Ribka

Утро. Когда все разошлись, Кьяра подошла к окну и осторожно отдернула штору. Обрывок неба в гостиничном окне был еще темным, но зверь, поселившийся в ее крови, чувствовал, что до рассвета остаются считанные минуты. Когда-то девушка любила это время суток: ночь затихала, а вместе с ней переставал действовать и кофе, державший всю ночь на плаву. Кьяра заканчивала эфир, ощущая в теле усталость, но приятную, от работы, которая была ей по душе. В микрофон звучали ее последние слова прощания, а за ними - всегда шутливый обмен фразами с напарниками. У каждого была своя маленькая привычка: Синди неизменно махала рукой и тянула "спа-а-ать", а Тед бросал что-нибудь вроде "берегись вампиров по дороге домой" - и это тогда казалось глупой, но забавной шуткой. Кьяра же, снимая наушники, каждый раз едва слышно постукивала пальцем по микрофону - тихий знак "эфир закончен", ее собственный маленький ритуал, который почему-то придавал завершенности ночи. После этого утро значило уют: свернуться клубком под теплым одеялом, слушая, как дневные звуки просачиваются в засыпающее сознание. А теперь утро было чужим - не начало дня, а угроза, не отдых, а бегство. Укрыться, пока солнце не сожгло ее дотла. И вместо снов - маленькая смерть, погружение в холодную тьму, из которой неизвестно, вернешься ли. В голове снова зазвучали слова Мэри. Излечить вампиризм. Возможность снова стать человеком. Часть ее души отчаянно тянулась к этой надежде, к простым вещам, жизни без страха, к тому, чтобы снова быть частью обычного мира. Но другая часть спрашивала: а имеет ли она право? Год в Сэнд-Крик уже сделал ее чужой для прежней жизни, даже без всего остального. Попробуй, вернись теперь в прежнюю жизнь, даже с официальной выпиской - клеймо останется. Но клеймо страшнее уже есть - она убила человека, Она пила человеческую кровь. Как жить, зная это, и при этом снова улыбаться соседям, покупать кофе, вести эфир? Девушка подумала про билеты, найденные в комнате Мэри. Уехать. Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анжелес... Любая точка страны. Но можно ли сбежать от Маскарада? А от себя самой? Мысль о побеге показалась вдруг такой же наивной, как и желание просто вычеркнуть прошедшие три ночи. Вздрогнув, Кьяра задернула штору, словно отрезая себя от грядущего рассвета и от этого вопроса. В спальне она заперла дверь, вытянулась на кровати, чувствуя, как наливаются тяжестью веки, костенеют суставы. Сыворотка могла бы вернуть им человечность - если им вообще удастся ее закончить. Сейчас это казалось лишь тенью надежды, слишком зыбкой, чтобы держаться за нее всерьез. А Роудс сказал, что Эдвард уничтожил реактивы для второй части сыворотки, которая позволила бы им остаться вампирами, а значит хоть этот выбор перед ними не вставал. Сознание погружалось во тьму и последняя мысль прозвучала просто и мучительно ясно: возможно, еще четыре ночи - все, что им осталось.

Слова на записи, упоминания о радии и Пьере отозвались в памяти смутными воспоминаниями, пока Клэр не сказала про Марию Кюри. Когда-то давно, то ли в школьном учебнике, то ли в радио передаче Кьяра узнала историю великой женщины-ученой, открывшей вместе с мужем радиоактивность. Тогда, еще подростком, она отнеслась к этому, как к далекой, почти романтичной истории. Теперь же, сидя в гостиничном номере Стикса, к девушке вдруг пришло ледяное понимание: в мире вампиров нет "далеких историй", все может оказаться ближе, чем кажется. Но эти мысли быстро отступили перед другой. - Мы можем снова стать людьми..., - вырвалось у нее почти шепотом. Слова сорвались сами, прежде, чем она успела их обдумать, и, осознав сказанное, Кьяра резко прикрыла рот ладонью, словно боялась, что даже признание этой надежды - опасно. Сердце у нее давно не билось, но чувство, будто что-то гулко толкнуло изнутри, захватило целиком. Она ведь еще помнила - не воспоминанием десятилетней давности, а совсем недавним чувством - какого это: дышать полной грудью, чувствовать холодный воздух легкими, как обжигает горячий кофе, как хочется лечь спать от усталости. Все это снова оказалось невероятно близким, почти достижимым. Перед глазами вспыхнуло не солнце и не мечты о дне - она их и раньше любила меньше, чем ночь. Но вдруг, на короткий миг, представила: можно снова сидеть в радиостудии, можно снова быть собой - с привычными мелочами, с теми, кто остался в прошлом, без страха, что кто-то укажет пальцем: монстр. Но можно ли переступить грань и вернуться обратно? Разве сотрутся эти ночи в обличье монстра, кровь на губах и чужая жизнь, отнятая ее волей? И как можно будет жить человеком, зная, какие чудовища таятся в темноте? Кьяра медленно опустила руку. Надежда и страх боролись в ней и от этой борьбы становилось холоднее, чем в любую зимнюю ночь за окном.

— Дайте мне десять-пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок, и можем встретиться у лестницы наверху, обсудим дальнейшие планы, — сказала она остальным птенцам, прежде чем подняться в свой номер. Коридоры Стикса встретили их тишиной и холодным светом ламп. Возвращение казалось почти нереальным - слишком много всего произошло за одну ночь. Кьяра шла рядом с остальными, оглядывая их лица: уставшие, каждый в своих мыслях, но - живые, вместе. До рассвета оставалось не так много времени, но они уже решили, что нужно собраться и поговорить. - Приходите ко мне, - предложила девушка и, бросив взгляд на Клэр, добавила: - Так будет проще. И диктофон тоже у меня. Поднявшись в комнату, Кьяра не стала закрывать дверь, оставив ее приглашающе приоткрытой. Неудержимая улыбка тронула губы, когда она присела на диван, ощущая, как растворяются ее страхи и тревоги. Все осталось позади: Эдвард не указал на нее, Эрл не узнал, и они выбрались живыми. Впервые за ночь она ждала чего-то не с тревогой, а с теплым предчувствием.

