Meshulik

О, как хорошо. Паальчики шевелятся. Один из капюшончиков продемонстрировал напоследок зрителям трансляции средний палец. И вот, ни пальчиков, ни капюшончика… Нет даже панциря. И тела нет. Нет дыхания. Нет страха. Нет вины. И нет, наконец-то этого «нет». Отсутствие вечного, пожизненного отсутствия. Я могу вдохнуть. Но нет и желаний. Полная пустота, сжавшаяся и та до неуловимой точки. Нет голоса. Нет запаха. Нет жизни. Где всё??? Спора, микроскопическая, ничего не значащая, былинка в космосе, ничто. Смерть. Ничего. — Маргоооо… Оооо… Марго… ты… — Не надо, молчи. Давай, сделай вдох. И тужься. Не трать силы… — Холодно. Марго… Ма… ты забери его. — Дыши, любовь моя. Не надо. Мы справимся. Мы поимеем эту Антарктиду… — Ой, не надо про поимеем. Как ты можешь думать о сексе в такое… Ох… — Дыши. Тужься и дыши. И хватит ржать. Что я сказала? — Всё, всё, не ржу. Тужусь. Видишь? Я стараюсь. — Молодец. Старайся. — Я стараюсь… Марго. — М? — Ты заберешь его? — Заткнись. Мы выберемся. Потом будет много, много хорошего. Много еды, тепла. — «Марз»… Хочу бургер из «Марза». — Да, да, да, мы поедем в «Марз», возьмем по бургеру, будем пить натуральный кофе из фарфоровых чашек, играть в петанк, сходим на скалодром, повисим в искусственной невесомости. — Там зимний сад. В «Марзе». — Мы занюхаем в нем все лилии. — Обещай мне. — Заткн… — Марго!!! — Да, я заберу его. — Люблю. Тебя. Живи. Спора раскрылась, мгновенным взрывом рождаясь в универсуме. Он потянулся, ища опору. И ощутил, что не одинок. Здесь повсюду разлито тепло и безусловное принятие. Неважно, чье. Ласково свернулся серебристым сиянием. Все есть мы, и мы ничто. Как в момент рождения, когда тело неотделимо от универсума. — Мама. Проекция отступила. Сопротивление сознания растворилось в истинном бытии. Непознаваемой истине. И не было больше слова.

Отец утверждает, что нет никакой души. Да, отец?" Мысли Лин текли легко и весело, её, кажется, не беспокоило ровным счётом ничего в сложившейся ситуации. "Ага", - коротко и с явной неохотой подтвердил Фьюри. Не отстанет же. "Меня никто не называл котёнком", - проговорил искин, ощущая колоссальные размеры нынешнего тела. Анна бы улыбнулась, но только она была чистым квантовым сознанием в гигантском неповоротливом страннике, намеревавшемся прервать существование другого, звавшего кого-то, кто даже непонятно, когда услышит этот зов, на битву ради битвы. Раз так уж тут было заведено.

"У меня другой вопрос... - отозвался Шифти, замерев внутри нового носителя. - Тогда что есть сознание? Что есть душа? Есть ли сверх квантовой составляющей что-то ещё? Или кванты неподконтрольны и самодостаточны? Не может ли сознание раствориться в квантовой запутанности, не можем ли мы все стать единым целым?" Увы, у Анны не было ответов на вопросы, а только лишь вопросы. "Тут ты ступаешь на территорию веры, котено... Шифти, дорогой, так что ответ зависит исключительно от твоего желания. Но что-то мне кажется, что ты уже ответил на вопрос. И наверно, мы уже целое". И так как эти вопросы и эти слова звучали для каждого, кто оказался внутри этого целого, мисс Раптис готова была как принять и любой другой взгляд на их положение, если у кого-то он имелся, так и мысленно передать всем им и каждому то чувство любви и причастности, которое испытывала и которое не было нужды облекать в слова.

