Meshulik

Храмовник явился к пещере, когда все уже вернулись. Пока не заметил красноглазой среди прочих спутников, был влажен и весел. Как заприметил ее серые косички, разом помрачнел. Улва была занята, но он не торопил. Кто же торопится к неприятным разговорам? Топтался у входа и поманил, когда поймал взгляд рубиновый. Но в ответ ей достался ледяной блеск голубой лириумной радужки. Стена, павшая под напором неконтролируемых чувств, пережив натиск накопленного и невысказанного, уже была выстроена вновь — пожалуй, даже выше прежней. — Миледи, не пора ли нам поговорить о наших делах? - он не знал точно, с которых начать, с недавних или с их дальнейших планов... Оставалось надеяться, что Улва все-таки тоже полагала, что надо объяснить, зачем она ускакала с тем человеком. - Ты приняла решение. Он развел руки. Лед потрескивал и ломался, норовя растаять. - Но мы на этом пути следуем вместе. Пока что...

Пират ушел. Боль в бедре утихла. В основном потому, что ледяная вода заморозила нижнюю часть тела. Надо было вибираться. - Пират Аврелий Тилани, - саркастически бормотал храмовник себе под нос. - Звучит, мать вашу. Сеньор Тилани... Кошмар. Он выбрался на берег и долго раздевался, стараясь заново не разбередить раны. Потом, выжимал воду из одежды. Снимал бинты. Бинтовал заново... - Убивают они за оскорбления. Лломеринцы. Звучит-то как. Лломерин. Он пробовал на язык это слово. И представлял, как будет рассказывать эту историю своей младшей сестре, сидя в розовом саду дома Тилани. А она будет звонко хохотать, издевательски, и все же так волшебно хохотать над ним. И рыжая копна непослушных волос будет рассыпаться по бирюзовому плащу, ласкаемая соленым бризом минратосского утра. Он согрелся. И, прихватив драгоценный корень, помогая себе посохом, похромал к пещере. Если Улва не объяснит, что с ней произошло, он не поедет дальше.

— Встречу тебя на Лломерине, — бросил он храмовнику в том же тоне и ухмыльнулся, — возьму в команду. Если сам попросишься. Храмовник приоткрыл рот. Закрыл. Даже отпустил проклятое колено, чтобы картинно поднести ладонь к уху. — Э…. в команду? Ты меня пиратом что ли хочешь взять? — короткий смешок сменился недоуменны вопросом, — На кой я тебе? Ты же меня убить хотел… Поняв, что повторяется, он покопался в длинном списке причин, по которым приглашать Аврелия Тилани в команду морских разбойников является мыслью совершенно нелепой. — Ты готов обеспечивать меня лириумом? Тебе капелан что ли нужен?

- А что так? Передумал якорями меряться? Он бросил недоверчивый взгляд на ставшего вдруг дружелюбным своего несостоявшегося убийцу, держась за ногу и стараясь поудобнее устроиться в ручье, пока боль не отпустит настолько, чтобы подумать о месте посуше. — Ты ей нужен. Хороший боец, и… ты предан. Так что… Не мне за нее решать, ты прав. Довольно и того, что она нуждается в тебе. К тому же сильной нужды во мне тут, видимо, нет. Пора идти своими путями. Может, встретимся еще, кто знает. Если в Тевинтере повстречаю тебя, — тевинтерец помедлил, но все-таки поделился планами, — сам повешу.

Всё это время, за которое пират успел обнаружить заросли драгоценного корня и выбраться из воды, храмовник в очередной раз пытался повысить свой болевой порог, шипя и стараясь не слишком громко стонать. Повязка намокла. Рана наверно снова открылась. Что он там говорит? Самое время взять тесак и завершить начатое. И дело с концом, никто даже не узнает. - Из-за жен... Из-за какой женщины? Что ты несешь? Ты меня убить хотел! Он вскинул голову. На фоне светлого неба фигура пирата явственно покачивалась и норовила завалиться набок. Да и состояние Аврелия мало чем отличалось. - Что ты тут делаешь? Может, упал от слобости? Эта мысль успокоила тревогу. Пират предлагал повременить с дуэлью. - Не нужен ты мне, - храмовник снабдил это заявление парочкой тевинтерских выражений, в которых угадывалось неприятие самой мысли о таких намерениях.

