Ribka

Возьму Бдительность 10+ за 200 о.о В остатке 0

Гарольд смотрел со сдержанным осуждением на голого и стыдливого, завернутого в одеяло. Или это так только казалось.  - Как скажете, сэээр.  И, наконец, оставил Тернера, чтобы тот мог привести себя в подходящий для посторонних глаз вид. Галограмма Гарольда исчезла, а Альфи продолжал неподвижно сидеть на давно остывшей половине кровати. Он не чувствовал ни обиды, ни разочарования, что мисс Райзборо - или все же Андреа?- ушла. Он даже не ожидал, хоть ему того и хотелось, что она придет вообще останется. Но сейчас ему было странно зябко, будто озноб лихорадил тело. Наконец, мужская фигура вздрогнула, странно сломалась и пришла в движение. Торопливо одеваясь, запихивая в себя, давясь, содержимое очередного питательного тюбика, Тернера подгоняло и очередное ЧП в лаборатории, но сильнее того страх встречи с кем-либо этим утром. Даже с самим собой - умываясь в ванной комнате, Альфи боялся поднять взгляд к зеркалу, чтобы не углядеть там ночного чужака. Нет, он нисколько не жалел о том, что было под покровом этой ночи, даже самой маленькой капельки угрызений совести не испытывал, но как будто бы боялся разоблачения, как боялись его вкусившие запретного плода в садах Эдема Ева и Адам. Боялся не суметь скрыть прорывающейся дрожащей улыбки и слишком частого пульса. - Лаборатория... лаборатория..., - повторял он себе негромко, усилием воли* заставляя себя переключаться с будоражащих воспоминаний на дела насущные, покуда заведенный таймер счислял время. Прошло 4.25.44.221, когда лабораторная дверь с щелчком открылась, пропуская микробиолога внутрь. *Сила воли - успех

Каюта микробиолога Действительно, не приснилось. Еще одним немым доказательством стал длинный рыжий волос на подушке микробиолога, который совершенно точно не мог упасть с его головы. - Техномедики рекомендуют носить спецкостюм двадцать часов в сутки. - с ноткой осуждения в голосе прибавил Гарольд, реагируя стыдливо прыкрывшегося одеялом Тернера. - Игнорируя это, вы наносите отложенный вред своему здоровью.  Иногда он позволял себе эту маленькую слабость. Озвучивать очевидное. - Я знаю, знаю, знаю, - речь человека вдруг засбоилась, как у сломавшегося домашнего помощника. Треклятое слово с каждым новым повтором звучало все отчаяннее и нетерпеливее, будто сказанное замечание стало укором в куда больших грехах. Альфи зажмурился, обхватил лицо ладонями, надавливая пальцами на глаза, словно жал тумблеры переключения режима. - Я знаю, - повторил в последний раз и голос напряженно звенел. Вдох-выдох. Наклонился, чтобы поднять ворох одежды. А выпрямившись, заметил на подушке оставленную улику. Тонкий, едва заметный штрих на смятой подушке. Глазной нейропротез мог безошибочно определить его длину, точный оттенок и то, что мисс Райзборо несомненно прекрасно заботилась о своих волосах. С добрые десяток секунд Тернер не шевелился, впившись взглядом в это незыблемое свидетельство, что случившееся ночью ему не приснилось. Потом потянулся рукой, но не взял его в руку, не смахнул прочь, а перевернул подушку обратной стороной, пряча от чужих электронных глаз рыжий волос. - Встретимся в лаборатории... Дай мне несколько минут..., - очень вежливо обладателя этих самых глаз выпроваживали прочь.

Каюта микробиолога - Мистер Тернер, сээр. - позвал знакомый голос, вырывая из плена сновидений. - В теплице зарегистрировано движение. Сэр, вы слышите меня?  Открыв глаза, Альфи понял бы, что в каюте нет никого, кроме него. Если, конечно, не считать Гарольда. Ни записки в сети. Ни забытого второпях игривого элемента дамского гардероба. Андреа оставила после себя одни только воспоминания, да и те подернутые сомнительной полутьмой и жаром. Может быть, это в самом деле был только сон? Или нет? Пробуждение было похоже на отходняк наркомана, словившего ночью свой лучший трип, а теперь оторопело моргающего в привычной реальности. Альфи проснулся в обнимку с мятым одеялом, поднял непонимающий взгляд на нового рыжеволосого гостя, никак не в силах уразуметь, о чем тот так настойчиво повторяет. Спустя секунды ладонь смяла лицо, с силой стирая остатки сна. - Да..., - пробормотал Тернер в ответ, - слышу... Что-то все же случилось... в теплице... он сам просил разбудить. Тернер сел на кровати, стыдливо кутаясь в одеяло, а взглядом уставившись в сваленную кучу собственную одежду не приснилось - Сейчас приду...

