Диониза

Молча кивает, вставая следом. Провожает фигуру в черном взглядом, но, прежде чем пойти следом, делает шаг к рыжему разбойнику, на долю мгновения касается его плеча ладонью: - Герман, - тихо зовёт, внимательно глядя в осколки бледной бирюзы, - Обещай, что о случившемся здесь никто не узнает. Потому что не желает никому сообщать о проснувшемся даре. Как не желает внимания Ордена и собственного семейства. Явана ведет их обратно, через пещеру, к лестнице. Вот только внизу нет замерзшего демона, хоть место явно то же самое. Игры Тени? Или огненный демон сбежал, сбросив оковы льда? Морщится чуть заметно, на миг прикрывая глаза. Если верно второе, они еще непременно встретятся.

Тихий, прерывистый выдох сквозь сомкнутые губы. Как давно никто не называл его полным именем, напоминая о том, что было оставлено больше десятка лет назад... Возвращая к сути происходящего. Магия. Наличие дара, столь упорно отвергаемое сознанием, но неумолимо озвученное устами ведьмы. Невидяще смотрят вдаль застывшие осколки льда. Он не пустышка. Искорка вспыхивает где-то глубоко внутри, упруго тычется в грудь. Но прежние желания давно перегорели в душе, возвращаться, как и вновь доказывать что-то отцу, он не собирается. Из Алоиса куда лучший наследник и будущий глава семьи. Падают в тишину насмешливые слова, впитываются в память, тонкими нитями вплетаются в хаотичный водоворот мыслей. Душа хрупка. Когда она падает в объятья тьмы, её трудно вернуть назад к свету. Ведьма права, тревожить покой ушедших неправильно и несправедливо. Но сердце эгоистично не хочет отпускать, ни тепла рубинового взгляда, ни мягкого "Мика" из её губ... и отказывается принимать то, что подобное более не повторится... Разум же возражает, намекая на желания самой души. Разве сам он не хотел бы покоя?.. Хриплый голос Германа обрывает мысли, отзываясь теплом внутри. Коротко взглянув на него, Миккель поворачивает голову к Яване, касается взглядом золота глаз. Он почти готов сказать ей, что уходит. Почти. Улва вернётся к жизни, а остальное... вместо золотых глаз в памяти темно-карие, почти черные глаза испуганной малышки. Там, на чердаке горящего дома. Она просит помощи - но не нуждается в ней. И - нет, он вовсе не хочет найти её и спросить, отчего для своих игр та использует людей, а не порождений Тени. Глупое желание, ведь об ответе не сложно догадаться. С живыми игрушками веселее. А ещё есть проснувшийся в нём дар, что уже не усыпишь снова. Несостоявшегося некроманта не пугает возможная смерть, но без контроля над собственной силой он станет опасен для окружающих. И как раз этого не может допустить. Никак. - Я согласен. - негромко, словно далекое эхо слов рыжего разбойника. Вместе пришли, вместе и вернутся.

Вот же... ведьма. Неприязненно дернулся уголок сжатых в линию губ. Явана откровенно провоцировала его, снова называя этим именем. Вот только как-то реагировать на это Миккель не собирался. Давно уже не мальчишка, потерпит. И это, и похвалу - словно домашнего питомца по загривку потрепали. Услышанное же было... занятным. Но мысли сейчас занимало другое. - Девочка желала, подобно матери, сохранить юность и бессмертие. - с легкой усмешкой резюмировал лекарь, - Что, в общем-то, неудивительно. Однако, всё это интересно, но чего же вы хотите от нас, миледи? - очередной бесстрастный взгляд коснулся расплавленного золота. Иначе на подобные разговоры можно потратить вечность.