Небо прояснилось. Заря осветила предгорье. Среди таких вот скал и кустиков камнеломки в глухих местах, куда не добираются вездесущие травники, растет много эльфийского корня. Трава, которая по всему Тедасу используется для изготовления необходимого им зелья. По какой причине он отправился на его поиски, Аврелий никому не объяснял. Просто встал, доковылял до орешника, вырезал мечом палку, очистил по руке самодельный и отнюдь не магический посох и неспеша похромал в сторону плоских террас ближайшего песчаника. Прошел час. В кулаке хромого воина горделиво торчала одна веточка заветной травки. Пот заливал лоб, а туман покрыл видимый ландшафт. Дорогу он слегка потерял. Хромал заметно сильнее. И когда следующий шаг нащупал пустоту и потянул его во что-то мокрое и холодное, он внезапно придал значение звуку весело журчащей воды, некоторое время услаждавшему его разум и приносившему покой и желание благодарить Создателя за все, что тот подарил и еще подарит чадам своим. Создатель обладает каким-то извращенным чувством юмора. Осевшему в воде храмовнику он подарил фигуру невдалеке распластавшегося по дну ручья человека, который совсем недавно собирался хладнокровно его убить.

Хелена тем вечером снова квыряла ножом в очередной банке тушенки. Дежавю, которое кому угодно могло бы набить оскомину, но археолог в экспедиции обычно рассматривает еду как заправку. Тушенка была годной. Нож - удобным. Процесс приготовления - максимально экономичным: тем же ножом банка открывалась несколькими почти мужскими точными врезами в крышку... - Индейцы, - наконец произнесла она и отхлебнула из большой кружки горячего кофе, благослови создатель Колумбию за его повсеместную доступность и качество. - Индейцы. Если и правда где-то резервация, то неплохо бы с ними пообщаться. Они ведь охотники. Охота - это джунгли. И большие территории. Найдем индейцев - считай что исключим из площади поисков всю их охотничью территорию. Недаром партизаны с ними постоянно чинят разборки. В таких местах ходят слухи, что один из источников доходов племени - доносы армии. Думаю, наши деньги их тоже устроят.

И снова сверкающая рябь воды. Или рябь от дождя, когда приходится кутаться в плотный душный дождевик, чтобы продолжать неотрывно смотреть на воду. Или не кутаться, потому что уже ничего не спасает от ливня, шумяшего по воде, листьям деревьев, палубе, заглушающего даже шум мотора. Пожалуй, даже лучше, когда дождь: есть надежда, что мотор не услышат те, кто сторожит границы запрещенной для въезда территории. Когда Хелене удавалось спуститься в трюм и переодеться в сухую одежду, наступали минуты блаженства. Можно было закрыть глаза, прилечь на койке, повернуться к стене, и никуда не смотреть.

Он проснулся от ноющей боли в бедре. Свежая глубокая рана затягиваться скоро не желала, несмотря на волшебное зелье. Он поднялся, чтобы размять онемевшие мышцы. Равнодушно оглядел пещеру. Подошел к костру, сел, вытянув ногу, поискал среди фляг не пустую. И жадно напился воды. Боль немного отступила. Огонь почти затух. Храмовник, сидя у костра, задумчиво подкидывал веточки и наблюдал, как их пожирает яркое пламя. Он о чем-то размышлял. Но о чем - того никому не было ведомо.

Хелена прекратила глупо улыбаться и перебралась поближе к рубке. Там были Нейт и Мигель. - И что теперь нам делать? - голос женщины свидетельствовал о том, что она лично - понятия не имеет.

На протяжении переговоров Хелена молча стояла на палубе в позе "я женщина европейской внешности" и тупо широко улыбалась. Рот ей было лучше не открывать, а какая-нибудь завалящая коротенькая индейская легенда к месту, как на зло, не лезла в голову. Так, стоя и улыбаясь она и двинулась вместе с лодкой обратным курсом. В голове археолога проносились красочные русские ругательства.

присел над павшим магом. Помер он что ли? Вроде, дышит. Только рука неестественно вывернута. Соорудив из подручных средств импровизированную шину, пират закрепил её Пытавшийся привести мага в чувства Аврелий, так и не преуспевший (инта - провал), с облегчением вздохнул. До пещеры было не так чтобы далеко идти, но после беготни и операции по спасению их предводительницы он не ощущал в себе внутренних резервов для новой ноши. С трудом опираясь на щит, хромая сильнее прежнего, он махнул рукой Карову: - Если явится Огр или демоны Тени, кричите громче. Когда его спутники вернулись в пещеру, храмовник уже спал. Утром понадобятся силы и здоровая нога. Неизвестно, как долго ему еще придется хромать. О том, чтобы сесть на лошадь, думалось с трудом. "В пещере, возможно, придется задержаться. Пойду по следу этих людей. Не я их нанял, а Улва. Может, лучше мне продолжить этот путь в одиночку. Особенно теперь". Об этом стоило подумать. Но сначала - выспаться.

