Meshulik

С точки зрения Айседоры, ничего зловещего господину Ривьере не грозило и ее ощущений от пещеры не дополняло. Ведь допрос состоялся. И, конечно, не ей судить, но дело так и не дошло даже и до серьезных угроз. Впрочем, пытка могла бы обернуться под этими сводами в обоюдную, если бы аристократ принялся бы громко кричать. Тишина в пещере стояла невероятная. Даже в святая святых, Некрополе королевства, не ощущалось той поистине мертвой тишины, которая окутывала и закладывала уши тем, кто решился спуститься в глубины этой Создателем забытой штольни. За время их путешествия потрошитель так и не сократил принятой однажды с ней дистанции. И наверно, сейчас это было к лучшему. Во всяком случае ей удалось подавить и не выказать волнения, когда он так неожиданно обратился к ней. Фамилия ее отца, такая официальная, и при этом без довесков в виде какого бы то ни было отношения к той самой семье, успокоила, словно превращая ее вообще в человека без имени... и без долгов. Хотя, конечно, она не освобождала ее от клейма магической династии. Некромантка сидела на брошенной на пол соломе, поджав и обхватив руками колени, прислушиваясь к голосам их спутников, занимающихся обустройством походного склада где-то за одним из поворотов. Отчасти привычно, отчасти, чтобы голос ее не разносило гулким эхом по всей пещере, ответила почти что шепотом, ровно и в тон собеседнику, пристально разглядывая его лицо с отрешенностью страдающего раздвоением личности: - Я к вашим услугам, Анку.

Мадмуазель пожала плечами. - Что же, господин Ривьера, и что же это за место? И тут же пожалела о заданном вопросе, в очередной раз глянув на Анку и заметив, как нахмурился Потрошитель. Причины она знать не могла, но в беседе с ней мало кто бывал доволен. Что же, вероятно, она слишком... слишком много берет на себя. - Впрочем, уверена, господин Ривьера, что вам виднее. Она поёжилась и попыталась оттереть со щеки сажу. - Дора, тебе нужна перевязка, - переключился словоохотливый гном на свою госпожу. - Нет, - она покачала головой и плотнее сжала края плаща, отступая, - это ожоги, повязка вряд ли... Петро, догадавшись об истинной причине ее упрямства, обратился к аристократу: - Нет ли здесь более укромного местечка, чем улица? Если бы не слой сажи, аристократ и Потрошитель могли бы даже в темноте заметить, как покраснела в этот момент застигнутая врасплох некромантка.

- Хех, господин Анку, будь там настойки и пожитки, о нём знал бы еще кто-нибудь, к примеру хозяин пожитков, так что надёжность его заключается и в том, кроме прочего, что в нём шаром покати. Да, всё это нам понадобится. Ехать на лошадях, они-то не сгорели, а вот остальное... -Петро вздохнул сокрушенно, обращаясь уже к их гостеприимному хозяину. - Разве что конюх мог вынести в седельных сумках. Ну да... Он не успел выразить еще что-нибудь, что господин Анку наверняка бы счел чрезмерно многословным, а по мнению Петро - так в самый раз, но тут он краем глаза заметил, что Айседора наконец поднялась с пенька и приблизилась, являя собой зрелище просто страшное: всклокоченная, черная от сажи, в царапинах, закутавшаяся в плащ. Разумеется, ранами ее никто еще не занимался. - Благодарю, месье Ривьера, за вашу доброту, но место, известное вам, известно и еще многим, - вступила она, стараясь лишний раз не встречаться с Потрошителем взглядом. - Только лошади, на которых мы прибудем к тому месту, о котором говорит мой счетовод, нас выдадут. Поэтому нам следует поставить их в таверне. Снять комнаты. И после этого покинуть их, чтобы никто не знал, по какой дороге мы уйдем. Это может запутать след, если за нами кто-нибудь пожелает проследить. Разумеется, - она не удержалась, и подняла серые, сейчас слишком светлые на фоне сажи глаза на Анку, но поспешно отвела взгляд. - Хозяину таверны нужно будет дать соответствующие инструкции. Допрашивать возьмутся в первую очередь его.

