Meshulik

- А... - внезапно осенило сеньора Буджардини. - Так вот, кто крутил шеей мраморной Галатеи! Но, но, но ведь... Какая разница, на какую картину она смотрит? То есть, я хочу сказать - какая разница городу? Непременно мне нужно отправиться к галерею снова. Он изо всех сил старался на слишком долго смотреть на сеньориту Беатрис и Мортимера - эти двое явно что-то не поделили, возможно, что-то со стороны очень не важное, но имеющее вес для обоих вопроса жизни и смерти. Между Салахом и Бледной ангелицей тоже что-то происходило. Вообще, в этом кабинете было полно каких-то дополнительных смыслов, на которые во время дискуссии художник натыкался, словно на острые углы мебели. И это немного сбивало. - А кстати, как вы сказали, сеньорита Морин? Ваш де Гара недавно открыл в себе заново талант артефактора? Представьте, и скульпторша наша призналась в том же. Любопытно. Он обратился к Ангелике за подтверждением: - Но все же артефакторика здесь ремесло не слишком необычное. Таким образом, не все попавшие сюда души артефакторов позабыли о своих умениях. Но некоторые совсем недавно вспомнили... вдруг. А только ли с моими коллегами по цеху произошло это внезапное пополнение рядов?

Сеньор Буджардини ворвался в кабинет девушки-альбиноса одним из последних. Он успел... кажется, успел лишь сменить рубашку. Выглядел не запыхавшимся, а погруженным. В то, что занимало его последние несколько часов. Из-за чего так и не пообедал. И почти позабыл о собрании этом... Ах, ну да, надо узнать, что там у других. Поскольку явился не первым и сам не кинулся первым рассказывать, но присел с краю дивана, облокотившись о подлокотник. И только сейчас понял, как же он устал. Выслушав очень любопытные новости сеньора Вуда и Морин, он про допрос слушал уже вполуха, сопоставляя услышанное ранее с тем, что удалось разузнать им с сеньоритой Шеор. Пальцы руки мастера обхватили лоб, он прикрыл глаза, припоминая, что-то прикидывая... Слышались только хмыканья: оживший плюшевый кот прошу заметить. - Хм. Ну и в таком вот духе. Наконец, в наступившей паузе он поднял голову и повертел ею. Кажется, пора и ему сообщить что-то важное. - Хм. Он покосился на сеньора Вуда и снова хмыкнул. - А знаете, господа, я имел преинтереснейшую беседу с сеньорой Клариссой. Представьте себе, в этом месте будут рады не только мертвым, но и живым... это, к слову, к нашему давешнему разговору, сеньор Вуд. А, и еще. Сеньора Кларисса сама, судя по всему, посвятила немало времени исследованию этого загадочного города. Далее сеньор Буджардини рискнул испытать терпение присутствующих и поведал им обо всем, что удалось ему выяснить насчет артефакторных огоньков, белых линий городских загадочных коммуникаций, плавно перешел к рассказу о галерее, не преминул отметить, что художнику в ней не заработать, посетовал на... вернулся к теме и продолжил об артефакторной сигнализации... снова убрел в дебри теорий, подтверждающих высокое мастерства сеньоры Ани, коснулся замечательной прически сеньоры Магды... и внезапно перескочил к сеньорите Кортано, ибо рыжая шевелюра последней давала своей обладательнице все шансы стать важным эстетическим впечатлением сеньора художника за прошедший день. Правда... тут его взгляд потерялся в бело-черном силуэте... Но он, как истинный человек искусства скоро выправился и двинул свой сбивчивый рассказ к следующему полустанку на пути следования. - Господа, и у меня есть еще одно открытие. Представьте себе, хоть люди здесь по преимуществу мертвы, однако не чужды великих и вполне человеческих чувств. Таким элегантным манером он поставил, на его взгляд, важный акцент в повествовании о слаженной работе Хилла и рыжеволосой скульпторши и наконец, когда чуть ли не свадебные колокольчики прозвенели над головами романтических влюбленных, звон в голове артефактора внезапно смолк... и он объяснил терпеливым слушателям, зачем собственно они с Шеор донимали этих добрых людей своими визитами. - Но оказалось, что они тут ни при чем, - помахал он рукой, - хотя количество оживших котов и статуй, а равно и писаных маслом в полнолуние Сафо в этом городе выше среднего статистического, должен заметить. После чего художник вдохновенно взглянул на Шеор, не будет ли ей чего добавить к сказанному.

Шестая южная улица, первый дом => мастерская Кортано Поблагодарив дружелюбного кузнеца, художник и его муза направились к загадочной скульпторше. Собственно Николя был уже почти уверен, что это она придумала сделать голову Галатеи подвижной. Вот только как при помощи управляемой скульптуры удавалось перемещать картины? Трудно. Но осуществимо, если действует умелый артефактор. Только вот мрамор. Мрамор же! - Воистину, любовь способна смягчить и камень, - припомнил он одну из часто встречающихся в уличных балладах народных мудростей. Ладонь девы в белоснежных одеждах приятно согревала изгиб его локтя. И ему даже казалось, что всё хорошо. Они добрались до мастерской без особых приключений. Сказано между ними так же было мало. Но молчание вышло весьма увлекательным.

