Смерть.
Холодный ветер, как побитый пёс, прижался брюхом к высохшей траве и тихо завывал меж покосившихся от времени надгробий. Конечно, многим обитателям Додж Сити хотелось верить, что именно такая прозаичная причина объясняла наутро выпавшие из земли кресты, а взрытые могилы.. да мало ли в округе бродит охочих до костей прожорливых койотов? Что среди коренных поселенцев, что для новоприбывших довольно быстро вошло в привычку не задавать лишних вопросов. Число законников и правдолюбцев всех мастей фатально сокращалось по мере того, как город погружался в тёмное отчаяние. Подобно тому, как плотная ночная тень сегодня укрыла своим саваном кладбищенскую землю.
На миг мелькнувшая из-за пунцовых облаков округлая луна блеснула, выхватывая гнилостным лучом неясный силуэт бредущей в темноте фигуры. Фигура эта неустойчиво шаталась, как будто училась заново делать каждый новый шаг. Закутанная с ног до головы в какое-то тряпьё, она неспешно семенила по пустырю к месту последнего упокоения жильцов Додж Сити. Площадь кладбища была огромной - одновременно горькая ирония по безвозвратно ушедшей безопасности дорог и предупреждение всем новоприбывшим, которым хватит глупости остаться тут надолго.
Где-то вдали раздался плач детей луны – койоты собирались в стаи, выслеживая и загоняя новую добычу. Возможно, поутру стервятники найдут растерзанное тело отчаянного или просто глупого бродяги, который вознамерился покинуть город ночью в одиночку. Ночью, в одиночку.. Нестойкая фигура тоже была одна, но только вели её ни глупость, ни отчаяние. Повторный вой смешался с чьим-то тонким, истеричным криком – и острые звериные клыки перекусили нить ещё одной судьбы. Фигура шла, не отвлекаясь на такие пустяки – всё самое ужасное с ней уже случилось, а люди гибли постоянно. От заряда дроби в грудь, от срамных и губительных болезней, подцепленных в борделе от нечистоплотных куртизанок и дешёвых профурсеток («берёшь на свой страх и риск» - смеялись над такими постояльцы), от рук далёких предков и горячо любимых родственников, которым отчего-то стало некомфортно в заколоченных гробах.
Ограда кладбища могла соперничать в уродстве и номинальности только с прогнившими крестами. Давно не заходило речи в городском совете о её починке – без крайней на то необходимости жители вообще старались не приближаться к проклятому месту. Всякая смерть в городе сопровождалась не только горем, но и умело (а иногда не очень) скрытой злостью – ведь для похорон почивших требовалось ритуально упокоить в освящённой для того земле.. или хотя бы накидать её поверх и поскорей уйти.
Там, где странная фигура наконец остановилась, ограда оказалась уже сломана. Совсем недавно. И явно кем-то. Нестойкий силуэт качнулся, проникнув за раздробленное и торчащее бессмысленным теперь остовом ограждение. Только ступив на кладбищенскую землю, фигура позволила себе остановиться и поднять лицо, на котором сетью возрастных морщин отразились созвездия ночного неба. Руки крепче прижимают к груди продолговатый свёрток – размером небольшой, с тело младенца, а глубокий вдох наполняет лёгкие воздухом с примесью сладковатых ноток тлена. Дошла.
Цветастый, пусть и порядком выцветший платок сполз на затылок, уже не сдерживая в своём плену почти не убелённые сединами чёрные кудри, что вредно липли к мокрому лицу. Пот заметно проступил на лбу после длительного перехода, а впалые, осунувшиеся щёки блестели от продолжительных рыданий. Только сухие и покрытые узором вздутых вен цепкие руки, которые равно умело орудовали и мотыгой, и швейной иглой, бережно баюкают под самым сердцем свёрток с величайшей драгоценностью. Ни единого звука, и лишь обветренные губы шевелятся без остановки, а в чайного оттенка ярких, не потухших с возрастом глазах ещё один ночной гость земли мёртвых (если бы такой безумец отыскался) мог разглядеть былую непреклонность мадам Рузанны.