Видимо, девка в его обществе не нуждалась. Ну на то она и девка. Зачем ей нуждаться в обществе какого-то рыжего гнома, в конце концов? Петро не ожидал, что его персона и его проблемы будут интересны хоть кому-нибудь. Только критически оглядел хромающую, придя к выводу, что о себе она уже позаботилась, так что и приставать к ней больше не с чем. - А вы, гляжу, тоже не миновали передряги, - заметил он лишь вслед. А вот убежище - это была тема весьма насущная. - Нам бы схрон понадежней очередной таверны, - пояснил он Анку. - Хоть сомневаюсь, что там подадут такой же сытный обед, да зато никто про это место кроме нас с Рино не знает. А запасы можно сделать по дороге, какие нужны, да и вот господин Ривьера взялся помочь. Схрон мы этот еще тогда нашли... Ну, то есть Рино нашел. Но не пришлось использовать. Там какое-то время можно отсидеться в покое, пока не решим, что дальше делать.

- А вы? Вашим товарищам удалось выбраться? Я вижу только вашего помощника. Конечно, убытки. Эксказначею короны, должно быть, пристало сохранять столь же похвальную невозмутимость перед лицом неизбежных, но вполне восполняемых расходов. Всего лишь. Нет, она была точно уверена, что Кари, Рино и Дарио находились в холле и были в состоянии покинуть его. Сделали они это или нет — это их воля, и путь каждого, избранный лично им. Не это заставило ее отвести глаза, судорожно вздохнуть и, как совершенно не пристало поступать эксказначею короны, взволнованно затараторить, не смея поднять взгляда на светловолосого: — Пошлите прислугу внутрь, из здания выбрались не все, умоляю вас, его еще можно спасти, прошу вас, месье, в этом доме есть другие способы его покинуть, кроме парадного входа? Нельзя вот так стоять и смотреть, надо что-то де… Они показались из-за дымовой завесы как раз тогда, когда госпожа Элиаде была готова уже попытаться заставить Ривьеру направить в горящее здание всех имеющихся в наличии слуг. Возможно, такая попытка окончилась бы призывом храмовников, возможно, в здание пришлось бы лезть лишь преданному ей гному, но человек, о котором она беспокоилась, на счастье всех, и в особенности самой госпожи Элиаде появился, ведя с собой еще и девчонку. При виде этих двоих госпожа Элиаде замерла, цепко осматривая, целы ли, с неудовольствием отметила, что постороннюю приблуду господин Анку не иначе собрался уже удочерить, и, окончательно утратив причины сохранять самообладание, присела на ближайший пенек и отвернулась. Со стороны не было сомнений в том, что морталитаси, верная своей насквозь испорченной натуре, занята исключительно собственными ожогами, которые, по всей видимости, доставляли ей особое наслаждение. Ведь она и не думала заняться их лечением, хоть боль и выбила у нее уже пару непрошеных слез. — Эй! Анку, Минерва, вы где пропадали? Мы уж переволновались, — приветствовал их Петро. — Надо бы убираться отсюда. Как бы не подоспели еще охотники взять нас тепленькими. Хех. Каламбурчик получился так себе, но Петро всё равно был вполне доволен собой, хотя его настроение подпортил тот факт, что когда он попытался привычно подкрутить короткий рыжий ус, выяснилось, что усы его изрядно подпалились. — Эх, и пожитки все сгорели, — растерянно пожаловался он Минерве, надеясь в ней найти сочувствующего этому горю слушателя. - Вы целы? Кажется, у нас тут осталось немного еще бинтов. Он порылся в сумке Айседоры и с удивлением извлек из нее... книгу. Уставился на название, приподнял брови, покосившись на госпожу, и сунул книгу назад, вскоре выудив искомое. Огляделся в поисках раненых. Все должны были уже покинуть здание. В суматохе было трудно только понять, кто сейчас где. Петро подумал, что надо бы учинить поиски разбежавшихся спутников.

