Ribka

- Кто нас встретит узнаем, когда приедем, — заверила Кьяру она. — А сейчас бы мне хотелось выяснить, есть ли здесь мини-бар с крепким алкоголем. Кьяра повернулась к Клэр и чуть улыбнулась, не то смутившись, не то подхватив её тон: - На самом деле я спрашивала у нашей таинственной спутницы, — она кивнула в сторону водителя за стеклом, но без упрёка, скорее для уточнения. Затем, уловив взгляд собеседницы, добавила чуть теплее: - Но ты права. Сейчас, похоже, уже не важно, кто нас встретит. Главное — что мы едем. И пока не остановились. Взгляд Кьяры скользнул по мягкой обивке, по тонким световым полоскам в отделке, по потемневшим от времени кнопкам управления. Всё здесь казалось чужим, как сон из жизни, которую она никогда не жила, но почему-то помнила. - Мини-бар в кино всегда выглядел как верх роскоши, - пробормотала она. Пальцы чуть сжались на ремешке сумки. Она не стала искать - не потому что не хотелось пить, просто... не казалось нужным. Что-то в ней подсказывало: алкоголь не сможет утолить её жажду. И, может быть, никогда больше не сможет.

Кьяра замерла у обочины, глядя на лимузин так, будто тот выехал прямо из сна. Такие машины она видела только в кино — да в новостях, где показывали красные дорожки и вручения премий. Глянцевый, вытянутый, с блестящей надписью "Стикс" на боку, он казался почти нереальным среди ночного пригорода. С тихим щелчком двери распахнулись — приглашающе, как будто именно их и ждали. И ведь правда... ждали. Пока остальные переговаривались с водителем, девушка стояла чуть в стороне, прижав к боку сумку с виниловой пластинкой. Совсем недавно она была пациенткой закрытого отделения — в потертых тапочках, с помутнённым от лекарств сознанием и потухшим взглядом. А теперь перед ней распахнулась дверь лимузина. Настежь. Как будто кто-то сказал: "Ты теперь часть этого мира. Заходи." Прохладный ветер тронул волосы, напомнив, что ночь близится к концу. Рассвет. Холода она не чувствовала — тело не дрожало, но кожа, бледная, почти мраморная, улавливала его как предупреждение. Времени оставалось мало. Она села в лимузин последней, всё ещё чувствуя себя не то принцессой, не то Синдереллой — в старой одежде, с кровью на спине, в чужом пиджаке… и всё же в самом сердце волшебства, только переписанного на новый, мрачный лад. Когда дверь за ней закрылась и мягкий свет салона обнял её, Кьяра вдруг вспомнила старые мифы. Стикс. Лодка Харона. Души мёртвых, перешедших границу. Только теперь вместо лодки - лимузин. Вместо вёсел — фары. Но суть та же. Они едут на другой берег. Между жизнями. Между мирами. Между собой прежними и теми, кем стали теперь. — Кто встретит нас на другом берегу? — негромко спросила она, глядя в сторону то ли водителя, то ли темноты за окном.

Ночь пахла свободой. После долгий месяцев в клинике, где свежий воздух - это всего лишь слабый сквозняк через щель в окне, а небо забрано оконной решеткой, шаг под лунным светом казался нереальным. Почти слишком прекрасным, чтобы быть правдой. На горизонте мерцали огни - пожарные, полиция, догорающий особняк. Вид затухающего пламени отозвался в девушке животной настороженностью и внутри что-то рыкнуло недовольно. Кьяра подняла голову. Щербатая луна нависала над Скалистыми горами, холодная, далекая. Ветер пробежался по волосам, коснулся щек и девушка по привычке прижала ладонь к лицу - чтобы сохранить это ощущение, но поняла, что не чувствует холода. Ни покалывания в пальцах, ни щекотки в носу, как раньше. Только знание: воздух морозный. Как факт, не ощущение. Она вытянула руку вперед и на кожу опустилась одинокая снежинка - прозрачная, хрупкая, словно нарисованная. Не растаяла. Просто осталась лежать, как если бы упала на камень. Или на мрамор. Цвет кожи под ней был почти неотличим. Ночной воздух был густым и наполненным жизнью. В прямом смысле - Кьяра чувствовала пульс спящих домов, затаенный шорох мелких зверьков. Все это звучало в ней отголосками чужих сердец, вибрацией живого мира, к которому она больше не принадлежала, но ощущала теперь по-другому. Ей хотелось вдохнуть полной грудью. И она сделала это - вдохнула не воздух, а саму ночь, ее суть. Темнота стекала по горлу, как черный воск, гладкая и теплая внутри. Живая. Вот оно. Я снова под открытым небом. Не во сне. Не под присмотром. Свободна. Она чувствовала себя частью этого мира - мира, о котором раньше знала из рассказов своих слушателей. А теперь сама была его тенью. Его эхом. Кьяра тихо выдохнула. Воздух не запотел. И в этот момент взгляд зацепился за отблеск света. На обочине дороги, ярдах в ста от них стоял черный лимузин. Он будто бы появился из ниоткуда - ни звука мотора, ни вспышки фар, просто... был. На его боку поблескивала серебристая надпись "Стикс" - имя из зловещей притчи про реку, что делит живых и мертвых. Это же название было на карточке, найденной под диктофоном. - Смотрите, - позвала Кьяра, не отводя взгляда от лимузина, не уверенная, существует тот на самом деле или ее воображение вновь играет с ней плохую шутку.

- Постараюсь, - уголки губ решительно поднялись вверх. - Да, пойдём, - согласился Нейтан. И вместе они подошли к остальным. Взгляд коснулся двух вихтов. Морган мог лишь надеяться, что заботливая пуля в лоб их угомонила навсегда. Вихты лежали неподвижно - изуродованные, мертвые во второй раз. В темноте они казались почти людьми. Почти. "Они были как мы?" - мысль скользнула внутри, острая неприятная. Эйрик говорил, что вихтами становятся те, кто теряет человечность. Что достаточно отпустить что-то внутри - и все. Сколько шагов между ней и ими? Один? Пять? Сто? И кто их остчитывает? Запах крови здесь был гуще, насыщенней, висел в воздухе, как пар от горячего вина. Привлекал. Тянул, как нить. Голод вздохнул, будто шевельнулся во сне. Не телом - чем-то глубже. Как зов, мягкий, тихий, знакомый. Кьяра поспешно отвернулась, моргнула, стараясь не вдыхать этот манящий запах. Все еще контролируемо, но вопрос уже звучал внутри: если однажды она перестанет слышать свой голос, кто будет звать ее назад? И согласно кивнула на слова священника - она тоже хотела поскорее покинуть место схватки.