Мысли ворочались с трудом, но она вдруг ощутила свое тело. Не свое, конечно, но по сравнению с его и вовсе отсутствием, владеть волей к движению было – словно глотнуть свежего воздуха после веков, проведенных в запечатанном склепе. Тот, кем она являлась, желал убивать. И она ощутила вдруг такую солидарность с этим желанием, что и мисс Геминес показалась бы ей сейчас милой любительницей стрельбы по плюшевым медвежатам в детском тире. Вот только все как-то мееедленно. Оставалось только вести философские беседы, пока ее многотонный странник разжимал челюсти и разворачивался в пространстве, собираясь сжать их на ближнем своем. «Так, значит, ответ да», - продолжила она прерванный разговор с Шифти. Если бы она могла рассмеяться, то рассмеялась бы, но … в общем, пришлось просто хмыкнуть. «И вот вопрос, дорогой, являемся ли мы сейчас людьми? Прямо сейчас?» «Ближний», еще не подозревая, какая участь грядет для него через века, когда зубы крупного странника таки доберутся до его критически важных органов, адаптировался к творящейся с ними череде метаморфоз и наслаждался космической песней войны, надеясь разделить ее с тем, кто совсем недавно уже разделил их одиночество в космосе. «Хиро!» В конце концов, чем война не танец?

Анна была одиночкой, но вот сейчас ловила каждый живой сигнал, способный подтвердить, что она есть. Она существует. Ее сознание, личность, душа не растворяются постепенно в воле и действиях чужой личности. Только связь с остальными давала это ощущение – бытия. Их голоса стали ориентирами во тьме небытия. Что остается, когда все исчезает? Неужели… Неужели сознание способно сохраняться цельным при отсутствии носителя? Или и верно, они теперь все в каком-то смысле искины, а тела здесь – платформы? Но где, простите, стеки? И что это за устройство такое, способное вместить ее сознание? От последней мысли ей бы поплохело, но было нечему. Уж по крайней мере это было маловероятно. «Шифти, как твое сознание существует без стека? Погодите. Сознание. Полноценное самосознание! Оно не нуждается в стеке да и не уложится в машинные алгоритмы». И чуть помолчав, спросила себя, а значит, и остальных, так уж выходило в этой их запутанности: «Есть ли у искинов душа?»

Рыцарь Кевина поймал, наконец, своего коня и крепко сжал в латной перчатке копье. Он являл собой уверенность в победе на ристалище и вообще осмысленности скакания верхом в латном доспехе по усыпанному опилками полю. В глубине души биолог привычно для моментов волнения или смятения бормотал слышно для всех нуклеотидную последовательность днк сине-зеленой водоросли. В глубине. Души. Он запнулся где-то на середине, позабыв, как там дальше, и беспомощно умолк. Но потом вспомнил. Что не один. "Фьюри, ты помнишь, что дальше?"

"Что происходит?" Вопрос ушёл в пустоту. "Анна, Фьюри, Стеф, - обратился он к рядом стоящим, - Вы меня слышите?" "Пример действия квантовой запутанности, - коротко "объяснил" синтетик. - Наша группа это единая система". "Я слышу, - выдержав паузу на принятие обстоятельств, откликнулась Анна. - Если кто-нибудь из этих олухов свернет себе шею в бутафорском поединке, мы сможем отсюда убраться?" - задала она очевидный вопрос.

- Сифилис появился в Европе намного позже 1468 года. Его привезли из Америки. Акт гуманизма не возможен. - Черт, - тихо чертыхнулся рыцарь, выразительно поглядев на дотошного искина. Мисс Раптис же не уточняла, по отношению к кому это было актом гуманизма. - Ты будто состязаешься за право умереть перв... Бугай внезапно вспомнил про даму сердца, заждавшуюся на трибуне, и воспламененный направился покорять ее своей неуклюжей куртуазностью. Анне же, словно маме жениха в этом теле, оставалось смириться с выбором. Обнаруживший себя одесную короля молодой светловолосый рыцарь поперхнулся сыром.

- А попробуй, - белобрысый услужливо подкатил вонючую головку сыра. Сам он уже держал окорок в руке. - В смысле, просто попробуй. Не отравиться попробуй. Брук с опаской оглядел головку сыра, достал из расшитых ножен нож, отрезал кусок. Принюхался, поморщился. И все же в этом отвратном резком запахе было нечто такое... Словно зовущее из глубины веков. Нечто, привлекающее иррационально. Он задержал дыхание - и погрузился в медитативную дегустацию.