Шестая южная улица, первый дом Ответ на вопрос, казалось, совсем рядом. Осталось лишь повидать скульптора-инженера. Николя вновь взглянул на свою спутницу. Вероятно, ей тоже не терпелось познакомиться с автором ожившей скульптуры. - Сеньор Хилл, спасибо вам за вашу помощь. А... не подскажете, где в этот час можно бы застать сеньориту Кортано?

Шестая южная улица, первый дом Какое долгое чаепитие... Николя почесал щетину, краем глаза уловив змеящееся движение. Ангельское и непостижимо притягательное. Сеньорита Картано, кажется, могла и сама сыграть роль Пигмалиона. Правда, Пигмалиона-в-юбке. Но вот что ею двигало? - Хм. И правда удивительная тонкость. Для чего бы такое могло понадобиться? А вы обращались за помощью к сеньорите Кортано и в том случае? Отрадно, когда людям удается так сработаться. Особенно людям творческим. Полагаю, сеньорита ценит и вас не меньше, чем вы ее. Николя уже мечтал увидеть непревзойденного скульптора и инженера. - Знаете, вам повезло, - заметил он с улыбкой.

Шестая южная улица, первый дом "Конечно не похоже, - подумал артефактор. - Я вообще редко шучу". Он покосился на Шеор, чтобы убедиться, что беседа ей не наскучила. Иной раз разговор между мужчинами дамам может показаться нудным перебором незначительных мелочей. Но тут было, за что зацепиться. Глаза сеньора кузнеца, в отличие от косых мышц его кора, не были столь же тверды и как раз-таки перескакивали. Что-то не давало сеньору Хиллу чувствовать уверенность в том, что он брался утверждать. - О... - сеньор Буджардини с неподдельным интересом уточнил, приподняв указательный палец, - Эби? Хм... Не о сеньорите ли Кортано вы ведете речь? Как интересно. Позвольте поделиться впечатлением: скульптуры весьма, очень хороши. Она гениальна. А что это за проект, для которого требуется артефакторика? Я, знаете ли, тоже артефактор и кстати, ваш коллега, я портретист. Мне думалось, что мало кто совмещает так техники.

Шестая южная улица, первый дом - Приятно познакомиться, - кивнул мистер Хилл. - Да, пара минут найдется. Только если вы хотите мою картину купить, то не трудитесь, она не продается. И меня, и Магду с Ани устраивает то место, где она сейчас висит. Судя по усталости в голосе мистера Хилла, такие предложения поступали с раздражающей регулярностью. - Не продается, а? - Художник с любопытством пялился на руки кузнеца. И как он умудряется совмещать эти столь разные искусства? Одно - требующее недюжинной силы, другое - недюжинных же терпения и тонкости чувств. - Стало быть другие продаются? Отрадно слышать. Я уж было подумал, что в этом городе труд художника не сильно-то прибылен. Хотя, в мире явном тоже ведь... Сеньор Буджардини припомнил свой труд. Не то чтобы дело было только в этом, скорее в основном в том, что вот уже пару лет как приходилось отдавать крупные долги. А все-таки он не отказался бы от более щедрой оплаты своих портретов. - А впрочем, мы не за этим. Ваша картина, видите ли, слишком своенравна, чтобы продаваться, и похоже, даже слишком своенравна, чтобы висеть на положенном ей месте. Странное дело, сеньор Хилл. Не знаете, с чего бы: каждый раз, как с вечера хозяйки галереи вешают ее на одном месте, наутро находят висящей на другом. И представьте, проникновение в комнату кого бы то ни было полностью исключена. Ну, вы, полагаю, знакомы с сеньорой Ани. Заметный талант в артефакторике, не так ли? Не представляю, чтобы кто-то миновал ее сигнализацию и не оставил о себе никаких следов.

Шестая южная улица, первый дом Шери мягко касается плеч, остановившись за спиной Николя и подтолкнула ближе. Губы едва-едва коснулись кудрей, шёпот едва-едва коснулся разума. Тихо. Скромно. - Смогу ли я поддержать разговор о полезном деле, как ты? - она вложила все свои сомнения в обнадёживающее сжатие плеч, до поры до времени оставаясь в тени. Есть же.. слабости у бедной девушки. Есть у неё и Рыцарь в защиту.  Рыцарь. Определенно. Подзабывший, правда, зачем пришел. От этого неожиданного шепота, неожиданного и будоражащего, проступает легкая усмешка на лице художника. Хиллу могло бы показаться, что обращена она к нему, будто бы приветствие хозяину. Правда, гость ощутимо качнулся вслед теплому прикосновению дыхания, на мгновение прикрыл глаза. Слабости — это хорошо. То-о-олько вот тот мужик уже закончил работу и, кажется, направляется к ним… - Здравствуйте, меня Хилл зовут. Могу я вам чем-то помочь? - Голос у мужчины был мягкий, выгодно оттененный стальными нотками уверенности в себе и своей силе. Обращенный на Шеор взгляд самую малость вспыхнул искорками характерного, но не выходящего за рамки приличий мужского интереса. Стало быть здесь проживают не совсем мертвые. Появление чернокрылой девы во всяком случае пробуждало в этих давно или, может быть, недавно почивших людях живой отклик… А впрочем, ...что я хотел сказать? Мы здесь зачем-то. А! Вот что: — Сеньор Хилл? Мое имя Буджардини, Николя Буджардини, — позвольте вам представить мою э… спутницу сеньориту Шеор. Он оборачивается, словно ища подтверждения ее имени в ее же темных глазах. Вновь возвращается к кузнецу и, судя по повадкам, мастеру и рачительному хозяину: - Мы к вам из галереи. Найдется ли у вас минута, сеньор, для одного дела? Это по поводу одной вашей картины. Ведь вы - автор «Сафо вечерней»?