Задумавшись, Нейтан снял с себя пиджак и расправил, приглашая Кьяру надеть его. - Накинь на плечи, - предложил он. - Прикроет раны и может защитит от внимания хищников. - А еще это бы помогло от грязи, что могла насыпаться с потолка. Но, наверное, вампирам не страшна инфекция. Кьяра чуть вздрогнула, когда Нейтан предложил ей пиджак, и на мгновение растерянно замерла, глядя на мужчину. Так просто. Без слов, без неловких объяснений - просто протянул, будто это было само собой разумеющимся. Забота, теплая и настоящая, сбивала с толку. Ей не предлагали подобного уже давно. В клинике никто не спрашивал удобно ли ей, не прикрывал от холода, не думал о ней иначе, как об умалишенной пациентке. Целый год - лекарства, процедуры, равнодушные взгляды и - никакой личной свободы. Она опустила взгляд. Взяла себя в руки - буквально. Аккуратно поставила фонарик на пол, рядом положила биту, потом медленно сняла с плеча сумку с виниловой пластинкой. А потом выпрямилась и позволила Нейтану накинуть пиджак ей на плечи. - Спасибо, - негромко проговорила девушка, смущенно улыбнулась. Пальцы поправили ворот. Пиджак был ей велик, но приятен на ощупь. Ткань, чуть прохладная снаружи, сразу согрела изнутри. Не телесно - что ей теперь до холода - а как-то иначе. Неуловимо, но ощутимо. И скрыла разорванную ткань и кровь, которая, как Кьяра теперь понимала, могла привлечь... не только сочувствие. - Смотри, не замерзни, - добавила она чуть лукаво, понимая всю нелепость этой фразы в их новом состоянии. Подняв свои вещи, она неуклюже взялась за биту и кивнула: - Пойдем к остальным, вдруг кому-то нужна помощь.

- Наверно, хорошо, что я мертв, а то поход к врачу мне был бы обеспечен, - пошутил мужчина, чтобы разрядить обстановку. - Но все в порядке, - заверил добродушно. - Бешенством не заражусь. - Он чуть задумался и во взгляде прочиталось легкое сомнение, - наверно. - Да уж, было бы сложно объяснить доктору, почему сердце не бьется, - хихикнула девушка, немного нервно. После неожиданно пробудившихся способностей Кьяра чувствовала себя живой, как давно не чувствовала - даже слишком живой, чтобы воспринимать слова о смерти всерьез. И слова собеседника прозвучали неприятным резонансом с этим ощущением. И все же интересно, как лечатся такие, как они? Она не ощущала боли от полученных ран, но не могла не беспокоиться о них. А еще, и Кьяра тоже это ощущала, внутри усилилось то чувство. Голод. Стало настойчивей, но еще не настолько, чтобы его нельзя было игнорировать. Снова раздались выстрелы и, вздрогнув, девушка взглянула в ту сторону, опасаясь новых врагов. Но нет, это Клэр делала “контрольный в голову”, как говорили в боевиках. Кьяра снова повернулась к Нейтану, чуть смущенно улыбнулась, качнулась с носков на пятки: - Что ж, я рада, что ты в порядке. Не хотелось бы, чтобы кто-то пострадал из-за меня, даже если я... как бы уже и не совсем человек.

- Что случилось? - он растерянно посмотрел девушку. Крыс рядом не было и других вихтов тоже. Свет фонарика в ее руке дрогнул, вычерчивая в воздухе неуверенную дугу. Кьяра попыталась обернуться через плечо, но поморщилась, чувствуя, как неприятно липнет к коже намокшая от крови ткань. - Тут был еще один, - прошептала девушка, глядя на Нейтана широко распахнутыми глазами. - Один из них. Не знаю, как он подкрался... просто вдруг оказался рядом. Ударил - и исчез. Я даже... понять ничего не успела. Она огляделась, все еще настороженно. Но теперь в темноте не было ни вихтов, ни крыс. Только два тела, поваленных в бою, и ее спутники - все на ногах, все живы, все дышат.. Ну, или почти. Мы победили Мысль оказалась неожиданной и сильной. Кьяра не удержалась - захлопала в ладоши, глаза вспыхнули детским восторгом, она даже подпрыгнула на месте. Не думая, потянулась вперед и поцеловала Нейтона в щеку. - Спасибо! - поблагодарила его с теплой улыбкой. Просто - потому что он был рядом. Потому что защищал. Потому что был ее героем. Она прижала биту к груди, как драгоценность, снова обвела сияющим взглядом недавнее поле битвы, задержалась на обломке трубы. Это ведь она... сделала это. Своей волей. Как будто изнутри. Внутри все еще шумело - и не от страха. От восторга. От шока. От силы. - Ты в порядке? - чуть опомнившись, спросила девушка у Нейтана, уже тише, с легкой тревогой и поискала глазами следы укусов. - Крысы сильно тебя покусали?

- Извини, - видимо за внезапную переноску. И протянул в женские руки биту. С самого начала надо было дать ей оружие. Эти катакомбы оказались на сто процентов опасными. - Если вернутся. Сам он чуть улыбнулся и достал пистолет, показывая, что без защиты он не останется. Тем более, что он убедился, что меткость его не покинула. - Ох... Нейтан, - только и успела выдохнуть Кьяра, едва он поставил ее на землю. И в этом коротком возгласе уместилось все: испуг, благодарность и тень вины за то, что он пострадал, защищая ее. Сердце не билось, дыхание не сбивалось, но все-равно казалось, что если бы она была живой - у нее перехватило бы горло. Биту она взяла растерянно, как вещь, с которой не знала, что делать. Пальцы сжали рукоять, неуверенно, и через мгновение девушка прижала ее к боку, как школьницы прижимают учебник, не зная, когда он пригодится. Впереди кто-то вскрикнул, снова грохнул выстрел - один из нападавших упал. Бой гремел, как железо по асфальту, и нужно было что-то делать. Кьяра подняла взгляд, в попытке снова поймать ту странную внутреннюю силу, что вырвалась раньше. Сосредоточиться. Просто сосредоточиться. Ее взгляд скользнул по стенам и задержался на треснувшем потолке над головами дерущихся. Словно в ответ на ее мысль пыль обрушилась вниз и один из камней, едва державшийся в кладке, будто отозвался на ее внутренний порыв. “Туда”, - мысленно сказала девушка и тот сорвался. С глухим треском камень ударил по плечу оставшегося вихта, сбив того с равновесия. Кьяра зажмурилась на миг. Она снова сделала это. Осознанно. Прошлый раз не был случайностью. Она не была бойцом. Не стреляла, не бросалась вперед. Но могла помогать. По- своему. За спиной что-то шевельнулось. Неощутимо. Быстро. Слишком близко. Раздался шорох и острое, жгучее, как огонь прикосновение - когти неизвестно как подкравшегося к ней вихта полоснули по спине, вспарывая ткань и кожу. Кьяра вскрикнула, потеряв равновесие, отшатнулась. Махнула наугад зажатым в руке фонариком, но напавший на нее уже исчез. На секунду - только на секунду - Кьяра осталась одна. В темноте, с фонариком в руке, битой подмышкой и разодранной спиной. Боль должна была быть нестерпимой. Но вместо этого - лишь глухой отклик, отстраненное чувство, будто боль спрятали за толстым, непроницаемым стеклом. Девушка чувствовала, как по спине ползут тяжелые, тягучие капли крови. Но и это ощущалось не как тревожный сигнал, а как нечто далекое. Ни слабости, ни головокружения, ни страха, что становится трудно дышать от подступивших слез. Тело вело себя иначе и если бы не дрожь в пальцах, будто остаточная память о старой, живой боли - можно было бы поверить, что это вовсе не с ней.