После полуночи, каюта микробиолога. Показать контент Жестокий мир выпустил страдальца из своих когтей, но длилось это совсем немного. Как раз тогда, когда мистер Тернер, забывшись долгожданным сном, потерял чувство времени, дверь его каюты сдвинулась в сторону. А потом обратно, скальпелем отсекая совершенно лишний сейчас световой поток из коридора. Свет внутри не загорелся. Сумрак соответствовал атмосфере куда лучше, так что не было никакого смысла его включать. Гравитация портила многое здесь. В том числе, довольно сложно было ощутить, как кто-то, столь невесомый, присел на край постели. Темная фигура сложила руки на коленях и застыла, созерцая. И все же, какое-то чувство перемены подтолкнуло спящего. Сперва неподвижная фигура его беспокойно зашевелилась, потом перевернулась на бок, вздохнула и снова затихла. Но сон стремительно убегал, спугнутый чьим-то невидимым присутствием. Вдоль позвоночника проложили путь холодные лапки древнего страха, когда люди еще не звались людьми и прятались в пещерах, спасаясь от темноты и таящихся в ней хищников. Дыхание стало напряженным, выдавая окончательное пробуждение. А еще через пару секунд мягко засветились искусственные зрачки, обшаривая крохотную каюту и нежданного гостя. Точнее гостью, судя по тепловому абрису фигуры. В тишине послышался удивленный выдох и шелест постели, когда Альфи приподнимался на локтях. Вырванный из сновидений, сбитый этим пробуждением с толку, он как-то запоздало реагировал на реальность, хрипловатым со сна голосом спрашивая:  - Кто здесь? Это и впрямь была гостья, и в ее темной фигуре, в том, как она слегка переменила позу, оперевшись ладонью о постель, определенно было нечто хищное. Призрак из кошмара с душевой кабиной явился по грешную душу микробиолога. Глаза постепенно привыкали к темноте и вот уже можно было узнать если не лицо, то человека в целом, по причёске, по манере держаться. Это была, теперь стало ясно, ужасающая рыжих и не только девиц (и не только девиц), Андреа Райзборо. Судя по повороту головы, она смотрела, все ещё, на Тернера, так и не проронив ни слова. - М-мисс Райзборо? - все же уточнил Альфи и голос его звучал напряженно.  Это совершенно точно была она, теперь он смог распознать неожиданную гостью. - Что вы.... тут делаете Тернер вовремя осекся. Замечание, в общем то, было справедливым, но столь же и неучтивым. - Вы что-то хотели? - исправился он. Быть может, что-то опять произошло? Или ей потребовался срочный отчет о проделанной в оранжерее работе? Альфи зажмурился, будто пытаясь таким образом избавиться от ночного наваждения, но на самом деле сверялся с часами. Проспал он, как оказалось, всего ничего. Взгляд вернулся к женщине, чье появление и так с трудом укладывалось в логичные рамки объяснений, а ее молчание, неподвижность фигуры внушали еще большую неуверенность и в без того потрясенного микробиолога. Он даже не сообразил встать, чтобы зажечь свет, продолжая озадаченно пялиться на темный женский силуэт, будто сотканный из теней и полутонов. может быть она лунатит? Тени и полутона шевельнулись снова, но, по каким-то одним им известным коварным причинам, не желали произносить членораздельных слов. Лишь тихо и печально вздыхали, и только что цепями не гремели, хотя этого и не требовалось: Тернер и без звона цепей уже начал заикаться.  Может быть, Альфи наблюдал проявления некой парасомнии. Может быть, дело было в выпитом в компании Зингера алкоголе, а может, в чем-то ещё или во все сразу. Андреа склонилась немного, ладонь ее заскользила вперёд, пальцы нашли руку Тернера, легко и в то же время со значением сжали мужскую кисть. Это все действительно напоминало сон наяву. Приятный. Или, возможно, кошмар. Зависело от точки зрения. - Мисс Райзборо..., - предпринял попытку разбудить Альфи себя, ее, но севший голос предательски подвел. Рука под тонкими пальчиками дрогнула и напряглась, как пойманный в ловушку зверек. Ах, если бы происходящее и впрямь было только сном, причудливой фантазией, навеянной вероломным подсознанием, обольстительным видением, заставившем бы его непременно заикаться и без видимой причины краснеть при встрече реальной! Но тяжесть женской ладошки, жар беспокойного дыхания, так явно касающийся мужского лица, как никогда не бывает во сне, разбивали надежду на столь легкий исход. Подобные истории можно было увидеть в фильмах возрастной категории, где недотепу-подчиненного соблазняла начальница, во всех смыслах шикарная женщина, отчего то снизошедшая с пьедестала до самого везучего сучьего сына на свете. Однако Альфи давно узрел для себя разницу между фильмами для неудачников и самими неудачниками.Неотвратимая горечь правды была пережевана и проглочена тогда же и он перестал искать или пытаться строить какие-то отношения. И если кто-то был более приветлив, охотнее общался и искреннее улыбался, то Альфи не питал пустых иллюзий и радовался дружелюбию этого человека. А в двадцать пятом веке существовало множество возможностей для удовлетворения естественных потребностей и желаний, чтобы перестать страдать по этому поводу. Факт оставался непреложным - никто и никогда не приходил к нему ночью, не брал за руку, не ждал так недвусмысленно ответа. Какие же невероятные звездные знаки горели нынче над Энцеладом, что из всего множества возможностей произошло то, что не было возможно? - Мисс Райзборо..., - задушенные, неровные слова упали с непослушных губ, да так и остались недосказанными. Чего хотел он? Какого добиться ответа? Звал ее или пытался заставить очнуться, одуматься, сбежать, поняв, что ошиблась каютой? Ведь разве могла Андреа Райзборо прийти к нему, влекомая страстью, прийти к такому, как он, тому самому недотепе? Альфи вспомнил поцелуй. Тот, который и поцелуем то нельзя было назвать. Лишь невесомое прикосновение мягких губ, такое мимолетное, что скорее почудилось, нежели было в действительности. И робкие объятия, и хрупкие плечи под дрожащими ладонями и рыжие локоны, щекочущие склоненное лицо. Но это ничего не значило. Лишь излишнее проявление благодарности, лишь дружеское участие, чтобы поддержать в тяжелую минуту. Не могло быть ничем иным. Не с таким, как он. Никаких фантазий, никаких неуместных мыслей Тернер не позволил себе ни разу за весь день. Все это осталось в далеком прошлом, когда он был еще глупым юнцом, подверженным не столько доводам разума, сколько реакциям тела. И сейчас разум бился, искал, перебирал мотивы, приведшие эту женщину в его каюту среди ночи, сходил с ума от ее одуряющей близости, сбоил и принимался за новые поиски. И никак не мог смириться с тем, что она была все еще тут, обволакивающая своим присутствием, сбившимся дыханием, теплом, идущим от ее тела, от чего голова шла кругом. Однако, он всё-таки не отнял руки. Не сказал слов, способных разрушить момент.  Все ещё сомневался. Пытался осознать причины, найти ответы, уразуметь смысл, не желая идти по простому пути, но игольное ушко, через которое можно было ускользнуть, сжалось до микрон. Воздух сгустился, а сила, влекущая на дорожку прямиком в ад, выросла в десятеро.  - Тшшш... - ночная гостья приложила пальчик к губам, гипнотизируя взглядом. Она до сих пор сидела на краю постели, подогнув ногу, неприемлемо, катастрофически близко. Грациозно выпрямилась и неспешно заставила застёжку своего костюма, и без того оставляющего совсем немного простора воображению, разойтись. Шевельнула плечом, и многослойный материал послушно съехал до локтя, окончательно переводя зрелище в категорию фильмов для взрослых. А потом взяла чужую руку и приложила к горячей коже, позволяя ощутить биение сердца там, где это было сделать проще всего. Если это и был водоворот, то вынырнуть из него легче было бы опустившись на самое дно добровольно, сохранив силы, нерастраченные в бесполезной борьбе со стихией. Мистеру Тернеру уже пора было понять, чего же в действительности он хочет. Кажется, Андреа искренне хотела помочь ему определиться. Альфи изо всех сил старался смотреть в лицо мисс Райзборо. Даже когда она зашевелилась, даже когда столь явственно зашелестела скидываемая одежда. Смотреть в лицо, в глаза, а лучше даже немного выше, как бы мимо. Дыхание его, не иначе как от этих усилий, стало тяжелым, рваным, а пульс бился где-то в глотке. И с каждым рваным ударом сердца он проигрывал в этой безнадежной борьбе. А может проиграл уже давно, когда позволил ей - и себе - продолжить ночное безумство? Быть может в темноте блеснули белки глаз или протяжный звук, с которым воздух окончательно покинул легкие, выдал поражение опущенного к темнеющим полушариям обнаженной груди взгляда. Вся кровь, казалось, обратила свой бег, устремившись вниз, а вместо нее вены наполнил жар шелковистой кожи под отчаянно задрожавшими мужскими пальцами. Разве можно было устоять перед этим соблазном, оттолкнуть податливую, бесстыдную наготу, негодующе прогнать женщину прочь? Суккуба из легенд, потерявшая за столетия рога и хвост, но не демоническое искушение, цепко держала не только ладонь, но и нечестивую душу мистера Тернера. И последний добровольно ставил свою подпись под дьявольским контрактом, с разбега прыгая в разверзнувшуюся бездну. Он потянулся вперед, будто для поцелуя, но губы трепетно и боязливо прижались к длинной женской шее, к точке учащенного пульса в ее основании, к выпирающей косточке на покатом плече. И скорее почувствовал, чем услышал слабый вздох облегчения. Не самое убедительное проявление дьявольщины времен буйного прогресса технологий и общественных отношений. Освободившись от рукавов, руки оплели нечестивца, пальцы с нажимом скользили где-то на затылке, путая слегка отросшие волосы, сжимали плечи. Пульс и дыхание ее переменились, плавно набирая ход. Приоткрытые губы мазнули по виску, по щеке.. Андреа взяла мужское лицо в ладони, заглянула в глаза, прерывая на мгновение развитие событий. Поцелуй оказался так же невесом, как и прежний, но он длился и длился.. нежные и вездесущие, руки ее избавляли спасителя от осьминогов от того немногого, что еще могло помешать чувствовать чужую кожу своей. А потом мягко, и в то же время настойчиво, толкнула в грудь, понуждая вернуться в прежнее беззащитное положение, позволив ей делать все, что угодно. За свою жизнь Тернер привык слушаться, не так ли? Привык подчиняться. Разйборо же напротив нравилось вести. Комбинация складывалась практически идеальная. Все оказалось совсем не так, как представлялось в самых смелых фантазиях. С невероятной остротой Альфи ощутил и плен нежных рук, и сладостную мягкость поцелуя. Последние сомнения покинули его, развеялись в соблазне неспешных минут, в затуманенных, невидящих глазах, в пьянящем вкусе женских губ и податливой мягкости ее трепещущего тела. Осталось лишь желание целовать каждую ее клеточку, слушать горячее дыхание, истаять без остатка в разожженном Андреа костре. И послушно ведомый в их дуэте, он безропотно откинулся назад, осторожно вытянулся на постели, будто тонкая ткань под спиной причинила боль. Застыл в напряженном ожидании, едва переводя дыхание, подняв взгляд к женскому лицу, словно под загадочной вуалью сокрытого полумраком. В последнем же прятал волнение и робость неумелый любовник. Опыт имелся у Андреа. Достаточно было и простого желания, и теперь, кажется, этого у Тернера имелось в избытке. Ночная гостья обольстительно улыбнулась, и уверенно расположилась сверху, недостаток гравитации компенсируя крепостью объятий. Мистеру Тернеру предстоял весьма приятный час. Может быть, даже лучший в его жизни. Во всяком случае, Андреа могла бы побороться за первое место.  - Ты очень милый. - шепнула она, припадая к губам. Наверное, самый милый из всех мужчин, кого она встречала. Самый лучший час. Без всяких сомнений. Оливковую ветвь победительнице Альфи обозначил легкими ласковыми поцелуями. Смелее, чем час назад, обнял ее еще разгоряченное подрагивающее тело, зарылся лицом в ложбинку меж грудей, тихонько, счастливо вздохнул. На языке вертелось множество вопросов. Начиная с вернувшегося “почему она выбрала его” и заканчивая банальным, но весьма неуверенным “можно ли назвать ее по имени”. Были там и восхищенные комплименты, которых никогда не доводилось говорить ему прежде, и неразгаданная тайна ее утреннего волнения, и робкое предложение остаться с ним до утра. Но ни одно слово так и не сорвалось с губ. Любое из них, отвратительно неуклюжее в самой своей сути, разрушило бы очарование этого момента, безвозвратно запятнало бы этот поделенный на двоих час. Поэтому и обожание, и благоговение, и благодарность Андреа получила все теми же нежными, успокаивающими поцелуями. И когда сон, наконец, смежил его веки, Альфи все еще ощущал биение ее сердца рядом со своим. Сердце замедляло бег. Приятная истома разливалась по телу. Андреа мягко улыбнулась, взъерошив волосы на макушке любовника. Никаких вопросов, никаких ответов. Она перевернулась на бок, позволяя обнимать себя, чувствуя спиной чужое обнаженное тело. Дыхание Тернера скоро стало глубже и реже. А ее открытые глаза все ещё смотрели в темноту. Hide julia37&Ribka