Шестая южная улица, первый дом После получасовой прогулки по набережной и подъема вверх по улице, стали слышны разносящиеся по округе удары металла о металл, характерные для кузницы. Судя по номерам улиц, идти Николя следовало как раз в направлении шума. Первый дом на шестой южной улице представлял собой идеал практичности. Первый этаж был отдан целиком и полностью под мастерскую, второй этаж служил жильем. Вероятный владелец дома был внутри, старательно обрабатывая молотом зажатую в тиски деталь на наковальне и демонстрируя красивый рельеф мышц, залитых сейчас трудовым потом. Сеньор Буджардини с уважение и скромной завистью обводил внимательным, полным любопытства и восхищения взглядом облик мастерской. Он даже на какое-то время вновь отвлекся от своей спутницы, предоставив ей возможность оценить рельефность и фактурность представшего перед ними автора вечерней Сафо и заговорить с ним первой: опыт показывал, что Шеор многих тут знала. А Николя пока вежливо отдавал должное кузнечным инструментам и добротно обустроенному быту мастера. - Вижу, люди в этом городе довольно часто находят себя в призвании, - заметил он спутнице вполголоса, пока хозяин еще завершал свою работу.

Галерея – К мсье со склона*, – не задумываясь, ответила его спутница, царственно взирая с высоты... своего положения, однако, чрезвычайно довольная, что её мнением интересуются. – Не думаю, что это он, но самое интересное нужно оставлять на десерт... - Шестая южная улица, правый дом, - подтвердил он. Прекрасный выбор. Кортано - как бы это сказать... Умных и спокойных девушек в его путешествии в последнее время наблюдался переизбыток. - Благодарю вас, сен... Магда, - взгляд задержался на даме чуть дольше обычного. Она очень напоминала, но была значительно старше Мари. В ее глазах он мог предположить любопытство. Но может, это лишь оттого, что присутствовало это сильное сходство? Этим старшая в паре привлекала больше, чем Ани, на лице которой читались артефактором лишь пресловутые покой и рассудительность. Впрочем, обе были озабочены своим полтергейстом и вряд ли вообще присматривались к Николя. Или... - К мсье со склона, - с улыбкой повторил он обращаясь к Шеор и подавая ей руку. - В таком случае, сеньоры, мы вас покидаем до вечера. Во всяком случае я, - поправился он, покосившись на свою спутницу. Приглашение, конечно, было сделано чернокрылой деве персональное, но это лишь доказывало, насколько неважным казался им тот факт, что художник все же мужчина. Николя вновь тихонько умилился этому царству феминности в галерее искусств, вытесняющему из поля зрения и внимания всяческих гордецов, мнивших себя Пигмалионами. Или дело было в простоте местных нравов? Не ему судить. Может быть, он в этом и разберется когда-нибудь, а может, этого и не понадобится. Николя надеялся, что они не задержатся тут надолго. Любопытно, что там их спутники? Они покинули гостеприимную амазонкинскую галерею и направились по указанному адресу.

Галерея - Четверо. Многовато для одного заговора, не находите? - улыбнулся художник Магде, - И все-таки... до вечера мы могли бы с ними поговорить. Мне интересны трое: Абигейль Кортано, Марта Лагенсдорф и Джонатан Хилл. Кажется, "Сафо дневная" тут единственная, кто ведет себя, хм, пристойно. Как думаешь, Шеор? К кому бы из них пойти первым? А вы, Магда, не подскажете, что они за люди?

Галерея Подобные идеи безвозмездного труда на всеобщее благо посещали умы многих мыслителей современности. Нечто подобное, если верить газетам, вроде бы пытался продвинуть советник при российском императоре, некто Улианофф В. Несколько лет назад Николя и сам придерживался похожих взглядов, витавших в среде творческой богемы, но жизнь обошлась слишком жестоко, то есть справедливо жестоко, показав однажды ему, к чему ведет это наивное прекраснодушие. Впрчем, вспоминать он не желал. А лишь поморщился. Выставленные здесь полотна и иные произведения искусства не продаются, но предоставляются для обзора, право на них закреплено за их создателями и лишь с их согласия мы выставляем произведения. - Надо же. - обратился он к Магде. - Я привык думать, что галереи существуют, чтобы художник мог подзаработать. Ну да что же... теперь понятно, это не шутка конкурента. И кто же авторы этих полотен и скульптур? Сомневаюсь, что дело в них, ведь плетение накладывалось уже здесь, в галерее. И все же не будет лишним поговорить и с ними.