Изначально все выглядело не так страшно. Они шли вперед и Кьяра держалась позади Клэр и Роудса. Это казалось разумным: впереди - те, умеет держать оружие и не дрожит от каждого шороха, а она... она все еще пыталась осознать, что вообще происходит. Когда двое вынырнули из темноты - в потрепанной одежде, с провалившимися глазами, с резкими, нечеловеческими чертами лица, девушка отшатнулась, но не закричала. Страха оказалось недостаточно, чтобы по-настоящему осознать опасность. Тварей всего двое. Их же гораздо больше и у них есть оружие. А потом закипел настоящий бой. Выстрелы прогремели в узком коридоре, отражаясь от стен и будто сотрясая воздух. Ее спутники бросились вперед, словно намереваясь смести возникшую на пути помеху и Кьяра испытала облегчение и благодарность к Нейтану, оставшемуся рядом с ней. Один из вихтов метнулся к Марку, другой, кажется, даже не заметил, что в него стреляли. Я не могу помочь... я не умею... я.. Взгляд Кьяры метался по коридору в поисках хоть чего-нибудь. Что угодно. И тут она увидела его - кусок старой, ржавой трубы, покоящийся у стены, наполовину провалившийся в щель сливного желоба. Она почувствовала, как внутри что-то напряглось, словно невидимая мышца, которой она никогда раньше не пользовалась. Рука дернулась, но больше по привычке - в действительности это была не рука. Это было не движение, это было намерение. Воля, вытянутая из груди, как грубая, еще необкатанная нить. Острое желание: прочь. Труба вздрогнула. Отскочила от стены. И со свистом пролетела вперед, опустившись точно на загривок того самого вихта, что надвигался на Марка. Металл встретился с плотью с глухим звуком. Существо дернулось, словно споткнулось на ровном месте. А Кьяра ахнула - она сделала это. Она! В голове стучало: что это было? как? Ответить себе она не успела, потому что из бокового прохода раздалось шуршание. Тьма ожила и на нее ринулись они. Крысы! Бесформенная волна серых тел, тонущая в тени. Кьяра завизжала, резко отпрянув назад, затопала по полу, замахала руками, словно могла отпугнуть эту бурлящую массу зубов и когтей. Внутри все сжалось: она могла призвать таинственные силы, могла ранить врага мыслью, но оставалась той самой девушкой, что боялась злых людей, кусачих собак, пауков - и, о боже, крыс.

- Потому что все хотят есть. - хмыкнув, отозвался Марк, пусть вопрос явно адресовался другому, - Вряд ли сюда часто заходят люди или животные. А мышей и крыс на всех точно не хватит. - чайные глаза мазнули по Кьяре, - Не волнуйся, нам это не грозит. - луч фонарика выхватил остатки очередного крысиного трупика, - Вряд ли мы настолько одичаем за неделю. -Он прав.-негромко ответил священник,смещаясь так,чтобы оказаться поближе к девушкам,в почти инстинктивном жесте поддержки.-В каждом вампире борятся человечность и звериное начало,и если второе побеждает-получается вихт.В Греции их называют врыколаксы.Они сбиваются в стаи,как волки и охотятся на свою добычу точно так же,как волки.А еще они боятся огня.Но я надеюсь,нам не придется проверять на себе эти истории из книг. Кьяра долго молчала, но свет ее фонарика подрагивал, словно отражая внутреннюю неуверенность. Каждое слово собеседников будто добавляло веса - невидимого, но ощутимого - на плечи, которые еще не привыкли к новой, темной реальности. - Я даже толком не поняла, кем стала..., - негромко произнесла она, наконец. - А уже приходится думать, что будет, если..., - последовала пауза, в которой в прошлой жизни прозвучал бы тяжелый вздох, - если исчезнет то, что делало нас людьми. Она умолкла, чуть пожала плечами - не от равнодушия, а от бессилия. Они даже не знали, куда идут. И что будет, когда выберутся. А ей бы просто сесть. Подумать, что с ней произошло. А не убегать от обвала, не шагать в темноте, не бояться, что за поворотом окажется кто-то голоднее них. Кьяра не смотрела ни на кого, просто продолжала идти и свет ее фонарика скользил по ржавым трубам, потрескавшемуся камню и прячущимся теням. Шаги гулко отдавались в сыром коридоре. Все происходящее казалось сном - затянутым, тревожным, странно неподвижным внутри движения. Х

Кьяра шла чуть позади, прислушиваясь к разговору Эйрика и Клэр. Священник говорил уверенно, голос его был ровным, с отголоском проповедей или лекций, но в этих подземельях даже такие интонации звучали неуютно. Семинария, стрельба, древние записи... Все это казалось из другого, далекого мира, к которому Кьяра теперь уже не принадлежала. Когда Эйрик произнес фразу "утратившие какую-либо человечность", в груди будто кольнуло. Девушка замедлила шаг, а потом негромко спросила: - Но если они были вампирами, как и мы теперь... , - она запнулась, взглянув на Эйрика. - Разве между нами такая пропасть? Почему одни вампиры охотятся на других?

