрав десять женщин и двух детей, благополучно доставил их в Уэллен. Получив сигнал, что самолет готовится к вылету, мы, проверив аэродром и выложив «Т», стали ждать. Вскоре сигнал: «Вылетел». Погода стояла замечательная. Спокойно, слабый ветерок, очень удобный для приема самолетов на наш ограниченный аэродром.
В ожидании пассажирок (должны были лететь женщины) сели играть в домино. Время от времени я выходил смотреть горизонт. Вышел, и вдруг — далекое и громкое «ура!» Одновременно услышал звук мотора. В палатке Виктор тоже крикнул: «Самолет»! Пулей вылетели втроем на поле и мигом стали по местам.
С юго-востока быстро приближался долгожданный самолет «АНТ-4», мощно распластав в воздухе свои металлические крылья. Сделав над аэродромом небольшой круг, он сразу пошел на посадку и, приземлившись, сел у самого «Т», как было условлено по радио, прирулив к нашей «шаврушке» (или «амфибушке-стрекозе», как у нас называли самолет Бабушкина).
С какой радостью встретили мы первых наших спасителей! Привели их в палатку, угощали горячим какао, папиросами, расспрашивали. Они очень удивлялись нашей благоустроенной и теплой палатке, спасенному и стоявшему на аэродроме самолету Бабушкина, нашей жизнерадостности и нашему здоровому, бодрому виду.
Между тем народ из лагеря запаздывал. Оказывается, их путь отрезало разводье, и челюскинцы принуждены были тащить из лагеря шлюпку-ледянку и переправляться на ней через полынью. Только через час, запыхавшиеся и радостные, стали прибывать наши. Скоро на аэродроме было полно народу. Кинооператор Шафран торопливо вертел ручку своего киноаппарата, снимая самолет, летчиков, механиков, женщин, Отто Юльевича, Владимира Ивановича, каждого отдельно и всех вместе у самолета. [226]
Женщины одеваются. Кадр. Женщины садятся в самолет. Кадр. Прощаются. Кадр. Взлетают. Кадр. Наши корреспонденты тоже дали волю своим карандашам, обрадованные разрешением Отто Юльевича послать по сто слов в Москву. Начальник расщедрился не зря — самолеты привезли нам свежие аккумуляторы.
Женщины и дети улетели. Как гора свалилась с плеч. Я не выдержал и под дружное пение провожающих пустился в дикий и родной пляс — затопал «Шамиля», разметая кругом снег.
Потом пошли опять тревожные дни. Аэродром понемногу ломало. Он весь был испещрен старыми и новыми трещинами. С севера нас все время беспокоила большая гряда торосов, которая систематически надвигалась на наш аэродром, съедая его по метру, по два ежедневно.
Мы все работали три смены подряд — пришлось расчистить от целой гряды торосов около 500 квадратных метров площади. Трещины засыпали льдом и снегом.
Нам уже с неделю построили хорошую теплую палатку с окном из бутыли и с дверцей, обитой войлоком. Пол у нас был теперь деревянный, и в палатке днем ни вода, ни продукты не замерзали. Ночью, залезая в кукули, мы смело могли снимать меховую одежду.
Однажды на аэродроме были убиты первые и, к сожалению, последние два медведя. Дело было так. Прибыла первая смена для работы на аэродроме. Так как я был во второй смене, то спокойно сидел в палатке, слушая последние новости с материка. Вдруг снаружи крики:
— Медведи! Медведи! Три! Где? Вон там! Винтовку скорее!
Я быстро схватил винтовку, которая всегда висела заряженная над головой, и выбежал навстречу Виктору, влетевшему в палатку с криком:
— Сашка, винтовку! Скорее!
Пока я, ослепленный, рассматривал заснеженные льды, мне притащили шлем и пачку патронов. Мы втроем — я, Виктор и Гудин — побежали наперерез медведям, шедшим гуськом в километре от нас, с подветренной стороны.