Тучи сгущались, поэтому Хиро снова налег на еду, пока не отнимали. Кажется, верный подданный стремился приблизиться к идеалу своего короля и стать-таки толстым. Пришлось даже снять шлем, под которым обнаружилась густая русая шевелюра. И монобровь. Кевин хмыкнул. Заложник сам оказался своим. План менялся. Теперь, пока стража не очухается, надо было договориться о другом плане. - Слушай, величество, если гвардейцы подойдут слишком близко или захотят схватить воон тех доблестных рыцарей, попробуй жестами им показать, что запрещаешь им приближаться. Они только тебя послушают. И Кевин сунул в рот кусок колбасы. Конечно, есть такое - самоубийство. Но либо всю оставшуюся жизнь они будут самоубиваться, либо ихор возьмет свое и перенесет их куда-нибудь. Возможно, в кайнозой к птеродактилям. - А что это там так воняет? - спросил он у Хирона, умилившись белобрысости рыжего, - кажется, сыр? Господи. Отравиться, что ли... - Мне тоже жаль этого воина, ведь он ничего не подозревает. И он тоже существует здесь и сейчас. Но и мы - здесь и сейчас. Он умрёт сегодня или через несколько лет. И чем ближе его смерть к сегодняшнему дню, тем больше у нас шансов вернуться в нашу реальность. Только нельзя останавливаться. Нельзя, - снова повторил он, словно хотел намертво запечатать эту мысль в памяти человека. - Вы знаете, - неуместно разрушил торжественность момента детина, подоспевший от трибун как раз к моменту обсуждения, кого тут лучше убить. - У этого вот моего тела сифилис. И я полагаю, ему предстоит долгая мучительная жизнь, полная страданий и грехопадений. Если бы я кого и предлагала убить, то меня. Предлагал то есть, - поправился он и покосился на стражников. - Акт гуманизма.

- Что-то не так, - пробормотала мисс Раптис себе под нос и почесала бороду, приподняв забрало. Народ как-то притих. Она оглянулась и неуверенно подошла к остальным рыцарям, которые вовсе не спешили начинать бой. Деву не нашла, морковь вся гнилая.

- Я не Кевин, - просияла королева. - Я Лин. А здесь есть торт? - Я Кевин, - подал голос белобрысый с дрыном и добавил, - и я в корне не согласен с вашим мнением по дискутируемому вопросу, ваше величество. О том, что на дискутируемую тему можно собрать, как на нитку с иголкой, всех имеющих мнение по воросу, он добавлять не стал, порадовавшись такому умному ходу со стороны брата Хирона. Хочешь найти своих - подними животрепещущий вопрос!

- Здоровья королю! И богатства, и жену красивую, и яда в бокале поменьше, - воскликнул дородный рыцарь. Вкусив первых халявных даров, пехотинец спросил у короля. - А ты вот как считаешь, вашество, является ли хирургическое вмешательство облигаторным при купировании гендерной дисфории? Обычная аудиенция. Народ желает просвещаться. Кевин приблизился к королевской чете, но не вплотную, сложил руки на груди в ожидании развития событий, держа подмышкой неудобное, но надежное копье, стараясь не терять из поля зрения ни Хирона, ни Фьюри и Ко. Пока что захват его величества в заложники задерживался на угощение по случаю свадьбы. Но, с другой стороны, звонок Мерлину могли грубо прервать стражники. Чтобы успокоить тревоги молодой невесты, он вновь ей приветливо помахал, мол, все тип-топ.

- Ну что, идем захватывать королевский стол? Ты вот когда в последний раз ел колбасу 15-го века? - пусть типичная болтовня рыжего звучала из нового тела как лай какой-то адской гончей, но природному обаянию это не вредило. Двое рыцарей подошли к еще двум "одержимым", которые не очень-то скрывались. Кевин отчего-то оглянулся на экс-рыжего с некоторым смятением. - Наверно, тогда же, когда последний раз лечился от сибирской язвы. О, там третий, - заметил он до того затененного возвышающимися собеседниками круглолицего. – А почему, собственно, не должны? – спросил он. В его глазах вся эта ихорная дурь с самого начала отдавала магией. - Тайный орден Терры Инкогниты трубит священный сбор, - заговорщицки вклинился он в беседу, не забыв представиться. - Я брат Кевин.