Галерея Какую силу имела протекция, однако. Но вот кого именно? Сеньоры Клариссы или Шеор? О личности Николя хозяйки галереи не попытались узнать ровным счетом ничего, и уже готовы были буквально распахнуть перед ним двери своего детища. Три дня загадочных явлений, конечно, могли бы объяснить такое легкомыслие, если бы у их подруги не было черных крыльев за спиной. А может, дело как раз в них? Ведь Шери тоже приглашена... Здания показались артефактору совершенно обычными. Разве что, может, купол... У художника развилась легкая фобия на всё белое. Но никакое из их предназначений не говорило в пользу того, что из этих домов могли управлять картинами. - Неэстетичная, и правда. Полагаю, в этом городе никто не выбирает себе дом, дом сам выбирает себе хозяев, я прав? А скажите, дамы, эта галерея давно у вас.... в собственности? И часто ли тут что-то покупают? Высока ли цена этих полотен? Простите, интерес праздный, многие действительно хороши, мне просто любопытно, чем живут местные жители.

Галерея Разулыбавшийся галерейщицам и старающийся изо всех сил казаться непринужденным, сеньор Буджардини поснимал картины и водрузил их на "правильные" места. С видом салонного критика отступил, склонил голову набок, прищурился... Нет. Всё осталось по-прежнему. Дело не в месте. И, вероятно, не в солнце. Все же дело в картинах. Но какого... чер... чешского ротмистра они тогда перемещаются? На дам воззрились строго, сложив на груди руки и покусывая несуществующий ус. Магда. Ани. Магдани. Анимагда... Нда. - Магда, Ани, я намерен провести здесь ближайшую ночь. Надеюсь, не помешаю? Выглянул в окно... - А кстати, что там расположено? Что это за дома у вас напротив?

Галерея Подруга Клариссы, что любит загадки, спутница канатоходца Николя, тонко улыбнулась хозяйкам, словно бы комиссар лихой обнаружил странную зацепку против самих пострадавших, но за благожелательностью его скрывалась жажда не покарать – раскрыть шкатулку с секретом, даже если там будут всё тайны Пандоры. Она только что назвала плод страданий неизвестного ей художника лишённым души! Аrrêtez! Делало ли это демона более одухотворённым?.. – Всё, чего любовно касался наш шутник, впитало его яркое солнце, – уточняет для лёгких нравом, глубоких в своём красноречии глазам художника из Севильи. Он следит за ее пальцами. Возможно, у неизвестного, поменявшего местами картины, его солнечный след так же скользил, ведя линию вдоль искусно выписанных изгибов и переходов женского тела от доступного к запретному. И... Солнце. - Как ты сказала? Яркое солнце? Как забавно... Солнце следует по стене. Солнцем напитывает картину неизвестный. Одухотворяет... светом. Он, пока не совсем понимая, приближается к "Сафо утренней" и поправляет немного небрежно выровненный угол... Оборачивается на вечерний ее образ: висит идеально ровно. Сегодня много контраста. Белое и черное в образе его дамы, ровное и неровное в повешенных картинах, блондинка и шатенка - две хозяйки галереи... - Ощущение, что картины вешала разная рука. Или вечерняя Сафо больше заботится о том, какое впечатление произведет на мир, чем Сафо утренняя. Она у вас не только соня, но еще и рассеяна... Кривая усмешка. Было бы просто обвинить этих дам в желании вызвать интерес к своей галерее несколько больший, чем нынче, когда из посетителей лишь он да Шеор, и то они тут по делу. Но только Николя сам видел странное поведение огоньков. Он озадаченно смотрит на чернокрылую деву. И еще... Галатея. Художник вновь испытывает ощущение неправильности от поворота ее шеи. - А утром... то есть замечали ли вы, может, куда смотрит эта мраморная сеньорита утром?.. А поменяем-ка местами картины прямо сейчас, - вдруг приходит ему в голову. - Давайте проверим.

