tеnshi

Вик перевёл взгляд с центуриона на триария и обратно и поморщился. Двое продолжали издеваться. Уж вы-то точно сама непорочность, месье Кр'аасс. С личным эльфом на поводке. "Пол, иди к нам" Как приказ, даже не солдату, домашнему рабу. И безмолвное подчинение нижестоящего вышестоящему. Тевинтер. Флягу Вик принял, слабо улыбнувшись жертве центурионовой дедовщины. Хотелось уйти, как можно быстрее, но нужно было одеться, нужно было встать на ноги и устоять дольше трёх секунд. Всё это требовало сил, которых пока что не было.

Ночью Вик отключился, когда стало слишком жарко, сейчас открыл глаза, потому что резко похолодало. Холодно и чешется везде. - Улва.. - бормотание, переходящее в стон, когда виски взрываются, как от удара каменного кулака. Он помнил, как она уходила, оставив его в руках этого.. этого.. этих.. Этих? Двое. Помнил тоже. Как и собственный ужас. Двое, маги, солдаты - а он едва выжил после одного! - Я убью тебя, Красс, - сипло пообещал бард, медленно садясь на сене, и прижал пальцы к вискам. Холодно, чешется, тошнит и больно, больно, больно.

Красс даже не думал слезать, и Вик покорился судьбе. Всё равно наутро он мало что вспомнит об этой ночи. Тяжело. Жарко. Обнажённая кожа горит от трения о жёсткие стебли. Тяжелее, почему-то вдруг ещё тяжелее. Он открыл глаза и распахнул во всю ширь. Эльф, маг и триарий, последний нормальный человек, самозабвенно целовался со своим центурионом, и обоих, кажется, устраивало в качестве подстилки тело орлейского шпиона. Тело это, кажется, устраивало их во всех смыслах. Двое. С одним он ещё мог справиться. Продолжать отталкивать, достучатся до пьяного перевозбуждённого разума. Но двое?! Ни единого шанса. Шорох над головой. Шорох и стук - со стога спрыгнула на пол неваррская мечница. - Улва.. - исступлённый, беззвучный выдох в спину уходящей. Улва. Единственная, кто мог спасти, растворилась во тьме за кругом магического света. Рука скользнула по спине центуриона. Покорно, приглашающе. Он знал, испытав на себе за всю жизнь не раз и не два, если сопротивляться - будет гораздо хуже. х

Бард месье уже отчасти пребывал в ином мире. Отрава, подсунутая ушлым трактирщиком, убивала на месте, удивительно было, как до сих пор продержался. Центурион где-то над головой о чём-то договаривался с потрошительницей, перед глазами был только эльф. Эльфовый такой эльф, хоть и корноухий. Единственный нормальный эльфочеловек, как представлялось до сих пор, и ведь всё равно согласился. Наверняка же знает, что представляет собой командир, наверняка догадывается и о после сопредельной державы. Вик задержал взгляд на лице триария. Как последний нормальный человек, эльф таращился на Улву. Во всяком случае, куда-то туда. Додумать орлесианец не успел. - Красс, мать твою, - охнул он и со стоном уперся руками в навалившееся тело. Тело не поддалось и, вдобавок, начало домогаться. Вик обессиленно уронил руки и попытался утонуть в сене поглубже.

Шуршало сено, шелестели карты, вечер нагревался, неторопливо и со знанием дела. Следующий кон оставил без штанов самого барда, дышать сразу стало легче. Он даже не стал подниматься, снял лёжа и затолкал под голую спину. От колкой соломы не спасло ни капельки. Андрасте так и не смилостивилась. С "форой" в полный комплект одежды, с немалым опытом таких игр, уже через круг он вылетел следом за центурионом. Сено кололось везде, Вик вытянулся в полный рост, прогнулся, разминаясь, и подмигнул всем троим по очереди.

Бард торжественно похлопал, провожая цетурионовы трусы в последний путь. Мутный взгляд всё ещё чёрных глаз, после плеч неваррки, после сапожек неваррки, прочно зацепило за место этих трусов последнего обитания. Чтобы отцепить, пришлось пить. Отцепило от мест, прилепило обратно к бретелькам. Вик мученически прикрыл глаза.

Вик, к этому кону сравнявшись с центурионом и голым торсом, и босоногостью, уставился на неваррку с открытым ртом. Уставился откуда-то снизу, давно завалившись на спину и пряча расклад на груди. Бретельки, голые плечи и нахальный-нахальный взгляд. Пауза затянулась, месье смотрел на бретельки и чувствовал настоятельную потребность проиграть ещё разок. Катастрофично, мадемуазель. Катастрофично тесно! Отвернуться было невозможно, но пришлось. Игра продолжалась.

С сапогами пришлось расстаться на следующий же кон. Вик отсалютовал накаркавшему триарию кружкой и посмотрел на брата по маразму. Второй глоток пойла пошёл на удивление проще.