Сжались в тонкую полоску губы, опустившись, ушел к темной водной глади взгляд, пряча полыхнувшую на миг в осколках льда холодную ярость. Слова ведьмы причиняли боль, но нельзя, нельзя давать воли эмоциям. Не здесь, не с дочерью Флемет. Улва видела в Германе только брата, а в нём - близкого, но только друга, и они принимали это. Оба. А всё остальное... хранилось очень глубоко, в тайниках души. И не такой, как Явана, вытаскивать это наружу. - При всём уважении, миледи, - тон голоса излишне холоден, но иначе не получается, слишком много внутри льда, сдерживающего ураган эмоций, - Наше отношение к Улве не касается вас ни коим образом. - и нет, его нисколько не трогает её насмешливый взгляд и улыбка на темных губах. - И Герман прав, просить мы будем за неё, и только за неё, потому что она дорога нам обоим. За остальных же пусть просят те, кому они были дороги, если таковые имеются, конечно. Глубоко вздохнуть, успокаиваясь. Пусть немного, самую малость. - Что же до некоей щедрой души... полагаете, я бы стал спрашивать, если бы знал и так? - зимнее небо бесстрастно смотрит в золото чужих глаз, - Разве что, могу предположить. Девочка с темными глазами, чей колокольчик манит путников. Думаю, она может менять облик. - потому что иначе картинка не складывалась: к дому его привела женщина, внутри была девочка. А женщина исчезла. То, что он смутно помнил их вместе, могло быть лишь мороком. - Полагаю, исполнив чьё-то желание, она получала доступ к его душе и... не знаю, кормилась жизненной силой? - короткий взгляд на Германа, лишь условно живого, при отсутствии дыхания и сердцебиения, - Или кормила демона? - осколки льда возвращаются к ведьме южных болот, - Я прав? О сделке он пока молчит - дочь Флемет так и не озвучила ни желаемого, ни условий.

Слова полосуют сердце болью не хуже ножа. Зачем исправлять ошибку?! Их что, должно успокоить то, что Улва погибла от рук человека, а не исчадья Тени?.. Сжимаются ладони в кулак, но тут же с тихим, чуть рваным выдохом распрямляются вновь. Яростью здесь ничего не решить. Нужно успокоиться. Смирить бурю, спрятать боль глубоко внутри. А сознание уже цепляется за услышанные слова, привычно выделяя главное. - А с кем же тогда была заключена сделка? - холодные голубые глаза внимательно смотрят в золото глаз напротив, - Вам не нужен Герман, как не были нужны те погибшие четверо - но кто или что вам нужно, миледи? Потому что я не верю, что вы вышли к нам и отогнали исчадий Тени исключительно ради того, чтобы сообщить, что не заключали сделок с Германом и его бывшими спутниками, а смерть Улвы - лишь ошибка, которую вы можете, но не видите смысла исправлять.

Не споткнитесь. Как будто он не смотрел под ноги, когда пещера сразу за поворотом сменилась подобием парка, куда ходил с Анку. Уголок губ дрогнул чуть заметной кривой усмешкой. Наверное, видам, представшим взгляду, стоило бы удивиться. Наверное. Но сознание лишь отрешенно наблюдало за происходящим. Безмолвно пройти за затянутой в черное фигурой в беседку, послушно опуститься на указанную им взглядом лавочку, бездумно осматривая сад, подернутый мерцающий дымкой, как и всё вокруг. Девочка просто играла. Даже если это не было обликом самой Яваны, девочку не нужно было спасать от демона. Огненный монстр пришел не за ней, а за ним. Знание отдавало горечью, но о принятых тогда решениях Миккель и сейчас не пожалел ни на миг. Пусть даже это изрядно повеселило девочку. Случись подобное вновь, он поступил бы так же. Иррационально, но внутренне правильно. И, возможно, именно Явана исцелила его после. Потому что других разумных объяснений не находилось. Разговоры о судьбе остальных сознание волновали мало, отсутствующий взгляд бездумно скользил по темной водной глади... и дрогнул, застывая, при звуках отдающего болью имени. Ошибка. Всего лишь. В стылой пустоте тонко звенит, крошась, лёд, раня осколками саднящую болью душу. Вот так просто... Жизнью больше, жизнью меньше, так?.. Или... Темные осколки льда касаются взглядом озёр расплавленного золота: - А эту... ошибку... ещё можно исправить? - глухо, не громче шелеста листвы над головой. Точно зная, что его услышат. И внутренне готовясь узнать ответ.

