Grey_vi_Ory

- Эта пустая. В сфере Аргуса было полно силы. Но ведь кому-то она сгодится, верно? — Ее нужно зарядить, — пожал плечами Фогги. — Если Рис нашел способ, то те, кому она "сгодится", уж точно располагают не худшими ресурсами и доступами. А для нас она безопаснее разряженной. Насладился сполна кратким моментом очередного сплетения. Наш мир. Наше все. Мы. Сколько всего заключалось в одном слове. Ривейни огненным вихрем умчался, а марчанин спрятал сферу в сумку, заботливо завернув в эльфийский шарф, и направил стопы в сокровищницу, где принялся задумчиво перебирать разноцветную россыпь самоцветов, машинально оценивая, но не торопясь набивать карманы. Пока. Пока не торопясь. Всему свое время.

После чего пошёл с Фогги в обитель знаний.. внутри обители знаний. Обитель знаний была прекрасна, как и положено библиотеке. Библиотеки были средоточием лучшего, что произвело на свет человечество, напоминанием о бессмертной силе цивилизаций и Знания. Фогги зачарованно ходил вдоль стеллажей, изредка касаясь книг, которые ему не суждено было ни прочитать, ни даже второй раз увидеть. Полностью поглощенный зрелищем, он не нашел ничего, что могло бы достойно окупить их временный союз с магом-антиванцем. Никаких свитков с заклятиями. Или хотя бы читабельных свитков. Зато в одном из шкафов таился тяжелый шар, так похожий на тот, что привлек внимание молодого оборотня и едва не стоил ему рук. — Смотри-ка, — позвал Фейн Разу и покачал найденную сферу на руке, словно игровой шар, которым сшибают бутылки-мишени. Сфера была тусклой и безжизненной, поэтому он не боялся держать ее на ладони.

- Ну.. возьмём их с собой? Будем друг друга подслушивать, когда кому-то одному станет лениво выходить в бордель, - предложил Раза и, помедлив, прихватил третий кристалл. Для брата. Неопределённость длиною в год, разделившая их, часто превращалась лишь в тянущее душу эхо, но никогда не отпускала насовсем. - Куда дальше? — Возьми побольше, — посоветовал Фейн, безмятежно пропустив мимо ушей все ремарки про игрушки и бордели. Не хотел отвлекаться. — Без формари мы не определим, какие из них вообще остались в рабочем состоянии и могут быть в принципе активированы. К тому же, вес они не тянут, а вот цену — да, благодаря своей редкости. Пригодится, в общем. Поразмыслил над вопросом "куда дальше", задумчиво постукивая пальцами по тыльной стороне второй руки. — Я бы заглянул в библиотеку. Там могут быть не только книги, но и артефакты, да и на книги посмотреть я бы не отказался. Никогда не стоило спрашивать у него, что он любит больше — книги, кофе или сигареты.

Фейн полностью ушел в задумчивую созерцательность. Только погладил руку Разы, разгадавшего вопрос про красоту; усмехнулся, подумав, что вместо огня под условия загадки подходила любовь, и как он не заметил, что эти два понятия стали неразлучны в его мыслях. Вдумчиво кивнул, когда ривейни рассказал о своем маленьком заговоре. Кажется, заключать союзы было в крови у вольнолюбивого народа. Хоть с духами, хоть с кунари, хоть с кем. Лишь бы все стороны были довольны. Подход, который Фогги мог лишь одобрять. Найденные кристаллы были ему знакомы, как тому, кто долгое время жил в Тевинтере и работал на сильных его столицы. — Это информационные кристаллы, используются для связи, — просветил он ривейни, который неотрывно был рядом. — Игрушка знати. Но эти неактивны и без формари их не использовать.

- "Чему на свете нет ни меры, ни весу, ни цены?" - спросил он. — Огонь, которым ты пылаешь, мой свет, — бросил Фейн, за последнюю неделю ставший большим специалистом по огню. Практика решает.

Если энтропия госпожи Флоренс над ним смилостивилась, то с духами, оберегающими Эс Веналас, Фейну так не повезло. Захватило ледяными когтями сердце, сковало мышцы тленным холодом, будто его заживо погребли в зимней почве, перехватило дыхание для пущего сходства с могилой. Спасло только ощущение живительного тепла, как будто вышел из затхлого склепа под летнее солнце. Фогги благодарно улыбнулся творящему очередное заклинание Рису. — Gratias, messire, — наклонил голову и подмигнул, расправляя плечи, обтянутые веселенькой бирюзовой рубашкой под курткой.

