FOX69

Охотник покачал головой и отправился лечить храмовника. Подобрал настойку, молча промыл и обработал раны. Пригодилось-таки зелье Улвы. Добить бы было милосердней, чем ночью сдирать повреждённые доспехи ещё больше раскрывая кровоточащие раны. Но Каров уверенно действовал. Капитан не мешал, наблюдая со стороны за процессом. - Надо в пещеру его, - бросил тихо в спину охотника. - Не знаю как в лесу, но в море акулы бы уже кружили рядом.

- Вот что это было, Бартоломью? Срать мне с самого высокого шпиля Вал Руайо, о чём вы пересрались. Но ты же взрослый мужик! Дали бы друг другу пару раз по морде и угомонились бы. А теперь дети разбежались по ночному лесу. Что-то много сегодня учителей на квадратный метр. Его никто со времён отрочества и поучений Фернандо не наставлял так рьяно, как сегодня. Сначала молодой храмовник, желавший поставить быдло на полагающееся место, теперь, охотник с благими намерениями миротворца. Кто ещё желает поучить мерзавца, убийцу, душегуба со стажем? Он ничего не ответил. Вынул из фляжки пробку и отхлебнул. Глянул в сторону беглецов и на истекающего кровью храмовника. - Она их вернёт? - спросил у Карова о способностях Ласки.

Охотник молча протянул пирату флягу с водой. Он принял флягу. Чуть заметно кивнул, не совсем понимая зачем. Ведь на нём была только кровь Аврелия и ни одной царапины. Хотя, охотник мог об этом не знать. Камзол и руки густо покрывали бурые мазки, видимые даже в тусклом свете луны.

Парень ошибался, считая передышку за великодушие. Плотнее сжать рукоять скользкую от крови, чтобы нанести точный разрез. Он не собирался отступать, если бы... - Не надо! - Крик? Писк? Тари выскочила из кустов и округлившимися от ужаса глазами глядела на побоище. Казалось, какое ей дело до поверженного храмовника? Он ей никто, но... он помогал и сохранил ее маленький глупый секрет, а потому... - Пожалуйста, не надо! Он вскинул голову. Тесак налёг, оставляя на коже жертвы ровный надрез. Он бы убил. Ещё мгновение спустя. Но не на глазах у этого... мальчишки. Бой был на двоих. И смерти свидетели не нужны. Пират перевёл взгляд на заляпанное грязью и кровью лицо тевинтерца. - Благодари... её, - тесак поднялся, давление на горло прекратилось. Пират встал, вытер клинки о рукава камзола. - Любовь не стоит свободы. Тесаки вернулись в ножны, а победитель отошёл к тому месту, где недавно мирно курил сигару. Бурные дифирамбы охотника двум мудакам он уже отчётливо осознавал у камня.

Убьёт. Он точно знал - убьёт. Слишком горяч, слишком порывист, слишком открыт, слишком влюблён. Всего много. Всего слишком. Пол боя в пустоту, словно во всём повинен воздух, и дуэлянты пытаются расквитаться с ним. Один с холодным профессионализмом, другой с напором гнева. Молниеносные реакции. Свист лезвий, уханье храмовничьего меча. Ты хочешь проучить лломеринца, тевинтерец? Ты хочешь указать его место, ткнув мордой в дерьмо? Гордый аристократ в порыве ненависти к плебсу. Да, об тебя и меч марать не стоит. Серьёзно? Тогда, ты будешь жертвенной овцой. На Лломерине язык мечей в ходу. И для моряка с востока он родной. Удар. Ещё удар. Звенит кольчуга, осыпаясь срезанными звеньями. Зазубрины тесаков рвут калёные кольца металла. Вгрызаются в плоть. Ещё удар. Ещё один. Холодные, расчётливые движения. Ничего лишнего. Он сконцентрирован и отрешён от чувств. Рядом опускается меч. Если бы попал, разрубил бы от плеча до паха. Но в том месте, куда ложится тяжёлое лезвие, пирата уже нет. Он быстр, как ветер, и годы тренировок и боёв не позволяют руководствоваться эмоциями. Когда он бил в последний раз, вгоняя остриё тесака глубоко в бедро противника, когда вонзал второй клинок из-под руки, подло, но эффективно, он знал - убьёт. Ещё один удар. Последний, мощный. Свалить и перерезать глотку. Голову такому здоровяку с одного удара не снести. Пришлось бы резать на живую. Поэтому, полоснуть по шее, уважая рвение и смелость. Быстрая смерть за дерзость, как награда. - Так где моё место... мессир? - хриплый голос пирата прозвучал над поверженным, искромсанным противником. Тёплая кровь заливала траву и камень вокруг, а храмовник терял силы. Лломеринец навис над ним, прижал к земле, а в горло вдавил остриё тесака. Одно движение, и место Аврелия Тилани будет в неглубокой походной могиле.