Бежали долго — впереди Виктор с наганом, за ним я и Сергей Васильевич. Наконец медведи пошли в нашу сторону. Мы залегли в снег, чтобы подпустить их поближе. Я все ругал Виктора, который, [227] как молодая гончая, горячился и порывался вперед. Я боялся, что медведи, заметив нас, убегут. Так оно и вышло. Не выдержав, Виктор выскочил из-за сугроба и стал махать руками, как бы приглашая дорогих гостей. Медведица, стоявшая на задних лапах, увидев Виктора, быстро опустилась и, заревев, повернула обратно. Медвежата — за ней.
Они были в 250 метрах. Крепко выругав Виктора, я быстро прицелился в медведицу и, когда она оглянулась, выстрелил.
Попал. Она заревела и завертелась на месте. Сергей Васильевич только шепнул: «Есть!» Теперь — в медвежонка. От второго выстрела медвежонок сразу упал. Тем временем медведица, став на задние лапы, свирепо рычала, потирая морду. Я еще раз прицелился медведице в грудь и, уложив ее, стал искать второго медвежонка.
Скрываясь за льдинами, тот улепетывал во всю мочь. Пробежав вперед метров 20, я еще раз выстрелил, но неудачно — медвежонок был уже далеко, и я его только ранил. Мы пустились за ним по горячим следам, но так и не догнали.
Когда мы, усталые и мокрые, вернулись к палатке, то с убитых медведей уже сняли пушистые шкуры, и, погрузив туши на нарты, смена потащила в лагерь нежданную добычу. Несколько дней выдавалось свежее мясо сверх нормы. Все это было и во-время и хорошо. Плохо лишь, что наш биолог-зверобой Белопольский, зимовавший как-то на Чукотке, показал нам, как чукчи едят свежую сырую медвежатину, и сам съел ее слишком много и серьезно заболел. А Виктора я еще долго упрекал за то, что он напугал своей рыжей бородой медведей и мы упустили третьего красавца.
Медведи, видимо, всю ночь ходили вокруг палатки и по аэродрому и, голодные, пробовали съесть датский флаг, но отказались — невкусный вероятно. Во всяком случае в желудке у медведицы нашли кусок злополучного флага и окурки папирос «Блюминг». Медведей мы больше не видели, хотя дней пять я ежедневно ходил на рассвете в те места, думая подстеречь третьего.
Тем временем наш аэродром доживал последние дни. Уже найден был новый аэродром, поближе к лагерю. Наконец получили известие, что Каманин прибыл в Уэллен. Слепнев также на новой американской машине перелетел из Нома в Уэллен.
...
Ну вот наконец к нам прилетел Слепнев на американской машине и вслед за ним два «Р-5» с летчиками Каманиным и Молоковым. Начались горячие дни. Слепневская быстроходная «американка» — нарядная, чистенькая и кокетливая — три раза пыталась итти на посадку и наконец при попытке сесть наискось против ветра заковыляла по ропакам и перевалилась на бок.
На аэродроме воцарилось гробовое молчание. Мы побежали к машине. Слепнев уже вышел из кабины, осмотрел повреждения, а Ушаков, прилетевший со Слепневым и привезший собак, стоял рядом с ним. Оба были целы и невредимы. [230]
Пожав им крепко руки и успокоившись, мы стали расчищать поле, пробили в ропаках дорогу к аэродрому и стали подымать самолет, стягивая лентой разъехавшееся шасси. Через два часа самолет уже был на ногах, и его дружно тащили на аэродром. В это время появились два самолета «Р-5». Раза два прицелившись к небольшой полосе аэродрома, обе машины благополучно сели одна за другой, еле остановив свой бег у границы аэродрома. Настроение, заметно упавшее при неудачной посадке «американки», быстро поднялось. Через полчаса, забрав пять человек, они улетели в Ванкарем. Слепнев остался ждать запасных частей для помятого хвоста самолета.
Погода испортилась. От сильного нордового ветра льды кругом стало сильно торосить. В ночь на 9 апреля наш аэродром сломало окончательно на несколько кусков, разъединенных трещинами по метру и по два. Рядом с нашей палаткой прошла трещина и разошлась на пять метров. Запасный аэродром тоже треснул по диагонали. Местами образовались полыньи. В лагере тоже прошла большая трещина, и стало сильно торосить. Наш камбуз сломало. Всю ночь и следующий день длилась полундра. Надо было спасать продукты, делать новый аэродром, перетаскивать слепневскую машину. Разметив площадку в 450х100 метров, мы стали работать. Работали уже через силу, но по радио сообщили, что к нам летят самолеты, и надо было спешить.
