Grey_vi_Ory

— Ну вот, сейчас прийдем, а сильван мне за это веткой в глаз на! — Думаю, он видел и что похуже, — легкомысленно пожал плечами марчанин. Вековой же дух в вековом дереве, вряд ли его можно удивить двумя недолговечными двуногими... что бы они ни творили. - Это ты у него спросишь. Я сам не знаю... - еще один куст стал жертвой хрупких эмоций паренька - Перед тем как он это попросил я к нему без штанов пришел - не смотри так - штаны были мокрые и их надо было зашить. И вообще, вся стыдоба закрыта была! Он мог в этом увидеть попытку навязаться... Я сначала думал он хочет что бы ты меня припугнул, но сейчас, чем больше я с тобой говорю, тем мне больше кажется, что ему нужна была помощь что бы мягко меня отшить и ободрить ...Что еще хуже, если честно. — О, я спрошу, — усмехнувшись, пообещал Фейн, всеми силами сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, обидев тем самым парнишку, которому и без того было несладко. Он мог быть бесчувственным, но уж точно не жестоким. Но протянуть руку и назидательно щелкнуть по уху, чтобы не расписывался за других в том, что они думают, захотелось. — А ты не делай поспешных выводов, — фамильярничать не стал, все же не так воспитан был. — Дамьен — лекарь со стажем, думай он что попало каждый раз, как видит кого без штанов или рубашки... Фогги смешливо фыркнул, вспоминая, что вторая-то их встреча буквально закончилась тем, что синеглазый бинтовал его ребра и промывал ссадину на лице. — Второе — вообще не вижу причин просить меня что о первом, что о втором, — для этого Дамьен был чересчур практичным. И самостоятельным. — Так что не торопись, да. Спешка — трата времени, как говорят у меня на родине. О, смотри-ка, мы пришли. Пропустить огромного исполина, окруженного сонмом лиловых огоньков, было сложно. Фейн подошел чуть ближе к дереву, так, чтобы приходилось поднимать голову, чтобы очертить взглядом крону, но и так, чтобы не упускать общую картину зачарованного места посреди нигде, под бархатным покрывалом темного неба и нежным прохладным взглядом Сатины.

— Тупой эльфинажник, который в доме лорда на пути помыть тарелки случайно увидел невероятный, сияющий бриллиант, остановился и начал зырить, а надо было бы просто пройти мимо и все бы было в порядке. Вот и все дела. — Так-то при прочих равных с бриллиантом лучше, чем без, если хочешь знать мое мнение, — пожал плечами Фейн, сознательно пропустив мимо ушей вопиюще низкую самооценку мальчика. И откуда берется только. — Но он мне нравится, а я ему... не знаю, смесь жалости и любопытства? И поэтому он попросил к нему не привязваться, когда он понял что я слишком...слишком — Если уж стало заметно, то там поздно просить, — резонно заметил Фогги, наблюдая за тем, как полуэльф рихтует сегеронскую природу. — Не говоря уже о том, что каждый только сам может решить, что ему чувствовать и к кому. А дело другого — определяться, может он на эти чувства ответить или нет. Марчанин сделал последнюю затяжку, бросил сигарету в траву, сырую от ночной росы, и тщательно затоптал. Лесных пожаров им тут еще не хватало. — Ну, а я вам зачем понадобился? Поговорить вам, конечно, надо, судя по всему, только третий в таких разговорах лишний.

- Идет! Бедняга Гийом еще не знал, что от неприятного разговора сильван его не спасет. Потому что после беседы с полуэльфом и экскурсии к сильвану Фогги был намерен выяснить непосредственно у Дамьена, что происходит. Воспользовавшись тем, что Рис довольно точно описал, где именно в глубине леса обретается чудо-дерево, Фогги с Гийомом направились по указанному пути. Вечно он таскает мальчишек по джунглям, смешливо подумалось наемнику во время очередной затяжки. С другой стороны, они были в глубине Сегерона. Здесь все происходит в джунглях, без вариантов. — Ну так и в чем дело? Фейн вцеплялся не только в положительные моменты жизни.