Знакомые фигуры вынырнули из темноты и Кьяра впервые за ночь позволила себе почувствовать облегчение. Они были вместе. Но радость длилась всего миг: Марк безжизненно повис на плечах товарищей и обоняние дразнил запах крови, идущий от разбитой головы мужчины. Девушка машинально шагнула ближе, желая помочь, но остановилась, видя, что о нем уже заботятся другие. Лимузин ждал их - как и было обещано. Они расселись и пока Эйрик с Роудсом усаживали Марка, Кьяра не могла избавиться от ощущения, что каждый их шаг уже кем-то предусмотрен. В голове была сумятица. Девушка переводила взгляд с одного лица на другой, узнавая подробности проникновения в сокровищницу и последующего нападения на склад. Разговоры спутников текли вокруг, информация не складывалась в цельную картину - отдельные куски то и дело перебивались новыми подробностями. Герцог, "семнадцатые", легионеры, Беатрис, Джейсон... Слишком много совпадений, слишком много нитей тянулось к ним. Казалось, будто кто-то читает вслух книгу, но перескакивает со страницы на страницу, не давая уловить целую историю. Когда разговор зашел про нападение на принца, Кьяра потянулась вперед и отключила динамик, соединяющих их с водителем, запоздало надеясь такой мерой не дать подручному Харона подслушивать их разговор. - Вы уверены, что там, на складе, был человек? Не вампир? - спросила она, переводя взгляд с Клэр на Роудса и на секунду задерживая его на безжизненно повисшей голове Марка. - Потому что мне показалось, что на Эдварда напал один из вампиров Харона. У него была похожая белая маска. На приеме я слышала, что принц велел всем носферату скрывать свое..., - быстрый взгляд скользнул в сторону переборки, отделяющей пассажиров от водителя, - уродство. И ростом он показался небольшим, как Пауль. И он сумел каким-то образом не только пройти в зад, но и подобраться к самой сцене. Люди барона, кажется, мастера по части скрытности, это похоже на них. Кьяра умолкла на миг, но тут же снова заговорила, спеша выложить то, что гнетет ее саму. - И принц... он не просто "пел песенки", - она изобразила пальцами кавычки. - Музыка держала зал, как сеть. Даже я поймала себя на том, что киваю в такт, хотя понимала, что не хочу этого. Это не было похоже на обычное исполнение. Это больше, чем талант. Это.. словно какая-то власть. Он словно гнул чужую волю под себя. И получает за это аплодисменты. Она сдвинулась вперед, голос стал тише, как у человека, который осторожно добавляет фрагмент к общей головоломке. - Я еще узнала кое-что про Мэри. Суд над ней должен был состояться сегодня, на приеме, и его ждали многие. Ее клан был недоволен, что его отменили, их глава давил на Графиню, а она молчала, хотя эта женщина не из тех, кто будет терпеть подобное. Я... разговорилась кое с кем из гостей и узнала, что публичный суд проводят только над теми, кто имеет высокий статус или могущественного покровителя. А за Мэри поручился принц Бостона. Значит, на Восточном побережье ее считали влиятельной особой или же она оказала очень серьезную услугу тамошнему принцу. Но почему-то Эдвард решил убить Мэри до суда. Чего он боялся? Кьяра повернулась к Эйрику: - Может, ту книгу отправили в Бостон в качестве извинений. Или платы за то, что тамошний правитель не вступился за судьбу Мэри. Она снова замолчала, перебирая в памяти каждую деталь с приема, вспоминая, как Эдвард распинался о "предательнице" и ее опытах. И вдруг, словно удар током, до нее дошло: - Принц сказал, что Мэри проводила свои эксперименты в Сэнд-Крик! В том самом крыле, где держали нас, - голос дрогнул от возбуждения, а взгляд метнулся к лицам собеседников: - Возможно, что там все еще находится оборудование, нужное для завершения эксперимента!

-Вряд ли.-Эйрик то ли с сомнением,то ли с досадой покачал головой.-Не исключено,что нужна помощь.Мы ведь не знаем какие стражи и ловушки были в том подземелье.Я туда-с этими словами священник устремился в сторону взрыва. - Может, - тоже неуверенно произнес Нейтан. Затем Эйрик решительно двинулся в сторону склада. - Пойдем за ним, - предложил мужчина Кьяре. - Разделяться сейчас, наверно, не лучшая идея. Да и... - он чуть замялся от своей догадки и подозрительности. - Думаешь, машина нас может ждать? Не подставил ли нас барон? Нападавший был в белой маске, - Морган поделился своей наблюдательностью с девушкой, не зная, заметила ли она или нет. Кьяра бросила на Нейтана быстрый взгляд - короткий миг согласия, в котором мелькнула горечь. Не подставил... использовал. Если нападавший в белой маске связан с бароном, то все они лишь отвлекающий шум, пешки, о которых никто не вспомнит, когда партия закончится. Но вслух девушка произнесла только: - Скоро узнаем... Идем. Парковка находилась в той же стороне, что и склад, и каждый шаг приближал их к ответам - какими бы те не оказались. Кьяра ускорила шаг, сама не заметив, как перешла на бег. Каблуки отбивали на замерзшем асфальте торопливый ритм, слишком громкий в тишине переулка, будто выстукивали ее собственную тревогу.

Музей Графиня развернулась и ушла, оставив после себя лишь тяжелое обещание "найти их", если сказанное окажется розыгрышем. Кьяра никак не могла поверить в удачу - слишком просто все это выглядело. Она ждала: вот-вот раздастся окрик, чья-то рука схватит за плечо или снова заступят дорогу. Каждый шаг к выходу отзывался в ней натянутой струной, но никто не остановил их, никто не назвал по имени. И от этого ожидания, которое так и не сбылось, становилось только страшнее. Но музейные залы остались позади, выпустив их в зимнюю ночь без единой помехи. Губы девушки несмело дрогнули в улыбке и в тот же миг небо над кварталом озарилось вспышкой, прогремел глухой удар. Второй. Третий. Столб дыма поднялся в той стороне, куда ушли Роудс, Клэр и Марк. Кьяра застыла на месте, будто вросла в землю. - Боже... В коротком слове вырвалось ее смятение. Все шаткое равновесие последних часов рушилось на глазах. В голове чужим эхом стучало слово "катастрофа". Кьяра обернулась к спутникам, словно ища у них опоры или ответов, но взгляд все равно возвращался к клубящемуся дыму. - Что... что происходит? Прием, музыка, чужие улыбки - все оказалось декорацией, скрывавшей настоящую бурю. И сейчас эта буря вырвалась наружу, втягивая их в самую гущу, нравится им это или нет. Покушение на принца и взрывы не могли быть случайными совпадениями. Чужая борьба, чужие замыслы и они - пешки в чьих-то руках. Эта мысль болезненно напомнила девушке о том, чего она страшилась сильнее всего: ее собственная воля - всего лишь иллюзия, ее шаги - лишь продолжение чужой игры. И это пугало куда сильнее, чем Эрл, Принц и взрывы вместе взятые. Она попыталась собрать разбегающиеся мысли: - Машина должна ждать нас на парковке. Может... остальные уже там? - в голосе чувствовалась надежда вперемешку с сомнением.

Музей Кьяра обернулась на звук, но все произошло слишком быстро. Блеск металла, тень, метнувшаяся на сцену, удивленный возглас Эдварда - и тут же зал взорвался. Толпа шумела, заслоняя подробности, но в голове уже все смешалось от невозможности происходящего. Девушка застыла, не зная, что делать. Беспомощность обожгла сильнее страха: она была слишком мала и слаба, чтобы повлиять хоть на что-то. И другая мысль пронзила: если кто-то осмелился поднять руку на самого принца, значит, рушится не только его власть. Рушится сама ткань порядка, который только начинала для себя складывать Кьяра. И что в таком случае остается таким, как она, тем, кто и так живет на краю дозволенного? Она почти машинально пошла быстрее, следом за мужчинами, желая лишь одного: уйти, исчезнуть, не быть втянутой в этот водоворот. Но за поворотом дорогу перегородила Графиня. — Эй! Что за крики из зала? — спросила Графиня и сощурилась, разглядывая собеседников. — Погодите. Я вас раньше видела? - Раньше этого вечера? - спросил мужчина, качая отрицательно головой. - Не думаю. Лучше знакомство оставим до других времен, - Нейтан полуобернулся к залу и махнул рукой. - Отсюда я не видел точно, но что-то произошло на сцене. Может нужна ваша помощь. На миг почудилось, что холодные глаза мексиканки пронзили ее насквозь и вот-вот назовут по имени. Внутри все сжалось в предчувствии неотвратимой беды, но голос Нейтана прозвучал ровно в тот момент, когда собственный страх Кьяры готов был вырваться наружу. И она подхватила его слова, шагнув чуть ближе к женщине, будто ища у нее защиты: - Да! - поспешно проговорила Кьяра, но это только делало ее волнение убедительным. - Слуга в маске, он выскочил прямо на сцену... На принца! Что происходит? Она заставила себя умолкнуть, чтобы не выдать страха и надеясь, что собственное смятение сойдет за искреннюю растерянность.