Меч вложил в ножны, но щит по-прежнему прикрывает слева. Справа ценный предмет спора. Для кого-то - бесценный. Он склоняется и как можно бережнее подхватывает ее. Голова с седыми косичками, усыпанными песком и сухими листочками, на его плече, пока храмовник, прикрывая свой драгоценный груз щитом, неловко прихрамывая, пятится прочь, поближе к дереву, где остался раненый маг. Красноглазые дикари не кидаются в бой. С каким-то извращенным интересом они наблюдают за поединком пирата с главарем шайки. Будто он снова попал в арену Минратоса. Только там насмерть состязаются несвободные, рабы, считай, что и не совсем люди. А здесь, как раз когда уместен честный бой насмерть и все средства хороши, устроен ринг низшего сорта. Что не так с этими людьми?

Храмовник кивнул потрошителям перед собой и криво усмехнулся. Пират может устраивать поединки, может отказываться, но он, Аврелий, так просто не даст их убить.

Он ловит взгляд храмовника и кивает назад - прикрой, мол, спину. По крайней мере, сейчас, тот не ударит в порыве мести. Сейчас, у них общая цель. Вон там, под ногами потрошителя, лежит и стонет. В порыве мести Аврелий ударит, когда оба будут здоровы и готовы. И красноглазой женщины не будет рядом. И он дойдет до конца их общего пути. И тогда не будет больше причины в случае чего просить пощады. И там еще будут секунданты и... Сейчас, в общем, не важно. Воспользовавшись общим замешательством, он широким шагом занимает позицию, прикрывая капитана. Щита вполне хватит на двоих, а меч крепко держится в руке.

Как нам на то будет угодно. - Вам угодно передохнуть тут? - слова Аврелия проигнорировал предводитель, стало быть ему было неинтересно, что его, предводителя, волю нарушил Аврелий. - Парни, я хотел спасти его, но не спас. Он умирал. Ищите того, кто сделал это с ним. Но не она нанесла ему те очень странные раны. Если ищете убийцу, он далеко отсюда. Если ищете, кто причина нашей встречи, так это я. Вы не разобрались и обидели невиновную. За это поплатился кто-то из ваших. С ней у вас не осталось счетов. В экономике мести храмовник разбирался.

- Эй, ты! - храмовник решительно похромал к предводителю. - это я его нашел, твоего приятеля. Я спасал его и не хотел его смерти. Что он умер, это моя вина. Отпусти ее!

Сладостный покой от боли и прибывающие волнами силы - эффект от лечебного зелья из эльфийского корня, которым напоил храмовника Каров перед тем, как перевязать раны. Единственное, чему было не справиться чудесному зелью, - это раненое самолюбие. И потому, хоть силы постепенно возвращались, но он еще лежал какое-то время, погруженный в себя. Но крики раздавались не так далеко, и наконец, поняв, что шум сражения - это уже не его фантазии о реванше, а нападение в реальности, Аврелий попытался сесть. Удалось. Голова закружилась, но телом он снова владел. Бинты крепко стягивали раны. Он встал. Дохромал до кольчуги и меча. На этот раз не позабыл щита. Отчасти - чтобы было на что опираться: боль отступила, но рана на бедре могла открыться при ходьбе... Однако сидеть и ждать рыцарь не мог. Где-то поблизости люди, с которыми он шел, попали в переделку. Он оказался рядом со свалившимся с дерева Алоисом в тот момент, как ненавистный пират начал что-то втолковывать предводителю каких-то вооруженных и очень агрессивных людей. Что же тут происходит? Аврелий, помня дикую выходку Хирола, подумал было, что явились его дружки, что они преданы пиратом, их заманили... Ненависть какое-то время застилала глаза и не позволяла разглядеть картину в ее истинном виде. Но действовать он не спешил. Преимущество было не на их стороне. Он прислушался. И кое-что начало проясняться... Лучше бы Хирол их предал. Создатель, сохрани ей жизнь. Возьми мою.