Все перечисленное складывалось в одно маленькое "негусто". Пожалуй, в этом и проявлялась разница мировоззрений. Навык зорко выискивать и цепко забирать себе любое хорошее у каждого отточен в разной степени. - Неприятный. И личный - поморщился полуэльф и снова затянулся дымком. — Или дело совершенно не в тебе, — усмехнулся марчанин. Иногда люди склонны придавать себе большее значение, нежели есть на самом деле. Три коротких фразы сказали Фейну больше, чем, возможно, собирался Гийом. Парень затянулся, выдохнул маленькое сизоватое облачко. — Слушай, там Рис говорит, он сильвана нашел, — неожиданно сказал наемник, посмотрев на полуэльфа. — Идем посмотрим, никогда не видел сильванов. А по пути расскажешь, во что собрался втянуть меня Дамьен и что это за "все", которое тебе не нужно. Идет?

- Хорошие сигареты...Дорогие, наверное. Я рад что ты поделился, но, стоило бы поберечь, кто знает когда мы выйдет из этих проклятых джунглей - иногда мне кажется что мы уже здесь год бродим, и столько же еще будем. — Бесплатные, спасибо матушке-природе, — ухмыльнулся Фейн. Вот так вот: дорогое курево оборачивается сорняком, сорванным где-то в тропической жопе мира. — Мои сигареты не пережили шторм, так что я нашел альтернативу. Надо будет, найду еще, а если нет, то и нет. Фогги легкомысленно пожал плечами и посмотрел на юнгу. Сегодня все как будто взялись напоминать ему о том, насколько далека и недостижима вожделенная цивилизация. — Всего третий день, — хмыкнул наемник. — Ты чего такой подавленный, а, camarade?* Еда-вода есть, даже выпить и перекурить есть, кунари нас пока не догнали, — перечислил предположительные поводы для радости. — Или разговор у вас с Дамьеном намечается не из приятных? *приятель, фр.-орл.

Так-то планка не очень высока :D

- Salut, Фогги. Ди тут с тобой срочно поговорить хочет...и со мной. - полуэльф вздохнул, сел недалеко от Фогги и поджал колени. - Найдешь пять минут? — Привет, Гийом, — кивнул Фейн. — Найду, конечно. Чего-чего, а времени до завтрашнего перехода у него было хоть отбавляй. Фогги допил чай, отставил стакан и извлек сигареты. Подкурил и протянул портсигар Гийому. — Будешь? Под разговоры самое оно.

Пожелав мальчишкам у костра спокойной ночи и пообещав Ги спеть дуэтом под укулеле, Раза нашёл Фогги, уже привычным движением (ещё один приятный ритуал) огладил ему ушко и поцеловал в висок. - Жду тебя, - пообещал нагреть если не постельку, так хоть плесневелый диван или укрытый листьями пол. И ушёл исправно играть роль огненного котика - создавать уют и согревать. Даже авансом. Фейн сидел поодаль от костра и поодаль от всех с магистерским чаем в бамбуковом стакане. Благодаря куртке и горячему напитку ему было тепло, а благодаря густой траве и очередному, Думат его побери, древесному стволу за спиной было удобно. Итого — настолько комфортно, насколько это возможно, пока чай не закончится и сон не отяжелит веки. Тогда... — Найду тебя, — уже тоже привычно пообещал ривейни. Закрыл на мгновение глаза, впитывая ласку, тепло коснулся руки в ответ. ...тогда пойдет делить с котиком сомнительную роскошь плесневелых диванов и покрытых листьями полов.

Возможно, это было к лучшему, что у Разы не было возможности взглянуть на себя со стороны, глазами одного правильного марчанского человека. Вполне может быть, что контраст увиденного с тем, каким воспринимал себя сам молодой ривейни, оказался бы чересчур. Ломающим. А вот потихоньку привыкать видеть восхищение в карих глазах, научиться не только отдавать, но и принимать — любовь, заботу, помощь — было куда проще. Фогги об этом не задумывался. Но он оценил паузу и ее характер. Исполнительную мышцу меж ребрами снова мучительно защемило, но он героически сдержался и даже руки на коже лишний раз почти не задерживал, пока навязывал произведение кунарийского искусства. А вот потом, поправив последний узел на широкой спине, заключил пироманта в кольцо объятий, привычно уже устроив подбородок на жестком наплечнике. Не просто достойный. Невероятный, невозможный, самый-самый. И только достаточно заобнимав своего котика на ближайший временной горизонт, дал свободу, и молча проводил до лагеря, держа за руку.