Музей Музыка со сцены хлынула в зал, легко завладевая вниманием гостей. Кьяра вздрогнула - слишком уж знакомо это ощущение, когда звук накрывает целиком. Сколько раз она сама сидела в студии, настраивая микрофон, выбирая треки, чтобы они ложились друг на друга и цепляли слушателей? Но то, что творил Эдвард со своей группой было другим. Здесь не было привычной ей радиоподачи, где эмоцию собираешь из ритма и слов. Здесь музыка становилась сетью, мягкой, но цепкой, которая держала каждого в зале. Она даже уловила, что аккорды подобраны несложно, партия клавишных - совсем не выдающаяся. На радио таких групп десятки, и все же... звук не отпускал. Будто за нотами стояло что-то большее, чем умение держать сцену. Сила не музыкальная, а иная. И оттого это звучало опаснее любого хита из ее старых плейлистов. Кьяра почувствовала, что ее собственные мысли скользят в сторону покоя и согласия и сжала кулаки, заставляя себя держать голову холодной. Радио учило ее различать фальшь и сейчас фальшь слышалась слишком ясно - за обаянием и хрипотцой голоса прятался тот же самый холодный контроль, который недавно заставлял зал внимать каждому слову принца. К ней подошли Нейтан и Эйрик, а следом появилась Беатрис. Ее слова о "друзьях, закончивших экскурсию" отозвались в груди облегчением. Кьяра кивнула женщине, пряча радость, что у них, наконец, появился шанс уйти. Но уже отворачиваясь от сцены, взгляд ее невольно зацепился за низкорослого "слугу" у картин. Его поза была не расслабленной, а скорее напряженной, будто он ждал сигнала. И маска выделялась среди пестрых половинок - пустая белизна, лишенная украшений карнавала. Память подбросила вдруг картинку - водитель лимузина, что подобрала их у выхода из катакомб и отвезла в Стикс, носила подобную. В ту ночь маска показалась девушке странной мелочью, теперь это выглядело зловещим знаком. Как и мимолетный блеск металла в руке, скрытой в складках ткани. "Что он здесь делает?.." - мелькнула в голове растерянная мысль. Кьяра заставила себя отвести взгляд, сделала несколько шагов следом за спутниками, но тревога осталась, протянулась липкой нитью за спиной.

Музей Кьяра слушала, как слова принца разносились под сводами музея, мягкий и настойчивый, словно усыпляющий яд. Толпа внимала ему завороженно и она сама поймала себя на том, что ей трудно отвести взгляд и не кивнуть вместе с остальными. История про Сэнд-Крик резанула по нервам, но куда больнее задели другие слова: "пастухи смертного стада". Всего несколько ночей назад она сама была человеком, и теперь слушать, как целый мир сводят до уровня безвольного скота, было почти невыносимо. Холод страха и горечи расползался внутри, переплетаясь с неприязнью к говорящему. А принц уже легко перескочил к шутке про опоздавшего Джейсона и зал ответил смешками, словно только что не говорилось о предательстве и казни. И от этой внезапной легкости Кьяре стало еще тревожнее. Она лишь надеялась, что выступление группы станет короткой передышкой. Песни, даже без бас-гитары, казались куда безопаснее любой новой темы из уст Эдварда. В этот миг девушка заметила пробиравшегося сквозь толпу Нейтана. Вымученно улыбнувшись, она ответила ему коротким жестом - маленькая нить нормальности среди происходящего.

Музей Кьяра ожидала... другого. В ее представлении принц должен был быть пожилым, в строгом костюме-тройке или даже в старинном камзоле, с тяжелым взглядом и манерами векового аристократа. Вместо этого на сцену вышел мужчина, чья одежда сочетала небрежность современности и эффектным плащом, а возраст казался почти человеческим. Это неожиданное несоответствие выбило ее из привычного ритма мыслей, но не ослабило напряжения. Он говорил легко, громко и уверенно, и в этом было что-то до боли знакомое по прошлой жизни - как политик, чьи речи она когда-то слушала в эфире. Те же расставленные акценты, те же тщательно выверенные паузы, та же скрытая власть, заставляющая ловить каждое слово. В какой миг девушка ощутила, как этот голос начинает затягивать, и с усилием оттолкнула чужое влияние. Слова о Мэри обожгли, как огнем. Лгать можно по-разному: грубо и топорно, а можно - облечь ложь в блестящую форму, приправить громкими именами и словами вроде "предательство" и "угроза всему роду". Эдвард мастерски владел этими приемами. Но Кьяра верила Мэри, а не этому мужчине в плаще, который мог оборвать ее жизнь одним движением руки. По залу прокатилась волна перешептываний: кто-то нахмурился, кто-то одобрительно кивнул, кто-то скрестил руки на груди, будто отгораживаясь от услышанного. Кьяра сделала пол шага назад, оставаясь в тени соседей, и опустила взгляд. Она поймала себя на мысли, что отсчитывает секунды до того мгновения, когда принц снова заговорит - и его обличительный палец укажет прямо на нее.

Музей Теперь, заметив слежку, Кьяра почти физически ощущала, как взгляды в прорезях масок мягко, но цепко скользят за ней по залу, будто невидимые нити тянутся к каждому ее шагу. Что с этим делать, она не знала. Мысль о том, чтобы в самом деле совершить что-то варварское с музейными экспонатами, вызывала отторжение - даже не из-за страха перед последствиями, а просто претила ее натуре. Повторить трюк со "споткнувшимся" слугой было не менее опасно: кому-то могло показаться подозрительным, что последние начали вдруг спотыкаться один за другим. Занятая мыслями, Кьяра не сразу уловила перемену в зале - случайное движение постепенно сходило на нет, а гости, словно по чьему-то знаку, стекались к сцене. Сибил заметила ее и издалека помахала рукой. Девушка машинально ответила тем же, чуть замявшись, а потом нехотя двинулась в ту же сторону, как человек, которого мягко, но уверенно подталкивают в нужном направлении. Ей вовсе не хотелось быть в толпе тех, кто жаждет увидеть принца. Кьяра знала о последнем слишком мало, лишь обрывки информации, но достаточно было одной детали: стоило Эдварду узнать о ее существовании и смертный приговор уже подписан. Не имело значения, кем она была, что умела или какие у нее намерения - сам факт, что обратили ее без "высочайшего" разрешения, перечеркивал все остальное. От этой мысли тянуло холодом: и без того короткая нить ее жизни - где-то там, в руках незнакомого мужчины, который мог в любую секунду оборвать ее, даже не взглянув в глаза. Внутри все сжималось от страха и неприязни, но уйти сейчас означало демонстративный плевок в адрес "его высочества" и Кьяра не была уверена в том, что подобный жест останется без самых скорых последствий. Она остановилась недалеко от дверей, почти рядом со слугами, привстала на цыпочки, высматривая своих товарищей. Увидела Нейтана, уверенно проталкивавшегося к сцене, но ни Эйрика, ни Беатрис рядом с ним не оказалось. Кьяра секунду поколебалась, решая, стоит ли последовать за мужчиной, но осталась на своем месте. А выступление почему-то не начиналось. Неприятное ощущение, что задержка связана с чем-то более серьезным, чем обычная заминка, липким комом осело под ребрами. И в голову невольно закралась мысль: а вдруг дело во второй группе, что пробиралась в сокровищницу? Мысль зацепилась и не отпускала и девушка снова привстала на носочки, разглядывая собравшихся и пытаясь по их лицам прочесть ответ. Чувствуя, как внутри медленно растет напряжение - не спешное биение сердца, а беззвучная готовность мышц.

