tеnshi

- Рубашки? - озадаченно повторил Вик, осторожно беря из рук красноглазой незатейливый предмет одежды. Невозмутима. Непроницаема. Просто рубашки. Просто двоим. Он усмехнулся и покачал головой, опуская глаза на свой подарок, на подарок Крассу. Белая. Две белые. Ни он, ни стихийщик не питали любви к цвету невинности. Белое, таким образом, выходило на совсем особый случай. Бард фыркнул, развернул и приложил ткань к груди, фыркнул снова. - Вы выйдете за меня замуж, месье Кр'аасс? - поинтересовался, разглядывая ручные швы.

У исповедальни - Да я, собственно, тоже всё больше по окраинам как-то, - улыбнулся центурион, окидывая высокую фигуру с ног до головы. - Что-нибудь придумаем. - Вот. Держите. Улва протянула мужчинам рубашки. Гляди, может, и пригодятся им в следующий раз. К следующим политическим выборам. - У тебя хотя бы есть опыт с этими, - Вик, закрыв дверь номера, изобразил пальцами рога у головы и с "рогами" и застыл, воззрившись на подошедшую потрошительницу. Последний раз эту женщину он видел сидящей на злосчастной кровати, после чего она, если верить центурионовым откровениям.. Бард медленно перевёл глаза на самого центуриона. Снова на мечницу. Опустил, наконец-то, руки и поклонился, не отрываясь от её невинных красных глаз. - С добрым утром, мадемуазель.

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал при недостроенном монастыре Неуверенность, растерянность, страх? Месье... Рука ползущая к паху так и не доползла. Смутился сам. Отдёрнул руку. Животное. Я помню. Я только думал, что ты... а думать в постели рядом с красивым мужчиной, соблазнительно оголяющим грудь, особо не чем. - Хочу... с тобой, - кивнул он и поспешно добавил. - Пообедать, - и подскочил с кровати. Натянул перчатки, с трудом попадая в раструбы. - И после завтрако-обеда нужно собрать всех. Впереди оккупированный Каринус. Сто очков вперёд вчерашнему беспределу даст. Есть мысли? Лар предлагал через канализацию, но подробных планов у нас нет, а лезть наобум под землю - тоже не лучший вариант. Если нас оттуда вытянут, то казнят сразу. Моя наставница на кафедре Четырёх Стихий, миледи Фрассен, мудрая женщина и страстная к тому же, говорила: если хочешь что-то спрятать, спрячь это на виду. Месье выдохнул, хоть и слегка неровно. Рука успела перейти предел за которым завтрак уже не казался таким первостепенным. И ему кажется хотели ещё что-то показать. От мысли, что ещё можно показать после пяти часов, стало как-то неуютно. Профессиональная гордость шатнулась, но выстояла. В конце-концов он всё-таки знал больше о другой стороне. С некоторым сожалением провожая глазами руки в перчатки, Вик отошёл к шкафу и нервов гостя ради отгородился от него дверцей. Переодевание и булькание лица в умывальном тазике заняло минут пять, уже двинувшись к выходу, бард резко развернулся, переложил скрипку и смычок на постель, с чувством поцеловал гриф, и пошёл на выход снова. - Никогда не пробирался в оккупированные города, - поделился он отсутствием опыта.

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал при недостроенном монастыре - Ну... мм... - о, так их расстёгивать надо? Взгляд невольно скользнул по гладкой тёмной коже показавшейся в просвете груди. Надеюсь, вам, месье, только жарко. - Начинал-то я, как добропорядочный натурал. Это позже. Немного. Понял, что мне ближе. Но иногда, для разнообразия. Почему бы и нет. Женщины прекрасны. Но с мужчинами мне проще. Да и... кое-что женщины не в силах дать, - ненавязчиво рука поползла к паху. Нет, вам правда жарко, месье? Или в этой комнате на один стоящий предмет стало больше. Ой. Вик не сказал этого вслух, но это лучше всего описывало пришедшее озарение. ОЙ. Пальцы на пуговицах остановились, на центуриона уставились виноватые и неожиданно неуверенные глаза. Он забыл. Забыл с кем сидит, забыл, где. Отрезвляющая боль в пальцах и неудачи с женщинами - разговор в последние две минуты стал каким-то совсем приятельским, и он даже не подумал... - Я подумал.. - немедленно возразил себе вслух бард, провожая чужую ладонь глазами, и запахнул ворот на груди, не застёгивая, - Я подумал, может ты хочешь со мной позавтракать?.. Или, - он глянул за окно, - пообедать. Я могу завтракать, ты обедать. Но мне надо переодеться.