- Григория вчера драконы съели. Я за него, - прогудел довольно рыцарь и схватил протянутую руку, чтобы помочь Бруку Златовласому подняться. - Мы - стража монархов. При оружии. Думаю, самое время вернуться назад и взять этих монархов в заложники. Остальных - в расход, - в низком гудящем голосе прорезалисьстоль знакомые дружелюбные интонации. С помощью Хиро Кевин принял вертикальное положение в своих тяжеленных латах, шлем от которых ускакал вместе с лошадью, пристегнутый к седлу. - Я в деле, - оценил план биолог и направился за ним, опираясь на копье, как на посох, ощущая на себе уже недобрые взгляды местной охраны порядка. - Только... У тебя случайно в предках никого из старой-доброй Фландрии нет? А то мало ли. Типа это все не ряженые. Мы, похоже, в пятнадцатом веке. Блин, я даже не понимаю, кто это "мы".

- Мхи любишь? - грозно спросил нависший пехотинец таким тоном, за которым обычно следует бескомпромиссное "Ну так женись!". - Да они у меня на гербе! - убедительно признал Брук и пригляделся к пешему рыцарю, протянув руку. - Слышь, а ты случаем не Григорий?

Помахав персонально салютующему ей рыцарю уже двумя руками, королева наклонилась в сторону ближайших доступных лиц. О! Она ему помахала! Сама Маргарита Йоркская. - Фигассе. Кевин снова помахал и, движимый также горячей гормональной поддержкой временно занимаемого им тела высокого блондина, послал королеве воздушный поцелуй. Девица Брунгильда, ожидавшая на трибуне, заподозрила, что тот счел ее шикарное лунообразное чело менее лунообразным, чем ладный лобик невесты короля. Натруженной вышиванием рукой она запустила в рыцаря башмак, который миновал трибуну, снизил скорость к концу полета и угодил по белому коню. В того и так сегодня тыкали всякими опасными предметами. Конь встал на дыбы, и Кевин, несмотря на привычное к седлу тело, полетел вниз. - А вот не будешь на королевских жен засматриваться! – справедливо рассудила на чистейшем старофранцузском Брунгильда, и придворные менестрели немедленно сложили балладу о рыцаре-шуте, которому не повезло с дамой сердца. Лежа на земле, Кевин яростно чихнул. Именно на такой случай арена была посыпана толстым слоем древесных опилок. "Надо же, дурачок какой", - подумала мисс Раптис, тяжело шагая мимо упавшего рыцаря. Как найти красотку, которая могла бы приглянуться этакому бугаю, тело которого ей приходилось тащить сейчас волевым усилием по направлению к трибунам? А вот, кстати, какая-то прелестница в зеленом платье с золотым пояском что-то кричит с трибуны. Наверняка пышнотелая девица в его вкусе. Бугай, подгреб коваными сапогами к подножию места метания башмаков, и, к вящему огорчению знойной Брунгильды, народ воодушевленно освистал претендента не на ту девицу, закидав пешего рыцаря гнилой морковью.

Лин никогда не выступала с трибуны, и быть центром внимания стольких людей было непривычно. Она подняла руку и приветливо и энергично помахала толпе. -Доблестные рыцари!-зычно разнеслось над полем.-Обьявляю турнир открытым!И пусть победит сильнейший!И не насмерть,вот! Вообще, насчет бритого лба - это было только предположение. Но сам по себе такой открытый невинный лоб с туго затянутой под конус вычурного головного убора прической навевал мысли о шарфах и обетах. Позволив чужому, а теперь и своему телу разобраться с управлением конем без нейронета, чисто на рефлексах, белокурый высокий рыцарь верхом на белом коне, широко улыбнувшись (и обнаружив дырку на месте одного из зубов, что его почти не портило), провозгласил: - Посвящаю этот бой нашей милостивой королеве! Ну когда еще выдастся возможность такое провозгласить?