Ты не ответил на вопрос, - сказал Дух. "Зануда ты душная", — подумал Фогги и мысленно же улыбнулся. Дух — душный, все логично.

Привратник Первый Фогги никогда не любил оттягивать неизбежное. К тому же при подъеме он умудрился поскользнуться и не сорвался только ценой акробатического финта и подвернутой ноги. Которая сейчас негодовала на такую безжалостную эксплуатацию хрупкой тушки. Прихрамывая, он сделал шаг вперед. Если его ответ не понравится стражу, то хотя бы остальные будут знать, чего не нужно говорить. — Я выполняю два обещания помочь, Хранитель, — произнес марчанин. — Одно дано ему, — кивнул на Риса.

В долине Фогги спустился со склона даже не с целью что-либо найти, поэтому не слишком внимательно смотрел по сторонам. Созерцал пейзаж лениво, задумчиво, вымеряя долину шагами, выдыхая легкий прохладный дымок. Зрелище древних сводов, которые переживали смену сезонов, лет и правительств, напомнило ему об одной песне, которую наемник сейчас тихонько и напевал. Вспоминай обо мне В темной бездне и в вышине. Наслаждаясь ленивым миром, Побеждая в своей войне, Вспоминай обо мне. Вспоминай обо мне, Когда землю укроет снег. Как мы грелись в руках друг друга, Улыбаясь в спокойном сне. Вспоминай обо мне. Вспоминай обо мне, Когда сад начнет зеленеть. Как кружились под ливнем в танце Всех счастливей и всех пьяней. Вспоминай обо мне. Вспоминай обо мне, Когда солнце вспыхнет в окне. Как мы слушали шум прибоя При жемчужной полной луне. Вспоминай обо мне. Вспоминай обо мне, Когда будут листья в огне. Как легко мы топили холод В горячем и пряном вине. Вспоминай обо мне. Вспоминай обо мне На руинах минувших дней, Во дворцах под небесной гладью. Невозможно любить сильней. Никогда не погаснет пламя. *** Неизвестно как, но блуждающего по джунглям наемника нашел Дамьен. Чтобы снова дать ему зелье. Фогги улыбнулся мягко и чуть удивленно. — У тебя странное хобби, Дамьен, но мне нравится, — вернул комплимент, написанный в пыли у грифоньего остова. — Спасибо. В самом деле, если синеглазому земляку хотелось быть его ангелом-хранителем, кто он, чтобы возражать. Свободные выборы и вот это все.

- Вот он в св-воих н-ногами скоро будет п-путаться. — Хорошему танцору так-то вообще ничто не мешает, — прорезался голос у марчанина, по странному совпадению сразу после того, как спутники перестали обсуждать животрепещущую тему, в ком была змея Разы. — Так что не осуждай тут, — усмехнулся.

- Будем рядом друг для друга, - улыбнулся Раза. Если верить в концепцию множественных вселенных, где все события развиваются в целом одинаково, а вот в мелочах — по-разному, где-то Раза услышал в ответ, что марчанин вовсе не заботливый, а просто практичный, где-то получил кабацкую шутку, что прикладываться к марчанину приятнее, чем к терпкой травяной микстуре, где-то ему провокационно улыбались и советовали держать и некоего марчанина при себе, ибо полезный. А здесь и сейчас ему улыбнулись в ответ и согласились: — Будем. Одними губами шепнув: "Котик".

Сборы-сборы. Путешественники, у которых на побережье не было ничего, кроме собственных жизней (и то с натяжкой), понемногу обрастали скарбом. Собрав и перепроверив свою сумку, Фейн снова оказался возле Разы и без лишних слов вложил в смуглую ладонь небольшой флакон толстого стекла с зеленой жидкостью внутри. — Держи при себе, a mhuirnín, — немногословно попросил. Лучше бы не пригодилось, но, как говорили мудрые предки, лучше иметь и не нуждаться, чем нуждаться и не иметь.