Невероятное необъяснимое происшествие в каюте микробиолога О_О Андреа склонилась немного, ладонь ее заскользила вперёд, пальцы нашли руку Тернера, легко и в то же время со значением сжали мужскую кисть. Это все действительно напоминало сон наяву. Приятный. Или, возможно, кошмар. Зависело от точки зрения. - Мисс Райзборо..., - предпринял попытку разбудить Альфи себя, ее, но севший голос предательски подвел. Рука под тонкими пальчиками дрогнула и напряглась, как пойманный в ловушку зверек. Ах, если бы происходящее и впрямь было только сном, причудливой фантазией, навеянной вероломным подсознанием, обольстительным видением, заставившем бы его непременно заикаться и без видимой причины краснеть при встрече реальной! Но тяжесть женской ладошки, жар беспокойного дыхания, так явно касающийся мужского лица, как никогда не бывает во сне, разбивали надежду на столь легкое объяснение. Подобные истории можно было увидеть в фильмах возрастной категории, где недотепу-подчиненного соблазняла начальница, во всех смыслах шикарная женщина, отчего то снизошедшая с пьедестала до самого везучего сучьего сына на свете. Однако Альфи давно узрел для себя разницу между фильмами про таких неудачников и самими неудачниками.Неотвратимая горечь правды была пережевана и проглочена тогда же и он перестал искать или пытаться строить какие-то отношения. И если кто-то был более приветлив, охотнее общался и искренне улыбался, то Альфи не питал пустых иллюзий и радовался дружелюбию этого человека. А в двадцать пятом веке существовало множество возможностей для удовлетворения естественных потребностей и желаний, чтобы перестать страдать по этому поводу. Факт оставался непреложным - никто и никогда не приходил к нему ночью, не брал за руку, не ждал так недвусмысленно его ответа. Какие же невероятные небесные знаки, сотканные из ярчайших звезд, горели нынче над Энцеладом, что из всего множества возможностей произошло то, что не было возможно? - Мисс Райзборо..., - задушенные, неровные слова упали с непослушных губ, да так и остались недосказанными. Чего хотел он? Какого добиться ответа? Звал ее или пытался заставить очнуться, одуматься, сбежать, поняв, что ошиблась каютой? Ведь разве могла Андреа Райзборо прийти к нему, влекомая страстью, прийти к такому, как он, тому самому недотепе? Альфи вспомнил поцелуй. Тот, который и поцелуем то нельзя было назвать. Лишь невесомое прикосновение мягких губ, такое мимолетное, что скорее почудилось, нежели было в действительности. И робкие объятия, и хрупкие плечи под дрожащими ладонями и рыжие локоны, щекочущие склоненное лицо. Но это ничего не значило. Лишь излишнее проявление благодарности, лишь дружеское участие, чтобы поддержать в тяжелую минуту. Не могло быть ничем иным. Не с таким, как он. Никаких фантазий, никаких неуместных мыслей Тернер не позволил себе ни разу за весь день. Все это осталось в далеком прошлом, когда он был еще глупым юнцом, подверженным не столько доводам разума, сколько реакциям тела. И сейчас разум бился, искал, перебирал мотивы, приведшие эту женщину в его каюту среди ночи, сходил с ума от ее одуряющей близости, сбоил и принимался за новые поиски. И никак не мог смириться с тем, что она была все еще тут, обволакивающая своим присутствием, сбившимся дыханием, теплом, идущим от ее тела, от чего голова шла кругом и подходящие слова, те самые, что вразумили бы гостью, что объяснили бы всю нелепость ее выбора, никак не хотели являться на свет из этого жаркого водоворота. *Проницательность - успех!