Она знает. Впрочем, его бы скорее удивило обратное. Сдержаться стоит определенного труда, но Миккель даже не морщится неприязненно, несмотря на прозвучавшее из женских уст данное ему второе имя, всегда вызывавшее в нём лишь раздражение, и сброшенное, как старая кожа, при первой возможности. А вот воспитание не спрячешь, даже изрядно сглаженное годами. Безмолвно наблюдает за золотоокой ведьмой, и краем глаза - за Германом. Качает головой, встречая её взгляд - нет, они не передумали. Не теперь. Явана уходит вглубь пещеры, а ему не удаётся сделать даже шага. Внутри, в гулкой пустоте, дрожит, натянувшись, струна. С тихим вздохом лекарь оборачивается. Прозрачные осколки льда касаются когда-то яркой бирюзы долгим, говорящим взглядом. Он знает. И помнит. О тех, что ушли в Тень, и тех, что ждут сейчас его возвращения. Он будет осторожен. - Идём, - ладонь на миг касается чужого плеча, чуть сжимая пальцы, - Не будем заставлять даму ждать.

Демоны окружают Германа, упавшего у входа в пещеру; закусив губу, Миккель бессильно наблюдает за этим, понимая, что ничего не может сделать. То, что было призрачной надеждой на успех, не отзывается, а меч его остался в бесконечно далеком отсюда переулке. Помощь приходит неожиданно, сопровождаясь таким знакомым тихим переливчатым звоном. Обернувшись, лекарь безмолвно наблюдает за затянутой в черной фигурой. Уже зная, кто это, до того, как та отбросит за спину скрывающую лицо вуаль. Явана, дочь Флемет. Ведьма с болот Теллари. - Приветствую, миледи. Благодарю за помощь. - Миккель на миг склоняет голову, коснувшись золотых глаз взглядом, и отходит к Герману, присаживаясь на корточки рядом с ним. Оценить состояние, заглянув в зеркала чужой души. Помочь подняться. Не стоит сидеть на земле, когда цель их столь близка. Да и на прозвучавший вопрос все же лучше ответить именно Герману.

Посидеть, до конца осознав произошедшее, ему не дают. Герман дергает его за локоть, и Миккель резко встает, лишь бросив взгляд на желающие их тесного общества темные силуэты, бегом бросаясь за рыжим разбойником к лестнице. Очередные порождения Тени, охотники за живой плотью. Понять, кто это, не получается - похоже, оглушенный происходящим разум более не желает анализировать происходящее, остается лишь набат пульса в голове да широкие доски ступеней, ложащихся под ноги, ведущих наверх. В неизвестность. Их настигают почти на самом верху, три монстра кидаются на него с разных сторон, но все, что он может - рефлекторно вскинуть вверх руку, защищая лицо и горло. Тщетно пытаясь разбудить внутри ту искру, что заморозила демона. Но пустота молчит, словно исчерпав себя. Вот только когти демонов так и не касаются тела - воздух на миг сгущается вокруг, будто кисель, пружинит, отбрасывая тварей назад. Рациональный разум, более не пытаясь ничего объяснить, лишь отрешенно наблюдает со стороны. Оглянувшись на Германа, разбирающегося с такой же тройкой тварей, Миккель преодолевает последние ступени лестницы, глядя на открывшуюся впереди пещеру, заполненную все тем же призрачным зеленоватым туманом. Хочется верить, что порождения Тени, наконец, оставят их в покое. Вот только предчувствие утверждает как раз обратное.