Фогги Фейн, светоч науки и парагон языковых познаний. Вот так вместо уроков кунлата солнечный пиромант получил уроки оствикского. Впрочем, и упомянутый кунлат помещался где-то в грядущем расписании. У этих двоих были большие планы на языковые практикумы, и оба весьма уважали спонтанность и импровизации. Кунарийская броня тоже уважала спонтанность, запутываясь в самые неожиданные композиции. Марчанин пару разу прошипел что-то нелестное, пока распутал все эти веревки и узелки. Интересно, как с этим справлялись сами кунари? У них-то явно не было предусмотрено ласковых и вдумчивых ритуалов взаимопомощи. — Ты позволишь? — улыбнувшись, Фейн протянул руку любимому магу, предлагая помочь подняться и снова облачиться в функциональное и эстетичное плетение.

- Под солнцем ты всегда волен быть тем, кем пожелаешь. Оно принимает всех и светит всем. На то и солнце, - и снова ласково погладил по затылку. Задумался над тем, как только что построил фразу. Прыснул. - На солнце ты тоже можешь быть, кем пожелаешь, a mhuirnín. Что это слово значит? Мурчавое такое. Фейн расхохотался следом, видимо, представив все возможные варианты диспозиции, которые необходимо будет упомянуть, если уж углубляться в перечисление. — Дорогой, возлюбленный, — все еще улыбаясь, перевел. — Это язык, который был в ходу в Оствике до распространения Королевского. Сейчас только в отдельных словах можно встретить, и то редко. Но можно выучить. На нем есть несколько приличных песен и занятных фольклорных историй, а при дворе способность ввернуть на нем пару фразочек считалась признаком утонченной эрудиции. И, как ты заметил, он очень приятно звучит. Марчанин расплел объятия и, опираясь на руки, плавно подался вперед, нависая над смуглым солнышком вопреки всем законам природы. — M’fhíorghrá, — бархатисто шепнул, прежде чем встретить губами губы. — Моя истинная любовь. Близкая душа, — нежно коснулся губами изогнутых в улыбке уголков рта после каждой фразы и только после отстранился. Вздохнул с ноткой сожаления, глядя на невозможного сверху вниз, и потянулся за разбросанной одеждой. — Если ты не собираешься здесь ночевать, то пора возвращаться. Скоро стемнеет.

Простой ривейнский парень не в силах торговаться с таким.. таким.. С таким, - решил остановиться на самом очевидном объяснении. — Слишком щедрый, да. Но зато невероятно убедительный, — отразил улыбку Фогги, наслаждаясь простым и ненавязчивым разговором, балансирующим у грани, за которой начиналась пряная острота. Наслаждаясь каждым движением теплых ладоней по коже. Каждой секундой этого момента. — И знаешь, что я не захочу отказываться от тебя, непростой ривейнский парень. Какое-то время вместо лица марчанина Разе пришлось довольствоваться зрелищем растрепанной кудрявой макушки, пока его собеседник сосредоточенно покрывал легкими и нежными поцелуями татуированную загорелую грудь. Руки парня, которым больше не нужно было служить опорой щетинистому подбородку, нашли себе более предпочительное занятие, заключив красивое сильное тело в объятия. А когда марчанин снова поднял взгляд и встретился с ривейни глазами, то внезапно наклонил голову, явно о чем-то думая, и коротко рассмеялся. — Знаешь, что я понял? — и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Что, вернись я к работе, и ты со мной, все потуги в незаметность вылетают в трубу. Потому что... ну только посмотри на себя, — практически промурчал. — Я сам себе завидую. Тебя невозможно не запомнить. Так что нужен будет новый план, — заключил, глядя весело и влюбленно. — Будем гнуть линию в обратную сторону, чтобы все охреневали от того, какую красоту им милостью Создателя довелось увидеть. Голос внезапно смягчился и стал тише, а взор растерял озорство, оставив лишь безграничную любовь. — А еще я понял, что с тобой я тот, кто я есть. Кем хочу быть, а не кем полезнее быть в данный момент. И не думал, что еще на это способен. Спасибо тебе, a mhuirnín. Что ты есть. Что ты — ты.

