Ранее, после свадьбы авварцев.
Разбитые губы вспыхивают болью, когда морщинистая рука старухи осторожно прикладывает к ним смоченную в ледяной воде тряпицу. Здоровой рукой, Фэй перехватывает этот холодный компресс, а старуха в это время бинтует порезанные пальцы другой руки. Гиса беспокойно скулит и топчется рядом, а за перегородкой из звериных шкур слышна тяжелая поступь старика. Он стар, уже семь раз по десять минуло лет, как он пришел в этот мир. И один раз по десять минуло с тех пор, как он брал в руки свой охотничий лук. Тот теперь висел над входом в их дом, охраняя покой своего охотника и его последней жены. Но рука не дрогнула, вновь натягивая тугую тетиву. Из большого деревянного сундука был извлечен колчан со стрелами. Заскорузлые пальцы ловко вытащили одну, наложили на тетиву, натянули лук. Руки не дрожали, а выцветшие глаза смотрели на закрытую дверь, словно ожидая незванных гостей. Потом, со вздохом, старик опустил лук, положив его на стол и сел рядом, прислушиваясь к бормотанию своей старухи. Давно уже минули те годы, что равнялись числу развязанных им узлов. Но эти двое все также продолжали жить вместе. Их дети — три сильных сына и две красавицы дочери давно покинули этот мир. И они продолжали доживать свой век в этом стоящем на отшибе деревни доме, смиренно ожидая, когда Боги решат, что жизнь их окончена.
Горький отвар трав обжигает рот и приходится сделать над собой усилие, чтобы проглотить его. Откинувшись на меховую кровать, Фэй бездумно скользит взглядом по закопченной балке над головой, по лицу накрывающей ее одеялом старухи. Веки тяжелеют и через несколько минут ферелденка проваливается в тяжелый сон.
Старуха вздрагивает, очнувшись от собственного безрадостного сна, причмокивает беззубым ртом и наклоняется к черноволосой чужеземке, чтобы сменить мокрую повязку на лбу. Собака последней вскакивает, бросается к хозяйке и немедленно получает тряпкой по морде — не мешай. Обиженно скуля, Гиса возвращается на место, садится у низкой лежанки, накрытой шкурами, кладет голову на ноги Фэй. Шаркая, старуха выходит за перегородку, останавливается на миг рядом с мужем, чтобы ласково погладить его седые редкие волосы - когда то они были черные как смоль. Язык горцев — гортанный и отрывистый — долгое время звучит в комнате.
Но ферелденка не слышит, беспокойно ворочается на своей лежанке под действием дурманящих трав. В мутных проблесках сновидений ей снова чудится собственное распятое тело, крепко удерживаемое сильными руками... в калейдоскопе лиц мешются явь и небыль... боль, страх, унижение, отвращение.... Хрипя и задыхаясь, Фэй приподнимается, но старуха кладет ладонь ей на лоб, мягко толкая назад. Женщина падает на мягкие шкуры, глаза закатываются и липкий сон вновь утягивает ее в свою бездну.
***
- Твои спутники убили дочь жреца. И того охотника, что напал на тебя, - рассказывал старик.
- Его разорвала Гиса....
- Не важно. Все думают на волчицу, что шла с вами в облике остроухой.
- Что с ними? Они живы?
- Вождь велел казнить их завтра на рассвете. А остальных выгнать.
- Я должна что-то сделать. Помочь им.
- Лежи. Ты ничего не сможешь изменить.
- Я знаю ваши обычаи. Я могу попытаться выиграть их жизни в схватке...
- Ты женщина. Вождь не станет тебя слушать.
- Ваш воин вызвал вождя на поединок и победил. Твоих спутников уже прогнали.
- Я должна идти за ними.
***
Ферелденка с мабари ушли из деревни лишь под вечер, провожаемые ненавистными взглядами и выкриками в спину. Единственный брошенный камень был ловко отбит стариком — не даром когда то он был лучшим охотником. Больше никто не осмелился на бросок. На границе леса они расстались - старик и старуха стояли рядом, глядя вслед своей гостье, пока та не исчезла из виду за стволами деревьев.