Цинизм, помноженный на варварство. Таких не убивают мечом, таких учат палкой надсмотрщика. — Зачем? Укажу тебе твое место. Он не берется за оружие. Кулак давно сжат. И лавина обрушивается, увлекая обоих в поединок, который уже не нуждается в словах. Может в словах и не нуждается, но стали, по мнению лломеринца, этому поединку не хватает. И если храмовник надеялся отделаться сломанными рёбрами и синяками, то корсар шёл в бой, чтобы убить. Наверняка. - Ну, попробуй, - бросает он и выхватывает клинки. Зазубренные лезвия тесаков голодным отблеском вспыхивают в лунном свете.

— Бродяга. … Разыскиваемый преступник. … Отступник… - И что? - он безрассудно бросает вызов тренированному бойцу и укротителю магов. - Арестуешь меня? Отполированные рукояти клинков приятно холодят ладони.

Храмовник переступает с ноги на ногу, раскачивая склон. Лавина нарастает. - Десять раз. А потом? Думаешь, ей надо эти десять раз? Тебе шлюха нужна? Возьми любую в порту. Она же достойна большего. В очередной раз он меряет здоровяка взглядом с головы до ног. На губах лежит усмешка презрением к опасности. Ладони опускаются на рукояти тесаков. Ненамеренный жест. Скорее рефлекторный. Но отступать его не научили. - Если ты не заметил, - ухмыляется пират, - здесь нет портов. Мальчишка метит территорию и скалит зубы, намеренно наступая на хвост волку. И пока, волк терпеливо убирает хвост в сторону. - Значит, теперь ты будешь решать чего она достойна?

На нависший оползень?.. обвал?.. Кажется, вулкан, готовый взорваться в любой момент. Он поднял взгляд. Даже густые сумерки, разбавленные лишь светом тусклой луны, не могли скрыть голубого свечения насыщенной лириумом радужки. Капитан, не торопясь затушил сигару и встал. Посмотрел снизу вверх на гору мышц в броне и спросил: - Она что, вещь? Чтобы её оставлять.

- Ну да, конечно. Если в каждом порту по... женщине, не набегаешься за всеми. Да? Он выдержал паузу. Ровно для затяжки. Обернулся на храмовника с явным вызовом демонстрирующего своё пренебрежение к традициям лломеринских пиратов, и сказал: - Я не бегаю за женщинами. Это они бегают за мной.

Внутри клокотала злость в поисках виновного в несправедливости храмовничьей удачи. Он еще держал себя в руках. - А я думал, что ты поедешь с ней. - Храмовник, прислоняясь к стене рядом, лениво растягивал слова. Как-то мстительно втянул сигарный дым и кашлянул пару раз от его терпкой горечи. "Виновный" искоса посмотрел на сгусток гнева праведного во плоти. Плоти внушающей уважение: и вверх, и вширь. И продолжил курить. Об эротических снах храмовника пират не ведал, а эта женщина была вольна поступать так, как ей заблагорассудится. Как и любому из них. Он не видел причин почему должно быть иначе. И если она решила покинуть команду, это её выбор. А свободному выбору лломеринский головорез никогда не перечил. - Зачем? - кратко донеслось до Аврелия в ночной тиши. Снова медленно разгорелся красноватый огонёк и так же медленно потух.

Он не пошёл в пещеру, а отправился за хворостом на ночь. Тянуло свежестью, и осенний холодок забирался под одежду. Уже в кромешной тьме пират вернулся с последней охапкой, бросил дрова у входа и присел на плоский выступ. Долго раскуривал сигару и наблюдал за мутным диском далёкой луны в плывущем дымном мареве. Если она не вернётся к полудню, он уйдёт. Здесь чужака с востока ничего не держало, хотя за время пути он и привык к окружающим его людям.

Зря охотник думал, что лломеринец постиг за несколько дней потёмки души неваррской мечницы. Как и душа любой женщина, душа Улвы была непостижима. Он не настолько чуток и внимателен, чтобы освоить все тонкости женских душ. Наверное, поэтому бОльшую часть своей жизни Барт Хирол провёл в море в огрубевшем мужском обществе, где каждая душа прозрачна, а пиратский кодекс регламентирует взаимоотношения. Всё предельно просто и нет нужды искать подходы к душам. - Где эта пещера? - спросил он у охотника, не собираясь следовать за женщиной, ставшей ему за эти дни очень близкой.

- И что это сейчас было? - капитан смотрел вслед уехавшей мечнице. - Кто-нибудь в курсе? - обратился он к команде.

- Там должно быть безопасно. Я вернусь быстро. Даю слово. Пристальный зелёный взгляд не выпускал мечницу из вида. Она проигнорировала просьбу храмовника и в срочном порядке решила устроить судьбу полутрупа. Дальнейшее бытие красноглазого мужика пирата не интересовало, ибо он был им обузой и опасным попутчиком, а вот решение их нанимательницы его удивило. Вы куда-то собрались, сеньорита? Или я чего-то не понимаю? Но ей он не сказал ни слова, ожидая дальнейших её действий.

Капитан не принимал участия в воскрешении полумёртвого - тут бы Алоис пригодился после констатации смерти - он же стоял поодаль и наблюдал. Деревянную фигурку морской свиньи окончательно завершённую, ещё позавчера, он тайком поместил в седельную сумку неваррской мечницы - на удачу.

Ох, спасибо. Но фрпг-обострение чувствую надолго.