Сено весело пружинило под коленями, соломинки кололись в самых неожиданных местах. Реклама сеновалов от Теодора Красса становилась всё более интригующей. Слив первый кон, бард даже не удивился. Смех раскатился под деревянной крышей, когда он бросил свой жалкий сет поверх сета неваррки - такого же жалкого, но на единичку старше. Воздел палец в воздух, предупреждая вероятные требования немедленных зрелищ, и первым потянулся к загадочной бутылке. Горло ожгло огнём. Оценить набор слов, который прохрипел орлесианец, вытирая слёзы, могла только Улва, но и у неё могли возникнуть затруднения. Соперников немедленно стало вдвое больше. Усилием воли и отчаянным морганием Вик свёл разницу до одной десятой, усмехнулся и взялся за оставшиеся пуговицы. Неторопливо, с настроением, поглядывая на всех по известной ему одному очереди. Начинать с сапог было бы слишком примитивно. Чёрная рубашка повисла на балке первым флагом грядущего поражения.

- Можно... на раздевание, - предложил несмело и глянул на остальных. Они-то уж друг друга всяко видели. Ну почти всяко. - Жарко, - словно в оправдание. - Но я не настаиваю. - Это тоже часть сеновальной традиции? - обрадовался бард и дёрнул пару пуговок на рубашке авансом. Пожалуй, здесь была только одна участница, в чьём согласии можно было усомниться. - Что скажете, мадемуазель? - поинтересовался Вик у Улвы, обползая её, дабы создать приличествующий моменту круг.

Игорный дом "Центурион Красс и его *замазано чернилами* лучшие и преданнейшие солдаты Империи" - Полихроний! - восхитился Вик, выходя на путеводный свет магического огонька, - Вы с нами? Лавируя между опорами и балками, как будто всю жизнь прожил на сеновалах, бард завалился на мягкое по другую руку от неваррки и выставил на перевёрнутое ведро бутыль без каких-либо опознавательных знаков, со странным выражением лица поглядывая на мутное стекло. Уж больно весёлым выглядел "тряхнутый" трактирщик. Одну кружку Вик протянул мечнице и кинул вторую на колени центуриону. - Сдаём?

- Там, - указал рукой и поднялся. - Свежий воздух и мягко. Вы когда-нибудь играли в "Порочную добродетель" на сеновале? - спросил он игроков без малейшей доли иронии. Вик послушно посмотрел в вечерний сумрак, но сеновал не просматривался. - Читал в книжках, - поделился он бесценным опытом и оценил вид мага в полный рост. Самый что ни есть сеновальный. Ухмылка стала ещё довольнее, бард ткнул картами через плечо и сунул колоду в руки Улве, - Я догоню, только тряхну трактирщика. Он повернулся и нырнул в духоту общего зала. Кто играет в Порочную добродетель на трезвую голову?

- Есть предложения? Не двоящийся орлесианец, единственный и неповторимый, лениво потянул ворот рубашки, подтверждая - душно. Опыта относительно подходящих для азартных игр мест около деревенской таверны у него не было.

Карты в подтверждение зашелестели над головой мага с другой стороны, где прислонился к косяку ухмыляющийся бард.

- Ему? Крассу? - Вик обернулся и увидел колоду. Недоверчиво нахмурил брови, поднимая пачку. Карты? С центурионом? Машинально тасуя колоду, бард ревниво глянул на потрошительницу. И когда это успели сдружиться? Руки дрогнули, карта полетела на пол. Вик чертыхнулся, наклоняясь, посмотрел на выпавшую карту. - Пойдём найдём нашего, - он посмотрел на карту и озадаченно моргнул, - Даму треф? Весело кивнул на выход и зашагал первым.

- Ни-че-го. Свернешься клубочком. Лучше чем на полу. Подвинулась ближе и коснулась лобиком лба. - Разбудила? – нет, она не спрашивает. Так оно и есть. - Прости. Клубочком? Вот эти вот шесть с половиной футов клубочком? Вик рассмеялся. - В монастыре высплюсь. Вернусь и высплюсь, - он мягко толкнул лбом лоб и поднялся на ноги, предложив неваррке руку, - Надолго мы тут? Красс говорил что-нибудь?

- Виктор. Спит. Так мирно. И еще на полу. Стыд уже пробирает за то, что беспокоит. - Виктор… ложись на кровать, а? "Виктор, Виктор". Почти тридцать лет, как Виктор. Сон подмигнул на прощание и пропал совсем. Со вздохом бард открыл глаза, покосился на близкое лицо и поднялся на локте. - Она всё равно короткая, - улыбнулся и ущипнул соседку за нос, - Может в коридор её? Больше места будет.

Улва прислонила кулачок к губам, чтобы не засмеяться, вдруг что, пока перышком легонько продолжала щекотать нос барда. Зачесалось. Назойливая щекотка пыталась вытащить из некрепкого сна. Вик поморщился, расчёсывая свербящее место, и повернулся набок, пряча нос в сгибе локтя. Вставать не хотелось, а когда придётся - он услышит. Центурион об этом позаботится.

