Honesty

Спасибо, сейчас)

Я в столовой с алкоголем. Вообще я всех звала выпить, но никто не хотел) Но можно и в другое место, если нужно, главное позвать.

Сестра Моника, свернувшаяся в кресле, достала распятие. - Иисус! Это что такое получается, Иисус! Я что, должна в кого-то ткнуть пальцем просто потому, что ... что? - Она ещё раз глотнула из бутылки. Вон некоторые монахи только вином и живут, а у неё тут исключительная ситуация. - Вот что я, по-твоему, должна делать? Считалочкой посчитать? Я ж ни одной не помню! Сплошные молитвы! Имей в виду - так дело пойдет - ими считать и буду!

- Ммм, там в кабинете или гостиной нигде картина криво не висит ли.... - сестра Моника находилась в расслабленном ленивом состоянии.

Ну, я подозреваю, что всё не так просто и никого не отпустят просто так на самом-то деле... Это я так просто про себя подозреваю) И что это все равно опция для кого-то одного, кто сделает правильный вывод из всех трех подсказок.

...тем более что интересная же игра, ну)

Аннасти, вроде, не собиралась немедленно мучительно умереть. Монахиня благодарно перекрестилась, отодвинула кресло, и обнаружила ещё одну бутыль с надписью "Бурбон". - Эх, ладно, это всё во благо! - сказала она вслух, решив на этот раз поставить эксперимент на себе. Ожидать, умрет кто-то другой или нет - как-то не по христиански. После опыта со стаканом, сестра Моника немного наловчилась в питье. Сделав небольшой глоток, она почувствовала обжигающее тепло. Стало немного спокойнее. Поставив бутыль на стол, монахиня дошла до двери, и высунувшись, закричала наружу: - Эй, товарищи миряне! Здесь немного отрезвления! Мы вроде пока ещё живы! После чего вернулась в удобное - по сравнению с остальными местами - кресло и свернулась в нем.

Да просто там уже глотнули, мало ли) Ок, понятно)

...и если там в бутылочке что-то не то, нам бы тоже узнать об этом сейчас)

- Мне кажется, нужно пойти посмотреть в других комнатах... - судя по голосу, с Аннасти вот-вот могла случиться истерика. Посмотрев на девушку, сестра Моника поняла, что нет, библиотека тут не поможет. - Столовая, - уверенным голосом сказала монашка и жестом пригласила девушку следовать за собой. Благо, идти было недалеко. В столовой обнаружился изрядно захламленный комод со всякой всячиной. Салфетки какие-то, коробочки.... и бутылка без этикетки. Сестра Моника отвинтила крышку и попыталась принюхаться, удивляясь собственной смелости. Это был определенно алкоголь. - Знаешь, я не уверена, что это следует пробовать. Хотя спирт, конечно, там есть. Но вдруг он там цианид растворил? Хотя, насколько я понимаю, цианид - это ещё милостиво.

Глядя на действия Уолтера, сестра Моника прониклась к нему уважением. Даже мысленно примерила ему ещё раз сутану. Та все ещё не подходила, но стоило признать, такому священнослужителей не учат, а зря. Нужно будет подать идею общине. - Святые покровители! И правда, по дому лучше в одиночку не ходить. Вряд ли Иисус сам по себе спустится сюда с небес... Так, у меня есть пластырь, бинты, перекись водорода, лаванда в пакетике, нашатырь, влажные салфетки и мятные леденцы. Всегда ношу с собой мини-аптечку. Будет лежать на столе, если понадобится. Она подумала было выложить на стол и деревянное распятие, но подумала о том, как удобно оно лежит в руке, такое удобное, остроконечное... Должны же быть у неё самой хоть какие-то средства самообороны.

Пошарив по шкафчикам, монахиня не обнаружила никакого алкоголя (всегда нужно думать перво-наперво о ближних), взяла первые попавшиеся стаканы и наполнила их из под крана. - Ну, с Богом, - сказала она и протянула один стакан печальной девушке с надписью "мать". Вылила воду куда-то в область рта и немедленно промокла. Впрочем, примерно половина содержимого попала по назначению. - Как вы думаете, не пройти ли нам в библиотеку? Впрочем, в гостиной или столовой тоже может найтись что-нибудь для поднятия настроения. Умирать - так с песнями. Сестре Монике нервозность отлично заменяла алкоголь.