- Постараюсь не злоупотреблять твоим доверием. "Постараюсь", значит, подметил наемник выбор слов. Но цепляться не стал, чтобы злоупотребление не произошло прямо сейчас, в назидание за вредность. Котик мог быть и покладистым: положиться и лежать, блестя глазами и мысленно мурлыча. - Я-то в джунглях рос, а вот вы, которые столичные и городские, порядком одичали. — Зачем ты преумножаешь мою боль, о жестокий, — картинно возвел очи горе одичавший. Еще немного, и какому-нибудь демону желания будет достаточно предъявить кофе, нормальную постель, ванну и чистую рубашку, чтобы подбить его на что-нибудь этакое. Неразумное. А это тело.. многое бы отдал, чтобы увидеть его бронзовым. — Например? — живо заинтересовался марчанин. Даже перевернулся на живот, сложил предплечья на груди Разы и пристроил сверху подбородок. Лучшая подушка на свете. Ривейни функциональный. Хочешь... да что хочешь, на этом можно и закончить. Кончики пальцев очертили лепестки цветка. — Так что? Имей в виду, за год, или два, или сколько мы проведем в Ривейне, мне будет очень трудно не загореть. Даю тебе шанс озвучить справедливую цену.

— Обращайся, — усмехнулся марчанин и повернул голову, чтобы любоваться ненаглядным магом, который, как и полагалось хорошему хозяину, не переставал гладить улегшегося на нем котика. — И тебе тоже спасибо, любовь. Ты ведь и мне позволил отпустить себя. Ни о чем не думать, раствориться в твоих желаниях и наслаждаться тобой. Довериться тебе во всем. Прошёл двумя пальцами-ногами по груди и легонько нажал на хитрый марчанский нос. Фогги погладил тыльную сторону ладони, переплел пальцы, поднес руку ривейни к губам. После чего освободил и дотошно положил обратно на грудь. Ласковыми теплыми ладонями не разбрасываются. — Я уже понял, что ты хочешь сделать из меня парагона новой системы образования, — рассмеялся тоже, вспоминая разговор в сгоревшем лагере кунари, про мотивацию учить спиритические ривейнские ритуалы. — Может, у провидицы вашей просто не было подходящего мужика под рукой. Спросишь у нее при случае, вам все равно разговор предстоит.

Рубаха-парень, бескорыстный и более всего опасавшийся стать обузой, преображался на глазах, осваивая обратную сторону своего дара, который не только давал, но и свое забирал бескомпромиссно и безошибочно. Огонь согреет и душу, и тело, но потеряешь осторожность — и вопьется больно в руку, поставит уродливое клеймо. А до чего доберется, то обратит в пушистый серый прах, который разлетится под первым же порывом ветра. Огонь не делает исключений, равняя в уничтожении драгоценную древесину сильвана и солому, расписной орлейский шелк и дешевый хлопок из Внутренних Земель. Пепел неразличим. Не потому что зло. Потому что такова природа любой стихии. Потому что мир замешан на равновесии. Ничто не берется из ниоткуда, ничто не уходит бесследно. А темнота — не более, чем одна из чаш весов. Но и не менее. Неотделима от света, на самом деле. Вот и ривейни, оттачивая искусство требовать и ставить цену, ненароком присваивал себе целые фразы. Забавно, что усмехался, услышав знакомые слова из уст того, кто жизнь строил, убеждая других, что нужен и полезен им. И этот убедительный пьянел сейчас гораздо вернее, чем от огненной воды кустарного производства, от точности, с которой было отмерено одобрение, от уверенности обещания, от предельной четкости желания. Почти физически ощущал, как становится на крыло маг, обращающий желаемое в действительное. А кому любить летящих, если не ветру. Быть рядом, держать, вести дальше и выше. — Как пожелаете, — медленно кивнул. С почти ритуальной точностью каждого движения сине-зеленые веревки поддавались все больше, освобождая покрытое татуировками тело, и мягкой грудой ложились в густую траву. А привыкшие к тонкой работе руки мимолетно огладили узкие бедра и вернулись выше, на пояс.