Тень улыбки, не касаясь глаз, трогает уголки губ. Чужих слёз он вновь словно бы и не замечает, мягко кивая в ответ и разворачиваясь к лестнице, чтобы продолжить путь. Но успевает подняться только на две ступеньки. Огненный шар врезается в лестницу прямо перед ним, и Миккель отшатывается, едва не потеряв равновесие, инстинктивно прикрывая лицо вскинутой вверх рукой. Совершенно точно зная, кого он увидит, обернувшись. Бегло коснувшись Германа взглядом, осколки льда встречаются с озерами расплавленной магмы. Но в раскручивающемся внутри урагане эмоций нет ни тени страха. - Снова ты. - мрачная усмешка ломает изгиб губ, - Я знал, что ты вернешься. Подобные тебе никогда не уходят просто так. - жаль, что под рукой на сей раз нет ножки стула. И отступать некуда - высокая стена огня кольцом отрезает их от окружающего мира. А демон неторопливо идет вперед. На огненном лике нет эмоций, но Миккель откуда-то знает, что тот ухмыляется, предвкушая добычу. - Знаешь, тебе не помешал бы ледяной душ. - холодная ярость вскипает в крови, проявляя сталь в голосе, - Остыть немного. - все не может закончиться вот так. Он должен дойти. Должен вернуться. И что-то вновь просыпается внутри, там, где с недавних пор царит лишь стылая пустота. И незримой волной резко выплескивается навстречу летящему в грудь огненному жгуту. Рефлекторно уворачиваясь, Миккель оступается, плечо обжигает огнем, и он падает с лестницы на влажную землю. По нервам бьет дикий рев, полный боли и ярости, и лекарь резко садится, готовый вскочить в любое мгновение. И застывает, ошеломлённый увиденным. С темного неба, кружась и танцуя в волнах зеленоватого тумана, падают сверкающие белые снежинки. Широко раскрываются в удивлении прозрачные голубые глаза. Что здесь вообще происходит?! На огненных щупальцах демона серебром сверкает иней. И бежит, бежит вверх по огненной лаве, замораживая её, превращая в хрупкие кристаллики льда. Несколькими секундами спустя на месте порождения Тени остается лишь отливающая синевой ледяная глыба. "Ты ведь сам хотел, чтобы он остыл, верно?" - насмешливо отзывается что-то внутри, прежде чем без следа раствориться в гулкой пустоте. Хотел, да. Но, если бы все желания исполнялись... В ушах звенит. Или это смеётся колокольчик?.. Это всего лишь игры Тени. Снег. Лёд. Замерзший демон. Игры Тени и ничего больше.

Уверен ли он? Глубоко вздохнув, Миккель разворачивается, ступая обратно вниз, останавливаясь перед Германом. В прежде отстраненно-далеких осколках льда проявляется горечь. - Предлагаешь мне просто вернуться? - глухо спрашивает, глядя в когда-то яркие глаза, - Просто уйти, зная, что, возможно, мог её вернуть?... Да, Герман, я уверен. Если... - голос срывается, рвано выдохнув, лекарь на пару секунд прикрывает глаза, - Если ничего не выйдет... - стылое зимнее небо вновь касается выцветшей бирюзы, - Я найду способ выйти отсюда. Потому что знаю, что меня там ждут. Анника. Алоис. Ради них он непременно вернётся. - Идём. - Миккель опускает ладонь на плечо Германа, чуть сжимает пальцы, - Адаар будет ждать нас к рассвету. Не будем обманывать чужих ожиданий.

Лестница прямо перед ним, скрипит под ногой неровная, темная ступенька. - Миккель? Остановившись, оборачивается, вопросительно глядя в окна чужой души. - В чём дело? - падают в туман слова, - Тебе плохо?

Миккель едва отошел от распахнутого окна спальни, как звон колокольчика раздался снова. Снаружи. Зимнее небо коснулось бледной бирюзы - он тоже слышит? О да, без сомнения. Она играет с ними. Но это не вызывает в душе никаких эмоций. Они все равно найдут её, рано или поздно. Перед домом ожидаемо пусто, лишь звенит, звенит колокольчик, переплетаясь с веселым смехом, да дрожит, вторя им зеленоватый туман вокруг. Прикрыть глаза, пытаясь понять, почувствовать... но звон идет будто бы отовсюду, сбивая с мысли. А вот девичий смех ярче всего впереди, совсем недалеко. Там, где взгляд касается подобия лестницы, ведущей куда-то в туман. И что-то будто просыпается глубоко внутри, утверждая - им нужно туда, наверх. Коснуться плеча Германа ладонью, указывая на лестницу взглядом. - Идём, посмотрим, что там. - ведь он же обещал, что не пойдет один.