Утро застало сеньориту Хелену в палатке. Когда вечером она говорила о рыбалке, она имела в виду, что рыбу им надо поймать. А не что ее лично надо приспособить к этому занятию. Но решено было двигаться дальше. А на борту особо было заняться нечем. Припомнив вчерашних речных дельфинов, сеньорита Морозова обнаружила в себе азартного рыболова и целый час провела на корме, всматриваясь в глубину, где скользила за лодкой тонкая леска. — Клюет! — воскликнула она и потянула импровизированную удочку, сделанную Мигелем. Что там было с наживкой или крючком, неясно, но клюнула не рыба. Под радостные возгласы Хелены на палубу плюхнулась очень недовольная извивающаяся гадина, попытавшаяся тут же укусить рыбо-змее-лова. Со всем возможным хладнокровием Хелена выкинула нового пассажира за борт. С крючка та сорвалась по собственной инициативе. Кажется, рыбалка сегодня не задалась.

Он слышал. И вскрик Тари. И возмущенные и звучащие теперь удивительно здраво эпитеты Карова. Но всё, что он мог переживать, - это унижение. Всё, о чем думал, - о возможной мести. И совсем не чувствовал никакой любви. Последние слова пирата оказались самым неуместным на фоне происходящего с ним, Аврелием Тилани, поверженным и просившим пощады. Какая уж тут свобода?

Холод, резкая боль. И кровь вдруг оказывается повсюду. В пылу сражения он чувствует не столько боль, сколько вдруг непонятное, очень непривычное онемение и слабость. Ему приходилось получать травмы, но это первое серьезное испытание для его тела. Хватает на последний рывок. Ушел. И тело предательски отказывается служить. - Так где моё место... мессир? Его дух ответил бы «в Бездне», дух рвется нанести еще один удар, безрассудно ринуться в последнюю безнадежную атаку, позволить зарезать себя, ведь для него уже нет ничего кроме жизни или смерти. И уже не важно, чья это смерть. Она — единственное условие окончания этого поединка. Но пират проявляет неожиданное великодушие. Зачем? Нет, кажется, он спросил о чем-то. Где? Что зависит от ответа? Приставленный к горлу тесак дает ответ. На этот вопрос, но не на два других. И первый: зачем он остановился? Храмовник сопит, стараясь осознать вопросы и ответы, не желая признавать поражение, но уже теряя уверенность в таком уже сильном желании умереть именно сегодня. Меч выпускают из рук. — Где пожелаешь, — шепчут губы, и в ушах уже не гудят трубы гнева, а лишь шум холодного дождя унижения.

Кулак пробивает пустоту. Проклятый лломеринец отступает и грозит мечами. Варвар. Бесчестный и подлый, как все варвары. Неведомо состязание, неведомы условия, только жизнь или смерть. Но это-то и вызывает в до мозга костей сыне империи внезапное желание разорвать его на мелкие кусочки и искрошить мечом. Рукоять сама оказывается в руке. Про щит он даже и не вспомнил. Его заменяет животная ярость. Он кидается на пирата, и они обмениваются несколькими взмахами мечей. Одинаково бесплодными. Он убьет его. Убьет. Только бы достать. Хирол слишком проворен.

- И что? - он безрассудно бросает вызов тренированному бойцу и укротителю магов. - Арестуешь меня? Цинизм, помноженный на варварство. Таких не убивают мечом, таких учат палкой надсмотрщика. — Зачем? Укажу тебе твое место. Он не берется за оружие. Кулак давно сжат. И лавина обрушивается, увлекая обоих в поединок, который уже не нуждается в словах.

- Если ты не заметил, - ухмыляется пират, - здесь нет портов. Лавина начала свой путь. И слова уже не стоят ни гроша. Но продолжают произноситься, увлекая Аврелия в пропасть ярости. В попытке угадать следующие действия пирата, как тот рефлекторно берется за оружие, так храмовник — напрягает волю. И тут новое открытие постигается его натренированным чутьем. - Значит, теперь ты будешь решать чего она достойна? — Уж наверно не ты, — глядя свысока, он нарочито медленно перечисляет заслуги пирата, делая многозначительные паузы, каждую длиннее предыдущей. — Бродяга. … Разыскиваемый преступник. … Отступник…

Спина мягко отталкивается от стены. Он делает шаг. Теперь они оба стоят друг перед другом. Камешек, предвестник чего-то более масштабного, подпрыгивая, катится по склону, увлекает за собой камешки крупнее... - А разве нет? Ты попользуешься ею... трахнешь ее еще пару раз. Ну ладно, не пару, - красноречиво он меряет взглядом жилистую фигуру пирата, хмурит брови. - Десять... Храмовник переступает с ноги на ногу, раскачивая склон. Лавина нарастает. - Десять раз. А потом? Думаешь, ей надо эти десять раз? Тебе шлюха нужна? Возьми любую в порту. Она же достойна большего!