И тут же оказалось намертво привязано к земле оковами ладоней, вжимающими бедра в бедра. Да и ладони тоже не требовались, чтобы привязать. Марчанин уже давно был спутан и прикован гораздо более прочными цепями, против которых, однако, не возражал и которыми даже наслаждался. Весьма примечательный Знающий Духов обещал получиться из ривейни, которому столь хорошо удавались различного рода привязки и сплетения. Зашипел от неожиданности сквозь сжатые зубы, ощутив чувствительный огненный укус в спину, и подался вперед, прижимаясь крепче там, где, казалось бы, это едва ли возможно. Впрочем, у него и возможностей всегда были довольно необычные отношения. — Почему ты все еще одет? — Потому что у меня заняты руки, — не раздумывая, отозвался парень, лихорадочно утолявший тактильный голод. — Как от тебя оторваться, когда ты такой? Вопрос, впрочем, не нуждался в ответе. — Но, если мессир окажет милость, — жарко прошептал в загорелую шею Фейн, — и, может быть, пожелает, чтобы я оказал ему ответную услугу... Отдалился ровно настолько, чтобы заглянуть в карие глаза и сгореть в бушевавшем в них пламени, пока пальцы бездумно скользили по ремням и узлам, которые уже знали почти наизусть. Он быстро учился. — Чего желает мессир? А вот этот вопрос в ответе уже нуждался, затмевая собой все немногие оставшиеся мысли.

- Иди сюда, gatito. Быстро, - сказал так же негромко. Не на языке господ. На языке самой трескучей, опаляющей стихии. Надоело уже пялить в ручей, когда живое, тёплое и почему-то ещё одетое рядом. Живое, теплое и его, ривейни, собственное исполнительно возникло где велели. Прижалось, ластясь, глядя с обожанием и восхищением. Как и годится самому послушному и любящему котику из всех, которых доводилось заводить себе магам за всю историю магии и котиков.

- Это хорошо. Я хотел убедиться, что и сам не тяну нас куда-то в одно лицо, - облегчённо кивнул ривейни. — Одно из преимуществ жизни взрослым свободным человеком, — усмехнулся Фейн. В другое время обязательно съязвил бы, но сейчас слишком уж тепло было на душе. — Любишь кого желаешь, хочешь кого желаешь, идешь куда желаешь. Коротко поцеловал висок, где под прочной костью бродили беспокойные мысли об избыточной ответственности. Ну ты серьезно? - Фогги, почему мне кажется, что ты постоянно раздеваешь меня взглядом? - сказал то ли наугад, то ли с намёком. — Понятия не имею, — безмятежно ответил. — Может, ты смешиваешь желаемое и действительное. Будто при движении чужой руки по чужому же бедру не мелькнула метеоритной вспышкой картина его, коленопреклоненного, целующего это самое бедро и шепчущего выражения покорности на старом языке, который принадлежал тем, кто издревле повелевал. Язык господ — господам. Вот и сейчас, когда сознательно оживил воспоминание, стало теплее, как от хорошей дозы бренди, который так и не смог его опьянить. И ведь почти получилось сыграть комедию, но не вытянул до конца последнюю фразу. Дрогнули сначала веки в улыбчивом прищуре, а затем рассмеялся в голос. — Я не всегда и не специально, — все еще посмеиваясь, повинился, а потом одернул себя и уже показательно прошелся по сидящей рядом фигуре взглядом карих глаз. — Хотя мне нравится, не скрою. И не взглядом нравится тоже.