Тень. Призрачное сияние вокруг, эхо далеких голосов и звуков... А чердак пуст, хоть звук колокольчика шел, несомненно отсюда. - Да. - тихо отзывается Миккель, хотя утверждение ответа и не требовало. Герман отстраняется от него и взгляд голубых глаз тут же касается рыжеволосого, оценивая состояние. Убедившись, что упасть без опоры тому не грозит, лекарь неторопливо подходит к открытому слуховому окну. Это он его открыл, давно, словно в прошлой жизни. Чуть кивнув Герману на выход, Миккель спускается на второй этаж, осматривает спальни. Во второй по счету едва удерживаясь от желания выглянуть в окно и проверить наличие прислоненной снаружи к карнизу лестницы. Это тот самый дом. Но задумываться о том, как он здесь оказался, не хочется.

Взгляд касается Улвы, задерживается на безмятежном фарфоровом лике, и Миккель кивает, соглашаясь. И неторопливо возвращается в дом, уже в компании Германа. Звук идет сверху, трогая уголок сомкнутых губ кривой усмешкой. Чердак, девочка, колокольчик. Демон. Жизнь и смерть. Круг замыкается в бесконечность. В доме темно, но расположение лестниц он помнит и так. И медленно поднимается по ступенькам наверх, поддерживая опирающегося на него Германа. На второй этаж, потом вдоль по коридору, мимо спален, к лесенке, ведущей на чердак. Отчего-то уверенный, что в этот раз ему не придется вышибать люк.

Если бы в тело вместо хозяйки вселился демон, он бы понял это сразу же. По глазам. Родную душу невозможно не узнать. От слов же Германа Миккель чуть вздрагивает, опуская взгляд. Он прав. Анника. Свободная ладонь зачесывает растрепанные соломенные пряди назад, падает вниз. Если что-то пойдет не так, малышка останется совсем одна. Стылое зимнее небо касается выцветшей бирюзы. Вновь уходит к окнам заброшенного дома. Ветер снова доносит до слуха приглушенный звон. - Ты прав. - глухо откликается он, - Идти одному было глупо. - механически приподнимает руку, плечо которой сжимают чужие пальцы, придерживая покачнувшегося было Германа за талию, - Адаар, - взгляд обращается к кунари, - Если ты пойдешь с нами - возьми Улву. Если нет - просто побудь тут, с ней. Прошу тебя. Не оставляй её одну. Пока есть хотя бы тень надежды, что её ещё можно вернуть.

Его бесцеремонно выдергивают из дома, словно мальчишку, что собрался купаться в глубокой реке, не умея плавать. Осенний ветер шумит в листве, треплет волосы. Звона колокольчика Миккель больше не слышит. Зато видит Улву, оставленную на земле. Взгляд темнеет, касаясь расплавленного серебра. Он бросил её. И не важно, что мертвым не бывает холодно. Но ничего не говорит, оборачиваясь на Германа. Встряхивает головой, на миг прикрывая глаза, подходит к нему, опускаясь рядом и подставляя плечо для опоры. - Я не собирался заключать сделок. - падают в ночь слова, когда глаза цвета штормового неба вновь касаются серебряных. - Хотел лишь спросить... - качает головой, на долю мгновения закусывая нижнюю губу, - Не важно... Хотел лишь узнать, если её могущество позволяет пробудить дракона, чего ей стоит вернуть к жизни человека? Даже если платой будет его собственная жизнь.

