Диониза

Конечно, вдвоём их не оставили. Но присутствие в рядом Германа и Адаара не вызвало в душе никакого отклика. Пустыне все равно, сколько в ней песчинок. Слёз нет, внутри лишь стылая пустота, в которой глухо стучит набатом сердце. Он лекарь, он должен помогать живым - разумом Миккель понимает это, но не делает ни малейшей попытки встать, оставив ту, которой помочь уже не в состоянии. Взгляд бездумно скользит по спокойному её лицу, ладонь мягко перебирает медные локоны, выбирая запутавшиеся в них щепочки, гладит кончиками пальцев отмеченную шрамом щеку, спускается вниз, чтобы поправить воротник залитой кровью рубашки... Молчание сводит с ума. Он не может - и не хочет - принимать того, что она более никогда не улыбнется ему, не поцелует в щеку, не обнимет, не нахмурится, взирая с упреком в распахнутых очах... Глубоко, прерывисто вздохнув, Миккель заставляет себя отвести взгляд, уводя его к окну. Ладонь сжимается в кулак, комкая покрывало. Но отпустить её так и не получается.

Минута растягивается в вечность. Нужно было оставить Улву в лечебнице. Их обоих. Вот только Герман бы не остался. И она бы ушла за ним... В треске огня слышатся тихие слова и Миккель поднимает голову, касаясь взглядом выцветшей бирюзы. И подается вперед, протягивая руки, осторожно забирая безвольное тело из кольца рук. Мягко обнять, на миг прикрыть глаза, касаясь губами холодного виска откинувшейся на его плечо головы. Пальцы привычно ложатся на тонкую шею, отыскивая пульс. Снова и снова. Росток надежды внутри осыпается седым пеплом. Цвета прядей в её волосах. Это не может быть правдой. Пульса нет. И полированную сталь ножа, поднесенного к бледным устам, не замутняет дыхание. Он не мог опоздать. Он же обещал... Хочется кричать. Выть, как волки, задрав голову к безразличному небу. Но из приоткрывшихся губ не доносится ни звука. Судорожно, рвано выдохнув, Миккель вновь касается губами её виска. И решительно поднимается на ноги, бережно прижимая к себе драгоценную ношу. - Адаар, помоги Герману. - в глухом голосе нет жизни, как нет её в стылых осколках льда, названных кем-то зеркалами души. Более не оглядываясь, Миккель возвращается назад. В лечебницу. И не важно, что ему не получить там помощи. Просто иного безопасного места он не знает. Сейчас там - его дом. Он несёт её домой. Лечебница переполнена, но Миккель едва ли обращает на это внимание. Несколько раз его окликают медики, но лекарь лишь отрицательно качает головой, не замедляя шаг. Плечом распахивает дверь отведенной ему комнаты, бережно опуская свою ношу на аккуратно заправленную кровать. Садится рядом. Ладонью аккуратно убирает упавшую на алебастровое лицо яркую медную прядь. Внутри пустота. И оглушенное сознание молчит, не желая принимать жестокую реальность мира.

Всплеск ярости словно бы и не отмечен, Миккель лишь тихо выдыхает, на миг прикрыв глаза. "Ты не виноват." - хочет сказать Герману, но молчит. Потому что это неправда. Они виноваты. Оба. - Герман, - ладонь вновь чуть сжимает чужое плечо, - German, je vous en pris... Дикий шторм эмоций сковывается льдом где-то глубоко внутри. Он должен забрать её. Должен помочь. Хотя бы попытаться. От голоса Адаара Миккель замирает. Ладонь соскальзывает с плеча Германа несколькими секундами спустя, опускаясь на грязный тротуар. - Хорошо. - глухо отзывается он; взгляд льдистых глаз не отрывается от девичьей фигурки в кольце мужских рук, упавшей вниз тонкой белой ладошки, рассыпавшихся каштановых прядей с нитями серебра, - Я подожду. Только недолго. __________ *пожалуйста

