В шорохе опавших листьев я слышу поступь зла...
1 октября 1963 г., Холлоуэй, Коннектикут
Осенью леса вокруг Холлоуэя вспыхивают буйством желтой, оранжевой, красной - кленовой - листвы. Воздух становится кристально-прозрачным, небо - высоким и пронзительно-синим. Фермеры убирают на полях рыжие тыквы, стаи перелетных птиц тянутся на юг, запах корицы и печеных яблок наполняет дома. Но в этот ранний час городок был пустым и сонным, и только черный роллс-ройс плавно двигался по его улицам, нарушая утреннюю тишину мерным урчанием мотора. На городской площади мимо проехал фургон молочника - ну, конечно, кто, как не последний, просыпался первым в этом городе - но водитель его был слишком занят своим делом, чтобы обратить внимание на эту встречу. От площади дорога сворачивала налево и круто поднималась вверх, пестрая от опадающей листвы в предрассветных сумерках.
Автомобиль проехал мимо кинотеатра с погашенной вывеской, дремлющие за опущенными жалюзи магазинчики, кафе-мороженое. Остались позади пустой двор пожарной части, старшая школа, трехэтажное здание госпиталя с освещенными окнами-глазницами. На верандах аккуратных домиков белели бутылки с молоком и, несомненно, свежайшими ледяными сливками. Наконец, дорога повернула, устремляясь к городской окраине, где с самого основания Холлоуэя стояла протестантская церковь. Во дворе ее уже находились озадаченные и хмурые шериф со своими помощниками.
Черный автомобиль плавно затормозил рядом со служебной машиной. Водитель в темно-серой униформе и низко надвинутой фуражке вышел, открыл заднюю дверь. Пассажиром оказался высокий статный мужчина с волевым лицом, густыми белоснежными волосами и такими же усами и аккуратной бородкой. К лацкану его черного пальто был приколот нежный бутон поздней розы.
Он поводил плечами, слегка помахивая руками, радуясь возможности размяться после дороги и будто вовсе не замечая окружающей обстановки.
Водитель, обойдя машину, подал руку для второго пассажира, точнее пассажирки - похожей на изящную фарфоровую статуэтку блондинке с выразительными голубыми глазами. Красное пальто и яркая помада девушки контрастировали со строгой черно-белой гаммой ее спутника, когда они остановились подле друг друга у церковной калитки.
- О, - скорее удивленно, нежели испуганно выдохнула девушка, подняв взгляд вверх. Звук этот стал первым в неестественной тишине, воцарившейся с прибытием роллс-ройса. Ни ветра, ни шелеста листвы, ни переклички просыпающихся птиц.
Ее спутник озадаченно хмыкнул, глядя на тело пастыря, висящее на толстой веревке, обвивающей его шею вместо колоратки. Другой ее конец протянулся к зияющему пустотой стрельчатому окну над входом. Лицо священника представляло собой кровавое месиво, осколки стекла блестели на месте глаз, торчали из кистей рук и босых стоп, густо усеивали пижаму. Внизу натекла бурая лужица крови.
- Ева, осторожнее, - предупредил седовласый мужчина, поступаясь джентльменскими повадками и первым ступая на церковный двор, внимательно выбирая место, куда поставить ногу.
На новоприбывших не обратили внимания. Шериф и его помощник застыли, будто музейные восковые фигуры, в одинаковых позах - ноги широко расставлены, руки уперты в бока, оба усатые и одинаково суровые. Другой помощник, совсем молоденький, с едва заметным пушком над верхней губой и круглыми глазами, выдающими, что это первое дело в его карьере, держал в руках ручку и блокнот. Неровным и каким-то детским почерком в последнем было записано лишь несколько скупых строк.
- Самоубийство, - с некоторым разочарованием озвучил седовласый, заглянув в блокнот.
За его спиной осторожно процокали каблучки.
- Весьма наблюдательно, - голос у Евы оказался мягким и певучим, но в нем явно звучала озабоченность: - Но почему мы узнаем об этом таким образом?
В ответ над головами зашумели птичьи крылья и большой черный ворон - посредник между мирами и посланник богов - бесцеремонно приземлился на плечо покойника. Склонил голову, разглядывая прибывших маслянисто-блестящим глазом. Встопорщил перья и хрипло каркнул, словно пытаясь о чем-то поведать.
- А, Куро, - седовласый улыбнулся птице, как старому приятелю. - Ты был прав, случай и впрямь из ряда вон!
Блондинка шагнула вперед, обежала внимательным взглядом замерший двор, всмотрелась в повешенного. Беззвучно позвала, чутко ожидая отклика.
- Адам, этот сосуд пуст, - голос не дрогнул, озвучивая очевидное, но вся женская фигурка выражала тревогу.
- Вот и ответ на первую загадку!
- Так не должно быть! - девушка порывисто обернулась к своему спутнику. - Это не по правилам!
- Ну-ну, - мужчина небрежно взмахнул рукой. - Правила существуют, чтобы их нарушать, моя дорогая!
Его собеседница попыталась возразить, но Адам не позволил ей произнести ни слова.
- Кто бы это не сделал, он уже пренебрег всеми правилами. Нужно просто найти похитителя, - продолжил он с улыбкой, которая, однако, больше веяла бравадой.
Куро нетерпеливо каркнул и тяжело взлетел.
- Последуем примеру нашего друга, - в мужской голос вернулась прежняя беспечность. Адам еще раз окинул внимательным взглядом церковный двор, убеждаясь, что не упустил ничего важного, и решительным шагом направился к автомобилю, не обращая внимания на хруст стекла под ногами: - Не будем мешать шерифу заниматься его делом.
- Ты уже сталкивался с подобным? Знаешь, кто мог это сделать? - голос блондинки за его спиной звучал строго.
Мужчина обернулся к спутнице, развел руками и сокрушенно покачал головой.
- Понятия не имею. Но сдается мне, дорогая Ева, что наши безмятежные дни подошли к концу!
Последняя фраза, прежде чем говоривший исчез в недрах машины, была произнесена отнюдь не с огорчением. Скорее в его голосе звучало воодушевление.
Блондинка в последний раз взглянула на труп, но говорить что-то на прощание не стала, все-равно не услышит. Водитель роллс-ройса терпеливо дожидался ее у открытой дверцы автомобиля.
Едва поворот дороги скрыл уехавших, по церковному двору пробежал легкий ветерок. Шериф сделал глубокий вдох и снова замер с удивленным выражением на лице.
- Что такое, шеф? - тут же спросил его помощник.
- Вроде бы духами пахнет..., - теперь уже оба мужчины принюхивались, но осенний воздух пах только опавшей листвой. - Нет, показалось.
Деревья зашумели листвой, зашептали о том, что видели недавно. Но шериф и его помощники не знали их языка и потому не могли понять рассказа. Они даже не заметили, что из их жизни исчезла добрая четверть часа.