Роз на клумбе, увы, не было. Они остались в саду далекого отсюда его дома в Уайлдервейле. Словно и не заметив усмешки Германа, Миккель безмолвно ждет, пока тот наберет цветов, и столь же молча направляется в сторону окраин города после. Улицы не то, чтобы пустынны, но остановить их никто не пытается. Скорее, на них просто не обращают внимания. Заброшенный дом глядит на путников темными глазами-окнами, оставляя внутри странное чувство... déjà vu ... будто все это Миккель уже видел. Но мысль не успевает оформиться - Герман падает на колени, раздираемый кашлем, и лекарь тихо вздыхает, окинув его взглядом. Сожалея, что не может ничем помочь. Лишь сжимаются чуть сильнее объятия, в коих покоится холодное тело. Ей он тоже не смог помочь. Холодная пустота внутри отдаёт ощутимой горечью. А из дома раздаётся приглушенный звон колокольчика. Лекарь оборачивается к провалам окон, расширяются голубые глаза, узнавая... Горящий дом и детский крик с объятого пламенем чердака... Заросший лианами заброшенный дом в Уайлдервейле. - Не ходи туда, - просит Адаар Миккеля. Но его словно бы и не слышат. Коснувшись губами холодного виска Улвы, Миккель опускается на корточки, осторожно передавая Адаару дорогую сердцу ношу. - Пожалуйста, присмотри за ними. - взгляд, коснувшийся рыжеволосой макушки, возвращается к озерам серебра, несколько долгих секунда глядя в окна чужой души. И лекарь встает, разворачиваясь и направляясь к дому. Внутри темно, чуть скрипят под ногами половицы, шуршит занесенный ветром мусор. Остановившись посередине прихожей, Миккель прикрывает глаза, надеясь понять, откуда доносится тихий звон. Если окажется, что сверху, с чердака - его это даже не удивит.

Взгляд против воли устремляется к окну. Да, осенью рано темнеет. - Да, - тихо отзывается в ответ, - Сейчас. Снова смотрит на безжизненную фигурку на кровати, бездумно ерошит ладонью соломенные пряди волос, с рваным выдохом встряхивает головой. Всплывшая мысль царапает сознание, Миккель встает с кровати, направляясь к платяному шкафу в углу у стены. Распахнув дверцы, достает снизу свою дорожную сумку, а из нее - плотный черный плащ, взятый на случай непогоды. Вернувшись к постели, бережно приподнимает Улву, укутывает хрупкие плечи плащом, накидывает капюшон на медные с серебро локоны. И только потом поднимает её, завернутую в плащ, на руки. Безвольно падает на плечо голова и он аккуратно поправляет чуть сбившийся капюшон, прикрывая фарфоровое девичье лицо. Если они случайно столкнутся со стражей, вопросов будет меньше. - Идём, - произносит, не оборачиваясь, и выходит из комнаты. Бархатный, мягкий полумрак разгоняется блеклым светом фонарей и углями догорающего заката. Миккель неторопливо обходит здание лечебницы, выходя во внутренний двор. Где-то вдалеке слышатся голоса и сияют отблески огней. Здесь же тихо и почти спокойно. Ветер небрежно шелестит листвой. Осенние цветы - разноцветные астры и мелкие, пушистые кустовые хризантемы, сомкнув на ночь плотные бутоны, легко кивают им с широкой, вытянутой овалом клумбы. Присесть на корточки, придерживая свою ношу одной рукой, второй сорвать пушистый белый шарик хризантемы на тонкой ножке. И, отогнув край капюшона, аккуратно вплести цветок в рассыпавшиеся по плечам медные локоны. Глупое желание, что так и не посмел исполнить раньше.

Вести? Глубоко вздыхает, прикрывая глаза. Пытаясь припомнить нужное в ворохе слов, что слышал от медиков, раненых и тех, что приводили-приносили пострадавших. - Вроде бы почти все фанатики ушли из города следом за драконицей. - наконец негромко произносит он. - На улицах не будет полностью спокойно, еще долго... но, думаю, всё лучше сделать сегодня. Пока стража занята восстановлением спокойствия, никто... не обратит внимания на еще один костер. - глухой голос чуть дрожит, все ещё отказываясь верить в то, что произносит. - А после... я вернусь сюда. А вы... как пожелаете.