Урзара улетела, но город все еще пылал. Да, не так сильно, но более чем достаточно для паники, хотя пытавшихся тушить огонь тоже хватало. Голова все еще слегка кружилась - больше из-за едкого дыма в воздухе, но Миккель старался не обращать на это внимания. В конце концов всегда можно было ненадолго опереться на Адаара, шедшего рядом. Разрушенная таверна пылает ярким факелом, ясно различаемым издалека. Но но это привлекает взгляд. Совсем не горящий остов, а знакомая широкоплечая фигура в нескольких шагах впереди, на тротуаре. Рыжая шевелюра кажется объятой пламенем. Герман сидит к нему спиной, чуть раскачиваясь, словно маятник. А за его плечом - слишком знакомый медный с проседью локон. Сердце замирает, сбиваясь с ритма, Миккель преодолевает оставшиеся метры в пару секунд, падает на колени рядом. Девичья фигурка в крепких мужских объятиях напоминает сломанную куклу. Нет!!! Что-то ломается внутри, сгорает, осыпаясь пеплом. Тепло улыбаются ему рубиновые глаза... Он не должен был привозить её сюда. Но, может быть, еще не поздно?.. Вот только как забрать драгоценную ношу из кольца чужих рук? - Герман. - ладонь опускается на плечо, встряхивает, обращая на себя внимание, - Герман!

Усталое сознание провалилось в бездонный колодец, наполненный густой, вязкой тьмой. В ней шумел морской прибой, шуршали галькой невнятные голоса, да жаловались на что-то крикливые серые чайки. Девичья шалость осталась незамеченной, слишком крепко спал утомленный хищник, ненадолго оставив безопасность свою той, которой доверял. За окном разгорается закат, заполняя комнату сизыми сумерками. Что-то где-то гулко упало, вырывая из оков сна. Вздрагивают длинные черные ресницы, открывая затуманенный со сна взгляд. Совсем рядом тихо скрипнул стул, и Рэн резко сел на кровати, рефлекторно сунув руку под подушку. Вот только кровать была чужой и ножа на привычном месте не оказалось. А на стуле чуть покачивалась Аслауг, уже поднявшаяся с постели и одетая. Серые глаза коснулись черных, блеснули усмешкой. Кажется, ему даже не выскажут за то, что видел её без рубашки. Поднявшись на ноги, Ренэйл сладко тянется, разминая мышцы. Взгляд касается отсветов заката на обломках здания за окном. Пора. Но сначала... Падает куртка на смятую кровать. - Пойду умоюсь. - встряхнув головой, Рэн протирает лицо ладонью, выходя из спальни. Возвращаясь несколькими минутами спустя. Волосы его ощутимо мокрые, а в руки Аслауг летит небольшой сверток темного пергамента. Внутри хлеб и кусок сыра. Ужин. - Поешь и идем. Время для баловства и разговоров ушло, но ему хочется верить, что оно еще вернется. Когда-нибудь. А пока они покидают временное убежище, возвращаясь к остальным "Гончим". Потому что любое начатое дело непременно должно быть закончено.

- Ладно-ладно, умею, - ни грамма раскаяния в насмешливых светло-серых глазах, сейчас прозрачных, словно горное озеро, - Правда, больше не по деревьям, а по карнизам и чужим окнам. Еще по скалам как-то приходилось... - а чужая ладошка не уходит, застенчиво касаясь его рубашки под расстегнутой курткой, что распахнулась, когда он лег. Румянец на бледных её щеках вновь вызывает на лице улыбку, свободно лежащая его ладонь мягко касается тонких пальчиков и уходит, возвращаясь на покрывало. Если бы Аслауг сейчас спросила, почему Ренэйл взял в пару именно её, он бы, наверное, даже ответил, без обычных дурачеств и невинного флирта. Маленькая серебристая гюрза очень напоминала его самого десятилетней давности. Одна против целого мира. Тихо вздыхает, глядя в черные глаза. - Покарауль, - отзывается согласно, - В окна не полезут, здесь от входной двери одно название. Но эта комната самая дальняя, шаги по коридору будут слышны в любом случае. Приподнимается, разворачиваясь, ложится к Аслауг спиной, в последний момент подумав, что, наверное, сделал это зря. Но привычка не оставлять открытой спину берёт свое, а беляночка уже взрослая девочка, сильно впечатлиться его разбитым затылком не должна. К тому же большую часть крови он смыл, обнаружив ведерную бочку с водой на кухне. - Если будут гости - буди. - чуть глухо произносит Рэн, закрывая глаза, отпуская усталое сознание из оков воли. Если сюрпризов не будет, как минимум час времени у него точно есть.