Чистый пол, крыша над головой и запирающаяся дверь. Вик вытянулся на одеяле и бездумно уставился в потолок. Последовав за потрошительницей, он как-то незаметно дошёл за ней вплоть до порога одной из трёх комнат. Она, кажется, не возражала, вернувшись к излюбленной немногословности, а он слишком устал, чтобы вспоминать об этикете. Единственная кровать - женщине, долг мужчины выполнен, можно наслаждаться тишиной и относительной безопасностью отдельной комнаты. Он так и не привык спать вместе со всеми, будь то лагерь под открытым небом, или гостиная в крестьянском доме. Щёлканье замка стало самым желанным звуком на свете.

Едва плеч коснулись ладони, Вик вздрогнул и съёжился. Душить, его, однако, не спешили. Не спешили валить на землю, грызть и вырывать пальцами сердце не торопились тоже. Насочинял уже, а вы как думали, мадемуазель, воображение-то, извините, бардовское. А вы можете? На что способна ты, Улва? "И я убил бы", пообещал ему центурион, пообещал и сам в ответ, обменялись клятвами не на жизнь а на смерть. Но то убийство умышленное, понятное, как и предательство, которого ждёт от каждого в этом отряде, и которого каждый ждёт от него. Другое дело - ярость зверя. Что знает он по сути о таинственной касте чуждой страны, о подконтрольном ей безумии? Как тонка та грань, по которой ходишь ты, мечница из Неварры? И как часто шагаешь за черту? Страшно? Страшно. Страшно так, что уже спокойно. Если лгут ласковые руки, если лукавит нежный шёпот, если обманчиво дыхание над ухом, ничего уже не сделать. Подпустил. Пока забывал об одной, начисто стирал память о танце и поцелуе, безрассудно отдаваясь во власть стихий, не заметил, как подпустил другую. Спина расслабилась, Вик безмятежно запрокинул голову, ища её глаза. Женщины в этом отряде явно были посланы на его погибель. - Идём, - согласился он.

Ну же, спросите кто-нибудь, чем он думал? Чем можно думать, когда два дня в дороге, проливной дождь, удар молнии, сон на жёстком полу крестьянского дома? Когда в ушах ещё шумит после боя, после рёва демонов и людских криков, и эйфория от своей ловкости и удачи мешается с отвращением от вида распятого человека. Не думал, ответите, и будете правы. Женщина прильнула к нему на секунды, а он застыл в запоздалом ужасе, и кровь набатом прогремела в ушах. Кровь бурлила после битвы, её кровь. Она только казалась спокойной. Уставшей, измотанной. Два часа с оглоблей под палящим солнцем, вспомнилось ему, и не устала ни капельки. Потрошитель посреди поля битвы. И не меч определяет суть. Как ущипнула, Вик почти не почувствовал. Опустил глаза, переводя дыхание, машинально слизывая кровь. Поднял и тщательно застегнул наруч, только после осмелился снова посмотреть, искоса. Кивнул, признавая - глупый. Уронил голову на согнутое колено и еле слышно засмеялся.

- Укушу. Нет. Не укусит. Разве что… если только бард месье ближе наклониться не посмеет. Усталая улыбка в ответ. Кусается, значит голодная. Голодная, значит жива. Бард месье не только ближе смеет, но и безрассудно усаживается в пыль рядом. Отстёгнутый наруч валится на землю, вытянута перед лицом беззащитная рука и сопит где-то над плечом нахальный нос. Кусайте, мадемуазель потрошительница, хоть за руку, хоть за нос. - Кусай, - соглашается и вслух. На самом-то с колдовской бури ни единой новой царапины. Аж неприлично.

Один клинок остался на месте рассыпавшейся туши демона. Сухой и горячий, как будто не из трупа монстра, а только из кузни. У второго сидела, уронив свою оглоблю, потрошительница. Вик наклонился над мечницей и легонько стукнул кулаком по макушке. Жива?

"Никогда не недооценивай силу глазного контакта", - поучал маэстро подопечного, непринуждённо возлегая на нём всем немалым весом после того, как укладывал на пол одним стремительным приёмом. Подопечный покорно смотрел в бездонные глаза мастера и пытался дышать, пока наука вплавлялась прямо в рефлексы минуя бестолковый и неспособный к серьёзной нагрузке мозг подростка. От воя споткнувшегося на ровном месте рогатого дрогнули стены. Вик расхохотался, примериваясь ко второму глазу - их у демона ещё было много. Пожалуй, свалить зверюгу с ног было не в силах барда, но он готов был довольствоваться малым. Испуганное ржание с другого конца пещеры накрыло всю радость. А незнакомец в серебряных сапогах, посланник архонта и похититель драгоценного Лурца на пути к поджидающей у выхода лошади очень не вовремя обернулся. Когда Виктор подошёл к тому, что осталось после удара телохранителя, оно уже не шевелилось. Выдёргивая кинжал из глазницы трупа, бард брезгливо поморщился. Кровь залила всю одежду жертвы, вывалились внутренности - клинок не вытереть толком. Лурц, тем временем, нашёлся. Лурц даже был жив, судя по действиям тех, кто успел к нему первым. Висел. Тихий, спокойный, никуда не спешащий. Желающих Лурца наконец-то спасти было более чем достаточно. Вик отвернулся и пошёл подбирать ножи.

Рваные штаны бессмертны ну