- Это катакомбы. - все так же негромко, словно боясь, что их услышат, произнес Марк, на пару секунд повернув голову к девушке, - Тот голос на пленке... думаю, как раз отсюда приходили эти... - поморщившись, он задумчиво прищелкнул пальцами в воздухе. - Вихты. Так что, выход должен быть. Осталось просто его найти. Слово "вихты" зацепилось за слух, как неряшливо выставленный гвоздь за рукав. Тревожное, чужое, с каким-то зловещим привкусом. В ее эфирах звучали разные истории - о мертвецах, встающих среди ночи, о людях, чьи глаза отражают не луну, а другие миры, о тенях, что шепчут по ночам из-под кровати. Были истории про упырей, гуляющих по канализации, и про "тех, кто живет под городом", но вихты?... Такого она точно не слышала. Или просто не знала, что именно так их зовут. И что-то в интонациях ее спутниках, в том, как внимательно они заглядывали в ответвления коридоров, чутко прислушиваясь к темноте, заставляло желать, чтобы это незнание продолжалось и дальше. Кьяра чуть прибавила шаг, чтобы держаться поближе к Клэр. Под ногами снова что-то хлюпнуло и девушка поморщилась. В этом месте было ощущение, будто стены дышат, шепчут, смотрят. Хотелось идти быстрее, дышать чище - пусть теперь ей и не нужен воздух. Просто выбраться. Подальше от вихтов, катакомб и этого мерзкого чувства, что за ними следят, которое пробирало не тело, но мысли.

Это место встретило их холодом и влажным дыханием плесени. Когда Роуд спросил все ли целы, Кьяра молча кивнула, чуть приподняв руку, как будто отвечала на перекличке. Пальцы дрогнули и фонарик в ее руке вспыхнул, желтый, подрагивающий луч заскользил по стенам, по потолку, выхватывая срезы чуждого мира - пятнами света на ржавчине, бликами на мокром камне. Воздух был плотным, а тени почти осязаемыми. Она заметила, как Марк, раненый, слизывает кровь с пальцев. Момент инстинктивно зацепился взглядом. Но не испугал. Даже запах крови, каким-то образом учуянный, не вызвал отвращения. Скорее... любопытство. Только сейчас девушка поняла, что не задыхается. Не сбивается дыхание, не тянет под ребрами, как это было бы раньше после их стремительного побега из подвала. Теперь только мысли метались в голове, как испуганные зайцы в кустах, а тело было спокойно. Тело работало идеально, без усилий, подчиненное иной логике, чем человеческое. И это не только удивляло - восхищало. Когда-то, сидя в студии, Кьяра говорила о других - о тех, кто делился в прямом эфире своими страхами и переживаниями. Она училась слышать и считывать - по голосу, по паузам, по дрожи слов. А теперь - училась слушать саму себя. Не пульс, не дыхание, их больше не было. А реакции. Мысли. Инстинкты. Если бы это был эфир, она бы сказала: "Сегодняшняя тема - перерождение. Никакой романтики, только факты". Свет фонарика дернулся, выхватывая из темноты прогнившую трубу, каплю воды и разложившуюся крысиную тушку прямо под ногами. Кьяра вздрогнула, спешно отступая в сторону. Местечко было жутковатым, как декорации к фильму ужасов. Еще немного и где-нибудь в боковом тоннеле заскребутся когти по бетону для полной атмосферы. - Лишь бы этот проход не вел в тупик...

Ступени казались бесконечными, а воздух становился жарче и тяжелее с каждым шагом. Кьяра держалась позади, не из страха, а из здравого смысла - впереди шли те, у кого в руках было оружие и, что важнее, опыт. Они знали, как реагировать на опасность, а она - нет. Занимать чужое место, мешаться, когда и без того все напряжено, не было ни смысла, ни желания. Очередной толчок заставил ее крепче сжать пальцы на пластинке, спрятанной под пальто. Металл застонал, лампы моргнули и стало понятно - дальше им не пройти. Пришлось вернуться. Внизу стало темнее, будто само здание выдыхало последние остатки света. Когда тот погас, а затем вспыхнул алым, подрагивающим, похожим на предсмертный пульс, в груди что-то сжалось. Они не найдут выход. Они не успеют. В этот миг ей казалось, что бетонная тьма подвала готовится поглотить их. Когда паника уже обвивала горло, он появился. Проход. Потайной, спрятанный за шкафом, который сначала показался обычной, пыльной громоздкой мебелью. Кто-то подвинул его и в прохладе, пробившейся из узкого проема, Кьяра ощутила почти облегчение. Как будто кто-то ответил на ее немой вопрос: "А есть ли выход?" Под потолком что-то хрустнуло - почти предсмертно. Следующее мгновение разлетелось в грохоте и крошеве камня. Кьяра испуганно вскрикнула, инстинктивно подняв руку, будто могла заслониться от обрушивающегося сверху потолка. Страх обжег кожу сильнее жара и на секунду она почувствовала себя той девушкой у хлипкой входной двери, одинокой и безоружной перед тем, что скрывалось по другую сторону ночной темноты.