- Я могу научить тебя всему и просто так, - Ренэйл улыбается, наблюдая за напарницей, - Но мысль мне нравится. Закончим с крылатой ящерицей и ее поклонниками, и займемся. А в голове вновь шумит прибой, бьется о безликие серые скалы. Голос Аслауг пробивается сквозь него, заставляя сосредоточится, поймать ускользающий смысл. Слишком расслабился... - Да, есть немного. - отзывается он некоторое время спустя, открывая глаза. И когда закрыть-то успел? - Говорят, спать посреди разговора невежливо. - по губам вновь скользит улыбка, - А еще я не умею лазить по деревьям. Как у тебя с этим? - насмешничает, конечно. Но когда еще? При мыслях о драконице затишье перед бурей ощущается особенно остро.

- Я много чего не умею, - все же поддаться откровенному мальчишеству, поднять ладонь, чтобы коснуться указательным пальцем кончика ее носа, - Стрелять из лука, например. Эльфы не признают арбалетов, но видимо эльфийской крови во мне недостаточно, чтобы проникнуться. И с топорами у меня такие же прохладные отношения, разве что метнуть могу. Нет в мире совершенства.

В серых глазах вновь пляшут смешинки. Сон все еще манит где-то на периферии, но он гонит его прочь. Потому что не хочет оставлять беляночку наедине с её мыслями. - Одна возможность - это еще не умение, - подкладывает руку под голову, удобнее устраиваясь на подушке, - А кидать кости вообще просто. - взгляд заинтересованно следит за движением чужой ладони, что ложится на его грудь, и сразу сбегает, как от огня. Но никак не реагирует на вторжение, поднимаясь обратно к черным глазам. - Азарт не в знании игры, а в её процессе. - с тихим смешком отзывается Рэн, - В желании поймать удачу и выиграть. В кости обычно проигрывают намного чаще. А получение денег легким путем - это подождать выигравшего вечером за порогом игорного дома. - к такому способу игры в кости он тоже прибегал, было дело. Любимец Фортуны обменял золото на возможность убраться живым и все остались довольны. - Так, что еще... метание ножей, но это так себе забава, арбалет практичнее. Хотя иногда тоже бывает полезно.

Забавная. Дикий зверек, с острыми зубками - но желание приручить и погладить не проходит. - Не всегда, но в целом так. - насмешливо склоняет голову, скользя щекой по подушке, - Не приди тот кунари, мы бы все равно вышли сегодня, просто это было бы чуть более сложно. План был почти готов. Нет, делиться подробностями не стану. А вот работе с отмычками могу научить. И стрелять из арбалета, и играть в кости, если еще не умеешь.

Хмыкает, никак не реагируя на удар, лишь беззвучно смеются вновь открывшиеся серые глаза. - У меня было две отмычки. - желание показать ей язык или дернуть за серебристый локон, словно мальчишка, впрочем, так желанием и остается, - Их всегда две, за исключением редких случаев, вот как сейчас. К тому же, ты в той клетке отлично помещалась, я даже позавидовал. А серьезно, - тихо вздыхает, задумчиво глядя в черные омуты девичьих глаз, - Вот представь, я вскрываю замок своей клетки сразу же, как нас туда засунули и оставили одних. Выхожу в коридор, вскрываю твою клетку - и вниз спускается стражник. И зовет еще стражу, потому что пустая клетка видна еще с середины лестницы. Или, допустим, я успеваю вытащить нас до того, как кто-нибудь придет на проверку. Мы в подвале, над нами полно стражи, выход со склада мы бы быстро не нашли. Итог - нас возвращают в клетки, но уже связанными и без отмычек. Ну, разве что тебя бы не связали. - а вот ему бы еще и сапогами по ребрам прошлись, для острастки, - Поэтому нужно было выждать. Просчитать варианты. Понимаешь?

- Очень. - довольно блестят глаза из-под ресниц, - Кровать вообще лучшее место в доме. Хорошо бы еще снять пропахшую гарью куртку, но мягкое ложе и так слишком расслабляет, особенно после почти полутора суток в клетке в позе эмбриона и экстремальных забегов после. - А насчет занятий... надо будет научить тебя вскрывать замки. Это тоже весело.