- Этого не может быть. - Может, - со всем положеным изумлением ответили бацинету, кряхтя от усилия не упасть с лошади. Или уж упасть, что ли? Серьезно. Оглядываясь вокруг и осознавая, что за действо творится, молодой любитель исторической романтики мог только гадать, довезет ли его конь до места ристалища и не сбросит ли по пути. - свадьба Карла Смелого и этой, как ее... - воспоминания о прочитанном всплывали с трудом, будучи забытыми в какой-то прошлой жизни, - МаргаритыЙорской. В первую очередь он распознал портрет королевы по характерному бритому лбу дамы на троне. И поморщился с сочувствием. А потом вдруг понял, что вровень с соседним всадником. То есть... вровень по росту. - Фигассе.

Ещё через пару звяков он откашлялся, а стук прекратился. На него оглянулся бородатый детина с диковатыми навыкате глазами, косплеящий рыцаря круглого стола. И выразительно выкатил глаза еще больше. - Какого х## у меня между ног делает эта тварь! - возмутился здоровяк, ощущая на себе ещё и тяжёлые латы, под которыми воняло потное тело, - Да ну неееет... - он отвернул голову и увидел королеву. Этот вопрос могла бы задать этому миру и мисс Раптис. Но пришлось бы слишком вдаваться в детали. Однако не одна она здесь задавалась нетривиальными вопросами.

Один из конных рыцарей, только что поднявших копье в знак ликования, чуть его не выронил и опасно покосился в седле. Он вцепился в луку седла и напряг наконец-то ноги. Копье стукнулось о круп. Конь всхрапнул, переступил с ноги на ногу. Непросто из положения расслабленного наблюдателя удержаться в позе всадника... Обретя хоть какой-то баланс, Кевин огляделся. Точнее, скосил глаза в одну сторону, затем в другую. Ворот нещадно давил на шею. Один из преклонивших колено пеших рыцарей потрясенно опустился на второе колено. Мисс Раптис обнаружила себя с жутким запахом от собственного отчаянно чешущегося тела, какого-то слишком крупного, ноющего от постоянных тренировок с тяжелым оружием. И, мать его, испытывавшего необъяснимое от этого удовольствие. - Мама мия, - пробасила мисс Раптис и пришла к выводу, что будет лучше помолчать. Пока не выяснится, что, черт возьми, здесь происходит.

Кевин явился позже остальных. Тоже заглянул в душ. Прихватил кофе. Всех ненавязчиво поприветствовал, протянул пятерню Лин и занял рублевое место в заднем ряду, расслабленно прислонившись к стеночке рядом с Шифти. Оттуда он мог с равным успехом наблюдать за полетом и за пилотированием.

Мисс Раптис, уже вполне свежая и довольная жизнью, вплыла в рубку, рассеянно послушала выступающих и изрекла привычно: - Поддерживаю мисс Геминес. Поискала глазами искомого пилота и, обнаружив, что тот пока не подошел, отлучилась к гидратору за кофе.

У Григория была короткая, но яркая жизнь. Он проник в святая святых лабораторного отсека, видел в шлюзе четыре солнца, где только не побывал, не покидая одной не слишком-то просторной каюты, и не было ни одной частицы его пышного тела, которой бы пренебрегли этой ночью, так что под утро, когда двое достойных мужей уже спали в тесной койке, на полу у изголовья осталась лишь пустая мисочка из-под яблочного мусса. Приближался рассвет.

Хиро обернулся напоследок перед тем, как объятия матушки-гравитации сомкнулись вокруг него. Не стал фотографировать, эгоистично оставил этот уголок вселенной только в своей памяти. Снами не привык делиться. Сократ полагал, что письменность крадет у человека воспоминания. Кевин и сам бы не поделился и крошечным воспоминанием о сегодняшнем с письмом или даже рассказом кому-нибудь, но это он пожадничал. Сейчас переполненный и взбудораженный, стащил шлем с себя и теперь, забыв снять перчатки, неловко отжимал крепления с хирова шлема. Определенно, воспоминаний осталось бы, испиши он хоть десять экранов в кортексе. - Страшно до усрачки, но того стоило! - оповестил Кевина рыжий романтик, вваливаясь в шаттл и смиренно ожидая, когда умелец его распакует. - И это.. спасибо за не-свидание. В ответ биолог усмехнулся, кивнул. Страшно. Но он про это забыл. Гравитация словно бы расставляла все иначе и по местам. - И тебе. - Он порывисто поцеловал Хиро и подставил запястье перчатки, - помоги отстегнуть?