В отсутствующем, далеком взгляде на миг проявляются эмоции. Но шквал их уже мигом спустя сменяется задумчивостью. - Не думаю. - не поднимая глаз, Миккель отрицательно качает головой. Некоторое время молчит, размышляя, и добавляет: - Кажется, в садике за лечебницей была клумба. Какие-то цветы, наверное, там есть и сейчас. - он знает, что рвать цветы с клумбы нельзя, но это уже не важно. Совершенно.

Вскидывает взгляд на рыжеволосого, вопросительно приподнимается светлая бровь. А крематорий-то его чем не устраивает? Тихо вздыхает. Какая теперь разница... - В парке, наверное, можно. - тихо отзывается, уводя взгляд обратно к бледному лику, в свете свечей кажущемуся фарфоровым, - Или на окраине, где заброшенные дома. Там и доски достать проще.

Хоровод чужих лиц, однообразие палат, колотые и резаные раны, ушибы, ожоги, переломы... голоса, крики и плач - все это воспринимается лишь краем сознания, не затрагивая глубинных мыслей. Слова - лишь набор звуков, голоса вокруг сливаются в единый гул, и даже собственный голос звучит словно бы со стороны. Уста размыкаются не часто, лишь попросить подержать, подать что-то или унести, не более того. Руки механически выполняют привычную работу, а где-то глубоко внутри заходится в истерике сердце, зажатое холодными тисками воли. Миккель видел смерть не раз, и не два, но старательно гнал от себя мысли, что однажды та придет за теми, кто дорог. Малодушно надеялся уйти в Тень раньше. Но судьба жестока, она любит смеяться над чужими желаниями. А память подбрасывает картинку темноглазого чуда, лежащего в колыбели. Анника. Ей сейчас, должно быть, чуть больше двух лет... Кровавый закат расползается по небу, заглядывает в окна. Стылые осколки льда касаются его далеким взглядом. Вечер. Уже вечер. Он заберет девочку к себе. Герман вряд ли будет против. Пройти мимо столовой просто так не удается - знакомый медик увлекает его внутрь, к паре широких столов. Может, оно и к лучшему - поесть все же надо... вот только его натурально воротит при одной только мысли о еде. Не желая расстраивать хорошего человека, принесенный ему поднос Миккель все же забирает. Картофель, вареное холодное мясо, овощи, сдобная булочка, чай - еда в лечебнице не отличается разнообразием. Герман вряд ли съест хоть что-то, но может Адаар... или его желтоглазый питомец... Дверь снова открывает плечом - но в этот раз прикрывает ее за собой. Взгляд тут же находит Улву, безмолвно отмечая перемены в её облике. Она будто бы спала... он отдал бы все, что угодно, лишь бы она проснулась. Опускает поднос с ужином на тумбочку: - Поешьте. - произносит глухо, нарушая тишину комнаты. Садится на кровать, глядя, как блики свечей танцуют в переплетении меди и серебра. Думая о том, что скоро сей прекрасный образ останется только лишь в его памяти.

Что именно и откуда им может принести кунари думать нет желания. Ласково погладив ладонью медные локоны, Миккель встает с кровати. - Спасибо, Адаар. - тихо, на выдохе, - Ничего не нужно. Просто побудь здесь, хорошо? Сбегает, впервые за долгое время не позаботившись о собственном внешнем виде. Занять руки привычным делом, не позволяя себе сойти с ума от круговорота мыслей. Вот только стылая пустота никуда не ушла, и медики порой вздрагивают, встречая его прямой взгляд. Но это уже не имеет значения. Мир без солнца никогда не будет прежним.

Отвернув голову от окна, коснуться озер серебра долгим, нечитаемым взглядом. В этом был смысл. Вот только... Крепкий алкоголь не возвращал разум, а отключал его напрочь. Совсем не то, что нужно ему сейчас. - Нет, - тихо отзывается, качнув головой, - Спасибо, но нет.