Музей Металлический блеск шипа, яростный вопль, перешедший в крик боли, густой, тягучий запах крови - в происходящем было что-то от старинных гравюр: средневековое лечение, наказание и ритуал в одном. Кьяра невольно отвела взгляд, но тело предало ее - в горле мгновенно стало сухо, а где-то глубоко внутри проснулась тихая, тянущая жажда. Окружающие, впрочем, словно не замечали ничего особенного - Какой... странный способ усмирить графиню, - пробормотала Кьяра, скорее озвучивая собственные мысли, чем обращаясь к двум дамам рядом. Напряжение, стянувшее ее изнутри, немного ослабло. Прием продолжался, музыка лилась, как ни в чем не бывало. Но взгляд Кьяры зацепился за слуг в масках - те, как ей показалось, украдкой наблюдали именно за ней. Она отвела глаза, сделала вид, что разглядывает толпу, и снова "случайно" взглянула в их сторону. Нет, они точно держали ее в поле зрения - не в упор, но настойчиво. - Извините, мне нужно найти своих спутников.., - сказала она с вежливой поспешностью, больше похожей на желание сбежать, и отошла от Сибил и Мишель. Как раз вовремя, чтобы уловить обрывок чужого разговора: – ...уверен, что они собираются что-то сделать с экспонатами? – Не знаю. Думаешь, леди Беатрис решила нас разыграть? Притихшая было тревога вновь подняла свою голову. Только-только стало казаться, что сцену с Графиней сочли случайной, что Эрл ушел, не признав в ней беспризорного тремера.... а тут - слежка? Похоже, наблюдают, не только за ней, но и за Нейтаном и Эйриком. Слово "экспонаты" сперва напомнило о второй группе, но мысль тут же сменилась другой: речь о них, о делегации из Боулдера. Логично - при всем гостеприимстве принц вряд ли доверяет Харону и приставленные соглядатаи выглядят естественной мерой предосторожности. И все же - неприятно. Хотя... если внимание занято ею, отвлекать его будет проще. Но при чем тут Беатрис? Да, они пришли с ней. Кто она для принца? А для Харона? Почему сама оказалась под подозрением? Только ли из-за их ненадежной компании - или в этой истории есть что-то еще? Кьяра сделала несколько шагов к ближайшей витрине, делая вид, что рассматривает экспонат, пока в голове вертелись обрывки чужих слов. Кончики пальцев скользнули по холодной грани стекла. Что ж, не стоит давать наблюдателям расслабляться. Пусть гадают, не собирается ли она прямо сейчас сделать вот с этой бесценной фарфоровой ночной вазой что-то непоправимое.

Музей – Вы меня чё, сегодня все вывести захотели?! – обратилась она к слугам, которые обступили её полукольцом, но подходить не спешили. В противоположном конце того зала Эрл обратился к своим ученикам на арабском и впервые за время званной ночи встал из кресла - похоже, именно придворному чародею предстояло вразумлять взбалмошную бруху. Одно можно сказать точно – местным слугам в масках теперь точно было, чем занять своё внимание. Глухой удар и крики Графини раскололи воздух. Кьяра замерла - в зале все еще звучала музыка, кто-то ахнул, кто-то что-то сказал - но в ней самой все встало на острые грани. Получилось... Все произошло точно, как она хотела: слуга споткнулся, столкнулся с мексиканкой, вызвал бурю. И теперь вся охрана занята ею. Отвлечение получилось даже громче, чем она рассчитывала. И теперь у второй группы был шанс совершить ограбление и сбежать. Трепет, радость, почти экстаз - вспыхнули, но сразу же сжались в комок страха. Вдруг кто-то заметил? Вдруг понял, что это она сделала? Почему Эрл встал? Он что-то почувствовал? Кьяра оглянулась по сторонам, высматривая Нейтана и Эйрика и не находя их взглядом. Им нужно уйти отсюда. Ей нужно уйти. Ускользнуть прочь, раствориться в ночи пока никто не знает, пока ее не схватили. "Нет. Нет-нет. Тихо", - уговаривала она себя. Столь поспешный уход наверняка привлечет внимание. Девушка все же не удержалась, сделала шаг ближе к своим собеседницам, будто ища у тех защиты, и негромко спросила, заставляя голос звучать в меру встревоженно, как у человека, ставшего свидетелем вспышки чужого гнева: - Боже... надеюсь, она не убила его?

Музей Не-жизнь в клане Тремеров таила в себе множество трудностей и опасностей, но и силы чародеи могли развивать невиданные… и, если хорошенько подумать, то и в самом что ни на есть, прямом смысле. Ведь необязательно подходить к мексиканке, чтобы подтолкнуть её в сторону одного из ценных экспонатов, или ненавязчиво пихнуть в её сторону проходившего мимо Графини слугу в маске. Ведь, как говорил Харон, использовать сверхъестественные умения против Сородичей нельзя, только если тебя поймают с поличным. Кьяра отвела взгляд, когда Сибил с Мишель снова пустились в сплетни. Все это казалось интересным лишь на поверхности, но дельной информации в этих щебечущих голосах было не больше, чем в шелесте листьев. В голове продолжало биться: "Что же делать?" В какой-то момент девушка поняла, что стало тише. Не по-настоящему, конечно - вокруг все еще говорили, музыка звучала, но что-то исчезло. Монотонное громыхание доспехов! Кьяра вскинула глаза и увидела другого артиста на месте смуглого юноши. Чародей-тремер, игравший с электричеством, лепил искры, словно глину. Красные всполохи превращались в сложные узоры - захватывающие, пугающие, невероятные... Кьяра чуть прикусила губу, ощутив в душе что-то, очень похожее на зависть. А она то так радовалась и гордилась, поняв, что может силой мысли метать предметы по воздуху!... Мысль возникла сама собой. Опасная, но может быть... О, мудрый Харон, в его насмешливо-пренебрежительных ответах было столько подсказок, которые Кьяра по наивности не поняла! Но как же страшно решиться! И в то же время - это их шанс! Незаметный, но эффективный... если все получится. И если ее не поймают. А если все же поймают? Каким-то образом поймут, кто именно виновница всего? Ох, пусть тогда Графиня сразу оторвет ей голову, Кьяра готова поставить свою жизнь в этой партии, если это поможет остальным. Только не стать снова марионеткой в чужих руках, только не лишиться снова своей воли, только не это, нет-нет-нет! Как же страшно... и как бы хотелось обнять на прощание Нейтана. И Клэр. И Роудса.. До Эйрика и Марка девушка не успела дотянуться в своих мыслях - рядом с удаляющейся мексиканкой оказался слуга в пестрой маске. Кьяра чуть повернулась, поправляя волосы - тонкий жест, почти театральный. Внутри возник короткий импульс, почти незаметная волна воли, направленная мягкой вибрацией в воздухе к ногам слуги. Не толчок, не удар, а просто легкое нарушение равновесия, как если бы ботинок зацепился за край ковра, чтобы привести к столкновению неуклюжего прислужника с разъяренной Графиней...

Музей – Публичный суд проводят над обладающими высоким статусом. Над теми, за кого может поручиться влиятельный сородич или клан предполагаемого преступника, – пояснила Мишель. – Мне кажется, показательные процессы проводят тогда, когда это может развлечь публику, – легкомысленно махнула рукой Сибил. – Кому интересно слушать разбирательство о паре пропавших пинт крови из лаборатории для переливания? Чарльзу разве что. А вот Брайан и… Мария! – вдруг преувеличенно громко и радостно выпалила женщина, вспомнившая (в некотором роде) как звали вторую преступницу. – Ой. То есть я слышала, что они… Но договорить ей не дали. – …поцеловать меня в задницу, а бумажку с протестом затолкать себе… туда же, – донеслось сбоку и, едва не налетев на сплетничающую троицу, мимо быстрым шагом пронеслась всклокоченная мексиканка. Мужчина в костюме, которого называли Чарльзом, провожал взглядом удаляющуюся Графиню и на его внешне невозмутимом лице всё же промелькнула тень удовлетворения. – Я была уверена, что всё закончится хуже, – улыбнулась Мишель. Несколько секунд Кьяра таращилась вслед промчавшейся мимо Графини, а потом деланно рассмеялась, помахав ладонью перед лицом и обращаясь к собеседницам: - Уф, нас с вами едва не растоптали! Без суда и следствия! Хотя, Графиня удивительно долго терпела, прежде чем дать волю чувствам, - проявив под конец некую осведомленность в делах денверского двора, девушка умолкла. Ей странным образом нравились Сибил и Мишель, причем последняя, казавшаяся менее легкомысленной, производила даже более приятное впечатление, но... Она пришла на прием с определенной целью, а не просто провести вечер в компании двух сплетниц. Но что же она могла сделать, чтобы отвлечь внимание охраны на свою персону, при этом не перейдя опасную черту? Догнать мексиканку и попытаться опрокинуть ту на особо ценный экспонат? О, это, наверняка привлечет внимание всех находящихся в эту минуту в музее! Вот только потом как бы рассерженная Графиня самолично ей голову не оторвала. Уж если даже покровительство другого принца не помогло Мэри дожить хотя бы до суда... Интересно, а что вообще значит такое поручительство? Является ли оно гарантией чего-либо? Политической защитой? Или оно лишь простая формальность, громкие слова, очередная маска? Кьяра задумчиво пошевелила пальцами рук, жалея, что на этом приеме не разносят шампанское, которое можно было опрокинуть якобы случайно на кого-то из толпы и создать шумиху. Что же ей делать? Что же делать...