Только привели площадку в нормальный вид, вдруг слышу крик: — Погосов, беги сюда. Трещина расходится!
Верно. Трещина, отколовшая около 150 метров вновь расчищенного аэродрома, прямо на глазах расходится. А самолеты вот-вот будут. Неужели крест выкладывать им? Быстро бросаю людей на конец аэродрома для удлинения его до 400 метров. Сам бегу офлажить проклятую трещину. Пришедшая вторая смена вместе с оставшейся первой делает все, что в человеческих силах. Руками, лопатами, трамбовками, пешнями и нартами дробят ропаки, ровняют площадку, тащат глыбы отколотого льда. Только к вечеру получаем сведение: «Из-за тумана самолеты вернулись в Ванкарем».
На следующий день, закончив вчерне аэродром, бросаем людей на перетаскивание самолета Слепнева. Самолет уже на полпути, но его движение остановила новая передвижка льдов. В двадцати метрах впереди лед ломает, торосит. Громадные льдины вылезают мокрые из воды и с шумом и треском обрушиваются. Под ногами кругом [231] трещит. Ветер. Солнце тускло светит сквозь поднявшуюся поземку. Ребята молча ждут затишья, чтобы, прочистив дорогу в новых ропаках, перетащить самолет на прочную льдину у аэродрома. Все устали — ночь почти не спали.
Передвижка льдов прекратилась. Быстро пробиваем в торосах ворота, засыпаем несколько трещин кусками льда. Посылаем за помощью в лагерь. Наконец дорога пробита.
Дружно вцепившись в самолет, но команде: «Раз, два, взяли! Еще взяли!» — самолет трогается с места. «Взяли! Взяли! Взяли!» — И самолет ползет, ныряя по ропакам и перебираясь через зыбкий лед засыпанных трещин.
Взялись за дело во-время. Опять начинается передвижка льдов, но уже где-то позади. Самолет на новом аэродроме. Здесь спокойнее.
10-го Слепнев улетел. Прилетали Каманин и Молоков. «Р-5» брали по пять и даже по шесть человек. Прилетели также Водопьянов и Доронин. Наш аэродром работал, как хороший аэропорт. Один самолет садится, другой взлетает. Садятся по два сразу. Все это делалось так быстро, что иной раз приходилось вне очереди сажать на машину любого находившегося на аэродроме. Летали Каманин, Молоков, Водопьянов.
Еще раз забеспокоились, когда машина Доронина на взлете надломила ногу (шасси). Народу уже осталось мало. Думали в этот день перебросить всех из лагеря на сушу. А тут и самолет остается на льду. Оттащили машину в сторону, подняли. Каманин очередным рейсом привез запасные части. Кое-как всунув в трубки шасси обрезки лома, закончили ремонт. Самолет к вечеру вылетел. На взлете все наше сооружение обломалось, но самолет уже оторвался, улетел и, несмотря на подломанную ногу, благополучно сел в Ванкареме.
.
-
3
-
1
-
1
-
-
4 минуты назад, leetSmithy сказал:А ещё там великие Филиппов и Готлиб Ронинсон! :) Моя любимая сцена в фильме: особенно шикарен взгляд Остапа в конце, вроде такой «Ни фига себе! А мальчик-то растёт на глазах!»
О да!)
Впрочем, там почти любую сцену можно брать на цитаты. Они совершенны :3
Показать контентHideА еще, вот, с Мироновым постановка, там, по сравнению с этой, как-то местами очень торопливо говорят. Как-будто небрежно к тексту относятся. Лишь бы быстрее проговорить. Меня это раздражает :/
А тут все так вдумчиво, со вкусом..
"Обедни-то, небось, уже не служите?" (ц)
Идеально ^^
-
1
-
1
-
-
14 минут назад, leetSmithy сказал:Зато в Захаровском мюзикле (тот, что с Мироновым) появились некоторые фразы, коих нет в оригинальном произведении, но которые по духу и форме никак не отличаются от великолепных оборотов Ильфа и Петрова. Zum Beispiel:
– Киса, спрошу Вас как художник художника: Вы рисовать умеете?