- Знаешь, вот сколько не пытаюсь, а тоже не могу найти причин, - довольный всесторонним осмотром, заявил Раза. — То есть, все же пытался, — усмехнувшись, подметил Фейн. - А на Сегероне вообще бордели есть? — У кунари, понятно, нет, им без надобности, — мимолетно просветил, обдумывая ответ на основной вопрос. — У них для этого есть тамассран, их жречество. В самом Аламе есть, конечно, как и в любом светском крупном городе. А что до Риса, я не хотел идти за ним, а не с ним, это разные вещи. Заговори он о своей экспедиции сам, а не уйди в ночи, три раза подумал бы. Это во-первых. Во-вторых, да, твои обстоятельства теперь некоторым образом затрагивают и меня, вот уж не надо делать вид, что ты этому удивлен. В-третьих, в одиночку мои шансы дойти до Алама были бы примерно такие же, как остановить Мор в одно лицо. Фогги пожал плечами. Ярмарки и ванны были приятной, но не необходимой частью жизни. И уж тем более бордели.

- Ты пришёл, - моментально ответил на вопрос, широко улыбнувшись. — Не уверен, что это хорошее, — парировал с легкой улыбкой наемник. Приподнял бровь в ответ на вопрос. — Не уверен, что говорил, что мешаю тебе. Я, знаешь ли, не склонен к самоуничижению. Но в красиво очерченное бедро, где под одеждой таились размашистые крылья бабочки на загорелой коже, взгляд уперся. К чему бы это. На новость об успешной медитации особенно не отреагировал. И сам ведь думал, что квинтовский демон — не верный и любимый дух. Ривейни жив, цел, скалится вон нахально, чего еще. — А что мое мнение? — удивленно приподнялись брови. — Для нас нужны мы, если ты хочешь знать мою позицию по вопросу. Остальное опционально.

- Иди сюда, - легко похлопал себя по бедру, предлагая то ли присесть рядом и закутаться в объятия, то ли вовсе прилечь. Некоторые материальные марчане призывались так же легко, как и обитатели Тени. Сел рядом, положил свободную ладонь на смуглую лапку. Прижиматься не стал, хотел лишний раз очертить взглядом и запечатлеть в памяти благородный профиль ривейни, обрамленный непослушными кудрями. В оттенке непокорной гривы что-то поменялось... да, стало больше золота, как у тех, кто много времени проводит под ярким солнцем. — Что хорошего? — тихонько спросил и, не дожидаясь встречного вопроса, откуда он вообще взял, что хорошее имело место быть, заметил: — У тебя волосы посветлели.

— Привет, красивый, — улыбнулся марчанин шипящему на него духу. - Gatito? - не оборачиваясь, громко спросил Раза, когда питон неагрессивно зашипел в сторону наёмника. — Мр, — согласился Фейн, опускаясь на траву и прислоняясь спиной к тому же камню. Протянул ривейни руку ладонью вверх.