Музей На лице собеседницы отразилось мимолётное беспокойство – имени преступницы она не знала, а показаться несведущей очень уж не хотелось. Кто знает, насколько серьёзна эта делегация, прибывшая от старого носферату. — Она жила затворницей и лично её почти не знали, — попыталась обойти неудобную тему Сибил. — И всё же, за неё поручился сам принц Бостона, значит на восточном побережье она считалась достаточно влиятельной… или же оказала двору достаточно серьёзную услугу. — За судьбу Брайана Чарльз так сильно не переживает, — мягко вклинилась в разговор Мишель. — Ах, Брайан, — картинно вздохнула её подруга. — Такое чудесное личико пропало… — она тряхнула головой. — Но не стоит о грустном. Чарльз печётся о репутации своего клана, хоть иногда и кажется ужасным занудой. Только и всего. Кьяра удивленно взглянула на Сибил и тут же отвела взгляд. Ну, что за люди!.. То есть вампиры, конечно же. Предвкушают публичное представление, называемое судом, знают такие подробности, как поручительство бостонского принца, но даже не в курсе, о ком говорят! Одни слухи и позерство. Девушка внутренне приуныла, поняв, что ее собеседницы не такой уж полный, а главное - ненадежный источник информации. - Я слышала про Брайана, - пробормотала она негромко, почти на автомате, вторя словам двух дам. - В Стиксе говорили о его..мм.. преждевременной кончине. Она снова посмотрела на Сибил, потом на Мишель и улыбнулась с обезоруживающей наивностью. - Правда, так и не поняла, что он такого натворил. Но, получается, не все преступники предстают перед судом? Или не все суды являются публичными? - ей даже не приходилось притворяться, чтобы показать неосведомленность неопытного птенца в некоторых вопросах ночного сообщества.

Музей — О, без сомнения, выступления Эдварда умеют задавать правильный тон нашим званным ночам, — заулыбалась Сибил, явно удовлетворённая обилием комплиментов, как собственной персонаже, так и камарильскому двору в целом. — Признаться, интересное и нестандартное решение – собрать музыкальную группу из своих потомков. Далеко не все сохраняют столь близкие отношения с младшими родственниками. Девушка улыбнулась собеседницы, но во взгляде промелькнуло что-то иное, скорее настороженность, чем любопытство. "Потомки..." - слово прозвучало так легко, почти буднично. Как будто у Эдварда их много. Как будто это - обычное дело: собирать своих "младших родственников" в музыкальную группу. Ее это задело. Странно, но задело. И вряд ли бы Кьяра сумела внятно объяснить почему. Может, потому что у нее не было никого, кто бы встретил ее после смерти, кто бы протянул руку, объяснил, научил... Она вдруг ощутила себя пустым местом, выброшенной страницей чужого сценария. Улыбка не дрогнула, но внутри что-то кольнуло. К счастью Мишель уже перевела разговор на другую тему и отвечать не пришлось. — Не дайте Чарльзу и его аудитории испортить ваш настрой, — Мишель кивком головы указала в сторону собравшихся рядом с Графиней. — Малкавиане бывают излишне педантичными, — театрально - а как иначе, при отсутствии физиологической необходимости - вздохнула Сибил. — Ходили слухи, что этой ночью собирались устроить публичный суд над одной из Сородичей, но, видимо, пришлось решать проблему более... радикально. Чарльз просто ищет выход для своего раздражения, но боится обратиться к Герцогу или Эрлу. Занятно, что мужчина в дорогом костюме как раз не выглядел возмущённым, в отличие от угрюмой мексиканки. С другой стороны - все они, кроме слуг, носители Зверя, таящегося в глубинах души... или того, что у вампиров вместо неё. Если бы Кьяра уже не знала, что речь шла о Мэри, то не придала бы словам Сибил особого значения. За свою короткую не-жизнь она успела понять, что сородичей могут казнить за многие проступки. Но Мэри.. Мэри была не просто "преступницей" или очередным именем, перекочевавшим из слухов в обвинительный список. Мэри создала их - Кьяру и остальных - и не ее вина, что она не встретила их ни добрым словом, ни наставлениями. Все, что с ними сейчас происходило, уходило корнями к ней, к ее эксперименту. И именно поэтому слова про "суд этой ночью" врезались в сознание, как ложь, произнесенная будничным тоном. Мэри сгорела три ночи назад, вместе со своим особняком. Ее убили. И все же... толпа ожидала суда сегодня. Значит ли это, что кто-то приказал казнить Мэри до суда? Принц? Ну, и что с того? Он же главный - передумал, приказал. Кьяре казалось это логичным ходом вещей. Но Чарльз и другие вокруг графини явно были недовольны таким развитием событий. Почему они не смеют подойти к Герцогу и Эрлу, но собираются толпой вокруг графини, а она - с ее репутацией - только огрызается, но не уходит? Девушка ощутила, как внутри растет раздражение: вопросов становилось все больше, а она была, как слепой котенок, не знающий элементарных правил этого мира. Кьяра заставила себя снова улыбнуться и уже сама сделала крошечный шажок вперед, стирая последние сантиметры между собой и собеседницами. С легкой тенью воодушевления в голосе, понизив его до доверительного полутона, она произнесла: - Признаюсь, вы меня заинтриговали! Но, скажите, кто же она, эта загадочная преступница, если ее казнь до сих пор не дает покоя Чарльзу? Он выглядит так, будто лично потерял что-то важное.

Музей – Такие собрания редко радуют нас появлением новых лиц, – ответила Сибил, судя по всему, польщённая вниманием новенькой к статусу подошедших к ней дам. – Но вы правы, мы стараемся не пропускать ни одного приёма из тех, что даёт наш дорогой принц. Жду не дождусь выступления Эдварда. Его предпочтения в музыке излишне… современны, но в чувстве стиля ему не откажешь. - Тогда мне, пожалуй, повезло втройне: быть здесь, видеть все это впервые и при этом в такой компании, - Кьяра легко улыбнулась, будто продолжая игру в комплименты, но ее голос оставался чуть ниже обычного, мягкий, профессионально теплый, как отголосок старого эфира. - Должна признаться, я не ожидала, что прием окажется столь впечатляющим. В Боулдере все куда... сдержаннее. Она чуть наклонила голову, будто доверяя дамам некий секрет: - Принц очень великодушен, показывая столь личную коллекцию. И я слышала, что его выступления это всегда событие. И такое внимание к гостям. Хотя, кажется, не все это ценят. Некоторые выглядят... напряженными, словно ждали чего-то другого, - девушка взглядом указала на компанию вокруг графини и пожала плечами: - Или я просто плохо чувствую местную атмосферу.