-Я...не помню.-спустя секунду колебания признался он.-Мне снился кошмар,а когда я проснулся,сразу услышал ваши голоса.Мы можем поискать,того,кто кричал. – Я решила, что крик мне приснился, – передёрнула плечами Клэр. – Но просьб о помощи не помню. И после пробуждения ни криков, ни звуков борьбы, даже в отдалении, не слышала. - Я слышал крик. - негромко произнес он. На миг прикрыл глаза, качнул головой. - Но не уверен, что он был реальным. Кьяра задумалась, вспоминая момент пробуждения. Ее - их всех - разбудил крик. Пронзительный и несомненно женский. Не призыв о помощи, нет, тут девушка ошиблась. Зов, приказ. - Этот крик.. Она провела ладонью по лбу, словно пытаясь стереть наваждение. Внутри пульсировало эхо чужих слов: “Когда придет время, мой голос тебя разбудит.” - Это была не просто галлюцинация, не сон. Я уверена, это была Мэри. Она говорила, что ее голос разбудит. В больнице, перед тем, как все...,- Кьяра махнула рукой, не заканчивая. Слова все-равно не могли описать, что именно произошло после. Но сомнение все же оставалось. На записи Мэри упоминала гипноз, а тот крик, он звучал будто внутри головы. Воспоминание о нем казалось одновременно и живым и...слишком четким, чтобы быть настоящим. Тем временем остальные разбирали оружие. Металл лязгал, оружие перекладывали из рук в руки, будто искали спасение в холодной тяжести стали. - Я не умею этим пользоваться, - девушка даже не подумала взять что-то себе. На дне шкафа лежали фонарики. Темноты Кьяра не боялась, а теперь тьма приняла ее в свои объятия и она стала ее частью. Отбиваться им от возможного противника? Отмахиваться, как тогда, когда она сражалась с грабителем на остановке. Складной зонт против ножа. Смех, страх и звук убегающих шагов. Победитель забрал ее сумочку, а проигравшая - эту память. Кьяра все же взяла последний из фонариков и взвесила на ладони. Пожалуй, тяжелее зонтика, но вряд ли может стать грозным оружием в ее руках. Что ж, по крайней мере, фонарик не выстрелит случайно ей в ногу. Диктофон девушка положила в глубокий карман зимнего пальто, а потом подошла к сломанному проигрывателю. Пластинка все еще крутилась, но без иглы - почти бесшумно. Кьяра осторожно подняла тонкий виниловый диск. На миг задержала взгляд на дорожках - тонких линиях, будто оставленных временем. На этикетке выцвела надпись “Sonnet de la nuit”. Имя композитора ничего ей не сказало - похоже, малоизвестный французский автор, затерявшийся в шуме десятилетий. Судя по надписи, копия была сделана в 1939-м году, но когда был записан оригинал оставалось загадкой. Когда-то, в другой жизни, был Тед - всегда по ту сторону звуконепроницаемого стекла, с наушниками на шее и терпеливыми жестами, которыми он направлял ее в прямом эфире. Это он подбирал музыку: старые записи, редкие винилы, то, что лучше всего ложилось в паузы между словами. Тогда она еще верила, что голос в ночи может стать спасением. У нее больше не было ни студии, ни стекла, ни Теда за пультом. Тоска была такой сильной, что на несколько секунд стало больно. Под проигрывателем Кьяра нашла конверт от пластинки, чтобы забрать тот с собой. Как память о голосе в тишине. Как вещь из прежней жизни, в которой пластинки и эфир были все еще частью ее мира. Как напоминание, что даже в темноте можно услышать что-то настоящее.

Кьяра не двигалась, пока не стих последний шорох пленки. Даже когда диктофон со щелчком отключился. а вокруг опять стало шумно, она будто продолжала слушать. Не звук - голос. Этот голос. Он все еще звучал в ее голове: уставший, отчаянно спокойный, предельно одинокий. Ни истерики, ни мольбы о помощи. только мысли, вставшие между страхом и надеждой. И в этом было что-то болезненно знакомое - почти физическая боль, когда чувствуешь, как кто-то пытается сохранить хоть крупицу смысла, когда все рушится. ...если они услышат мой голос... Кьяра машинально коснулась горла. Говорить - это ведь тоже была ее сила. Или.. была? - Она боялась, - тихо пробормотала девушка, скоре себе, чем кому-то. - Не за себя. За нас. Она не поняла, кто такие барон, Брайан и где Ферма. Не знала, кем были эти вихты и с чего начинать поиски, если вокруг только пыль, шорохи и слишком много неизвестного. Но каждое слово Мэри отзывалось в ней тревогой, сжимающей грудную клетку. Летальность восемьдесят процентов в течение недели... Слова прорезались, как скальпелем. Не угроза, не шантаж. Просто факт. Научный, сухой, без эмоций. И все же именно он впервые заставил Кьяру по настоящему испугаться. - Мы ticking time bomb, - почти прошептала она, переводя взгляд на остальных. - Нам дали билет в один конец и забыли сказать, что поезд может не доехать. И все же, несмотря на тревожные слова Мэри, внутри что-то не давало Кьяре окончательно поддаться панике. Эта женщина - странная, отстраненная, но не безумная - говорила спокойно, почти уверенно. Она планировала завершить второй компонент. Говорила, что "вернется наверх". Значит, есть возможность, что она это сделала. Что шприцы с нужным препаратом могут быть где-то здесь, в этом подвале или рядом. Могла ли Мэри исчезнуть, погибнуть, не оставив ни следа? И тут Кьяра вдруг вспомнила. Не саму запись. Не слова. А то, с чего все началось. Крик. Пронзительный, леденящий душу. Он ворвался в их сознание, словно разряд тока, выдрал из забвения. Именно он разбудил их всех. И теперь - тишина. Никто не вспоминал о нем, словно и не было. Девушка потерла ладонью по лбу, будто могла стереть беспокойство с кожи. - А ведь был крик. Кто-то.. звал на помощь? - Нам все же надо узнать, что там в шкафу, — сказал Роудс. Пока кто-то трапезничал, а кто-то искал еще улики, сам он выяснил, что камер нет и оделся. Кьяра отвлеклась от собственных мыслей, услышав Роудса. Шкаф. Конечно. Если Мэри действительно собиралась закончить второй компонент.. вдруг он там? Вряд ли это было бы так просто, но все-равно внутри что-то откликнулось - надежда, совсем тонкая, почти нереальная, но все же теплая. Девушка подошла к шкафу и посмотрела на небольшой навесной замок на его дверце. Поколебалась пару секунд, прежде чем выпустить из рук драгоценный диктофон и достать из кармана шпильку для волос. - Я не взломщица, - бросив поочередно взгляды на полицейских, проговорила она, примериваясь к замочной скважине, - просто.. у меня часто терялись ключи. Шпилька оказалась на удивление послушной. Щелчок - и замочек открылся, будто сам сдался под настойчивыми пальцами. Кьяра медленно приоткрыла дверцу и разочарованно отступила в сторону. Внутри лежали пара пистолетов, бита, дубинка, два кастета и три фонарика.

- Отлично, - в ответ на улыбку Кьяры губы Клэр лишь слегка дрогнули, словно, чувствуя необходимость как-то приободрить девушку, она всё же не нашла в себе достаточно дружелюбия, чтобы улыбаться почти незнакомке. - На записи может быть что-то интересное, - сказала она и сделала приглашающий жест в сторону металлического шкафа. - Там, надеюсь, тоже. Не пустым же его заперли. Слова повисли в воздухе и растворились. Кьяра чуть нахмурилась, опуская взгляд. Раздражение коснулось кожи, как холодный ветер. Не то, чтобы она ждала восторгов или вдохновленной тишины - они ведь не знали, что значит звук, как может голос в пустоте стать ниточкой между мирами. Но все-равно внутри кольнуло досадой, одиночеством, почти детским разочарованием. Кажется, никто не ждал, что на пленке будет что-то важное. Искали ответы в бумагах и запертых шкафах, в опустевших пакетиках донорской крови, от которой остался лишь запах и багровые разводы на пластике. Никому, кроме нее, не был дорог голос, вырванный из тишины. Но это был ее способ искать ответы - чужие голоса, чужие тайны. Девушка взглянула на диктофон, задумчиво проведя пальцем по корпусу. Он казался почти живым в ее руках, странным сердцем, которое может заговорить, если только ему позволят. Кьяра слабо улыбнулась. - Говори, ты в эфире..., - тихо, почти для себя. И включила запись. Просто потому, что не могла не включить.