Фраза прекрасна хD
Не, я не говорю, что он как-то плохо сделан, как трактовка, имеет право быть, и многое там очень хорошо, просто лично мне образ Остапа в исполнении Гомиашвили ближе) Более ламповый он)
-
17 минут назад, Ribka сказал:как раз планировала познакомиться с оригиналом истории, потому что фильм вспоминаю, как этакую лёгкую комедию
Я б не сказала, что фильм кардинально отличается по духу от первоисточника. Подразумеваю кино с Гомиашвили, если что. С Мироновым мне не нравится, я его не смотрю (хотя Остап в исполнении Миронова куда более циничен, чем тот, другой).
Поначалу, разве что, все довольно весело, но перевалив за середину становится вовсе не смешно. А Золотой теленок ещё дальше идёт в этом смысле. Сцена, где Остап выясняет у Зои нужные ему сведения, а она вдруг все понимает - ее даже смотреть тяжело, хотя строго говоря, ничего ужасного не происходит. Ни кишок, ни кровищи нет.
К чему я все это?
Не вижу ни одной причины для того, чтобы хотя бы раз в жизни не причаститься первоисточника.) Творчество этого дуэта писательского эталонное по всем параметрам) Форма, содержание, лексика. Образец.
*яростно агитирует*
-
2
-
-
8 часов назад, juliabee сказал:Нетту вообще для всех переделали, видимо, решили, что раз друли добрые и хорошие, значит, травить зараженного прям с ходу - неправильно. Теперь никаких кубиков, достаточно честно изложить проблему и не наезжать (скрытый бросок на Внимание есть, но он чисто для уточнения ситуации).
Это они зря, кстати. Такой роскошный срыв шаблона был))
-
8
-
1
-
-
8 минут назад, Legislator сказал:У меня этот фильм уже на стадии визуала вызывал оторопь
Зато я так смеялась, так смеялась)
Волшебный идиотизм хD
Последний раз я так хохотала над фильмом, пытающимся сделать вид, что он не иронизирует сам над собой, когда смотрела "Тепло наших тел". Короче, "Сумерки", но про зомби.
Если смех продлевает жизнь, то я себе лет пять вернула, не меньше))
-
1
-
-
Наткнулась на такую феерию!
Называется "Небесный капитан и мир будущего".
Боже, это.. это.. у меня нет слов... Шедевр, достойный последних дней российского кинематографа! Индиана Джонс и Звёздные войны в одном флаконе, версия для бедных!
Там есть всё: фирменная актерская игра а-ля "врача, врача, скорей врача", спецэффекты, созданные на калькуляторе, Дарт Вейдер в юбке, гигантские летающие Бендеры с блестящими стальными задницами, чудовищное колорирование и жирный блюр всего видеоряда под якобы нуар, полная коллекция клише за всю историю кинематографа, одноглазая Лара Крофт, и, конечно, Джуд Лоу, прекрасное лицо которого лепили ангелы, как это всем известно. Как его туда заманили, как?!
Режиссер, вероятно, знал какой-то ужасный грязный секрет и бесстыдным образом шантажировал его, иначе я не знаю, как объяснить такой залёт. Он был молод и ему нужны были деньги? (ц) но ведь 2004 год всё-таки..
Что самое смешное, персонаж Лоу хара́ктерный, хорошо прописанный, и вкупе с природным обаянием актера смотрится максимально органично (внезапно, да?) во всей этой куче известно чего. Диалоги с журналисткой сначала довольно унылые, но постепенно разгоняются и в финале вообще просто огонь местами. Как вы это делаете, людиии?!)
В общем, если хочется орать не переставая два часа кряду от восторга и ужаса одновременно
и увидеть, как обаяшка Джуд бьёт женщину, то стоит включить "Небесного капитана" и наслаждаться, потому что там все так плохо, так плохо, что даже хорошо.
-
1
-
1
-
1
-
1
-
1
-
-
*продолжаю свою книжку про челюскинцев*
Оказывается, Умка - по-чукотски и есть "белый медведь". А я вот и не знала, однако!)
Показать контент
Hide-
6
-
-
В 26.02.2021 в 19:59, Doctor Harbinger сказал:Царьпанк
Видала я на Ютубе один ролик, как раз про это.