Маски вновь заявились за их жизнями. И огонь был на стороне врагов. Нужно было спасаться. Спасать свою жизнь. Какая мелочность! Как это было глупо! Снова беспомощно озираться. Но сейчас был резон немного задержаться в этом доме. Ненадолго. Не потому, что жизнь дорога, ведь истинную не отнять этим глупцам в своих масках. Не потому, что Харон представлялся мадмуазель Элиаде таким уж очевидным злом. И нет, в этот раз не только в счет долга. Она судорожно огляделась. Стоило помедлить, чтобы позволить отступить всем. Кажется, все выбрались. Нет. НЕ все. О кузнецовой дочке она и не вспомнила, но не было того самого человека, жизнь которого должна была быть спасена. Непременно спасена. Неужели? Лицо, покрытое сажей, оборотилось к безликим маскам. Неужели? Прожорливыми летучими мышами облепили и сжали духовные заклятия голову одного из магов, но проклятый стихийщик отогнал ее морок, взамен окатив их новой волной жара. Плащ замерцал угольками проплешин, и его пришлось скинуть. Стоя посреди комнаты, будто тень самой себя сверкая белками глаз и полосами еще белеющей кое-где ночной рубахи, она приняла это пламя как награду. Боль под звуки песни барда обратилась для нее забытьем кровопролития. А когда самонадеянный стихийщик, расставшись с собственной жизнью, подчинился ее воле, повернув против своих, отдающее горечью торжество окончательно заглушило ее беспокойство о единственной причине не умирать здесь — этого невозможного для нее смутного притяжения, непозволительности прислушиваться к внутреннему голосу ее молчаливого сердца. Петро было не до магии некроманта. Ему как-то очень было плохо. Он упал на колени и, к счастью, оказался как раз рядом с брошенной сумкой магессы. Там хранились драгоценные зелья. Одно — то самое, которое удалось приобрести госпоже накануне в таинственной антикварной лавке, — могло поднять на ноги и мертвого, как твердили о нем неподтвержденные, впрочем, слухи. Кажется, нечто такое с Петро и могло произойти в самое ближайшее время. На что беречь дальше этот единственный и последний шанс? Всё одно, гори оно огнём. Он вырвал пробку, ломая ногти, и быстро проглотил горькую субстанцию. Втянул воздух сквозь зубы, моргая и приноравливаясь к поплывшим перед глазами серебристым мушкам, отбросил ненужный флакон в сторону. Не думая уже о последствиях, достал следующий. Этот вроде делал руку тверже. Ну что же, проверим напоследок. Он был уверен, что им пришел конец. Когда огонь, которого они избежали так удачно наверху, полетел им в лица магическими головешками, когда наемники их окружили. Он понял, что, они всё-таки попали в западню. Что это будет их последний бой. И вот что жалко: что он только что ведь решил так круто изменить свою жизнь. И что же теперь? Оказаться жертвой политических интриг и пасть безымянной неизбежностью поступи глобальной истории смены королей и перекройки границ? — Барзул! — Зрычал счетовод, подхватил свой меч и кем-то оброненный кинжал и набросился на ближайшего наёмника так, как если бы он уже брёл по Глубинным Тропам, на которых так и не побывал. Зов Камня? Он не поручился бы, что верит в зов того камня — под лабиринтами далекого Орзаммара. Но то, что помогло ему не пожалеть о дорого продаваемой жизни, по мнению счетовода, вполне могло бы быть именно этим самым зовом. К тому же они каким-то чудом выбрались. — На улицу, пока не рухнул дом, — крикнул кто-то. Мадмуазель Элиаде схватила за шкирку подчиненного покойника и вытолкала из дому взашей не хуже заправского барного вышибалы, а Петро оглядывался, стараясь не потерять из виду раненых в бою, но дым заволакивал всё гуще, так что они не могли поручиться, что выбрались все. Вопреки их надеждам, на улице нигде не было видно Анку и Минервы. Зато наблюдался господин Ривьера. — Ах, Эммануил, где мадам, все ли спаслись? Мадмуазель Элиаде потрясенно оглядывала погорельца с головы до ног. В этой огненной неразберихе не время было опускать руки. Неужели? Им следовала срочно предпринять поиски выживших.

Так и сделали. Закутали головы мокрыми плащами, попытались отгородиться влажной тканью и прорвались через главный очаг огня. Когда казалось, что дышать уже больше нечем, госпожа Элиаде наконец-то достаточно обрела себя, чтобы припомнить подходящее случаю заклинание. И всю троицу отгородил от языков пламени невидимый и недостаточно плотный, но облегчающий продвижение кокон из смеси кружащего пепла и духовной магии. Рыжебородый с явными подпалинами на своем главном украшении, с обнаженным на случай нападения мечом, вымазанной сажей физиономией мог бы сейчас отпугнуть какую-нибудь незадачливую маску одним своим кровожадным видом. Гномам было чуточку легче в силу природной устойчивости, да и более низкого роста. Но Петро все равно напоследок оступился и чуть не выпал из зоны действия магического щита. — Внизу, смотрите, — указал он на лестницу, подымаясь с колен, когда они уже наконец миновали на самом деле не такой уж длинный коридор. — Наверно, они подожгли сначала крышу, или кинули в окно что-то, лестница-то не закопченная. Поспешив вниз, они и правда оказались в слегка задымленном, но пока еще безопасном холле. Ненадолго, но можно было оглядеться и понять, спаслись ли остальные их спутники.