Некоторое время сестра Моника приходила в себя от шока, не в силах ничего сказать, а потом внезапно наступило странное спокойствие, и она забормотала себе под новый бесконечный нос: - Наверное, я брошу спать. Или наоборот, попробую ещё раз. Вдруг снова окажусь неясно где... Однажды, может, попаду куда-то, где захочу остаться, и вот тогда уж точно брошу спать. Она посмотрела на рисунок у себя на ладони. - Ну что, мы все умрем. Вообще я думала отрабатывать грехи служением Иисусу, но видимо, не сложилось. Хотя это, конечно, какие-то не Иисусовы методы... Чем хороши маски, так это тем, что под ними никто не видит, как ты глупо хихикаешь над тем, что совсем не смешно. Чтобы не удариться на этот раз в громкую истерику, сестра Моника стала представлять присутствующих в сутанах, предварительно постаравшись разглядеть, у кого могла, рисунки на ладонях. Некто в цепях и маске (вот за кем нужно следить, все эти особенные костюмы помогают людям прятать настоящих себя, уж монахине ли не знать) , если одеть его ещё и в сутану, смотрелся бы так колоритно, что хоть фильм снимай. Мужчина со странной прической с уголками, кажется, мало бы изменился. Бывают похожие пасторы, как правило, рассказывают о гневе небесном. Говорят, собирают хорошие пожертвования. Женщина чуть иностранного вида (хотя монахиня не смогла бы объяснить, в чем это выражалось) почему-то в церковном одеянии никак не представлялась. Слишком деловитый вид. То есть представить-то можно, но потом воображение рисовало картины, как она обходит прихожан и записывает в блокнот, сколько раз они молились за последнюю неделю. А вон та печальная всхлипывающая девушка идеально подходит на роль послушницы. Вот именно с таким лицом они и приходят - те, которые потом остаются. Стариков, если честно, сестра Моника побаивалась. Даже самые милые из них всегда почему-то смотрят на тебя оценивающе. Монахиня сразу вспоминала то ли о Всевидящем Оке, то ли о взоре Господнем, в общем, как обычно, бесконтрольно (хотя и не без стыда) кощунствовала в мыслях. От образа скрюченного седого человека с тростью и в сутане её снова разобрал смех. Что у него на руке написано? Брат. Ох, это, наверное, что-то серьезное. На удивление, женщина с надписью "Лицемерие" вполне представлялась монахиней. Впрочем, многие обвиняют священнослужителей в лицемерии.... Старик с рисунком "Петля" вызвал у сестры Моники новый приступ ужаса. Она явственно представила, как он в сутане её допрашивает, а потом громогласно возвещает: "Нет тебе прощения!" Накачанный молодой человек, как ни странно, тоже был бы довольно знакомой породой монахов. Они ещё часто принимают обеты молчания и прихожане от них шарахаются, хотя в общинах их очень ценят за усердие. Лысый мужчина в очках и с бородой мог бы надеть сутану разве что для ограбления банка. И чулок на голову. И размахивать пистолет. Очень органично. А вот и её знакомый с кладбища! Какая неожиданная радость! или нет? Сестра Моника на пару минут запуталась в своих ощущениях - как обычно случалось, когда они у неё возникали. Ох, и ещё очень вытянутая темноволосая женщина готического вида, и стилистически подходящий к ним усатый человек... Наверное, они все из того похоронного бюро. Вот они были бы идеальными священниками, все трое. Правда, наверное. у баптистов... Или в мюзикле? Но это же почти одно и то же, разве нет? Господи, и этот странный тип тоже здесь! Которому она ещё кофе отдала. Но нужно признаться, таких монахов множество. Как того звали? Брат Грегор? Кажется, его отправили в сельскую местность и он заставлял прихожан разводить коров, куриц, копать огороды... Даже конкурс какой-то они выиграли.... Кому бы сутана пошла больше всех, так это рыжему с нарисованными детьми. Сестра Моника понадеялась, что всё не так плохо, как можно подумать. Про священников, правда, всякое говорят... Монахиня потрясла тяжелой от маски головой. Нет-нет, ему просто была бы очень к лицу сутана с высоким воротничком. Подумаешь, мало ли что нарисовано. У неё самой нарисована клубника, а значит она вовсе не такое.... Или такое?! Только если в переносном смысле. Всё было совсем, совсем не об этом! Нервная предприимчивая девушка, уже куда-то удалившаяся, почему-то неизменно представлялась в сутане и с гаечным ключом. Ну, зато гаечный ключ мог бы помочь справиться с этой железной штуковиной... - Нам нужно обыскать дом. - Откуда-то из детской памяти о жанре фильмов ужасов всплыло еще одно полезное правило: - И я не думаю, что стоит бродить по дому в одиночку. - С нами Иисус, - сказала сестра Моника. - Думаю, первым делом нужно найти что-нибудь выпить. Воды, я имею в виду, - смутившись добавила она и побрела в сторону кухни.