Показать контентHide-
1
-
1
-
-
По настоятельной рекомендации @Nevrar прошла. Закончила вот на днях.
Много говорить не буду, т.к. многое уже было выкрикнуто и пробегано по потолку у него же в личке, но кое-что отмечу.
Столь матёрой драмы мне не попадалось очень давно. Последний раз в "Лабиринте фавна", который я досматривала обливаясь слезами, набрав их, наверное, целый тазик.
Но лабиринт фавна идёт 1,5 часа, а в эту игру я играла больше трёх месяцев, потому что я в принципе медленно играю, а игра очень длинная, а потом с середины работа влезла. В итоге, некоторые моменты, которые стоило бы проскочить побыстрее, оказались размазаны на недели.
Бандитская романтика - не мое. Бить людей прикладом, отбирать у них последнее - местами оставляет настолько мерзкое послевкусие, что хотелось просто бросить все к черту. Сцены, как нарочно (полагаю, и правда нарочно) поставлены так, чтобы вызвать максимально негативные чувства.
Наблюдать за протагонистом во второй половине игры, и ближе к финалу - физически тяжело. Удовольствие, которого я предпочла бы избежать, но иначе было не узнать, чем кончится.
Прохождение это, можно сказать, пришлось выстрадать вместе с Артуром, и... в итоге получить чудовищно несправедливый, но к сожалению весьма реалистичный финал.
Чудесный мир, погода, природа, животные. Волшебство. Было, куда скрыться, чтобы реабилитироваться от мерзости Артурова бытия. Охота и ловля диких лошадей поглотили меня надолго, задвинув сюжет на второй план. Окрестности озера Ованджили - хотела бы я там жить. Вообще, все, что связано с лошадьми сделано на высочайшем уровне, тут я точно знаю о чем говорю.
Фантастическая музыка. Звуковой ряд не иначе сам Тарантино помогал выбирать) Персонажи: поступки, мотивация, характеры, все завязано в сложнейший узел, который виртуозно распутывается в конце.
Драма. МОРЕ СТРАДАНИЙ. Любителям страданий однозначно надо рекомендовать. ))
Итог: игра шедевральная.
Проходить ее было очень непросто, но она на сто сорок шесть процентов стоит потраченного на нее времени и моральных сил. Последний раз такой эмоциональный шторм у меня вызывал МЕ1, но было это десять лет назад, и совсем с другим знаком.
Игра - веха. В списочек игр на все времена рядом со второй халфой.
Но второй раз меня туда загонят только под дулом автомата))
-
11
-
1
-
-
Из атмосферного во всех смыслах:
Штурман "Челюскина" Марков, продолжающий вести судовой журнал и на льду:
1 марта
"Пятибалльный ветер при 33° мороза. Холодно-холодно. Тянет поземка. По крыше точно кошки бегают. Посередине лагеря змеится новая трещина. Из-за холода не работаем. Сидим в палатке, читаем Шолохова." (ц)
HideНу и так, из обстановочки в целом.
.Заместитель начальника экспедиции А. Бобров
"По своему развитию наш коллектив был такой же разношерстный. От безграмотного строителя до ученого — такова амплитуда.
Путь между Ленинградом и Мурманском помог нам разобраться в людях, и в Мурманске было списано из команды и обслуживающего персонала около 15 человек, не пригодных к арктическому походу.
...
Серьезную культурную работу мы начали вести после Мурманска.
В первую очередь мы решили ликвидировать неграмотность и малограмотность среди строительных рабочих. Благодаря упорству Зинаиды Александровны Рыцк нам удалось вовлечь в учебу всех строительных рабочих.
Успехи в учебе строителей сделали перелом в настроении нижней и палубной команды. Кочегары и матросы ранее скептически относились к занятиям строителей, но когда убедились, что многие строители по знаниям стали превосходить их, решили учиться.
...
Особенно выделился в учебе и в работе печник Дмитрий Ильич Березин. Начал он обучаться с азов, но в скором времени перегнал своих товарищей. Березин, ликвидировавший свою неграмотность, заинтересовался литературной деятельностью и часто обращался к нашим писателям и журналистам за указаниями, как описывать события. На льдине его дневник случайно попал к Баевскому (экспедиционный журналист), и он поместил в нашей стенгазете ряд очерков Дмитрия Ильича, написанных очень живо, красочно и интересно. Так вырос Березин за несколько месяцев пребывания на «Челюскине».