- Ключа от шкафа нет. Только скрепки и писчие принадлежности, - она продемонстрировала извлечённую из ящика стопку бумаг и ручки. - Кьяра, придётся тебе всё же применить свои способности взломщика, - позвала девушку Клэр. Занавеска дрогнула, пропуская в пространство подвала новую тень. Кьяра вышла неспешно, словно еще не до конца решила - возвращается к людям или просто проверяет, как это теперь, быть среди них. Она ощущала странное спокойствие. Как перед прямым эфиром, когда сердце уже не стучит так громко, а голос внутри говорит: "Поздно бояться, ты уже в эфире. Просто говори". Кьяра глубоко вздохнула - по привычке, а не по нужде, поправила волосы. Взгляд обежал собравшихся, чуть дольше задержался на лице Нейтана, где в уголке рта темнело темное пятно. Кровь. Настоящая. Слишком близко и... слишком естественно теперь. - Я нашла это, - проговорила девушка, показывая диктофон. Она так и не решилась слушать запись в одиночку. Они были повязаны одной нитью, вытянутой из крови и немоты, и теперь любой звук касался их всех. - В нем есть пленка... надеюсь, не пустая, - она чуть повела плечом, будто извиняясь за скромность находки. И, мимолетно улыбнувшись Клэр, добавила: - И шпильки тоже нашла.

- Похоже, мы действительно стали вампирами, - мужчина невзначай потянулся ко рту, чтобы вновь пощупать зубы на предмет необычной клыкастости. Но не преуспел. Может они у него не прорезались? Слова прозвучали просто, почти буднично. Вампиры. И все. Ни грома, ни шепота судьбы, ни внезапного прозрения. Только тихий щелчок, будто кто-то в ее голове повернул ручку старого радиоприемника и сигнал вдруг стал чище. Как будто этим можно объяснить все: холод кожи, тишину в груди, искру в темноте, жажду, от которой сжимается что-то глубоко внутри. Кьяра не вздрогнула. Только на секунду прикрыла глаза - не от ужаса, а от того, что внутри что-то перестало спорить. Да. Она просто не хотела говорить это вслух. Не хотела признавать. Как будто само слово сделает все реальным, окончательным. Но теперь - кто-то сказал это за нее. И внутри, где должно было быть отвращение или ужас, была лишь... тишина. И согласие. Непрошеное. Нежеланное. Но безусловное.

Кьяра сидела, все еще сжимая диктофон в ладони, будто чужой голос, застрявший внутри, мог напугать сильнее, чем все, что происходило снаружи. Палец скользил к кнопке воспроизведения, но замирал, как будто движение могло нарушить хрупкое равновесие между тем, кем она была, и тем, кем теперь стала. Из-за занавески донесся женский голос - взволнованный, полный отвращения и... чего-то еще. — Вы серьёзно? — спросила она уже выразивших желание приобщиться к кровавой трапезе, соскользнула со стола, отступила на шаг, хоть её буквально влекло к холодильнику. — Чёрт возьми, да что такое?! Почему мне хочется впиться зубами в пакет с кровью, словно это сочный стейк с печёным картофелем? Кьяра вздрогнула. Это слово - кровь - прозвучало с такой ясностью, что будто вызвало отклик где-то глубже кожи. Она не была голодна. Вроде бы. Но стоило прозвучать этому слову вслух и внутри, на границе сознания, что-то пошевелилось. Как будто кто-то тронул натянутую струну и та отозвалась тихим, почти ласковым гулом. Нет, это был не голод. Это было воспоминание о голоде. Или предвкушение? Девушка ждала, что сейчас ощутит отвращение. Или страх. Или хотя бы смущение - приличествующую нормальному человеку реакцию на такие слова, сказанные в таком тоне. Но не почувствовала ничего. Только легкое беспокойство, но не из-за чужих слов, а из-за собственной реакции. И вот это - и пугало, и немного стыдило. На кончике языка уже было слово - не разобрать, вопрос ли, шутка, протест. Но голос так и не прозвучал. Кьяра поймала себя на мысли, что не знает, какой он теперь - ее голос. И стоит ли вообще нарушать тишину.