Музей – Из Боулдера? Ох, какой приятный сюрприз! – ответила общительная дама и в один неуловимое мгновение оказалось ровно на том же расстоянии от Кьяры, что и до её осторожной попытки отступить. Старинные кружева и шёлк не собирались выпускать добычу из своей мягкой ловушки. – А что же Харон? Не хочет присоединиться к нам на званной ночи? Признаться, я скучаю без его носферату, мне кажется, они очень уж чувствительно отнеслись к призыву светлейшего принца закрывать свои лица во всех общественных местах. – Но ты ведь не хочешь, чтобы их уродливые физиономии испортили тебе настроение, дорогая? – улыбнулась Мишель. Не похоже, чтобы вторая дама испытывала особенное желание навязываться в собеседницы к новенькой, но и останавливать желающую посплетничать подругу не собиралась. Кьяра на автомате снова улыбнулась, почти зеркально отражая ту приторную светскость, что наплывала, как сладкий парфюм. Одна из женщин снова оказалась слишком близко и от этого кружева и шелк начали напоминать вовсе не о старинной моде, а о паутине. - Харон очень ценит атмосферу... камерности, - ответила она с намеком, аккуратно обходя прямое обсуждение барона. - А его сородичи, как мне кажется, просто устают от постоянного внимания. Не каждый рад, когда его лицо становится поводом для обсуждения, правда? Она сделала паузу. И вдруг подумала о том, что за жеманными фразами и притворной наивностью вполне могут скрываться слухи, пересуды, намеки - бездонный колодец полезной информации, которую искала Кьяра. Раздражение отступило. Вместо него пришла заинтересованность. И девушка добавила более легким тоном, как бы разворачивая разговор в другую сторону. - Впрочем, судя по тому, как легко вы узнаете гостей и их происхождение, у вас замечательная осведомленность. Вы, наверное, бывали на многих приемах у Эдварда? Голос девушки стал более низким, обволакивающим, с той мягкой округлой интонацией, которую она когда-то оттачивала в эфире для самых неспящих слушателей. Если уж она участвует в маскараде, то почему бы не надеть другую маску - внимательной слушательницы?

Музей. Кьяра Сначала был только гул. Неразборчивый, вязкий: невнятные голоса, смех, чужие шаги, шелест ткани. Потом в этой пелене стали проступать отдельные слова, сухие и отрывистые. Кьяра сосредоточила внимание и речь стала складываться. Фразы начали цепляться друг за друга, рождая смысл, холодный, официальный, разложенный по полочкам, как вещественные доказательства в закрытом деле. – …Мэри была уважаемым членом нашего общества. Принц Бостона не стал бы поручаться перед Эдвардом за обычную смутьянку, – заявил строго одетый мужчина. Девушка чуть вздрогнула, услышав знакомое имя. И сразу все стало на свои места: вот, кого называли преступницей. Вот, о ком спорили с такой раздражающей настойчивостью. Еще в прошлый раз Кьяра почувствовала - не услышала, а почувствовала - что в воздухе что-то не так. Что разговор - не простая светская беседа, а что-то ядовитое, прорвавшееся наружу через маску. Но тогда фразы были рваными, словно страницы, уцелевшие в огне, но утратившие связность. Она не знала, кого имели ввиду. Не была уверена, жива ли та преступница, о которой говорили. Теперь знала и все стало только хуже. Не потому, что Мэри мертва. А из-за того: с каким хладнокровием ее обсуждали. В прошедшем времени. С безликой рассудительностью. Ни слов сожалений, ни гнева - только казенная дотошность, все ли сделано правильно, все ли учтено. И, кажется, Графиня была раздражена именно необходимостью что-то доказывать после произошедшего. Кьяра ощутила себя лишней. Как человек, случайно услышавший об убийстве за соседним столиком в ресторане, где официанты продолжают наливать шампанское. И как раз в тот момент, когда мысль о чуждости начала обретать форму, тень в виде старинного кружева и шелка скользнула на краю поля зрения. – Простите наше любопытство, дорогая, – проворковала та, что раньше рассуждала о сложностях ухода за домашними гулями. – Новые лица всегда привлекают к себе внимание на подобных приёмах. Меня зовут Сибил, а это моя подруга, Мишель, – вторая женщина подогнула колени и склонила в вежливом поклоне. – Неужели Эдвард разрешил Беатрис завести новое дитя? Или вы гостья в Денвере и приехали на представление к принцу? Кьяра снова вздрогнула - не от страха, а от внезапности. Поток чужих голосов оборвался, как нить, и снова превратился в неясный шум. Она повернулась. Две женщины, будто сошедшие со страниц викторианского романа, стояли совсем рядом. Улыбались. Склоняли головы в приветствии. Взгляды - цепкие, блестящие, липкие, как мед на пальцах. "Ох, только не сейчас..." Девушка замерла, но быстро нашлась. Улыбнулась уголками губ, ровно настолько, чтобы не показаться грубой. - Я на приеме в составе делегации из Боулдера, - голос звучал сдержанно. - Беатрис любезно согласилась провести для нас небольшую экскурсию по залам. Она сделала небольшой шажок назад, будто давая пространству между ними немного свободы, выражая дамам вежливость, но и не приглашая к сближению. - Признаться, я еще немного теряюсь в именах и залах. Но впечатление от выставки... определенно запоминающееся. Кьяра даже не врала - прием, действительно, невозможно было забыть. Вопрос только в том, захочется ли его вспоминать.

– Кто знает, может этой ночью найдётся счастливица, которой повезёт отправиться на закрытую экскурсию, – по выражению лица Беатрис сложно было понять, на самом ли деле она считает подобное времяпрепровождение достойным. – Эдвард, скорее всего, готовится к своему выступлению, – женщина лёгким кивком указала в сторону широкой арки, ведущей в третий зал. Над установленной у дальней стены сценой со второго этажа нависал небольшой балкончик, неподалёку же находилась лестница. Этот проход явно вёл не в подвальное хранилище, но всё равно выглядел важным - слуги в масках внимательно следили за этим местом, пусть и старались не привлекать внимания и казаться ненавязчивыми. – Не волнуйтесь, его появление не пройдёт незамеченным. Слова Беатрис прозвучали как шутка. Или как предупреждение. Или как пустая болтовня, за которой, впрочем, может скрываться все, что угодно - особенно на этом приеме. Этой вампирше ничего не стоило говорить загадками, оставляя лишь тревогу и сомнения. - Кьяра не нашлась с ответом. Она посмотрела на обозначенный проход, задержавшись взглядом на лестнице, на балкончике и на тех, кто делая вид, что их нет, внимательно следил за гостями. Значит, Эдвард собирается появиться оттуда? Или уже наблюдает, дергая за невидимые ниточки? – ...слухами и домыслами с вами могу поделиться и я... Слова Беатрис прозвучали как изысканная отравленная капля, упавшая в хрустальный бокал. Тон - безукоризненно любезный, но Кьяра чувствовала: за каждым словом стоит гораздо больше, чем сказано. Или, наоборот, гораздо меньше. Эрл убедил Сородичей... спас клан? Значит, не просто пережил чистку, но и вышел из нее почти триумфатором. Удержал власть, лояльность принца, влияние. "Конечно, не без последствий. Конечно, не без условий. Но он все еще здесь", - и чем больше Кьяра думала об этом, тем отчетливее понимала, что боится его не зря. Но настоящим ударом стала фраза Эйрика: - Что касается вашего предложения поговорить с Эрлом-думаю,я сделаю это Кьяра резко повернула голову, вглядываясь в лицо мужчины. Серьезно?! Поговорить с Эрлом - здесь? Сейчас? Добровольно сунуть голову в пасть ко льву? Даже святой Патрик, войди он в этот зал, трижды перекрестился бы и трижды подумал, прежде чем заговорить с таким! Она стиснула челюсть, стараясь не выдать раздражения. Нельзя. Но внутри все бушевало: неужели он и правда думает, что сможет просто подойти и поболтать? Что Эрл - собеседник для добродушных диалогов? Нельзя было так. Нельзя было делать вид, что все это - просто вежливый прием. Что вокруг просто аристократы с длинной памятью. Это монстры. Улыбающиеся монстры. - Да, можно, - кивнул Нейтан, не став никого останавливать. Краем глаза Кьяра уловила кивок Нейтана, услышала его слова. Она попыталась улыбнуться ему, но улыбка вышла жалкой. Идея разделиться - в голове казалась почти стратегией, на деле обернулась почти паникой. Взгляд девушки метнулся к арке, а витринам, к гостям... и нигде не оказалось ничего, что по-настоящему внушало бы уверенность. С чего она решила, что все это ей под силу? Что ее разговоры в эфире, ее болтовня с такими же неспящими слушателями, хоть как-то помогут здесь, среди тех, кто прожил десятки жизней, кто играет пьесу, пока она еще только ищет сцену? Но выйти из игры, когда та уже началась, было нельзя. - Что ж... тогда..., - она неопределенно взмахнула рукой, - встретимся чуть позже? Сделала шаг. Потом второй. Легкий поворот головы, как будто заинтересовалась одной из витрин. Возвратиться в первый зал было одновременно облегчением и новым вызовом. Кьяра скользнула между группками гостей - уверенно, но не спеша, как будто она просто продолжает осмотр, со страхом и надеждой отмечая, что группа вокруг графини не успела разойтись. Остановилась у ближайшей к ним витрины - вроде бы с декоративным оружием: кинжалы с инкрустацией, тонкая серебряная шпага, похожие на ритуальные, лезвия. Наклонившись чуть ближе, будто изучая узор на клинке, девушка сосредоточилась на своих чувствах, позволив себе то тонкое усилие воли, которое обострило слух - шум зала отступил, словно расступилась вода, открывая голоса рядом с графиней.