А лежать не в пример лучше, чем сидеть, даже головная боль отодвинулась в сторону. - Мм... без оглядки на прошлое? - отсутствие ожидаемой реакции на вольность если и удивляет, то не сильно, скользит по тонкому девичьему профилю взгляд из-под длинных ресниц, - Это слишком философский вопрос, а я человек простой, в тонкие материи не вникаю. - насмешливо отзывается, довольно вытягиваясь на кровати. Жаль только, на спину лечь нельзя. - А в целом, - тон голоса серьёзнеет, теряя насмешку, - Мне нравится то, чем я занимаюсь, иначе я бы давно нашел себе другое занятие. А тебе? Нравится такая жизнь?

Серые глаза, открывшись, уходят взглядом к окну. Ренэйл долго молчит, свободная ладонь на долю мгновения касается кожаного шнурка в вырезе рубашки под курткой. Кулон, что мать надела на его шею незадолго до того, как уйти. Тогда она сказала, что он принадлежал его отцу, со временем Рэн понял, что это не так, но подарок все равно носил - как память. - Сложно сказать. - нарушают тишину комнаты негромкие слова, - Скорее, я хотел, чтобы она взяла меня с собой. Путешествовать, посмотреть вблизи на аравели, паруса которых видел вдали. - он, конечно, пытался пробраться и посмотреть поближе, но этими воспоминаниями не хотелось делиться. В них было мало приятного. - Наш дом стоял на отшибе, ближе к морю, чем к городу, и ночью с пустоши порой приходили варгесты. Я видел дом нашей крепостью, а себя - её защитником. - повернув голову, Рэн находит черные глаза взглядом, - Когда мать ушла, я не сразу осознал, что она не вернется. В двенадцать мыслишь иначе. Тогда я просто сильно обиделся, что меня не взяли с собой, и решил, что тоже уйду, и буду путешествовать сам. - усмешка дрожит в изломе губ, блестит в глубине серых глаз, - Вот и ... путешествую. Осторожно отодвинувшись от спинки, Ренэйл гибко, по-кошачьи тянется - и сползает ниже, ложась боком на кровать, лицом к Аслауг. - Кровать тут одна, а я тоже хочу полежать. - насмешливо заявляет он, глядя в омуты черных глаз. К тому же так он точно не будет больше цеплять стену затылком.

С виду мужчина кажется спящим, и даже скользящая по губам усмешка не портит этого впечатления - мало ли, что ему снится? Вот только Ренэйл не спит, раздумывая над прозвучавшим вопросом. Вполне логичным в свете обсуждаемого. Конечно, можно промолчать, но ловит себя на мысли, что внутренне совсем не против разговора. То, что обычно умалчивается, не тайна великая. - Я из Антивы. - после минутного молчания отзывается Рэн, - Вырос в заливе Риалто. Моя мать долийка, её изгнали из клана за связь с мужчиной. Точнее, за то, что понесла не эльфа. - тихий смешок, - Представляешь меня эльфом? - глаза все так же закрыты, лишь веселая прежде усмешка окрашивается горечью, - Она всегда говорила, что отец умер, но я быстро понял, что это не так - причины его смерти ежегодно менялись. А еще мать очень хотела вернуться в клан, с тех самых пор, как перестала ждать возвращения моего отца. Мне было лет двенадцать, или около того, когда её согласился принять какой-то из соседних кланов, и я наивно полагал... - глубоко вздохнув, он обрывает себя, откидывает голову назад, чтобы тут же, поморщившись, отстраниться. Лучше бы остался сидеть на стуле, право слово. - Вобщем, в одно далеко не прекрасное утро она просто исчезла, оставив мне немного денег и записку, что я уже достаточно взрослый, чтобы заботиться о себе самостоятельно. - приоткрывшись, серые глаза мимолетно касаются девичьего лица и вновь скрываются за завесой черных ресниц.