Галерея По имени. Странно, как много дам не любят традиционное к ним обращение. Что-то всё больше. Следствие прогресса? Тут он бы поспорил. Пресловутая эмансипация. Сеньор Буджардини не был ее сторонником. — Хм, — художник вернулся к картинам. — Сень… Магда, Ани, — обратился он, заменив привычное обращение на подчеркнутый поклон головы, — как вы думаете, если эти странные бегущие вспышки появляются не из вашего Плетения, а это след проникновения в них города, то «Сафо днем» город заинтересовала намного меньше, чем «Сафо вечером». А «Танец харит» и вовсе городу остался безразличен. Но знаете, ведь все-таки даже в этой скульптурной группе эти огоньки есть. Что же получается? Может быть, любая артефакторика как-то подчиняется и присваивается городом? С опаской он взглянул на свою собственную работу, благо дело рук мастера находилось тут же — на короне его музы. Никаких огоньков. Отчего-то отлегло. Словно он счастливо избежал топи, в которую засасывало всё, что в нее попадет. Сосредоточил внимание на «Сафо утром»… но когда у тебя уже есть идея, теория, версия, всё становится менее явным. Взгляд, желающий истины, видит лишь подтверждение твоей интерпретации этой истины… — Сеньо… — тут возникла заминка. Хозяйки галереи желали зваться по именам, а его спутница легко переходила на ты, настолько, словно всегда присутствовала где-то рядом, словно знала его с детства. И Николя иной раз казалось, что знала. Это было не "ты" суфражистки, а нечто более интимное и искреннее. И эта интимность была словно несогласованной диверсанткой в их красивом танго без касаний. А теперь, его ответное "ты"... могло этот танец превратить в танец на канате. — Шеор, — наконец обратился он к женщине, которая вдохновляла его творчество, и может быть видела многое отчетливее, — что ты видишь?

– Смерть ведёт кисть по другому? – тонкий взгляд, ведь однажды, может случится, он наткнётся на картины человека своего прошлого. Живого прошлого. — Книга существует, когда ее читают. Картина — когда на нее есть кому смотреть. Жизнь смотрит иначе с той стороны рубежа. Возможно… Или только желает смотреть иначе? Я желаю? Где он? Там или здесь? Художник оборачивается на музу. Ведь так и с ней. Он с той стороны рубежа. Его не должно здесь быть. Только лишь Пигмалион в одиночестве замер, в мраморе не отрывая взгляда… Но Галатея. Из каприза ли или из фантазии хозяек галереи, глядит не на мужчину у своих ног, а, странно вывернув шею, уставилась на Вечернюю Сафо. — Вы нарочно ее так поставили? — он неловко указывает направление взгляда статуи и обращается к Магде. — Кто создал эту фигуру? По пластике тела очевидно, что смотреть она должна на Пигмалиона. Это… какой-то символ? – Тебе приснюсь такой, – обещает, и грохот воды и плеск её почти касается лица истомлённого капризами художника. – Может быть. Кружение от мрамора к мертвым, от них – к живой. Его вновь по кругу провело и вернуло к той, с которой начал. Прогуляться. Его взгляду было где прогуляться. Его пальцам было чего коснуться, но задержались, почти уже коснувшись ее подбородка. — В последнее время в моих снах так мало смысла. Может, без вас, Шеор? — удивленно уточняет, осознавая, — Являться во сне? Ты можешь? Да, он хотел бы. В этом платье. С белыми лилиями в руках. Дева города мертвых, живая, ведущая за собой водопад. Воды — забвения? Как эти картины. Они неизвестны при жизни, забыты, не будучи даже узнанными. Ты живешь в городе, о котором все позабыли. В котором всё почти что вечно, если бы не противостояние с Анклавом. А так «популяция», о которой печется Кларисса, разбавляет ваше чистилище неуместной обновляемостью душ. Сколько тут эти женщины? Годы? Десятилетия? Века? Когда Ани внедрила Плетение в «Танец харит», чтобы мрамор просуществовал столь же бесконечно долго, не рассыпавшись однажды в прах? О… не только. Плетение защищает и от случайного скола, что полезно. И что-то… мелькнуло и пропало – два огонька лучезарной белизны, как те, что он видел на улицах Санктума. Занятно… Неужели это тоже Ани? Окидывает взглядом полотна. "Сафо… днем". Слишком жаркий день, слишком медленный, нет, Шеор нужна буря. Она не часть этого мира забытого-непознанного. Она — третья сторона. Сафо… тоже не рассыплется, возможно, никогда. Тут та же сохранная артефакторика. И искусная сигнализация, которая сработает, стоит вынести полотно за пределы галереи. Скрытая. А вот явная, на раме, выполненная грубее и проще, может обмануть незадачливого вора, который сочтет ее взлом гарантией незаметности. И… вновь эти сгустки света, бегущие вдоль нитей Плетения, словно по магистралям. Правда, нет той упорядоченности, какой-то хаос, но они здесь присутствуют, словно картины — монолитные части саморожденного города. "Сафо вечером". Как женщина, которая утром растрепана и открыта, вечером же искусно скрыта, таит упорядоченность и смыслы, притягивая взгляд глупца, намеренного читать. Он прочтет, но кого? Лишь себя. И покинет библиотеку, прибавив себе толику глупости. Артефактор может проникнуть глубже. Прочтет ли он? С усилием. И может, с самообманом. И все-таки улавливает в движении огоньков сложный порядок. Как к вечеру древняя поэтесса наводит красоту на лицо и гибкость фигуры, так и здесь хаотичность огоньков сменяется сложностью их бега. Замысел, ускользающий, но пойманный, требует и большего количества огней... — Ани, что вы можете сказать об… этих огоньках?