Тем временем Фейн занимался тем, что лучше всего ставило голову на место: отмокал в мелкой, прогретой солнцем заводи, глядя на пробивающее сквозь зелень солнце через полуприкрытые веки. Вода приятно освежала горячую голову, смывала засохшие ржавые мазки с лица и волос, а сигаретный дым так же приятно освежал разум, скрутившийся в петлю вокруг слов Фаины Тилани. Урожденная тевинтерка, ведущая гордый род от Сновидцев, вдруг называет по имени и другом того, с кем едва перемолвилась парой слов, не выходя за строгие рамки этикета. Меднокудрая миледи, повелевавшая иллюзиями и Созиданием, меньше всего походила на Мария, который тоже любил выступать за рамки в общении со своим полезным наемником. Что интересовало Мария — сглупит ли наемник настолько, чтобы сделать шаг вслед за ним. Фейн не глупил. Оставался на своем месте, умело приманивая тевинтерца обратно щедрой лестью, на которую тот был падок больше, чем орлесианцы на вычурные маски. Магистр Марий, могущественный, разумеется, но при этом... простой. Приземленный. Точно соответствующий своей стихии. Но был еще другой. Созидатель, как и миледи. Стихийщик, февральский ветер, легкий и танцующий, как снежинки в столбе света минратосского уличного фонаря. Любивший шепотом произносить "Фогги", как случайный шорох, и счастливо улыбавшийся, когда заклятие работало и марчанин оборачивался к нему. Гай Либерий. Сейчас штурмовавший головокружительные карьерные высоты, тогда он был талантливым, светящимся от жажды знаний и действий, но едва выпускником Минратосского Круга. Хорошо воспитанный, умный и осторожный, но не обладающий пока наитием, которое позволяет жить, работать и чего-то добиваться в такой среде, как имперский высший свет. Фейн тогда понятия не имел о том, как и чем живет магократия. Но был рыбой, которая отлично умеет выживать в мутной воде. Первый серьезный заказ, который он взял в Минратосе. И за который не взял ни гроша, потому что был в стельку пьян, когда золотоволосое чудо, с любопытством оглядываясь, проскользнуло в таверну, остановило на нем взгляд ясных, как весенний лед, голубых глаз, уселось за стол и прикоснулось к плечу. — Avanna, messire. Я слышал, что... А вот Фогги не слышал. И больше интересовался содержимым своего стакана. Всему свое место и время, и середина ночи за столом портовой таверны лучше всего подходит, чтобы вдрызг налакаться. Не дождавшись удовлетворительного ответа от дерзкого чужестранца, тевинтерец шевельнул пальцами, и... ...и холод обжег руку, а янтарная жидкость в стакане превратилась в янтарный лед. Все с тем же живым любопытством встретив укоризненный взгляд карих глаз, юноша рассмеялся и дунул в помятое лицо увлеченно деградирующего в-данный-момент-не-наемника. Зимний воздух остудил разум, в волосах запутались снежинки, тут же растаявшие и превратившиеся в искорки алмазных брызг. Молодой маг, кажется, с искренним увлечением наблюдал за картиной, слегка наклонив голову, точно птица. — Освежились? Вот и славно, мессир. Давайте же теперь поговорим. И они договорились. До того, что Фогги на несколько месяцев впутался в жизнь Гая Либерия и интриги, отмечавшие его путь к славе. Бесплатно. И ни на минуту о том не пожалел. Целитель разительно отличался от своих соотечественников отсутствием системы свой-чужой. Для него все были своими, если не сейчас, то в какой-то перспективе. Все были ему на свой лад интересны. Имперский снобизм встретил в его сердце холодный камень вместо плодородной среды и зачах, не успев пустить корни. Конечно, он умел не выставлять это напоказ. Конечно, он оставался одаренным лаэтаном, который с каждым новым достижением отмечал стройное тренированное тело боевого мага очередной татуировкой. Конечно, со временем он станет уважаемым членом Магистериума. Конечно. Но Фогги он звал по имени. Воспоминание отозвалось теплом в сердце и, если честно, хотелось верить, что леди Тилани, которая пила, не вздрагивая, ругалась, как портовый матрос, и улыбалась ласково, как летнее солнце, оказалась ближе в своих мотивах к незнакомому ей коллеге. Считала лишенного магии иноземца человеком, достойным ее уважения и доверия. А марчанин всегда или почти всегда делал то, чего хотел. В конце концов, он ничего не терял, а убедиться в обратном, если придется, всегда успеется. Приняв решение считать верной свою трактовку слов миледи и погревшись памятью о том хорошем и тех хороших, что встречались в его бурной нескучной жизни, Фейн вылез из воды на траву. Обсыхая, наводя остроту на лезвие ножа каждые несколько секунд и мысленно матерясь на чем свет стоит, марчанин изводил нарождающуюся бороду, оставив вместо нее пусть все еще мягкую, но уже лишь щетину. Волосы, высохнув, так и ложились непокорными кольцами, но, во всяком случае, он уже был ближе к тому самоощущению, к которому привык. И окончательно вернулся в дорогое сердцу состояние легкого и веселого доверия хаотичному течению, которое несло его сквозь жизнь. Подарило знакомство с тем, к кому тянуло и сейчас. Кого до дрожи хотелось обнять и почувствовать жар загорелой кожи. Набросив небрежно на плечи распахнутую куртку, марчанин возвращался сначала по своим следам, а после — по черному на изумрудном, по подпалинам на буйной тропической растительности.