К несчастью, первое, что услышала радиоведущая, были те самые злополучные помехи, однако она быстро сообразила, что кассету стоило перемотать в начало. Когда белый шум сменился мерным шелестом плёнки, девушка почувствовала, что под аппаратом лежала небольшая картонка. Надпись “Казино Стикс” и рисунок просторного зала с колоннами в античном стиле красовались на лицевой стороне карточки, ни адреса, ни телефона на обороте почему-то не прилагалось. Кнопка щелкнула под ее пальцем, но вместо записи - тишина. Не белые шум, не щелчок иглы, не чей-то голос. Ничего. Кьяра нахмурилась и проверила пленку - конец дорожки. Надо перемотать. Палец скользнул к рычажку, но замер - внимание рассеялось, как звук, затерянный в эфире. Тонкая глянцевая карточка лежала на столе, незамеченная девушкой ранее. "Казино Стикс" гласила надпись, а ниже - изображение просторного зала в античном стиле. Ни адреса, ни телефона. Только сцена, будто сошедшая с афиши к какому-то притягательно-зловещему шоу. Кьяра сразу узнала это название. Стикс - река, отделяющая мир живых от мира мертвых в древнегреческих мифах. А еще, согласно все тем же мифам, Стикс считался олицетворением первобытного ужаса и мрака, из которого возникли первые живые существа. В старых эфирах она читала об этом в письмах слушателей, в исповедях, где мифы и личные страхи сливались в одно. Но казино? Почему так? Мир вокруг словно ускорился. Все говорили, шуршали бумагами, открывали ящики. Где-то прозвучал вопрос про медвежатника. Голос Клэр, собранный, уверенный отвлек внимание девушки. Она взглянула на шкаф, потом на свои руки. Слишком тонкие для грубой силы, но ловкие. - Я могу попробовать, - негромко проговорила Кьяра, скорее просто в пространство, чем отвечая женщине-полицескому. - С замком. Визитная карточка казино спланировала обратно на стол, когда Кьяра потянулась к волосам за шпильками, но пальцы погрузились в растрепанные пышные локоны и замерли. Она не могла вспомнить, какая у нее была прическа в тот день, когда оказалась в "Сэнд-Крик". Она вообще мало что помнила про тот день, будто ее прошлое покрылось радиошумом и только отдельные слова прорывались сквозь треск помех. Взгляд скользнул к стопке одежды, все также лежащей на столике у больничной койки. Может быть шпильки были там? У нее имелась привычка носить несколько штук в кармане, собирая волосы в пучок во время ночных эфиров. Один из мужчин - Эйрик, священник, охотник, теперь ставший кем-то, кого он, возможно, всю жизнь презирал, произнес, что выбора не было. Девушка слабо качнула головой. Внутри зашевелилось сомнение, будто кто-то потревожил пласт пыли и теперь он поднимался, щекотал ноздри. Разве у них не было выбора? Они все сказали "да". Пусть не понимали до конца, пусть искали выход, надеялись, цеплялись - но сказали. И теперь... теперь все несется по волне, с которой уже не свернуть. Кьяра вернулась к своей койке, задернула зеленую штору, отгораживаясь от чужих взглядов. Переоделась быстро, не заботясь о складках. Просто хотелось вернуть себе хоть часть старой оболочки. Часть себя. Больничная ночнушка осталась лежать, как сброшенная кожа. Что-то змейкой скользнуло между пальцами, тонко лязгнуло о пол. Кьяра опустила взгляд - металлические кольца, свернувшиеся в петлю. Распятие. Она помнила, как сжимала его в пальцах, безотчетно ища уверенности и спасения от своих страхов. Сейчас не спешила поднимать, Будто проверяла, что почувствует и почувствует ли вообще. Но все же наклонилась, аккуратно подняла распятие с пола - неуверенно, почти виновато. Долго смотрела и только потом медленно спрятала в карман, не решаясь повесить на шею. Присев на койку, потянула к себе папку с историей болезни. Кровь донора - тремер. Слово был ей незнакомо, но почему-то отозвалось холодком между лопаток, будто за ним скрывалось нечто замкнутое, скрытное... властное. Гипноз - под сомнением. Девушка хмыкнула. А мистер Красавчик уверял, что ее голос гипнотизирует. Врал, конечно. Или, хотел в это верить. Или кто-то другой говорил это о ее эфирах, когда еще казалось, что голос - это власть. Теперь он ничего не стоил. Из-за занавески доносились голоса, чужие реплики сплетались в узор, смысл которого ускользал. Кьяра уловила слово "делить", но не вслушивалась. Ее мысли снова вернулись к диктофону. Пленка была перемотана, можно было включить запись на ней. Палец снова потянулся к кнопке воспроизведения, но в последний миг девушка замерла. Все внутри напряглось, будто тело, даже мертвое, не хотело знать, что будет дальше. Будто что-то в этом звуке - если он вообще был - могло все изменить. Подтвердить страшное. Или сделать его еще страшнее.

— Я Клэр Ренье, — она помолчала, прежде чем добавить: — Полиция Денвера. Детектив отдела тяжких преступлений. И тоже приняла предложение Мэри. Когда из-за очередной занавески появилась Клэр, Кьяра было обрадовалась - еще одна женщина в их странной компании. Но радость ее быстро поугасла. Та держалась слишком спокойно, слишком собранно, будто не проснулась в этом жутком подвале, как остальные, а она просто вошла сюда по собственному выбору - проверить что-то жуткое, но привычное. Такие не забывают, как держать оружие. И себя. Отведя от женщины взгляд, Кьяра подумала о том, что тоже ответила "да". Только вот вряд ли она понимала в тот момент, на что именно соглашается. -Я Эйрик Маккалистер.-негромкий ,звучный голос человека,привыкшего им пользоваться часто и с пользой.- Викарий и охотник на ....разное.То,что выходит за пределы привычного человеческого мира.Теперь я и сам по другую сторону.Как бы это не прозвучало-рад,что я здесь не один. Кьяра посмотрела на мужчину с белой колораткой на шее, вглядываясь в его лицо, будто пыталась понять, играет он роль или говорит правду. Слово "викарий" цепляло, но "охотник" - тревожило. Она несмело улыбнулась представившемуся в ответ. Вот значит как...ведущая ночного эфира, детектив, священник. Девушка опустила голову, скрывая невеселую усмешку. Если бы кто-то сказал ей однажды, что все они встретятся в подвале психиатрической клиники после смерти, она бы, наверное, сделала их этого спецвыпуск. А они точно все еще на территории "Сэнд-Крик"? Новые знакомые расходились по подвалу, изучая помещение и найденные записи, в которых фигурировали их имена. Кьяра тоже встала, стараясь не делать легких движений - не из страха, а будто проверяя, по-прежнему ли тело откликается на ее команды. Пальцы чуть заметно дрогнули, когда она провела ими по запястью: ледяная кожа, пульса нет. Ее взгляд скользнул по обветшалым стенам, по раздвинутым теперь зеленым занавескам, по столу и дальше - на диктофон, уткнувшийся в край стола, словно прятался. Хотелось нажать воспроизведение. Услышать хоть что-то. Объяснение. Признание. Голос. Не обязательно живой. Маленькими шажочками девушка подошла к столу, протянула руку и пальцы сомкнулись на диктофоне. Кьяра затаила дыхание, аккуратно надавив указательным пальцем на заветную кнопку, боясь услышать в ответ лишь белый шум.