Дежавю окатило, заставив похолодеть затылок. Слишком уж всё и правда было хорошо. Безумные пироманы, спалившие их карету по пути в Вал Форэ, вовсе не отстали, как им хотелось думать, а продолжили преследование. — Маски, — только и успел он диагностировать наличие в анамнезе антиванского огня, как уже обычный огонь прожег дыры на его рубашке и оставил сильный ожог на спине. Если бы не Рино, сорвавший с него полыхающие тяжелые занавеси, он бы задохнулся. — Дора, она должна была уже спать, — в голосе счетовода послышались нотки отчаяния. — Скорее… *** Перед сном она велела плотно закрыть все окна. В Круге ходило опасное мнение, что спать полезно в холоде. Будто от этого медленнее стареет кожа. И потому все юные магессы щеголяли красными вечно шмыгающими носами. По мнению Айседоры, пользы от такого образа жизни было разве что в экономии дров. Прохлада хороша в некрополе. А в спальне сквознякам нет места. Тем более в такую пору. И потому она не узнала о стычке там, внизу, во внутреннем дворе, хоть та и разразилась прямо под окнами апартаментов. Но шум, случившийся в самом доме, был намного громче и спугнул едва посетившее ее забытье, а из полутьмы алькова уже было видно, как в щель под дверью зловеще потянуло дымом. Еще плохо соображая, что к чему, спросонья запутавшись в своем длиннополом одеянии, она, словно птица, залетевшая в комнату, кинулась по единственному пути к спасению, резко распахнула двери… чтобы тут же оказаться на встречном и столь же бездумном порыве рванувших навстречу удушливых клубов, заставивших ее согнуться пополам в поисках стремительно исчезающих клочков пригодного для дыхания воздуха. Часть подола занялась, больно прижигая места будущих волдырей на внешней стороне бедра. Айседора уже пятилась, громко кашляя и запирая дверь. Этот путь был отрезан. Сбила пламя с подола. Оглянулась на окно, схватила сумку, сгребла со стола флаконы, книгу для праздного чтения, холодную грудинку и замеревшую в ужасе мышь, кинулась к окну. В этот момент дверь вновь распахнулась и вместе с клубами дыма внутрь ворвались два гнома. — Нет, нет, не туда! — некромант замотала головой, но Петро уже накидывал на нее дорожный плащ, чтобы хоть как-то прикрыть тонкую ночную рубашку от пламени. — На улице засада, — уверял он госпожу, таща ее к объятому пламенем коридору, — нам нельзя разделяться. Найдем других, нельзя разделяться.

А? Пошли со мной. К океану. А то кто же меня контролировать будет по грамматике. На этот раз Петро задумался надолго. В Камберленде был порт. Он знал, каким бывает море. Несговорчивым, как командор храмовников. Опасным, как пятнадцатилетняя отступница. Непостоянным, как королевская милость. С другой стороны, Этим же славились и Глубинные Тропы. И если бы он искал покоя, он бы искал его в услужении Элиаде. Да и там его не было, как становилось очевидным его товарищу. Не то чтобы покоя и впрямь где-то переизбыток. Всюду можно нарваться на неприятности. В особенности если ты гном. Петро вздохнул. Его тянуло отправиться под землю. Но Рино обладал редким даром - быть другом. И притягивал своей энергией и не по возрасту основательностью. Быть может, если уж решил сняться с места, Глубинные Тропы могут и подождать? Счетовод развернулся лицом к улице, свесил ноги из окна. Принимая одну на двоих трубку, рассудил: - До Камберленда нам всё одно по пути. Ну а там... поглядим, что будет. Не нравится мне пиратское ремесло. Да не хуже оно неваррского счетовода. Он не знал, что выбрать. И сейчас еще не подозревал, что не решится пока что объявить о своем уходе некромантше. Ведь злость и боль уходят. А кто не боится перемен? Но пока что, сидя на подоконнике бок о бок с клейменым и ловя ботинками первые снежинки надвигающейся зимы, было приятно помечтать о том, как он соберет свою сумку и отправится в путь.