Галерея – Мой спутник, – отозвалась горным ручьём, хрустальными бликами на солнце благословенная словом артефактора Шери, представляя его для своих подруг по эстетике, и представляя с гордостью. – Николя Буджардини, мастер над плетением. Николя был хорош собой, но… о вкусах не спорят. Он, может, и не придал значения, но не слишком удивился бы, носи обе хозяйки совместного имущества по кольцу на большом пальце левой руки. Это было бы, пожалуй, обычно и мило. Да и дамы повстречали ценителя женской натуры. Как во внешнем воспроизведении со всем вниманием к ее контурам, так и во внутреннем — к тонкой настройке ее звучания. И в этом они совпадали — в настройке. - Ах, артефактор! - с улыбкой отреагировала Магда, видимо, ведущая в этой северной паре. - Это просто отлично! Ани тоже, благодаря ее таланту мрамор статуй и цвета красок картин здесь никогда не потускнеют. Конечно, определенно. На большом пальце левой руки. Николя лучезарно улыбнулся: — Мы коллеги? Чудесно. Зовите меня Николя... Забавно. Ему не давало это покоя. Тот бар, который они прошли, спеша в галерею. Он носил имя «Дискуссия». Хотя должен был «Симпозиум». И это слово, вертевшееся на замену странной вывеске, отложенным желанием нашло выход в метафоре, уместной случаю: — Буду счастлив провести консилиум, сеньора Ани. - Реплики картин Рафаэля и прерафаэлитов написаны одним очень талантливым юношей, он в прошлой жизни подрабатывал их подделыванием и может их воспроизвести буквально с закрытыми глазами, - пояснила Магда мимоходом. - Но есть и самобытные мастера. — Однако… — он предложил своей даме согнутую в локте руку, чтобы она могла свободно опереться, если пожелает выступить с ним в живой инсталляции галереи. Впрочем, учитывая знакомство ее с обеими сеньорами, в этих стенах некоторая отстраненность была уместнее и позволяла бы избежать недомолвок. Или наоборот, их вызвать... Что веселее? В конце концов, он приглашал на прогулку. Сеньор Буджардини лишь умиленно приподнял брови и сохранил невозмутимость, продолжив обсуждать стоящую внимания коллекцию, оставив картине настоящего быть написанной его спутницей. Бал-маскарад? Он готов стать ее маской. И не стать ею… — Как это странно, — отметил он, неспешно всматриваясь в каждый встреченный предмет искусства, делая положенный шаг назад, задумчиво пробуя на вкус этот верхний слой, дописывая за художником собственным опытом созерцания бесконечной череды до и после… - Как странно видеть полотна, написанные после смерти. Меньшая же часть (в левом крыле), служила площадкой для куда более свободного самовыражения, давая место как абстракции и авангардизму, так и откровенности и эротизму. – Левое крыло, – коснулось из-за плеча Николя тёплым дыханием его музы, – обставлена согласно их собственным представлениям о прекрасном... Туда не каждого допустят посмотреть. О вкусах не спорят. Обе дамы были хороши, но… Рядом с белым и черным, взмахивающим и сверкающим, увлекающим рельефностью и гладкостью тяжелой ткани, основательной на ощупь и гармонирующей с его вышивкой и нарочито потрепанным пальто в стиле денди — богемности столетней выдержки, разлива начала прошлого, XIX века, — красота шатенки и блондинки терялась. Как терялись их серые и для любого южанина привлекательные глаза северных тонкокожих закутанных в шкуры нимф рядом с черными омутами, обрамленными нынче белоснежным нарядом девственной чистоты дня обручения. Николя Буджардини был одет в исключительно знаковый наряд, кричащий о его принадлежности к миру высокого. Того, о чем декламировали на поэтических вечерах потомки поколения первооткрывателей предназначения современного искусства. Но… о вкусах не спорят. Сероглазая Ани больше ценила свою коллекцию, в коей были представлены множество эпох и стилей, чем живое воплощение в наряде одного из них. В этом чувствовалась истинная рафинированность коллекционера, презирающего этот ди-зайн… О вкусах не спорят. Вслед за догадкой лишь легкая улыбка понимания. Он знавал таких и в Париже. Живущие затворниками, пренебрегающие житейскими радостями, комфортом… готовые убить за подлинник. Умирающие, позабыв составить завещание. Ани была хороша. В артефакторике. Не только произведения на стенах и в мраморе привлекли внимание художника. В галерее трудился умелый артефактор. И, да простит ему сеньор Солейн такого вопиющего отсутствия преданности общему делу, но вот с кем бы Николя поработал бы с радостью. Когда-нибудь. Ну да… это была мысль, которая мелькнула и пропала. – Левое крыло, – коснулось из-за плеча Николя тёплым дыханием его музы, – обставлена согласно их собственным представлениям о прекрасном... Туда не каждого допустят посмотреть. Сафо днём. Сафо. Сафо. И еще одна Сафо. Среди множества женских фигур затесался Пигмалион. И тот склоненный. Поистине скрытое крыло. Как же его, Николя, допустили сюда? Не иначе и впрямь кто-то впал в отчаяние. - Что, опять? - в голосе Ани уже практически не было удивления. - Николя, Шери, видите эту прекрасную картину? Согласно нашей задумке, они должны быть расположены так, чтобы солнце, проходя по помещению за день, освещало эти картины по очереди, утром, днем и вечером. Но проблема в том, что кто-то уже третий день меняет "Сафо утром" и "Сафо вечером" местами. На окнах и дверях артефактная защита и сигнализация, взлома плетений не было, посторонние сюда не заходили. Мы уже всю голову сломали и решили попросить помощи у Старшей. Она любит разные загадки. — О! Солнце, гуляющее по стенам в определенное время суток? О боже, сеньоры. Такое я видел лишь в храмах, где зодчие подгадывали ко времени литургии при разном солнечном дне в зависимости от времени года различные солнечные блики на стенах, расписанных фресками. Какая… великолепная идея! И что же, Сафо утренней мешает утром солнце и она сбегает досыпать в тень? Как я ее понимаю, на самом деле, сеньоры, вы не представляете… Николя спохватился и решил не вдаваться в подробности сегодняшней ранней побудки. Чтобы сгладить впечатление недосказанности, пристально и строго окинул взглядом сокровенное крыло северных поклонниц рожденной на небезызвестном южном острове и отметил, что дамы, а вероятно, именно Ани, приложили немало уже усилий, чтобы исключить разыгрыш или происки экзальтированных конкурентов: на окне и дверях помещения была тщательно встроена сложная система сигнализации. Пожелай он, артефактор бы и сам не смог взломать такое — о защите от взлома тут тоже позаботились. — Хм, — озадаченно он осмотрелся и подошел ближе к картинам, — не могу представить, как сюда мог бы кто-то проникнуть. Вы необычайно искусны, Ани. Я… впечатлен. Но откуда же взялся шутник? – Похожа?... – Алука обернулась почти как на картине, хотя для полной схожести на ней, закубованной в футляр, не хватало искренней наготы. Искренней нагота бывает лишь скрытой под искренней одеждой. Или под мазками художника. А сходство… Он честно взглянул на нее, сделал шаг назад, даже собрался поделиться мнением о несходстве внешнего и содержания… И умолк. На несколько мгновений. Улыбка слетела с губ. Он моргнул, задумчиво любуясь, будто до сих пор ему запрещали, а тут вдруг сами предложили взглянуть вот так — похожа? — Вы... — он нехотя заговорил, будто хотел о чем-то другом. — Маки я бы оставил, но горы? Для вас фоном я бы выбрал водопад. Вода. Много воды. Струящаяся и сметающая, живая. Ваше платье, сеньорита, подходит ее стихам. Они откровенны и словно выточены из мрамора. Вода. Мрамор. Как вам такая картина?