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал при недостроенном монастыре - С Улвой... - как-то отстранёно повторил он, ощущая касание. - Ничего не сделал. Она хотела мне помочь комнату убрать. А я... ну, я хотел её... как всегда. Это моё обычное состояние. Когда-нибудь я от этого избавлюсь. Наверное. Воот. Хотел её, пока не понял, что стоят в этой комнате только портьеры. Иии... она ушла. Но, если честно, я бы её и со стояком трахнуть не смог, - прозвучало искреннее откровение в исповедальне монастыря филиала Собора, а кающийся снова уставился на проповедника. От новых центурионовых откровений брови привычно выгнулись дугой. Вик прыснул, представив картину, но тут же устыдился и откашлялся в кулак. Насмехаться над "всегда хотящим" было как-то не по-братски. С другой стороны, незадолго до этого подвига сам бард предлагал неваррке присоединиться.. и был вынужден признаться в своей несостоятельности. Это в некотором роде делало героев-любовников равными в непроглядном идиотизме. Один идиот воззрился на другого с самой идиотской улыбкой. - Её? - поинтересовался он, берясь за пуговицы рубашки. Расстегнул одну, потянул следующую, - Или их всех? Я уже подумал, что ты вообще не по ним.

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал при недостроенном монастыре - О... - в тон хозяину подал голос гость, заканчивая перевязку. - Она же вроде старая, - Тео покосился на лакированную поверхность. - Предпочитаете скрипки в возрасте, месье? Андрасте должна быть против. Глумиться над стариками - грех. Его ладонь легла на бедро посла, но уже без прежней хватки. Только чтобы чувствовать его близость, что вон он, рядом. Вик опустил глаза и рассмеялся. - Она святая, - ответил он с нежностью, - Прощает мне всё, не первый год. Надеюсь, я успею подобрать струны до отъезда. Он посмотрел на ладонь на своём бедре и вычертил на ней пальцем витиеватую "В". Вспомнил и недоверчиво уставился на мага. - Так что ты сделал с Улвой? Она.. осталась с тобой?

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал при недостроенном монастыре - Да?.. - сказать что-либо осмысленное вблизи мужского тела, так настойчиво льнущего - со спины! - невозможно. - Дааа, - то ли поддразнил, то ли подтвердил бард, вкрадчиво и с придыханием, чувствуя некоторое облегчение. Не то, чтобы никто и никогда не извинялся перед ним за подобное, но то были извинения ожидаемые, а роль жертвы приносила плоды не хуже роли хищника. От центуриона ему не нужно было ничего. Ничего обычного. Ни информации, ни репутации, ни жизни. И не только вы били стекло вчера, месье. Как вы-то сейчас ходите, или хотя бы сидите так непринуждённо? Даже завидно. Самому Вику явно требовался перерыв в пару дней. Хотя бы на некоторые виды активности. Потянул за руку, настойчиво и с силой, готовый опрокинуть навзничь. Но остановил такой знакомый запах. Кровь. Течёт. Пока тянул, разбередил схватившиеся раны. Накрыл его ладонь своей, но даже простейшее заклинание созидания стихийщику не подчинилось. - Жаль я в созидании полное ничто, - стянул со столика полотенце и обмотал порезы, чтобы остановить кровь. - Что вы с ней не поделили? - кивнул на сиротливо брошенную скрипку. Он уже собрался очертить границы, но процесс искупления неожиданно приостановился. - О.. - орлесианец, рассеянно наблюдавший за манипуляциями не-созидателя, неожиданно показался очень и очень смущённым, - Ммм. Кажется, я её.. изнасиловал.

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал Руки сползшие на грудь обхватили ладони и жёстко сжали. Не грубо, но так чтоб сразу не вырвался. Привычка. Откинул голову назад и упёрся затылком, кажется, в щёку. - Кому?.. - прикрыл глаза, ощущая спиной тепло его тела. Нет, нет. Собрал волю в кулак, повернул голову навстречу его дыханию и уставился в карие глаза. Вырываться. Из собственной постели. Хозяин комнаты прижимается теснее. Вы тут в гостях, центурион. - Я бард, Тео, - Вик хмыкнул. Поднял глаза к потолку, чувствуя как нагревается шея. Серьёзно? Они должны это обсуждать? - Должно случиться что-то оччень болезненное, чтобы я почувствовал себя изнасилованным. Могу тебя заверить, твои молнии имеют совершенно иной эффект.