– Среди прочих безделиц, которые Эдвард бережно хранит на память, – кивнула женщина, с интересом поглядывая на ценителя винных запасов, а затем рассмеялась и махнула ладошкой, поворачивая голову в сторону Кьяры. – Боюсь, интерес в этой части коллекции теперь вызывают разве что сами бутылки. Уверена, от содержимого остался один осадок, а если какое-то вино и сохранилось, то давно покрылось плесневой плёнкой, – от такого образа Беатрис даже передёрнуло. – К сожалению, я не думаю, что наш принц согласится провести обзорную экскурсию для делегации анархов, – женщина улыбнулась и качнула головой. – Его дитя – Джейсон – иногда устраивает приватные экскурсии для очередной дамы сердца, но, боюсь, вы, Эйрик, не совсем в его вкусе. Кьяра позволила себе короткий смешок, скорее из вежливости, чем по-настоящему развеселившись. Внутри все по-прежнему было напряжено, как струна, но внешне она пока держалась. - Конечно, мы и не рассчитывали на подобного рода экскурсию. Само присутствие на такой выставке уже большая честь. И... интересный опыт. Нет, их задача состояла в другом - отвлечь охрану в закрытой части музея, чтобы остальные могли беспрепятственно обнести сокровищницу Эдварда. Но где эта закрытая часть? Как туда попасть? Как отвлечь охрану, не подняв шума? Может, спросить у Беатрис напрямую? Казалось, у этой женщины есть ключи от всех дверей. В ближайшей витрине отразилось знакомое белое лицо, тень тревоги в глазах. "Мы слепые котята," - подумала девушка, глядя на свое отражение. "Ошибемся - и нас сожрут заживо." Кьяра задумалась. Может, стоит подслушать еще немного? Вдруг, удастся услышать что-то полезное... Или, подхватив Беатрис под ручку, тыкать пальчиком в каждую дверь и спрашивать, что за ней? Грубо, но... Пока она пыталась придумать, что делать дальше, в их компании снова прозвучало имя Эрла. -О-рыжеватая бровь приподнялась.-Я не слишком опечален этим фактом,поскольку и он-вряд ли в моем вкусе.Хотя безусловно мне бы хотелось увидеть столь редкие экземпляры.Что ж,Беатрис,позвольте мне удовлетворить любопытство до конца и задать еще один вопрос.Эрл-как он смог остаться в Денвере?Насколько я понял,у принца с его кланом были сложные отношения? Кьяра метнула в Эйрика раздраженный взгляд. И что он привязался к этому вампиру? Что за нездоровое любопытство к тому, кто выбивает почву из-под ее ног одним лишь своим именем? Еще немного, и падре пойдет просить автограф! Девушка отвернулась, посмотрев в сторону зала, откуда они пришли. Там, среди гомона голосов и отражений в стеклянных витринах, все казалось... привычней. Без этого кресла с посохом-тростью. Без взгляда, который не касался ее - и все-равно ощущался, будто прикосновение ножа к горлу. Она на секунду заколебалась. Страх все еще был рядом, не отпускал. Остаться одной в этом месте - все равно что шагнуть в темноту и надеяться, что тебя там не ждет пасть. Но слушать светские обсуждения Эрла, стоя в нескольких метрах от него - невыносимо. - Может.. нам стоит разделиться? - негромко предложила девушка. - Так мы осмотрим куда больше экспонатов и у принца сложится впечатление, что мы по-настоящему.. впечатлены, - на последних словах лицо Кьяры приняло непередаваемое выражение и, понизив голос, она спросила: - А принц... присутствует сегодня лично? Или наблюдает за гостями издалека?