Не открывая глаз, тихо смеётся, качнув головой, чуть заметно морщась в следующее мгновение, все же зацепив едва затянувшейся раной стену. - Это я еще волосы обрезал, а то выглядел бы не хуже какого-нибудь эльфа. - веселая усмешка скользит по губам, не желая уходить. Поспать, конечно, все же надо, а к ночи он достанет какое-нибудь зелье от головной боли, но когда ещё у них будет время вот так спокойно поговорить, никуда не торопясь? Поэтому отпускать сознание в сон Рэн совершенно не спешит.

Улыбается её словам, пытаясь удобнее устроиться на стуле. И поднимая голову уже через минуту, некоторое время рассматривая хмурое, сосредоточенное личико, и взгляд, изучающий потолок. Тихо хмыкает, вставая, обходит широкую кровать, чтобы бесцеремонно опуститься на нее с другой стороны, на расстоянии ладони от Аслауг. - Здесь мягче. - насмешливо отвечает на немой вопрос в черных глазах, качает головой, - Не думай о прошлом, его уже не изменишь. Учись спать, когда нужно, а не когда хочется. А еще - хочешь страшную тайну? - опереться спиной о спинку кровати, заложить руку за голову, чтобы не касаться стены разбитым затылком, в который уже раз прикрывая глаза, - Моя мать тоже была эльфийкой.

Почему. Горькая усмешка мимолетно скользит по губам. Потому что была не нужна, ничего более. Вслух он этого не произнесет, не видит необходимости. Лишь мысль скользит по краю сознания - её отец хотя бы не забыл о существовании той, к рождению которой имел самое прямое отношение. - Верно. - отзывается, глядя в черные глаза, - Но все мы в чем-то эгоисты, поэтому я тебя не виню. - о том, что Анку уже в курсе этих самых связей, Рэн тоже не скажет, не сейчас так точно. - Отдыхай. - повторяет он, вновь откидываясь на спинку стула, закрывая глаза, - Ты ранена, телу нужно время на восстановление, даже если сейчас тебе кажется, что все уже прошло. Неизвестно, где мы будем спать этой ночью, и будем ли спать вообще, так что нужно пользоваться временем, пока оно у нас есть.

- Он твой отец. - падают в тишину комнаты слова. Ренэйл поднимает голову, обращая взгляд к Аслауг. - Что же в этом нелепого? - в серых глазах нет насмешки, и неприятия в них тоже не читается. Он некоторое время молчит, прежде чем добавить: - Я вот знаю о своем отце лишь то, что он был. Просто потому, что для рождения ребенка нужны двое. А Зигфрид... ты же не взяла деньги, верно? Остальное не имеет значения.

Шуршание покрывала рядом. Неужели хочет встать? До вечера каких-то пара с небольшим часов, и вряд ли им предстоит спокойная ночь, чтобы пренебрегать отдыхом сейчас. Хочется верить, Аслауг это понимает. Её слова трогают уголки губ усмешкой. - Не приму. - слышится тихий ответ, хоть глаз наемник так и не открывает, - Говори, как есть.

- Деньги? - хмурится, отмечая, как от него старательно отводят взгляд, - Он напрямую связан с фанатиками, учитывая, как много среди них стражников. Зачем такому, как он, предлагать тебе деньги и отпускать с наказом покинуть город? - вырывается словно само собой. Похоже, что слова Киян - правда, и от этого внезапно горько. Но вытягивать объяснение против её воли он не станет. - Не хочешь, не говори. Я не буду настаивать. - Рэн встает, отходя к окну, попутно возвращая стакан на столик. Но происходящее на улице слишком созвучно мыслям, и он возвращается, опускаясь на стул, с которого немногим ранее встал Анку. - Отдохни, до вечера мы останемся здесь. - скользнув по девичьей фигурке взглядом, Ренэйл откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. Ему тоже не помешает немного отдыха.