Петро понуро покачал головой, кивнул. — Маги, — мрачно заключил он. — Так и не понял ничего в их мире. Вроде бы у них и сердце есть, и голова, а всё у них… Уйду я от неё, — заявление прозвучало так, словно он с этой новостью уже провёл наедине какое-то время. И все же в конце виноватая нотка проскользнула в голосе. — Вот закончим с этим посольством. Она ведь без меня не… Не пропадет? Как думаешь? Он вяло махнул рукой, похлопал по руке, лежащей на его плече. Напрасно он еще и Рино загрузил этой проблемой. И правда, что тут можно посоветовать? — Вот покончим с этим заданием, и уйду. Может, в какой отряд или караван на Глубинные тропы? Раз в Орзаммар мне пути нет? Рыжий кот, изрядно подрастерявший лоска, такой он, наверно, и был. Не умевший подолгу унывать. И оттого принимавший слишком много того, чего уж было и не снести. - Я посижу здесь у тебя, можно?

Прикосновение успокаивало, как и готовность выслушать, и хрустальный этот взгляд. Словно он был лодкой, потерявшейся в море, которая вдруг, нащупав наконец дно, бросила якорь. Он затянулся, позабыв, куда выдыхать, закашлялся дымом. Но послушно затянулся снова. - Она постоянно истязает себя, — почему-то шепотом поделился он своей ужасной тайной, возвращая трубку клейменному. — Заставляет истязать себя мужчин и женщин. Гном развел руками. На словах этот кошмар звучал как-то недостаточно кошмарно. Видал бы Рино сие действо собственными глазами. — Но ей ведь больно, Рино! А я… ничего не могу сделать. Как будто недостаточно того, что мне приходится вечно возиться с ее ранами, да еще и это.

В окно лил дневной свет, и Петро, только что миновав полутемный коридор, некоторое время вглядывался, думая, что друг расположился где-то в имеющихся в комнате креслах. Наконец, проморгавшись, удивленно воззрился на любителя подоконников. Доплелся до оного, подтянулся на руках и уселся сокрушенно, не глядя на падающие за спиной снежинки. - Я так больше не могу, - поделился наконец наболевшим. - Я не могу больше с ней. Она чудовище. Он запустил в яркую шевелюру пальцы, покачал головой: - Она чудовище, Рино. Она доведет и себя и меня до... до... Скажи, что мне делать? Эта женщина находит какое-то отвратительное удовольствие в смерти. Она совершает страшные вещи. Но это ведь для магов дело обычное, правда? Я долго успокаивал себя этой мыслью. Но знаешь что... Пожухлая зелень глаз подернулась инеем, будто так же, как и земля за оконом, впала в зимнюю спячку. - Мне все чаще начинает казаться, что это и вообще нормально. Так ведь не должно быть, Рино!