Таких, как Березин, у нас выявилось много. В начале февраля в торжественной обстановке были произведены испытания для всех учащихся. На этих экзаменах присутствовали все члены экспедиции во главе с Отто Юльевичем Шмидтом. Вопросы учащимся задавались не только преподавателями, но и присутствующими. Испытания показали, что недаром были потеряны время и силы. Экзамены показали, что люди вполне подготовлены для того, чтобы продолжать учебу уже по более расширенной программе. Тогда Колесниченко внес предложение перевести всю учебу из кружковой в курсовую. Мы хотели создать техникум. Но, к сожалению, наши планы разрушили события 13 февраля.
...
Каждый челюскинец или учился или учил, а чаще всего совмещал и то и другое."
Hide-
7
-
-
10 часов назад, Shellty сказал:Да ето же практически симмонсовский "Террор", но без нелепого хтонического медведя
Да там без медведей всякого хтонического хватает.
Я вот все пытаюсь представить, как прожить два месяца на движущемся льду в -30/-40 в палатке, и несмотря на подробнейшее описание, получается с трудом :/
То есть, конечно, у них были меховые спальные мешки и вот это все, но блин.. как жить, когда снаружи палатки -35, а внутри крошечная печечка нагрела воздух аж до целых +10. Но в обед вернулись соседи и все выстудили, пока открывали дверь.
Спустя буквально несколько дней на 50 человек из 100 построили бревенчатый барак (много стройматериала всплыло с палубы парохода.), И вот в нем было +15 стабильно. Но только на уровне груди. А у пола +1 градус примерно.
Месяц спустя лёд разорвал этот барак пополам, кстати.
В общем, то, что погиб только один человек за все это время, это охренительное достижение, необходимо признать. Обстоятельства явно располагали в гораздо более печальному финалу.
-
6
-
-
Я тут постепенно прочитываю свою первую в этом году книгу "Поход Челюскина", изданную по горячим следам в 1935 году.
Сподвигла меня на это мемориальная доска в Петропавловске Камчатском, фото которой прислал братец, с благодарностью экипажу ледокола "Красин" от жителей города. Где в том числе и упоминалась знаменитая экспедиция.
Для меня вся знаменитость заключалась в том, что я регулярно натыкалась на упоминания о Челюскине, но ничего толком о нем не знала. Это была последняя капля и я решила: доколе?!
Первой попалась книженция, изданная в девяностые, с первой же страницы пахну́ло душком, соответствующим времени. Второй открыла издание 60х годов, оказавшееся невыносимо слащавым. В итоге остановилась на самом первом издании, в том числе и потому, что это не просто описание плавания. Это сборник воспоминаний очевидцев, записанный по горячим следам. Все, от капитана и до кочегара, от физика до уборщицы, сказали свое слово.
К слову сегодня пришлись женщины-ученые, а вот ещё радист Кренкель:
Показать контент"Сумерки упали на ледяные поля. Пурга.
Начальник объявляет перекличку. Все налицо, за исключением Могилевича, погибшего вместе с «Челюскиным». Дико, чуждо и неуютно нам, потерявшим свой «кров и дом».
Мы на льду. Но хныкать и философствовать, созерцая воронки, крутящиеся там, где недавно стоял «Челюскин», не приходится. Для всех имеется дело.
Вспотевшие, мокрые от неистовой работы, люди снова набрасываются на то, что осталось от «Челюскина». Люди не чувствуют ни тридцатиградусного мороза, ни семибалльного ветра. На льду вырастают бастионы из ящиков, бочек, материалов. Начинают сооружать палатки. Мне же предстоит срочно добиться связи с материком.
На три топора огромный спрос, но для радио получаю топор вне всякой очереди.
Радиобригада занята установкой мачт. Уже совсем темно. Нужные вещи раскиданы по льду. Где колышки? Помощников много, но дело двигается медленно. Колья пробивают снег, но дойдя до льда, не хотят держаться.