Это и впрямь была гостья, и в ее темной фигуре, в том, как она слегка переменила позу, оперевшись ладонью о постель, определенно было нечто хищное.  Призрак из кошмара с душевой кабиной явился по грешную душу микробиолога. Глаза постепенно привыкали к темноте и вот уже можно было узнать если не лицо, то человека в целом, по причёске, по манере держаться. Это была, теперь стало ясно, ужасающая рыжих и не только девиц (и не только девиц), Андреа Райзборо. Судя по повороту головы, она смотрела, все ещё, на Тернера, так и не проронив ни слова. - М-мисс Райзборо? - все же уточнил Альфи и голос его звучал напряженно. Это совершенно точно была она, теперь он смог распознать неожиданную гостью. - Что вы.... тут делаете Тернер вовремя осекся. Замечание, в общем то, было справедливым, но столь же и неучтивым. - Вы что-то хотели? - исправился он. Быть может, что-то опять произошло? Или ей потребовался срочный отчет о проделанной в оранжерее работе? Альфи зажмурился, будто пытаясь таким образом избавиться от ночного наваждения, но на самом деле сверялся с часами. Проспал он, как оказалось, всего ничего. Взгляд вернулся к женщине, чье появление и так с трудом укладывалось в логичные рамки объяснений, а ее молчание, неподвижность фигуры внушали еще большую неуверенность и в без того потрясенного микробиолога. Он даже не сообразил встать, чтобы зажечь свет, продолжая озадаченно пялиться на темный женский силуэт, будто сотканный из теней и полутонов. может быть она лунатит?