Ненастное утро => светлая картинная галерея Поздно уже вечером, заручившись согласием царственной и, как казалось мастеру, именно его музы с божественным именем Шеор украсить его завтрашний день своим светлым присутствием в нем, утомившийся, но обретший новый какой-то неестественный прилив бодрости Николя в приподнятом настроении заглянул на запах жареной рыбы в кухню. — О, добрый вечер, сеньора… простите, не имел счастья быть представленным. Николя Буджардини. А вы определенно та самая особа, которая знает толк в приготовлении даров моря, достойных этого небесного дворца… Он успел заполучить тарелку с аппетитно пахнущей рыбой, судя по аромату, вполне заслуживающей звания пищи богов, и щедро наваленной с горкой картошкой, когда повариха соблаговолила представиться. У Николя как-то подпортилось настроение при звуке этого весьма распространенного в мире и не только в мире явном, имени. — А, — иссяк он внезапно на комплименты. Выел молча всю рыбу. Так и не притронулся к картошке. Уже в темноте, вновь почувствовав неимоверную усталость от очередного безумного дня, добрался до кровати. Стянул холщовую рубаху через голову. Кинул на пол. В ванной замечтался об изгибе девичьей шеи, там, где ее линия касается ключицы. Там, где начинались ее восхитительные перышки, такие… Постель была прохладной. Несмотря на жару за окном. Вероятно, благодаря шелковым простыням. Уже почти уснув, он случайно вдруг снова вспомнил имя поварихи. Давние призраки прервали сон. Показалось, что он снова в своей парижской квартире. На дворе царит душное городское лето. И кто-то входит со стороны оранжереи. Смеясь и стряхивая воду с салатных листьев… Ночью ему снился город. Измученный. Мучающий. Пустынный и полный одновременно. Чадящий. Сияющий огнями и солнечными бликами. Под голубым небом и желтым солнцем. Изощренный в своих необъяснимых выходках. Порабощающий и поглощающий своих жителей. Сам себя заселяющий. И сам же извергающий из себя. Николя, пришел он один или нет и кто бы не показал ему сюда дорогу, уже ждали две женщины. Не просто уже ждали, а, прямо скажем, заждались. Во-первых, в такой постели грех было б не проспать. Во-вторых, сон он позабыл, остался лишь привкус, какая-то тень в уголке глаза. В-третьих, вставать в 6 утра – это только инквизиция и могла придумать в качестве изощренной пытки и истязания маловерным. В-четвертых, если ножку стула просунуть в ручку двери, то второй раз его, Николя, трудно будет взять и беспардонно разбудить какому-то прощелыге, которого он видел в первый и последний раз. Нет, все же видел дважды. Не встал же он самостоятельно! А стул надо было швырнуть в спину этому хаму. Тем более что деревянная ножка уже ни к чему не годилась. Но встрепанный художник пребывал в странной апатии, так и просидев минут десять тупо в постели с ножкой сломанного стула. Пытаясь... вспомнить. Тот мрачный сон. Завтрак сеньор Буджардини хотел уже было манкировать, припомнив навевающее грустные воспоминания имя поварихи, но все-таки взял себя в руки. На его чувства этому городу было глубоко наплевать, это он осознавал с каждым днем всё отчетливее. И оставалось только действовать быстрее, чтобы всё поскорей закончилось. — А, Мария… — он взглянул на нее отчужденно-заспанно и принял то, что ему выдали в руки, словно приговор. Съел не глядя. Машинально поблагодарил, сам не зная за что. Однако череда испытаний, казалось, намеревалась превратиться в дурную бесконечность. Памятуя о вчерашних обсуждениях ловчих сетей, сеньор Буджардини с утра пораньше вздумал обследовать содержимое арсенала. И о да, вот она, ловушка для ищущих надежды: ассортимент, выбор и количество защитных амулетов тут… превращало всю его предыдущую бессонную ночь в… насмешку. Он подарил сеньорите Шеор… побрякушку. Безделицу. То, чего тут полно, что она могла заполучить от своей начальницы по первому же требованию. Артефактору вновь показалось, что, упади он прямо сейчас случайно за край местной тверди - и от отряда не убудет. И в этот серый темный мрачный и чересчур ранний для чего-то хорошего в жизни час скорбное бытие Николя Буджардини внезапно озарилось. Сначала это была тень на серой стене. Словно выпуклая капля проступила, скопившись влагой от где-то внизу шумно падающей воды. Наполнилась и обрела форму и плотность. И черноту. И линии. Идеальные линии. Которые он ни за что не взялся бы писать. Ибо музу не пишут, ее - вдыхают. — Шеор… э… сеньорита Шеор, прекрасное утро, вы не находите? — искренне поделился ощущениями Николя, улыбаясь и утопая в восхитительно аристократичной серости ее стороны. Пора было отправляться. … - Здравствуйте! Меня зовут Магда Густафссон, а это моя подруга, Ани Миккенсон, - приятным грудным голосом произнесла первая женщина. - Мы вместе владеем этой галереей, - пояснила вторая женщина, голосом на пару октав выше. Смотрела она Николя с некоторым беспокойством. О да, он пришел не один. И первым делом представился, озираясь по сторонам и удивляясь этой роскошной обстановке и странному уклону сюжетов самих по себе со знанием дела отобранных работ в сторону… неуловимо чуть более, чем подобает, чрезмерной эротичности их сюжетов, которая вкупе с амурчиками, легкомысленно обсевшими потолочную лепнину, смотрелась, словно голос подсознания составителя сего вернисажа. — Сеньориты, меня прислала сеньора Кларисса для консультации. Взгляд скользнул по лицам незнакомок и обратился на знакомое лицо с молчаливым вопросом, знакома ли его спутница с этими дамами. Левая рука небрежно теребила единственную пуговицу выбранного в шкафу чрезмерно вычурных апартаментов действительно вычурного пиджака.