Единственная дочь в союзе пары рома*, которые однажды пришли в город – совсем одни, без остальных кочевников-цыган – и обосновались в нём, несмотря на дурную славу как о Додж Сити, так и о них самих. Впрочем, во втором случае пламя сплетен разжигали в большей мере расовые предрассудки. Уже на своём веку Рузанна столкнулась с обвинениями в ведовстве и порче. Никто не предпринимал попыток сблизиться с родившейся и выросшей в Додж Сити, но для него по-прежнему чужой цыганкой – а неизвестность порождает недоверие. Недоверие подпитывает страх. А страх, как то ни странно, иногда ложится в основу уважения. Поэтому мадам (титул стал «наградой» за почтенный возраст) Рузанна не спешила рассеивать чужие суеверия, тем более что откровенно высказать в лицо претензии ей мало кто решался – боялись сглаза – а вышитые рукодельницей платки, наряды и смастерённые дамские безделушки часто покупали. Глупые, горожане верили, что только так смогут оберечь себя от страшного цыганского проклятья. А вчера.. вчера вся её жизнь треснула, как брошенное в пламя зеркало.
Женщина опустилась на колени, нимало не заботясь о чистоте роскошной юбки. С великим трепетом, на который способна только любящая мать в отношении своего дитя, положила запелёнутое тельце подле. Из декорированной бисером котомки извлекла качественно сшитую, слегка потрёпанную куклу. Оттуда же достала заступ и принялась копать. Когда небольшая, аккуратная могилка была вырыта, цыганка в последний раз решила взглянуть на усопшую. Запомнить её. Дрожащие пальцы подцепили края плотной ткани и, потянув за них, открыли взору равнодушных звёзд и одной безутешной, одинокой женщины страшно изломанное, смятое тело необычайно крупной домашней кошки. Мэри Бэн** – так звали пушистого питомца – уже двенадцать лет заменяла для скорбящей не созданную ни с кем семью, ушедших в лучшие миры родителей, своих детей, которых никогда не будет. А день назад она пропала. Нашла любимицу мадам Рузанна примерно в том же состоянии, в котором хоронила. Свидетели трагедии, страшась попасть под гневный сглаз, поведали, что кошку переехало ландо какой-то состоятельной госпожи. Личность злоумышленницы Рузанна не смогла узнать, но мысленно пожелала этой гурувны*** разбиться на своей проклятой тачке. Закапывать останки Мэри во дворе казалось чем-то донельзя кощунственным, а добровольцев ради упокоения животного идти на кладбище, конечно, вовсе не нашлось. Пришлось самой заняться погребением. А ночь прикроет вылазку, иначе поселенцы могли связать (облыжно, но да кого из них это волнует?) пропажу нескольких людей и «страшные обряды», что ведьма творит среди могил.
Цыганка завернула трупик и предала его земле. Куколка печально сникла, заменив собой надгробие.
Внезапно ухо уловило голоса неподалёку. Странно, что она не слышала их раньше. Только пришли? Первое желание было разумным – скорей исчезнуть, пока её тут не заметят. Но любопытство – исконная черта любых кочевников, пусть даже и оседлых. Женщина поспешно спряталась за ветви разросшегося неподалёку с ней пожухлого кустарника. При свете дня куст – не укрытие, но для ночной и быстрой маскировки, надеялась Рузанна, подойдёт. Чуть выглянув из-за сплетения ветвей
она успела разглядеть четырёх мужчин, двое из которых споро орудовали лопатами, выкапывая то ли могилу, то ли просто яму, а ещё двое о чём-то тихо пререкались. У ног последних лежал вместительный мешок, вытянутая форма которого навевала неприятные ассоциации.
Слов из разговора вычленить не получилось, но в опущенной руке одного из спорщиков тускло отливал металлом револьвер. Одеты ночные визитёры были кто во что горазд. Разбойники или бандиты, закапывают чей-то труп - с недавних пор подобные картины встречались повсеместно.
Внимание женщины привлёк жест одного из лиходеев. Испуганный, мужчина куда-то истово указывал и, проследив за направлением, мадам Рузанна разглядела в темноте ещё несколько людей. Они приближались медленно, совершенно не таясь и как-то странно раскачиваясь при ходьбе. "Гробокопатели" словно по команде бросили лопаты и скинули с плеч ружья, готовые взять новоприбывших на мушку.
Однако назревающая перестрелка и вполовину не взволновала цыганку так, как вдруг заметно шевельнувшийся мешок у ног бандитов.
____________________
* - самоназвание цыган (цыг.);
** - на имя наложилось неправильное произношение американцев; первоначально кличка была в одно слово - "мэрибэн", что значит "смерть" (цыг.);
*** - корова (цыг.).