Последний вечер в Вал Форе Последний вечер в Вал Форе Петро провел в веселье. Он слушал рассказы Рино о Глубинных тропах и подземных чудесах. Не просто слушал, а заслушивался. Разыскивал для него на столешницах недостающие бзишщ и кое-какую диакритику. Диакритика в особенности веселила, ибо скрывала ту самую кабацкую поэзию богохульств и ругательств, которая способна согреть, развеселить и даже отчасти заменить закуску к хорошей выпивке. Впрочем, недостатка в том и другом не наблюдалось, и даже удалось угостить всех желающих загадочным темным пивом. После чего быстро выяснилось, что наблюдаемый им когда-то ночью на скале эффект происходил как раз по причине принятия большого количества сего напитка внутрь организма. Госпожа некромант так и не появилась в общей зале. Когда покачиваясь, он уже глухой ночью добрел до разделяемой с Айседорой комнаты, то понял, что ночевать ему сегодня на конюшне. Впрочем, эта мысль его не слишком огорчила. Ведь зато в покое. *** Быть нежным. Он был бы весьма хорош собой: высокий, сильный, светловолосый, розовощекий… если бы не бегающий взгляд. Не потеющие вечно руки. И не эти постоянно опущенные плечи человека, несущего на них всю тяжесть несправедливости своей жизни. Командор определенно не ценил его заслуг. А причина не скрывалась глубоко. Всему виной эти насмешки. Когда орденская братия обнаруживает изгоя в своих рядах, она не шельмует его, не совершает злых деяний. Она раскрывает свой многоголосый, источающий лириумный дух и плоские остроты зубастый рот и принимается хохотать. Он бы перебил их всех. Но смех - словно многоголовая змея, у которой на месте отрубленной головы отрастают десять... Да ведь и причина насмешек таилась не в Ордене. Не в его братьях, и не в нем, Натаниэле Бурже. А в женщинах. В тех, за подглядыванием за которыми его позорно ловили в Круге. Которые столько раз сначала приманивали его своими нечестивыми чарами, ласковыми речами, обещающими взглядами. А после жестоко отвергали, сопротивлялись и даже кусались. Плакали и проклинали. Коварные магички. Что они хотели от него? Ведь все, чего он желал, - это быть нежным. Нетрудно было догадаться, что женщина в пурпурном платье, скромной маске и книгой в руках желала того же. В особенности когда улыбнулась ему, как не улыбалась ни одна. С тем глубоким пониманием его боли. С готовностью разделить его боль. С жаждой прилива нежности, наступающей, словно ясное утро после самой глубокой черноты безлунной ночи. Она потянулась на его взгляд — ускользающий и в тайне желающий быть пойманным. На его тяжелое дыхание. Она поманила его пальчиком в лиловой перчатке. Не попыталась вырвать руку, даже когда он больно сжал её запястье. Только лишь уточнила негромко, намерен ли он сдать ее Ордену или предпочитает исполнить эту пьесу соло. Пьесу о грозном, жестоком храмовнике и коварной ведьме. Он никогда не был еще ни с кем так нежен. Где-то под утро. Ночь потребовалась, чтобы оправдать все ее ожидания, которые собственно она и не скрывала. Они были выписаны множеством мелких шрамов на теле, освобожденном от пурпура и представшим книгой, читать которую решился бы не каждый. Ибо написана была она лишь для таких, как он. Его плечи расправились. У него больше не было братьев. Вал Руайо У Петро было множество поручений. Справиться о здоровье госпожи Ривьера, раздобыть для мадмуазель Элиаде пониже подушку, проследить за прачкой, за кухаркой, чтобы всё было сделано вовремя и так, как изволила его госпожа… За всеми делами он добрался до дверей в комнату Рино весьма измотанным, обмахивая рыжую свою бороду и раскрасневшиеся щеки, с усталым уже с утра затухающим взглядом невысказанного чувства вины. Постучал и, машинально нажав на витую ручку, ввалился в открывшийся дверной проём.

Показать контент Оо Т_Т ААААА! Кто сочинял этот побег Терезы от половцев? Маниак какой-то(( Как от них убежать-то? Эти сволочи повсюду. То по дороге укокошат, то на пути к шахте отловят. Кошмар какой-то. И не отбиться, а собака не успевает ничего сделать. Два часа убегаем. Да и в шахту дорогу не найти ваще. Hide

Госпожа Айседора все-таки соизволила одеться чуть раньше обеда. Не дозвавшись Петро и придя к неутешительному выводу, что рыжий снова куда-то улизнул с этим татуированным бандитом, она решила, что пора бы нанести визит в эту хваленую антикварную лавку. Лучшее средство от избытка времени – покупки. А антиквариат во все века притягивал всех магов Тедаса повсюду, независимо от политической обстановки. Вновь пурпурный подол прошелестел по подсохшей на солнце дороге, немногословная дама, укутанная плащом, ощупывала кожу книжных переплетов, вдыхала запахи трав и разглядывала флаконы на просвет, получая удовольствие, казалось, не от результата, а от самого процесса. Погруженная в это действо, она едва ли замечала кого бы то ни было, а случайный посетитель мог наблюдать ее во всей увлеченности и плохо сдерживаемом любопытстве. Она покинула лавку почти так же налегке, держа в ладони, затянутой в перчатку, флакон, а подмышкой – небольшой томик для праздного чтения, не изменив своей аскетичности и в покупках. Но унося легкое головокружение от впечатлений, в том числе и от хозяйки заведения, тоже весьма интересной особы.