Руку с тканью цепко схватила тонкая ладошка. Значит, приходит в себя. Улыбнувшись, Ренэйл аккуратно высвободил ладонь, откладывая влажную ткань в сторону, второй рукой придерживая тут же попытавшуюся было встать напарницу. Ослабевшее тело, впрочем, тут же рухнуло обратно, а Рэн тихо вздохнул. - Не вставай, тебе еще рано. - чуть запоздало произносит он, и, усмехнувшись, качает головой, - Нет, всё еще далеко не кончилось. И дракона не убили, он ранен, сбежал и всё ещё может вернуться. - в серых глазах насмешливый блеск, что ничуть не умаляет внимательность взгляда, - "Огр" сгорел, наши собираются у "Золотого колокола", вернее, там, где он находился утром. Но раньше вечера мы туда не пойдем, тебе нужно отдохнуть. - в смотрящих на него темных глазах еще видна дымка долгого беспамятства, и вместо желаемых вопросов Рэн спрашивает лишь: - Хочешь пить? - и встает, не дожидаясь ответа, отходя к столику с кувшином, возвращаясь несколькими секундами спустя с наполненным водой стаканом. Качает головой, не позволяя беляночке подняться, одной рукой приподнимает её голову, второй подносит к губам стакан, забирает по первому останавливающему жесту. Но сказанное Анку не оставляет мысли. - Аслауг, скажи, чего от тебя хотел Зигфрид, там, в темнице? - во взгляде больше нет насмешки, лишь цепкое внимание и ожидание ответа.

Был сожжен. Вот значит как. Мрачно сжимаются в тонкую полоску губы. Значит, и все его вещи, оставшиеся в комнате... не то, чтобы там было что-то сильно ценное, но все же... О том, кому понадобилось поджигать таверну, если не фанатикам Урзары, он спрашивать не будет. Ясно же, что Анку не ответит, иначе бы сказал сразу. Поэтому Рэн лишь молча кивает, глядя в фиалковые глаза. Он поговорит с Аслауг. И будет осторожен на обратном пути. Скорее всего, они придут к "Колоколу" уже вечером. Взгляд серых глаз провожает Анку до двери, возвращается к девичьему лицу после. Тихо вздохнув, Ренэйл качает головой. Тень усмешки трогает губы, очередной кусочек чистой ткани смачивается водой, после чего мягко касается девичьего лба, щек губ. - Ну же, красоточка, хватит спать. - негромко произносит он, ткань скользит вниз по тонкой шее, - Просыпайся, Аслауг, время послеобеденного сна давно прошло. Поцеловать её что ли, в целях воспитательного эффекта?

Молча протягивает кувшин, так же молча забирает обратно. Слушает Анку, но смотрит на безмятежное лицо в окружении рассыпавшихся вокруг седых прядей. Чуть кивает, то ли старшему товарищу, то ли своим мыслям, опускает кувшин с водой на столик, оборачивается, находя фиалковые глаза взглядом. - Возможно, я тоже не стану спрашивать её о родителях. - произносит он, - Но о чем с ней говорил Зигфрид, спрошу обязательно. - и вновь молчит, положив ладонь на прикроватный столбик. Значит, ящерица ранена, и лишь потому оставила город в покое, пусть и на время. Скорее всего, не без помощи Анку. - Хорошо. - согласно склоняет голову в ответ, - А "Веселый огр"? Почему не там?

Сейчас Рэн откровенно порадовался, что сидит. Взгляд метнулся к все еще пребывающей без сознания девушке. Беляночка - внебрачная дочь Зигфрида?.. Насколько это правда? С другой стороны - почему бы и нет, Анку прав, они ничего не знают ни о ее прошлом, ни о семье... Кроме разве что того, что она - полукровка. - Если Зигфрид - её отец, то у него был роман с эльфийкой. - наконец отзывается он, вновь оборачиваясь к Анку, - Киян говорила что-то о том, кем была та женщина? - некоторое время молчит, ерошит ладонью волосы, чуть поморщившись, невзначай зацепив затылок. Рука возвращается на кровать, сминая покрывало в кулаке. Аслауг - смышленая девчонка, хороший напарник, так какая к Создателю разница, кто ее родители? - Подождем, пока она придет в себя и спросим у неё самой. - тихо говорит, вставая, - Пойду, поищу здесь еще воды. В конце концов, кухня тут тоже где-то должна быть. Покинув комнату, Ренэйл возвращается десятью минутами спустя с кувшином в руках. На мокрых волосах кое-где блестят капельки воды. - Пить хочешь? - серые глаза касаются фиалковых. Внутреннее спокойствие почти восстановлено. Осталось привести Аслауг в чувство и узнать правду.