Да мы ели пончики на кладбище же)

Дописав письмо, монахиня сложила его вчетверо, и направилась в гостиницу. Отдав письмо портье, она поднялась в свой номер, приняла душ, переодела свое облачение и твердо решила отправиться наконец в церковь. Сейчас она туда придет, и все вернется в привычную колею. В конце-концов, ей же ещё два дня общаться с подростками, нужно обрести уверенность. Следовало бы поторопиться, чтобы успеть до ночи, а за окном снова вечереет. Но если выйти прямо сейчас, то кого-то ещё можно застать. Ей же нужен только совет коллеги, кого-то, кто понимает, как сложно хранить внутренний покой, даже если это единственная твоя задача. Да, нужно идти уже. Вот только сформулировать бы как-то запрос. Сестра Моника села на кровать и задумалась. - Я приехала и не смогла сразу сориентироваться. Кажется, меня задели слова того мальчика. Наверное, это всё из-за моего прошлого. Я сама не вижу себя мудрой и спокойной. Но ведь у всех же так. - Она откинулась на спину и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях. - Domine Iesu.... dimitte nobis debita nostra.... salva nos ab igne inferiori.... Requiem aeternam dona eis.... et ne nos inducas in tentationem... sed libera nos a malo... всееее прелестные маленькие лошааадки.... Последнюю строчку сестра Моника пропела полушепотом уже совсем во сне. Кровать всё-таки не кладбищенская скамейка.

Не, ну это уже какой-то высший пилотаж, тут бы ручкой справиться)

Сестра Моника с благодарностью уселась на скамейку и продолжила писать изрядно помятое письмо: "Эти строки я пишу уже следующим днем - и со вчера много чего случилось. Во-первых, я ночевала на кладбище - случайно. Во-вторых, ко мне приставал жуткий тип " - тут Моника остановилась и зачеркнула последние слова - "я столкнулась с очень заблудшей душой, которой оказалась совершенно не способна открыть путь к Истине. Конечно, он даже по-английски не говорит толком, но может ли себя оправдывать этим человек, намеревающийся служить Господу? Но отчаяние - грех. И уныние - грех. Но самое ужасное, что я сегодня использовала имя Господа всуе. Угрожала Божьей карой. И даже не дошла до местной церкви. Как думаешь, семидневные моления подойдут в этой ситуации? И обет затворничества на месяц. Когда вернусь. Мне кажется, это ещё не все происшествия. Такой беспокойный город. А вот чревоугодием я совсем сегодня не страдала, потому что до сих пор не добралась до своего номера. Встретила очень милого могильщика, за которым теперь укрываюсь от заблудшей души. Прилагаю к письму визитку. Удивительно - или наоборот, не удивительно? Что кладбище порождает в людях такую жизнерадостность. А по виду ведь и не скажешь - такой бледный, и с такими синяками под глазами, какие у меня последний раз были в старшей школе по случаю большой личной беды. То ли мне кажется, то ли всеми этими описаниями я снова где-то грешу. Но он такой колоритный, а фотографировать мне нечем. Поэтому вот: " И она принялась как умела зарисовывать портрет человека с лопатой.

- Гомес как говорил о планах расширить дело. Спасибо, сестра. - Обращайтесь, мы всегда вам рады! - улыбнулась Моника самой праведной своей улыбкой. - Вы не против, если я допишу своё письмо где-нибудь поблизости от вашей чудесной лопаты?

Там как-то душевно)

- Меня можете не опасаться, - добродушно утешил он сестру. - я активно одетый человек. Визиточку? - он протянул Монике визитку семейного похоронного агенства. - Конечно! У меня вот тоже есть, - она протянула свою. - Я - сестра Моника. Надо же, почти коллеги! Если что, обратимся к вам. Хотя мы находимся в Сиэтле... Так что если я не умру за те пару дней, что мне осталось тут провести - вам нужно будет расширить свою деятельность.

Фестер обернулся и поддержал за локоть монахиню, чтобы не упала от неожиданности. - Осторожнее, мадемуазель, - заметил он, перекладывая лопату в другую руку. - Некоторые могилы еще не зарыты, можно упасть и запачкать платьице. Какой одушевленный человек, подумала сестра Моника и нервно забормотала: - Ну, оно и так черное. И уже немного запачканное. К тому же там тихо. Вот ночью здесь было тихо. Какая у вас лопата симпатичная. Одолжите, если что? Я немного опасаюсь активных раздетых людей. Иисус, наверное, потом меня простит. Он такой.

@Thinvesil, я там тебя задела)

- Эгельме! - лукаво подмигнул ей Равшан и широко улыбаясь принялся медленно снимать лямку своего комбинезона Очевидно, надежда на вербальный контакт была потеряна. Сестра Моника прикидывала, сможет ли она в случае необходимости пнуть мужика как следует невысоким, но жёстким каблуком, ругала себя за склонность к насилию и думала, можно ли священнослужителю призывать к насилию других людей. В конце-концов, у кого-то же такая работа... И пока странный тип был занят своим комбинезоном - а ведь интересно, правда ли он будет бегать без него по кладбищу средь была дня? - сестра Моника осторожно пятилась, не сводя глаз с подозрительного мужика ("а вдруг это правило не только для собак?") , периодически натыкаясь на надгробия и обходя их, не оборачиваясь, пока не ткнулась спиной в кого-то высокого, мягкого, и с лопатой.