27 мартиналиса Уже поздно вечером, когда медведю, наконец-то, отомстили за трёхдневный марафон всеобщего терпения, а содержимое найденной бутылки могли подвергнуть дегустации желающие, он подхватил свой камзол и отправился к ней. Плотный камлот лёг на женские плечи, а мужская рука обняла и прижала. Полная луна карабкалась по небосводу, тесня неказистые звёздочки, тянуло осенней прохладой и морозным воздухом с гор. Впереди была долгая ночь, и лломеринский капитан налётчиков собирался провести это тёмное время суток в обществе неваррской мечницы. Х

Подрагивающие веки, влажные губы, сбивчивое дыхание. Она на краю. Он добровольно рядом с ней. Быть рядом сейчас. Брать без остатка. Делить наслаждение, дарить себя. А остальное... подождёт. Страсть захватила обоих, утопила в жажде, бросила в омут вожделения, из которого они выплыли лишь через вечность. *** Он потёрся щекой о её щёку и нежно припал к тёмным губам. Поцеловал прикрытые веки и кончик носа. Обнял, вдыхая запах разгорячённой меди волос. Потом поднялся. Помог подняться ей и пошагал в лагерь. Морская свинья, брошенная под деревом, взирала на резчика с укором недоделанными глазками. Капитан опустился рядом, вытянул из сапога кортик и срезал тонкую стружку с фигурки. У морской свиньи обязан быть хвост, иначе, что же это за талисман удачи такой, кастрированный.

- Остановиться? - невинно поинтересовалась, продолжая дарить невесомые поцелуи. - Лучше тогда... остановиться? Пряжка щёлкнула и притворно слабые руки могли творить если не произвол за произволом, то один сплошной беспредел. - Отдать тебе монеты? Чтобы ты смог уйти, - шептала красноглазая. - Уйти. Сегодня. Сейчас. Ведь именно этого ты хочешь, верно? Свободу от кандалов. Свободу от чужой воли. Свободу от обязанностей, которые ты не хочешь исполнять. Руки были беспощадны. Они знали, как лишить свободы, как подчинить. Но... Дыхание стало частым, вся кровь отхлынула куда-то вниз. Он обхватил её и опрокинул. Свалил на землю и прижал всем телом. Шаловливые ручки с силой вдавлены в почву. Он целует с необузданным иступлением её губы и, оторвавшись, заглядывает в угли глаз. - Однажды, - тихо произнёс над её головой, - я узнал об очень редкой лоции. Проклятого атолла Боэрика, - зелёный взгляд был холоден и мрачен. - Я нанялся в команду шхуны. Того кто ей владел. Их было десять. Через три дня их стало пять. Ночью я убил капитана, боцмана и трёх матросов. Остальные сдались. Я забрал карты. Он продолжал смотреть в её глаза и надёжно удерживать тело. - Они доверяли мне, -добавил он и освободил руки пленницы, ослабив хватку. Склонился и коснулся губами её открытой, беззащитной шеи. - Я бы давно мог получить расчёт. Он снова отстранился, чтобы увидеть рубиновые блики.

Он не пошевелился. Рукам на пряжке давали полную волю. Рукам дозволялось всё. Нежным, притворно слабым, ласковым пальчикам, удерживающим двуручный меч, разрешали любой произвол. - Значит, таким будет расчёт, - сказал пират после невесомого, невинного поцелуя коварной особы. Он залюбовался её пылающими глазами и лёгким румянцем. Ладонь невольно коснулась упругих локонов волос. - Признаться я думал о монетах, - усмехнулся он и крепко обнял обманщицу, недавно сулившую свободу.

"Многозначительный" проводили. Ладонь сжали в кулак и убрали, не дождавшись преждевременного расчёта. Он наблюдал за ней до тех пор, пока она не скрылась из виду. Наконец, поднялся, оставил дельфина, но забрал нож, и отправился следом. Здесь, за пригорком, в тенистых зарослях багровеющей лещины, капитан остановился рядом с мечницей и вопросительно взглянул.

Бесшумно. С тем же вызовом. Сказанное одно слово. - За-би-рай. Не отстраняясь, не отпуская её горящий взгляд, он переложил кортик в руку с дельфином, и протянул открытую ладонь. Давай.

- Да, - бесшумно, но почти как вызов, прозвучал ответ красноглазой. И снова долгий испытывающий взгляд, а опасный клинок в руке по-прежнему не двигается. - Так отдай, - звучит логичное продолжение.

- Почему ты не возвращаешься в море? - тихо повторила вопрос, который задавала ещё в таверне Уайлдервейла. - Убедить меня, чтобы я отдала тебе награду раньше? Намного раньше. Женщины наивны и глупы. Хоть оные нежные скромницы или горделивые царицы. Боги свидетели, она была в его власти. - Ведь ты тоже хочешь вернуться. Отточенное лезвие остановилось на изгибе деревянного хвоста. Он перевёл на неё пристальный взгляд. Испытывающее молчание длилось, пока он изучал рубиновые глаза, словно видел впервые. - И ты бы отдала? - прозвучал вопрос без малейшей тени эмоций.