Кьяра подняла взгляд, когда шторка дрогнула и в проеме вновь появился тот мужчина. На этот раз он не сбежал, напротив, шагнул вперед, будто преодолевал что-то важное внутри себя. Он выглядел неопасно: полноватый, растерянный, с глазами, в которых - несмотря на тревогу - читалась простая человечность. И, к удивлению, смущение. Девушка моргнула, всматриваясь в его лицо, отчего-то кажущееся ей знакомым. Последние слова собеседника подсказали, где именно они уже могли встречаться. В столовой или на прогулке в больничном парке... Может быть. Неуверенное узнавание вызвало легкую улыбку - не веселую, но живую, как отражение прежней ее, той, что когда-то приветствовала слушателей в полуночном эфире. - Эмм... привет? - ладонь встрепала рыжеватую шевелюру, Марк с интересом склонил голову набок, - А вы кто? - Привет! Тут кто-то знает, что тут за чертовщина творится? - Привет... - ситуация была странной и мужчина чуть стушевался. Уже давно его "собеседниками" были только врачи клиники и санитары. С ними мало о чем можно было поговорить, если бы такое желание могло вообще возникнуть в этом заточении. А тут был кто-то живой. И не шел на него с иглой. Он сделал шаг ближе и протянул руку для рукопожатия, но подумав, тут же опустил. - Нейтан Морган, - в голосе было легкое смущение. Но прочистив горло, он постарался заговорить более уверенно. - Я тут, - он обернулся, на свою койку, махнул в ее сторону, и потом взгляд вернулся к незнакомке. - проснулся. Помню, "Сэнд-Крик", но не процедуру... Как вы себя чувствуете? - и беспокойство, и желание узнать одинаковое ли у них состояние. Девушка вздрогнула - не от страха, скорее от того, как странно было слышать настоящие голоса других. Разные. Живые. Настоящие. Она вслушивалась, как раньше вслушивалась в звонки эфира, ловя не слова, а интонации. Кто они? Почему здесь? Внутри поднималось напряженное, почти щемящее чувство, смесь тревоги и.. любопытства. - Я Кьяра... Кьяра Фокс. Когда Нейтан указал на свою койку, девушка невольно тоже посмотрела в ту сторону - пространство казалось абсурдно реальным и оттого еще страшнее. Все будто происходило внутри сна, только слишком осязаемо. Ей вдруг захотелось, чтобы он снова задернул шторку, чтобы отгородиться, спрятаться от неизвестности. В ответ на мысли Кьяра сжала пальцы, отгоняя дрожь. И снова посмотрела на Нейтана - его фигура, мягкая, простая, обрамленная больничными шторками, как занавесом, казалась удивительно обыденной. И в этом было что-то успокаивающее. - Я..., - она задумалась, - не уверена, что чувствую себя как-то. Она просто есть. - Марк. - на автомате отозвался он, задумчиво рассматривая мужчину, - Марк Крейн. Еще один. Взгляд сместился к новому лицу, рассматривая, изучая, - Думаю, это какие-то опыты. Ну, как с мышами, белыми такими. - усмехнулся Марк, - А это место, видимо, наш стеклянный лабиринт. - А может мы умерли. Просто нам об этом еще не сказали, - тихо произнесла девушку, чуть склонив голову.

- Извините, - раздался его собственный голос, который на мгновение показался чужим. - Не хотел вас пугать, - может он и не напугал, но сказать об этом посчитал важным. - Я тоже тут очнулся. И... - мысли о не бьющемся сердце и отсутствовавшем дыхании пробежали холодными лапками по спине. - У вас все в порядке? Я могу зайти? Занавеска отдернулась и Кьяра успела увидеть лицо - человеческое, мягкое, удивленное, совершенно не похожее на кошмар с алыми глазами. Мужчина тут же отпрянул, задернул штору, смущенно забормотал что-то о том, что не хотел пугать. Его голос показался ей почти комичным - не тембром, а растерянной вежливостью, неуместной в этом странном месте. И все же в этом голосе было что-то... человеческое. Такое, чего ей давно не хватало. Внимание к ее персоне после стольких дней молчаливой изоляции ощущалось непривычно... почти обжигающе. Девушка выдохнула -не потому, что надо было дышать, а потому что это все еще был жест из старой жизни. Села на койке, удерживая в пальцах край простыни, словно это был последний щит. - Да, - отозвалась она чуть хрипловатым голосом, будто не говорила много часов. Или дней. Может быть так и было. Девушка прочистила горло и продолжила чуть мягче: - Да, заходите. Она была настороженной, движения сдержанны, но в голосе звучала нотка облегчения. Как будто в ответ на вопрос, заданный глубоко внутри: "Я здесь не одна?"

Тьма. Не ночь, не сон - именно тьма. Та, что не знает ни времени, ни границ. Она тянулась бесконечно, как радиошум, когда сбились волны. Но потом в ней прорезался звук - пронзительный крик, словно взорвавшийся прямо внутри черепа. Кьяра распахнула глаза, не сразу понимая, что видит. Сознание медленно, как из глубины темной воды, всплывало. Где-то между темнотой и полусном в ней родилось беспокойство -не резкий испуг, а вязкое, неотвязное ощущение, будто что-то пошло не так. Она не чувствовала холода или боли, даже не могла точно сказать проснулась ли на самом деле. Мир казался размытым, будто находился за стеклом, затянутым легким инеем. Потолок... слишком близко. Или слишком чужой. Потемневший, со следами старой влаги - нечто, чего в больнице не должно было бы быть. Девушка медленно повернула голову. Плотные зеленые занавески. Кровать. Медицинская аппаратура с неработающим экраном. Столик. Ее одежда - знакомый аромат духов ударил внезапным, болезненным напоминанием о себе. Как будто она умерла и теперь ей возвращали одежду с поминальной службы. Или вещи из прошлого, которое больше не имеет значение. В тяжелом спертом воздухе ощущалась пыль, металл и что-то еще, что невозможно было описать, но от чего тянуло нутро. Раньше она назвала бы это “предчувствием беды”. Сейчас - внутри ворочалось нечто. Проголодалась. Не желудок - нечто глубже. Голод, чужой и пугающий, тянущийся изнутри, словно пустота, которую невозможно заполнить привычным. Девушка села, медленно, осторожно, как будто могла проснуться, если сделает резкое движение. Но сны так не пахнут. И сны не могут быть такими...настоящими. За пределами огороженного зеленой шторой пространства что-то потрескивало. Тихо, монотонно, как сердцебиение комнаты, в которой сердце давно не бьется. Ее сердце не бьется. Кьяра задержала дыхание и только тогда поняла, что не дышала вовсе. Но не задыхалась. Просто... не нужно. Рефлекс остался, а смысл ушел. В теле было странно. Никакой боли - но и никакой жизни. “Я же согласилась...”, - мысль пришла вдруг, как заноза под кожу. Обрывок воспоминания - тень женщины в полумраке, голос, звучащий как шепот из сна. Крик, вырвавший ее из пустоты. Мысли путались, тревога скреблась под кожей. Она не понимала где находится и хуже того, кем теперь является, как будто кто-то выдернул страницу из книги ее жизни и заменил чужой. И в этой чужой тишине рос страх. И все же она была не одна. Послышалось чье-то шевеление, скрипнул металл, шорох неловких шагов. Занавеска рядом дрогнула. Кьяра повернула голову навстречу движению. Страх не отступил, но и не превратился в панику. Она просто смотрела и ждала.