За полночь. Каюта микробиолога Жестокий мир выпустил страдальца из своих когтей, но длилось это совсем немного. Как раз тогда, когда мистер Тернер, забывшись долгожданным сном, потерял чувство времени, дверь его каюты сдвинулась в сторону. А потом обратно, скальпелем отсекая совершенно лишний сейчас световой поток из коридора.  Свет внутри не загорелся. Сумрак соответствовал атмосфере куда лучше, так что не было никакого смысла его включать. Гравитация портила многое здесь. В том числе, довольно сложно было ощутить, как кто-то, столь невесомый, присел на край постели. Темная фигура сложила руки на коленях и застыла, созерцая. И все же, какое-то чувство перемены подтолкнуло спящего*. Сперва неподвижная фигура его беспокойно зашевелилась, потом перевернулась на бок, вздохнула и снова затихла. Но сон стремительно убегал, спугнутый чьим-то невидимым присутствием. Вдоль позвоночника проложили путь холодные лапки древнего страха, когда люди еще не звались людьми и прятались в пещерах, спасаясь от темноты и таящихся в ней хищников. Дыхание стало напряженным, выдавая окончательное пробуждение. А еще через пару секунд мягко засветились искусственные зрачки, обшаривая крохотную каюту и нежданного гостя. Точнее гостью, судя по тепловому абрису фигуры. В тишине послышался удивленный выдох и шелест постели, когда Альфи приподнимался на локтях. Вырванный из сновидений, сбитый этим пробуждением с толку, он как-то запоздало реагировал на реальность, хрипловатым со сна голосом спрашивая: - Кто здесь? *Восприятие - успех.

0.00~0.30 Жилой модуль В жилом модуле было тихо. Спали ли уже другие обитатели станции в этот час или тихо еще бодрствовали где-то? Альфи же с наслаждением вытянулся на кровати и смежил веки, выдохнул, расслабляясь. Через пол минуты перевернулся на бок. Еще через минуту - на другой. Смял подушку, удобнее устраиваясь на ней. Перевернулся на живот, зарывшись в нее лицом. Спрятал под подушку голову. Снова перевернулся навзничь, вытягиваясь во весь рост. Сердитое сопение наполнило тишину каюты-капсулы. Через пятнадцать минут бесполезного ворочания стало понятно, что такой долгожданный сон решил запоздать именно в тот миг, когда ничто уже не мешало засыпанию. И сразу постель стала неудобной, воздух душным, а собственное тело - чужим и одервенелым, которому никак не получалось подобрать удобную позу. Мужчина сел на кровати, свесив ноги на пол. Спрятал лицо в ладонях. Все события этого длинного дня навалились разом, заполнили голову сонмом воспоминаний, прочно угнездились в уставшем сознании. Одни вновь пугали, вторые были приятными, третьи заставляли раз за разом переваривать ушедшие минуты, пытаясь понять сокрытую в них истину. Мысли волновали, нервировали, заставляли беспокойно ерзать на смятой постели и с каждой прожитой секундой становилось ясно, что избавиться от них не получится. Тишину каюты нарушил обиженный шепот тихого ругательства. Нынешний жилец никак не хотел ни мириться с создавшимся положением, ни заниматься уборкой в собственной голове. Ночь - время для отдыха, а не для тщательного анализа каждой минуточки этого дня, сказанных и услышанных слов, робких поступков и сожалений. Ночью владеет сон, но перегруженному сознанию не дозволено вступить в это царство, насевшая сверху бессоница душит своими сухими лапами, колет нервные окончания острыми зубами, передразнивает дневные переживания ломким надтреснутым голоском, пуще раздувая топку сомнений. По согбенной фигуре пробежала зябкая дрожь. Взгляд обшаривал кромешную темноту, словно пытаясь отыскать в ней крошечную дырочку для побега вовне. Теперь уже вздох потревожил тишину, пальцы разминали склоненную шею, в попытке расслабить напряженные мышцы. Еще через минуту вся фигура пришла в движение, поднимаясь, утверждаясь на ногах. Реагируя, над головой медленно разгорелось освещение. Альфи поморгал, помогая глазам быстрее адаптироваться после темноты. Наугад раскрыл несколько ящиков, прежде чем в одном из них обнаружил герметично запечатанные пакеты со сменой нательного белья универсального размера. И, не обуваясь, вышел в узкий коридор. В трубах зашумела вода и крохотную душевую наполнили тепло и пар. Освобожденные струи упали на плечи, голову, запрокинутое лицо. Из груди вырвался вздох наслаждения. Теплые капли обтекали подрагивающие веки и приподнятые в улыбке уголки рта. Шум воды вытеснил все прочие звуки, разве что ровный его гул перемежался всплесками, когда мужчина поворачивался под тугими струями, подставляя поочередно плечи, лопатки, шею. Вместе с водой утекали и все мысли, все скопившееся напряжение. Было какое-то особое волшебство в этом шуме водных струй, в их звонком журчании. Это был старый и верный способ расслабиться, успокоиться, отвлечься от бытия, подобно древним буддийским монахам достигнув собственной нирваны. За последние двое суток он изрядно пренебрегал водными процедурами, последний раз принимая душ еще на “Скользящем”, в их последний вечер на корабле. Душевая кабина тогда сломалась, а мисс Райзборо вызволила его из плена... Альфи отчаянно затряс головой, создавая вокруг лица водопад из брызг. Вспоминать мисс Райзборо в одной мысле с душем нельзя было ни при каких обстоятельствах. Иначе он рисковал заработать не только новый комплекс, но и целую фобию, например страх, что над тобой будут смеяться, пока ты принимаешь душ. Это было бы весьма прискорбно. Рука потянулась к кранам и увеличила напор воды. Альфи оперся о пластиковую перегородку ладонями, прижался к ней разгоряченным лбом и крепко зажмурился. Горячие струи впивались в подставленную им добычу ввиде спины и плеч, обволакивали мокрыми объятиями, но, не удержавшись, соскальзывали вниз и падали на пол, чтобы влиться в образовавшийся водоворот и утечь, освобождая место возможно более удачливым своим собратьям. Минуты спустя Альфи смотрел в зеркало и не узнавал себя в раскрасневшемся от жара, растрепанном человеке. Потрогал пальцами пробившую щеки и подбородок рыжеватую щетину, провел по мокрым волосам, убирая их с лица. Повернул голову вправо, влево, выискивая за уставшей маской того человека, которого за спиной называли не иначе, как внуком Мойры Тернер. Вздохнул и мысленно махнул на последнего рукой. Вряд ли полуночные бодрствования способствовали поискам самого себя, слишком уж отрешенным он стал после омовения не столько тела, сколько символического - того, что многие продолжали звать душой. А может, закинутый щедрою рукой Лиха в эту передрягу, не имея возможности испросить совета Мойры, попросить ее помощи и вынужденный принимать решения самостоятельно, потеряв в одночасье опеку любого старшего ученого, будь то руководитель проекта или лаборатории, он и впрямь подрастерял часть своей искусственно взрощенной незрелости? Или просто вялые мысли в голове порождали странные вопросы, ответы на которые искать и не требовалось? Именно к последнему выводу и пришел Альфи, уже вернувшись в каюту и вновь вытягиваясь на кровати. Последняя теперь казалась в разы удобнее, в меру жесткой, в меру мягкой, подушка послушно приняла усталую головушку и погасший свет оставил человека в блаженной темноте. Последней мыслью, прежде чем скрыться от этой темноты за опущенными шорами век, были укоризненные слова Мойры: “Ты все время витаешь в облаках! Тебе уже *вставить нужное количество* лет, уже давно пора повзрослеть!” в самом деле Смиренно согласившись с этими доводами, Альфи привычно погнал прочь все свои прежние глупые мысли.