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал Тишина, повисшая по окончанию исповеди, была всеобъемлющей и всепоглощающей. как два пальца насилую использованным Улву Какую ещё Улву? Когда Улву?! Улву?.. Шок, растерянность, недоверие, восхищение и полная потеря жизненных ориентиров сменяли друг друга на темнокожем лице. Вся эта речь была великолепна. Проникновенна до слёз и искренна до дрожи, если бы не человек, которому ударенный чем-то центурион решил презентовать боль своего таинственного и такого глубокого оказывается сердца. Что делать теперь с этой болью, Вик не представлял. Со-вер-шен-но. Твою мать. - Кра.. Теодо.. Тео, - он медленно сел на кровати. Растерянно выдохнул. Подполз на коленях и обнял обеими руками. Зачем вы такой маленький, центурион? Прямо как Улва. Которую вы по вашим словам.. Нет-нет-нет. Улва потом, - Теоооо.. - шёпотом в шею. С нежным транквилизующим поцелуем за ворот тренча, - Ты понимаешь, кому ты это говоришь?

19 нубулиса, исповедальня Великого Собора, филиал - Что-то меня переклинило немного... Или даже много... - пауза на выдох и вдох. - Можно было без всего этого. Без магии. Но... я так долго и так... тебя хотел, что как-то всё очень по стихийному получилось. Извини. Вик моргнул. Недоверчиво посмотрел на кающегося грешника и моргнул снова. - Но.. - начал он и окончательно завис. Теодор Красс. Извиняется. За? Порванную рубашку? Доминирующую позицию? Секс?! Бард поднялся на локтях. - Т-ты, - попробовал снова. С третьего раза получилось лучше, - Ты ещё скажи, что жалеешь.

- Вик... - да, проснись ты наконец! - Месье Виардо, у вас жаровня погасла, - уже громче и настойчивее. Месье Виардо сел. Как будто дёрнули марионетку и тут же ослабили нити. Руки судорожно вцепились в покрывало, обмякшая спина никак не могла толком распрямиться, только глаза ошалело уставились в глаза, и тяжело вздымалась грудь от резкого пробуждения. - Какая жаровня? - выдохнул он. Красс. Всего лишь Теодор Красс, невинно стоящий в изголовье кровати посреди.. глаза невольно обежали комнату.. совершенно целой спальни. С шумным вздохом облегчения Вик упал на подушки, раскинув руки. - Нет у меня никакой жаровни, - проворчал в потолок.

Прошёл. Прикрыл дверь. Знакомое расположение комнат. В "Отдохновении" планировка удивляла лишь размахом, но не разнообразием. - Виктор, - позвал громче. Спит ещё? - Вик... - попытался снова, не вторгаясь в чертоги личных покоев. Столбом подпирая стол в гостиной. Двери личных чертогов были беззаботно распахнуты. Шагни ещё и увидишь. Хозяин комнат, полностью одетый, раскинулся на покрывале не расстеленной постели. Запаха алкоголя не было. Тишина, ровное дыхание, и левая рука с порезанными пальцами.

Около часа дня в дверь посла Орлея негромко постучали. Дверь качнулась от первого касания, не запертая и даже не плотно притворённая.

19 нубулиса Виспов в наличии не имелось. Приказа будить у рабов не было. Измятая со сна одежда, небрежно брошенная на кресле скрипка, две лопнувшие струны и несколько пятнышек засохшей крови на смычке. Солнце поднималось в зенит, он спал и не собирался просыпаться.

Да. Я не могу тебе сейчас поставить лайк поэтому просто да.