Dmitry Shepard & Meshulik

Эпилог Кевина и Макса (м+м, R) "Марсианиада" FOX69&Meshulik

Сеньор Буджардини задержался, по-прежнему ощущая тяжесть от состоявшейся сцены, где сеньор Мортимер, ссылаясь на него, допущенного к сцене на правах бессловесной мебели, манипулировал чувствами женщины, которая была артефактору небезразлична. Тупиковый путь заводить друзей. Прекрасный способ нажить врагов.

Nevrar&Meshulik

Появление ангелицы заинтересовало сеньора Буджардини, когда оказалось, что и она является помощницей Клариссы: белая дева будто бы нарочно являла своим видом противоположность Шеор. И потому практически напрашивалась на сравнение, чего в обычной ситуации художник никогда бы себе не позволил. А в этой, весьма необычной, его предпочтения были заранее предрешены. И потому неудивительно, что показалась она ему высокомерной, что, с точки зрения художника, проигрывало царственной снисходительности демоницы. По правде говоря, ее виду проигрывала бы любая. - А вам, Николас, наверное, будет любопытно взглянуть на образцы местной живописи, не так ли? <…> Застыла на мгновение. Бросила тяжелый взгляд через плечо, в тёмные, куда темнее её собственных глаза, и продолжила движение. Самый короткий путь отсюда – через балкон. Давно облюбованный. Театр одного актера, где так и тянуло крикнуть "Верю!" Уголок рта дернулся. Взгляд печально опустился. Не гнев. Не разочарование. Просто… не то. — Сеньор Мортимер, сеньора Кларисса, думаю, что и один вполне справлюсь с этой задачей, если кто-нибудь объяснит мне дорогу. Сеньора Кларисса, я хотел бы попросить вас уделить мне время. У меня есть… одно дело. Если позволите.