Лаборатория - Как скажете, сэр. Трое, значит, трое.  - Что угодно - что-то, что может вас заинтересовать, сэр? - уточнил Гарольд. - Хорошо. Я учту ваше пожелание. Ссутулившаяся фигура покачнулась. - Да..., - рассеянно отозвался Альфи. - Заинтересовать... Пойти не так... Вообще все, что угодно... да... Весьма расплывчатые уточнения, но мужчина вряд ли бы смог сформулировать более четкие указания. Еще раз оглядевшись, проверив взглядом работу возгонных аппаратов и надежность замка террариума, Тернер кивнул ИИ: - Доброй ночи, Гарольд... Глупо было желать подобное всегда бодрствующему искусственному интеллекту. Тем более когда сам задал тому работы на всю ночь. Но... то ли галограмма вела себя слишком уж по-человечески, то ли из врожденного чувства вежливости, то ли от усталости, слова были сказаны, а сам говорящий поплелся к выходу. На двери висела аккуратная табличка: "Уходя, гасите свет в лаборатории!". Озадаченно потаращившись в нее несколько секунд, Тернер последовал совету, оставив горящей тем не менее одну лампу - ту, что светила над темницей мокрицы. Пусть последняя думает, что день продолжается и солнце стоит высоко. Меньше всего хотелось быть разбуженным именно из-за ее неуемной страсти к побегам. В последний раз обернувшись на рыжего аватара, микробиолог, наконец-то, вышел за дверь.

Лаборатория - Разумеется, сээр. - покладисто согласился Гарольд. - Если вы дадите мне список. - Допуск разреши мне... доктору Мерфи... и мисс Райзборо, - медленно перечислил он, словно мысленно взвешивая каждую кандидатуру и их возможные интересы в лаборатории. Прищурился, обдумывая окончателен ли этот список и согласно кивнул сам себе. - Да, только трем лицам. Альфи с усталым вздохом поднял взгляд на галограмму. - И еще одна просьба... Электроника должна сама отключиться, когда закончит процессы, - Тернер потер лицо ладонью, - но если вдруг что случится... или мокрица опять попытается сбежать... или еще что.. что угодно, разбуди меня, пожалуйста.

Лаборатория, около полуночи Рыжий негодяй отозвался мгновенно. - Слушаю вас, сээр. "Сээр" потер лицо усталым жестом. - Гарольд, ты же можешь настроить замок в лабораторию на доступ определенному кругу лиц? Эли-э-зер, кажется, пропустил его сообщение. Или ему было некогда. А сам Альфи тоже не напомнил, выбитый вечерними событиями из колеи. Однако, ИИ станции должен был суметь выполнить эту нехитрую кодировку. Тернер надеялся на это. Так ему было бы спокойнее.