*Погружается в раздумья о всех подарках от "пассий" и требуемых размерах карманов для них*

Когда его накрыло, Виктор сказать не мог и задумываться не хотел. Опасные мгновения гнетущей пустоты после любой близости, тем длиннее, чем дольше длится связь. Пять часов задвигали любой полученный когда-либо опыт, и оставляли пропасть размером с Эмприз-дю-Лион. Теодор Красс-Шармаль, чокнутый стихийщик, от первого взгляда в заснеженной пещере до последнего стона на мокрой насквозь кровати. Две недели взглядов, намёков, осторожных подходов и, наконец, бесстыдного флирта. Приятная игра и фантастическая кульминация. Продолжать.. не имело смысла. Добиться той же остроты теперь было невозможно при всём желании, иных же причин сближения попросту не могло быть. Снизу послышались недовольные крики, и скрипач опустил смычок. Здешние обитатели были привычны ко многому, но не к бесконечному заунывному пиликанию на ночь глядя. Винить их в этом было сложно. Пожелав, тем не менее, доброжелателю новых граней отношений с его почтенной матушкой, Вик легко сбежал с лестницы и быстро зашагал прочь. Завтра на совете он будет в порядке. Улыбнётся женщинам, с поклоном одной и заговорщически - другой, поприветствует мужчин, и даже рыжего встретит без недовольного прищура. За каких-то пять минут посреди развороченной комнаты центурионов приятель вырос в глазах барда неописуемо. Завтра он улыбнётся и Теодор'у, и весь оставшийся путь, до Каринуса и куда бы то ни было после, будет готов подставить плечо и отвлечь от бремени лидера, если только лидер пожелает такого отвлечения. Завтра он будет как всегда. Сейчас у него была скрипка и огромная пустая площадь, призрачная в лунном свете. Он только начал.

Не переживай Впереди оккупированный город и ползание по канализации Ещё чуть-чуть

Но у нас нет ревности Ни у кого ВООБЩЕ Т_т

Сблизились Как теперь пережить похмелье

Темнота опустилась на город, когда Виктор снова вышел на галерею со скрипкой. Несколько часов от игры до игры. От настроения до настроения. От возвышенного умиротворения до тяжёлого осознания низости своего бытия. Он не просил прощения и не собирался ничего менять. Он был проклят с рождения, недостойный ни материнской заботы, ни благословения, ни даже существования. Он всё-таки жил, из чужой милости, и не имел права желать иного. Он всё ещё мог играть.

влияние +30 за 650, трансформация в демона желания activate

Месье, себе на удивление, был живее всех живых. Разве что из ванны выгнал всех - от одной мысли о чужих прикосновениях ещё бросало в дрожь. Уже через десять минут водных процедур идея о завершающем раунде с потрошительницей перестала выглядеть такой уж фантастической. В крайнем случае, помог бы центуриону с платьем - после судьбы, постигшей рубашку и бельё барда, статус "животного" закрепился за магом надолго, и в умении обращаться с приличной одеждой ему было отказано. Вспомнился френч в то памятное утро перед визитом в круг. Ни себе, ни людям. Мысль об оставленной в логове Улве вдруг стала очень неуютной. В этом платье, в этих сапожках, наконец! Вик вздохнул и погладил гриф скрипки. На всё воля твоя, Создатель. Уж кто-кто, а потрошительница могла сама распорядиться своим платьем, в этом он не сомневался ни секунды. Уже через двадцать он бодро спускался на ужин на открытой веранде, заряженный так, что казалось - в него каким-то образом перекочевала часть мажеской маны да так и осталась болтаться бесполезным сгустком энергии без возможности выхода. Стихия. Ни чета изматывающей энтропии. И притом - ни единого ожога, ни единого локального обморожения. Поразительная ювелирная точность при общем буйстве. Умеете же когда хотите, месье Кр'аасс. Зачем с рубашкой-то так? На вышедшего к гостю повара посмотрели как на бога. Еда, долгожданная горячая еда. Но рубашку было жалко почему-то до сих пор.

Улва позволила себе нежно улыбнуться, закрыть глаза и едва губами коснуться макушки месье из Орлея. Беспечный, неугомонный вы, месье. Нежное, целомудренное касание. Последняя точка, как занавес пятичасового безумия. Вик поднял голову и осторожно тронул губами девичье плечо. - Merci, mon ange. Повернулся. То, что лежало на другом краю кровати, нельзя было назвать ангелом при всём желании. Покосился на рыжего, но тот, кажется, испытывал от ситуации не больше смущения, чем неваррская дева. Пожал плечами, в который раз, и припечатал центуриона крепким прощальным поцелуем. Обойдя осколки с ловкостью канатоходца, влез в штаны, подмигнул рыжему и, подхватив скрипку, вышел за дверь. Стоящему в коридоре телохранителю приветливо махнули смычком.

Фокс, думаю, прекрасно понимает, что дело не в сеттинге) Поэтому там Галкин а не Корифей с инквизитором в зубах например