Мачта была очень жиденькая и изгибалась, как удочка. Бегающие в сумерках и в пурге, отворачивающие лица от ветра люди налетали на мои оттяжки, выдергивали колышки; с таким трудом установленная мачта грозила упасть. Ясно, что тут происходили весьма короткие, но зато очень красочные диалоги. В конце концов, кое-как укрепив оттяжки за колышки и патронные ящики, удалось установить мачту.
HideДля тех, кто, как и я, не был знаком с этой историей, немного контекста:
В 1933 году ледокольный пароход "Челюскин", чудовищная махина, сжирающая в своих топках по 1,5 тонны угля в сутки (!) был снаряжен в плавание по не освоенному ещё Северному морскому пути. Задача: из Ленинграда через Баренцево, Карское, Лаптевых, Западно-Сибирское и Чукотское моря выйти в Берингов пролив за одну навигацию, закрепив успех своего предшественника "Сибирякова".
Это экипажу из немногим более ста человек почти удалось, но в последнем, Чукотском море, ледовая обстановка была на редкость неблагоприятная и пароход оказался зажат во льдах. Впереди маячит перспектива зимовки на пароходе, дрейфующем вместе с полярными льдами, но это не самый плохой вариант.
Я, как потомственный житель средне-русской равнины, всегда представляла себе льды, как некие снежные поля, опасные лишь весной, но никак не в лютую стужу. Арктические льды - это нечто принципиально иное, и поведение их ничем не отличается от поведения литосферных плит, только ускоренное в миллионы раз. Гонимые морскими течениями и ветрами, ледяные континенты сталкиваются, и тогда многометровая толща скалывается с жутким грохотом, "торосится". Ледяные горы до десяти метров в высоту громоздятся друг на друга, продвигаясь вперёд с поразительной скоростью несколько километров в час по линии так называемого "сжатия". По линиям этим действуют силы, противостоять которым не может ни один корабль, поэтому зазимовавщему экипажу остаётся лишь уповать на везение, и надеяться, что "сжатие" пройдет где-нибудь подальше.
Челюскину не повезло. Спустя три месяца зимовки, его корпус льды разорвали как бумагу. Благодаря научным исследованиям, что велись на борту и организационным талантам руководителей экспедиции, к катастрофе удалось подготовиться заранее. О ней знали, и даже время удалось предсказать достаточно точно. Во льду судно тонет не быстро, успели сбросить и провиант, и палатки, и одежду, и даже спасти кое-что из личных вещей. Команда, включающая в себя более десяти женщин и двух детей, эвакуировалась в полном порядке, погиб один (один) человек. Сорвавшаяся со своего места бочка отбросила его от трапа, и как раз в этот момент пароход резко пошел ко дну.
И вот, эти сто человек оказались, хотя и подготовленные, и организованные, но посреди ледяной пустыни. Мороз, пурга, ветер, а под ногами полная неизвестность, ведь ледяные материки не только сталкиваются, но и иной раз расходятся, никого не спросясь.
Так началась жизнь лагеря, получившего название лагерь Шмидта, того самого, не отягощенного патриархальными предрассудками Отто Юльевича)
Приступаю ко второму тому.
-
8
-
1
-
-
22 минуты назад, Shellty сказал:вы обращали внимание, как среди десятков и десятков перечисляемых Лемом вымышленных ученых-соляристов нет ни одной женщины?
При этом в 1934 году:
"Сомневалась, возьмут ли в экспедицию сквозного плавания женщину. Правда, пример уже был — на «Сибирякове» среди научных работников была Русинова. Все же не было уверенности в том, что возьмут. Однако Отто Юльевич не только согласился взять меня, но даже приветствовал появление женщины среди штата научных работников."
(ц) Параскева Лобза, химик в полярной экспедиции знаменитого "Челюскина", не единственная, кстати, женщина учёный там.
Так, занятное наблюдение)
-
4
-
1
-
Впечатления о просмотренном
в Фильмы
Том Круз, как профессионал своего дела, великолепен, конечно.
Но лично для меня мало что может затмить мастера современного танца, Лесса Гроссмана хD
Не сказать, что очень люблю сам фильм в целом, но эта роль, это адЪ просто.
Не в вампирскую тематику, но в тематику ролей Круза)