Лаборатория от собрания до полуночи В то время, как их программист кисло морщился, приписывая людям кофейную эйфорию исключительно из-за каких-то там надуманных ими же пристрастий к аромату, вкусу и консистенции горького черного или сливочно-нежного напитка, Альфи причислял последний к бодрящему энергетику. Крепкий кофе, налитый в высокую кружку дома или в изящную чашечку настоящего фарфора в гостях у Мойры, или просто в пластиковый стакан в любой кофейне или из кофе-машины, способен был дать микробиологу своеобразного пробуждающего пинка утром, продержать в бодром состоянии в течении дня и даже вечером продлить работоспособность, когда того требовали обстоятельства. Отчего-то производители пюреобразного питания в блестящих тюбиках напрочь не думали о потребности человеческого организма в дополнительной стимуляции. И от того тишину лаборатории все чаще - чем ближе приближалась толстая маленькая стрелочка на несуществующих механических часах к полуночи - нарушали зевки, беззастенчивые, звучные, с тихими мурлыкающими нотками, когда широко распахнутый рот вновь смыкался до следующего раза. Тернер мог зевать в свое удовольствие - единственным свидетелем столь неприличного поведения была только мокрица, благополучно перемещенная им в прозрачный террариум. Но мокрице было все-равно, она весьма комфортно расположилась в своем новом доме, зарылась в имеющийся там грунт и, вероятно, давно уже предалась объятиям Морфея, в отличии от неугомонного человечешки. Альфи подозревал, что сбежала она как раз из этого самого террариума, но своими догадками с мутантом-переростком не делился. Честно говоря, куда больше его интересовал вопрос, а что, собственно, теперь делать с пойманной беглянкой? Ни один из приходящих в ответ вариантов, микробиолога не устраивал, а после он и вовсе прекратил себя терзать подобным вопросом, решив, что утро вечера и впрямь должно быть мудренее. Если уж быть совсем честным, то мужчина с удовольствием бы последовал примеру Бруклин и тоже лег спать, оставив все дела до того самого, мудрого, утра. Но с такой горячностью уверяя мисс Райзборо и всех собравшихся, что собирается немедленно приступить к решению проблемы с растениями, не мог теперь взять обратно свои слова. И еще была просьба мистера Ши, которую мог бы оставить - ввиду сильной занятости - без внимания до утра кто угодно, только не Альфи. Хотя мысль о том, чтобы воспользоваться содержимым пузырька самому все же пришла в уставшую головушку - на правах сумасшедшей шутки, но никак не всерьез. И вот, почти два часа спустя, Тернер любовно и не без некой гордости осмотрел "свои" владения. Мокрица больше не делала попыток к побегу. На лабораторных столах гордо выстроились возгоночные аппараты, назначенными ответственными работниками грядущей ночи. В первом готовился препарат для уничтожения огородных вредителей. Те обнаружились сразу, стоило лишь неглубоко копнуть почву и получше приглядеться - крохотные белые червячки, поедающие корневые системы с завидным аппетитом, после тщательного изучения определенные как нематоды. В веке, скажем, двадцатом, они доставляли немало хлопот любителям огородно-приусадебных хозяйств, потому что заводились легко, быстро и незаметно, а избавиться от них было достаточно трудно. К счастью, те темные для фермеров времена давно канули в Лету и осталось только получше пошевелить усталыми мозгами, дабы вспомнить современные средства борьбы с ними - к счастью, неокортекс работал без устали. Во втором аналогичный процесс проходила масса, долженствующая стать стимулятором для мистера Ши. Тут пришлось подумать подольше, чтобы вывести нужные реакции, по которым, разложенные ген-принтером элементы препарата, дадут нужный результат и просчитать правильно время каждой из них. Последним и самым долгим по времени оказался анализ спрея, которым Эли-э-зер опрыскивал разъедаемые гусеничной кислотой поверхности. Альфи не собирался заниматься им сегодня, но покуда ждал предыдущие результаты ген-принтера, решил, что отчего бы хотя бы не начать - иначе он точно рисковал уснуть. А начав, уже не стал останавливаться. Теперь состав чудо-средства был также разобран по элементам таблицы химических элементов и в случае такой необходимости воспроизведен в нужном количестве. В своем блокнотике - не мысленном, а самом настоящем, хранящемся на мНКИ - он проставил галочки вокруг намеченных ранее пунктов. Кажется, даже Мойра могла бы гордиться им. Мысль эта вызвала тоскливый вздох по этой женщине и дому. еще день... еще один денек... И спасательная команда, наконец, долетит до Энцелада и эвакуирует их домой. О том, что может ожидать их дальше, после вскрытия всех гнойных секретов Аякса, Альфи старался не задумываться. - Гарольд! - негромко позвал он ИИ станции. Оставался последний, нерешенный вопрос. И можно идти спать!