Чужие голоса всплывали, как пузырьки воздуха со дна озера - отрывисто, смазано, один поверх другого. Кьяра нахмурилась, стараясь разделить шум, уловить хоть какой-то смысл. В голове все сливалось в нестройную какофонию: всплеск смеха, высокий голос, рассказывающий о древней реликвии, стальной гул, доносящийся из глубин музея... но вот - “…не будете спорить со мной, Графиня? Суд над настоящей преступницей добавил бы приёму серьёзный вес” “…тебе самому вызваться на охоту?” – раздражение в словах мексиканки не способно было погасить даже внушительное расстояние. – “…такие поехавшие могут и помереть на месте. Туда и дорога” Фразы, вырванные из гомона зала, проскользнули в сознание девушки, будто холодный ветер из приоткрытого окна. Резкие, обрывочные слова. Слишком резкие для светской беседы. И слишком конкретные, чтобы быть случайной бравадой. Кьяра заправила за ухо прядь волос, как бы невзначай поворачивая голову в сторону Графини и ее собеседников. Кто такая эта "преступница"? Кто "поехавший"? О ком вообще шла речь? Никаких имен не прозвучало, только злость, прорывающаяся сквозь притворную вежливость. Вопросов стало больше, чем ответов. Слова осели в голове тяжелым эхом. Если это и не касалось их напрямую, то все равно касалось чего-то важного. Чего-то, что происходило в тени роскошного приема. Но прежде, чем Кьяра успела прислушаться вновь, в поле зрения возникли две старомодно одетые дамы, чьи голоса тут же заполнили пространство жалобами о... "Боже правый!" Они и впрямь существуют, люди, добровольно пьющие кровь вампира, это не оборот речи и не шутка от Харона... Хотя Кьяра и так понимала, что не шутка. И все же... Пальцы коснулись груди, где раньше висел крестик. Она поняла, что ее спутники ушли дальше. Оставаться одной она не решилась, хотя и хотелось побольше узнать о причинах недовольства мексиканки. И хотелось рассказать об услышанном Нейтану и Эйрику, но так, чтобы не узнала Беатрис... В полном смятении, Кьяра вошла вместе со всеми в следующий зал и почувствовала, что пол уходит из-под ног, когда Беатрис указала , что он будет на приеме, Харон предупреждал об этом. И с той минуты страх перед этим вампиром жил в ней, прикрытый уговорами, бравадой, надеждой. А теперь - он здесь. Мужчина в кресле с высокой спинкой. Спокойный, неподвижный, с темными омутами глаз на белом лице. Мир на миг сдвинулся. Будто пол под ногами качнулся и комната стала тесной, как гроб. Внутри тонкий, совсем не похожий на ее, голосок кричал: "Беги!". Хотя бежать, конечно же, было поздно. Кьяра крепко сжала пальцы, пряча их дрожь в складках платья. Резко, как отдергивают руку от огня, отвела взгляд - пока этот страшный человек не почувствовал его, ее. Сделала вид, что засмотрелась на вспышки молний, вылетающих из пальцев смуглого юноши. Фокусы. Представление. Ученик Эрла улыбался гостям, ловил их восхищенные взгляды. И был игрушкой, дрессированной обезьянкой. которую вывели из клетки в большой зал на чужую потеху. Не важно, что он показывал - молнии или фокусы с исчезающим кроликом. Все происходило по чьей-то воле. По воле того, кто сидел в кресле с тростью-посохом у подлокотника. И все же... Что еще умеют такие, как они? Чему может научиться она? Любопытство жгло, как капля кислоты на обнаженной коже. Опасное, предательское чувство. Кьяра с трудом заставила себя отвернуться от юноши и посмотрела на своих спутников. Те продолжали разговор, нить которого девушка давно потеряла. Измученная страхами и сомнениями, не обратила внимание, что Нейтан и Беатрис обменивались фразами так, будто разделяли нечто сокровенное, известное только им двоим. Лишь спустя мгновение, она вновь поймала обрывки диалога и проговорила негромко, с ноткой запоздалого отклика: - Беатрис, мы слышали, что в коллекции принца есть.. мм, непривычные для музеев экспонаты, - она улыбнулась, но не женщине, а стоящему рядом с ней Нейтану, ища уверенности в дружеском лице. - Старинное вино из частных коллекций. Наш падре, - широко распахнутые глаза посмотрели на Эйрика, - является ценителем... то есть, являлся, конечно... Кьяра взмахнула в воздухе рукой, как бы говоря: "Ну, вы понимаете", а в голове вертелось: "Что я несу?!"

— Всё зависит от того, какую именно выгоду вы собираетесь извлечь из сегодняшнего мероприятия, — сказала Беатрис, скользя взглядом от одного собеседника к другому. — Вас интересует современная живопись? Или, возможно более классические мотивы? Чернофигурная вазопись, с греческим сюжетом о путешествии заблудших душ в загробный мир довольно популярна в последнее время, — тень улыбки скользнула по губам женщины, она опустила взгляд, а затем и голову в лёгком кивке. — Но не будем же так глубоко погружаться в историю искусства без крайней на то необходимости. На выставке есть пара экспонатов, которые интересуют почти каждого. Я вам на них укажу. Кьяра молча кивнула в ответ на слова Беатрис. Улыбка все еще держалась на ее губах, но взгляд уже скользил по залу, цепляясь за отдельные фигуры, жесты, взгляды. Внимание приковала группа у дальней стены. Почти десяток сородичей, собравшихся полукругом - в позах напряженного внимания, с вежливыми кивками, одобрительными репликами, быстрыми взглядами друг на друга, как будто в попытке угадать, кто осмелится задать следующий вопрос. В центре внимания была молодая женщина, что выбивалась из общего фона, словно мазок угля по стеклянной поверхности. В ее облике не было ни глянца, ни гламура, лишь одна уличная опасность. Интуиция болезнно кольнула под ребра. Кто она? Почему ее слушают? И почему кажется, что именно там сейчас бьется настоящее сердце зала? Кьяра задержалась на шаг позади своих спутников, словно любуясь одной из картин. Усилием воли чуть приглушила посторонние звуки, свет, движение и мысленно сделала шаг в сторону чувств. Она хотела услышать, о чем говорят сородичи вокруг этой странной мексиканки. Что именно удерживает их внимание, какие темы поднимаются в разговоре. Искала нить, которая могла бы привести их к цели - или, напротив, предостеречь от шага в пропасть.

Музей — Отвечать за безопасность Денвера – тяжёлый труд, — с нарочитой вежливостью в голосе произнесла Беатрис, пусть пространный вопрос Кьяры и не требовал от неё обязательного отклика. — Да и кто лучше Герцога раскроет новый заговор, покарает преступников… — следующие слова женщина выделила молчанием, слишком уж заметным и выраженным для простого совпадения. — …или изловит беспокойных беглецов? Кьяра задержала взгляд на собеседнице чуть дольше, чем требовала вежливость, когда та произнесла слово "беглецы" с нарочитой паузой, слишком выразительной паузой. Не оставалось сомнений, что случайным оно не было. Слова отдались в девушке странным, гулким откликом - словно шаг в темноту, где пол под ногами может оказаться иллюзией. Что это было? Испытание? Предупреждение? Или проверка на прочность? Она не позволила себе сжаться, но уголки губ свело от фальшивой, вымученной улыбки. Короткий кивок - то ли вежливое согласие, то ли стремление поскорее обойти острые углы разговора. Внутри нарастало знакомое напряжение, как перед боем, где не видишь врага, но точно знаешь: он рядом, прячется за чужими улыбками. Кьяра ненавидела такие игры. Не за язвительные намеки - с ними она справилась бы. А за то, что каждое слово в этой игре было не просто репликой, а испытанием, где не существовало верных ответов. Беатрис была любезна, улыбчива, учтива - и в этом было куда больше опасности, чем в прямой угрозе. Кьяра не сомневалась: ни она, ни ее спутники не были союзниками для этой женщине. Временное сотрудничество? Возможно. Тонкая игра на совпадении интересов? Пожалуй. Но не доверие. Доверять она могла только тем, с кем пришла. Остальные - лишь хищники с собственными целями. Девушка позволила Эйрику продолжить разговор, наблюдая за тем, как их собеседница подбирает слова с той же точностью, с какой клинки прячут в шелковых ножнах. Фраза про устойчивую композицию, которую можно изменить лишь опасными средствами, осталась у нее в памяти. Такие оборотны редко бывают случайными. Когда двери в зал распахнулись, впуская их в главный зал, Кьяра шагнула вперед, сдержанно жалея, что не может тоже спрятать лицо за пестрой маской, как привратники. Девушка медленно обвела зал взглядом, стараясь не задерживаться ни на одной фигуре слишком долго. Почти с интересом отметила пеструю мешанину вкусов: от приглушенной классики до вычурных осколков прошлых эпох. Взгляд скользил по рок-сцене, по проходам, по статуям, картинам. Свет софитов на глянцевом полу, гул голосов, взгляды - оценивающие, скучающие, чужие. Кьяра выпрямилась, привычно расправив плечи, но внутри все разъедала неуверенность: какую роль ей играть? Делегация анархов - это маска, а кто она под ней? Насколько откровенной можно быть с Беатрис? Какие слова вызовут подозрение, а какие - позволят сделать шаг ближе к цели? На мгновение она подняла взгляд к остекленному потолку. Звезды за мутным стеклом казались чужими, далекими... и по своему утешающими. Словно кто-то там, в вышине, ободряюще подмигивал ей множеством глаз. Тронув прядь волос, словно поправляя прическу небрежным жестом, Кьяра чуть глубже всмотрелась сквозь вуаль реальности, прислушалась - к звукам, к ощущениям, к чужим намерениям. Затем повернулась к Беатрис и, все еще сдержанно, но уже искренне улыбнувшись уголками губ, спросила: - Посоветуете, с какого экспоната лучше начать осмотр коллекции делегации из Боулдера? _____ Активировано Ясновидение - обостренные чувства, +1 уровень голода