"Влажность в оранжерее высокая, значит проблема не в системе полива... Вероятно дело в корнях, раз вода не поступает к листьям... Да, верно, Гарольд предполагал, что проблема может быть в составе почвы... Стоит проверить ее состав...." Ход мыслей то и дело перебивался иными, совсем не рабочего характера, а потом и вовсе резко оборвался, когда уверенным шагом направляющийся к занавесе, разделяющей две части лабораторного модуля, Альфи испуганно прянул в сторону, со свистом втягивая в себя воздух. Врезался бедром в лабораторный стол, покачнулся, вцепился в его край с такой силой, что даже побелели костяшки пальцев. От лица отлила вся кровь, а взгляд уперся в контейнер, где размораживалась мокрица. Вот только не было там теперь никакой мокрицы! Тернер с трудом сглотнул, отказываясь верить собственным глазам. Этого просто не могло быть! Но в пластиковой емкости теперь лишь плавали ледяные осколки в талой воде, подобно мини-айсбергам, подстерегающих свой Титаник. На роль последнего, кажется, отлично подходил незадачливый ученый. Новый вздох скорее походил на всхлип. Дрожащая рука поднялась к лицу, с силой пытаясь стереть охватившее мужчину оцепенение. Взгляд заметался по лаборатории, выискивая ожившего монстра. Но разум до сих пор отказывался поверить в такое. А ведь это предположение - подходящее больше для фантастического фильма, нежели реальной жизни - высказывалось еще вчера. Но кто бы мог подумать, что треклятое членистоногое-переросток может пережить температуру Энцелада?! Теперь уже сомнения в том, что она сама могла доползти до того места, где ее собственно и нашел Тернер, не были такими уж беспочвенными. И что теперь делать? Вернее, что делать понятно - найти и обезвредить. Но вспоминая о таком же переростке-осьминоге, категорически не хотелось делать этого самому. Секунды бежали веселым хороводом, взявшись за руки и растекаясь в минуты, а Альфи так и не решался сообщить о новом ЧП в лаборатории. Он по-прежнему боялся и презирал себя за этот страх, направленного в свой адрес неудовольствия коллег за его беспечно оставленное, пусть и предположительно мертвое, животное. Все, что угодно, только не очередное подобное унижение! - Думай, думай, думай, - тихие слова сливались в глухой рокот. Дверь в лабораторию он тщательно закрыл, когда уходил на собрание, значит мокрица все еще внутри. Обычные мокрицы прячутся в темных и влажных местах, избегая света и выходя из укрытий лишь с наступлением темноты. Очень влажно и не так светло - за счет естественного покрова из листьев - было только в оранжерее. Тернер огляделся в поисках хоть какого-нибудь оружия. Это земные собратья сбежавшей особи питаются растениями, в основном разлагающимися. В случае же с мокрицей энцеладской ни в чем уже нельзя было быть уверенным. Роль оружия исполнил скальпель - ну, а что, у доктора Мерфи получилось подобным убить давешнего кракена. Правда Альфи был совсем не доктором Мерфи и сомневался, что смог бы повторить подвиг последнего. Но все холодная сталь - очень тонкий и маленький кусочек стали - внушало некую псевдо-уверенность. Вместо щита он взял тот же контейнер, предварительно вылив из него всю воду. И вот таким нелепым образом оборотившись древним рыцарем, несколько раз шумно вдохнув и выдохнув в бесполезной попытке успокоить бешеное сердцебиение, микробиолог, то есть теперь уже храбрый паладин, шагнул за пластиковую занавеску в таинственный и пугающий лес из столь же древних легенд. На самом деле оранжерея не изменилась с утра. Все те же пожухлые, вянущие растения, освещенные искусственным светом. Все те же ровные дорожки между посадками. Все тот же душный, перенасыщенный влагой и запахами листьев и земли, воздух. Под какими раскидистыми укрытиями могла прятаться мокрица? Альфи моргнул, напрягая веки и перенастраивая линзы на инфракрасный спектр. Медленно и внимательно стал обшаривать взглядом оранжерею, и весьма удивился, обнаружив беглянку едва ли не у себя под носом. Мокрица вовсе не стремилась забиться в самый дальний угол оранжереи, удовольствовавшись первым подходящим местечком и зарывшись во влажную почву по самую спинку. И даже осторожные шаги приближающегося человека нисколько ее не обеспокоили. Она не пыталась ни сбежать, ни напасть, вообще не двигалась, когда с победным воплем Тернер накрыл ее контейнером и для верности сам уселся сверху, дабы помешать новым попыткам побега. Мужская фигура, так торжественно оседлавшая пластиковый ящик, вся вдруг обмякла, согнулась, пряча лицо в ладонях, плечи задрожали, как от плача. Но сдавленные звуки оказались смехом. Альфи смеялся, теперь уже запрокинув голову назад, и над собственным страхом, и над глупой мокрицей, и радуясь легкой победе над последней. Зажимал себе рот ладонью, но все-равно никак не мог остановиться, даже когда дыхания стало не хватать. Он ловил воздух непослушным ртом воздух, пытаясь в эти мгновения вернуть самоконтроль, но вновь прыскал от смеха, корчась от спазм на своем месте, дрожа и издавая тяжелые полузадушенные стоны. Кажется, все напряжение сегодняшнего дня вдруг поспешило покинуть несчастного человека, спеша и толкаясь меж искривленных губ, вспугнутое этим болезненным весельем. Импровизированное оружие давно выпало из ослабевших пальцев и весело подмигивало с пола отражением ламп, как маленькое декоративное зеркальце в ладошке, пускающее солнечные зайчики.

Потянувшись, Брук осторожно обняла микробиолога за плечи, ткнувшись щекой ему в ухо.  - Отли-ичная новость.. - пробормотала она с надрывом, с нотками печали и нежности, с крупицами затаившихся где-то в недрах души смешинок.  Объятья длились не долго. Брук помнила, как смущался и робел мистер Тернер от обычного прикосновения к руке, но ничего не могла с собой поделать. Только лишь скоро отстраниться и пригладить плечи, глядя в глаза. - Ты замечательный друг, Альфи.  Взгляд девушки, всё еще уставший и потускневший, но в зеленых радужках будто бы мелькнула искорка былого огня. Шмыгнув носом, Брук слабо улыбнулась и, оставив, наконец, терзать фигуру микробиолога, поплелась к выходу из жилого модуля. Мистер Тернер действительно смущался и робел. И даже не посмел обнять девушку в ответ, лишь слегка коснувшись ладонями ее плеч. Но до чего же ему были приятны и эти краткие объятья, и слова Брук. Другом его называли не часто, можно даже сказать очень редко, и оттого ее признание имело особую ценность. Если бы еще удалось вернуть ей былую веселую улыбку! Но отдых должен был это исправить, Альфи надеялся на это, хоть и понимал, что в тех условиях, в которых они оказались почти невозможно сохранить безмятежность настроения. - Доброй ночи, Брук! - взволнованный, крикнул он ей вслед, провожая взглядом сколько было возможно, а потом тоже поплелся, но в лабораторию. Он не врал, говоря, что работы еще много. Нужно было выяснить в чем причина увядания оранжереи, посмотреть, не оттаяла ли мокрица на столько, чтобы можно было попробовать отколупать кусочек хитинового панциря. И, конечно же, он не забыл о просьбе мистера Ши. Но по пути завернул в свою каюту, взяв сразу два тюбика с едой, компенсировав тем самым пропущенный обед и поздний ужин.