- Просыпайся, славный. Feliz nuevo dia para ti, mi amor*, - промурчал солнечный котик, в пушистой гриве которого, кажется, добавилось золотистых прядей. Надо же, как удивительно бывает. Засыпаешь в пещере, скрытой в другой пещере, а будит тебя поутру все равно солнышко. Теплое, ласковое, летнее. Фейн легко открыл глаза, казавшиеся более темными из-за расширенных в темноте схрона зрачков. Легко потрогал кончиками пальцев свисающее цветастое перо, убрал падающие на лицо растрепанные кудри, отливавшие золотом, огладив смуглую шею костяшками кисти. — Мхм, — согласно отозвался. Проводил взглядом лучащуюся бодростью фигуру, покидающую маленькую пещерку. Натянул сапоги, поправил заемную эльфийскую рубаху — простую, удобную и светлую, по вкусу, а не по соображениям практичности. Завершив сборы, плеснул воды в лицо и присоединился к завтраку у костра, пожелав всем доброго утра. Впрочем, по своей привычке не прикоснулся к еде, а сел поодаль и закурил. Им было скоро выходить, поэтому осевший в пещере легкий дым никому не помешает, а до трапезничающих сизые завитки не дотягивались и так.

Фогги: ловкость +5 (третий тир) = 750, харизма +5 (первый тир) = 250, в остатке 0. Потому что может)

Марчанин, плоть от плоти больших вольных городов, молчал и слушал, вглядываясь в едва различимое в темноте лицо рассказчика. Одна его рука обвивала змеиный стан, согревая ладонью и без того жаркое бедро, а вторая не находила покоя, то оглаживая сильное плечо, то заботливо убирая кудрявые завитки, что так и норовили упасть на глаза, то с мимолетным озорством касалась разноцветных перышек в ухе и поднималась выше, кончиками пальцев исследуя бархатистый округлый изгиб кошачьего ушка. Он обожал кипящие жизнью полисы, никогда подолгу не жил вне. Еще и поэтому слушал с интересом, жадно впитывая каждую деталь, а не только из-за того, кто рассказывал. Опытный музыкант говорил ярко и выразительно, каждым словом четче очерчивая воображаемую картину, так что даже глаза не требовалось закрывать, чтобы представить. Оно и к лучшему, не хотел бы отрываться от таких сияющих, таких колдовских очей. Слушал и согревал, думая о бирюзовой водной глади, о зловещей сине-зеленой глубине порта, качающей на себе резные скорлупки кораблей, о скорбных криках чаек и зазывающих возгласах уличных торговцев. О соленом, металлическом привкусе моря и водорослей в воздухе, который был синонимом свободы, о вездесущем аромате пряностей и тяжелой симфонии запахов оживленного столичного рынка. О пестроте флагов и дорогих тканей, о блеклом камне выгоревших под жарким солнцем мостовых, о разнообразии звучащих на улице языков, о контрасте скудных, но ярких одежд местных и богатого, но темного и тяжелого убранства их приезжих соседей, о вольных улыбках и смелых взглядах, которые не опускаются, пересекаясь с твоим. Только солнечная жемчужина, квинтэссенция золотой свободы могла воспитать его, того, к кому всегда возвращались мысли, толком и не уходя. Фейн улыбнулся, слегка посмеиваясь сам над собой. Только ривейни мог коснуться незнакомца, подарить момент ласкового тепла, ничего не желая и не ожидая взамен. Только ривейни мог сесть рядом, подарить песню, переплести пальцы и уже не отпустить, стоило коснуться в ответ. Свободный и настоящий, одним своим присутствием выжигающий маски и наносную мирскую шелуху. Вспыхнули эльфийские травы, искры прорезали уютную тьму, дурманящие завитки заполонили альков. Сами собой ладони оказались на изящно очерченной талии, помогая оказаться сверху, задержались дополнительной опорой, пересеклись на широкой спине и снова разминулись, когда вольного мага оплели объятиями. Дымный, пряный и насыщенный вкус поцелуя, еще долго ощущающийся на губах. Оставляющий мечту о жемчужной мягкости песка под лопатками, хризолитовом морском шелке и слепящем солнечном свете. О бархатной летней ночи, унизанной звездной сетью. Обо всем том, что еще будет у них на двоих. — Слишком поздно, esposo mío, — прошептал, ловя ртом дымный воздух, которого стало слишком мало. — Ты уже это сделал.

На глазах у Фогги оживало и возносило их к небесам старое исполинское древо, пепельная магия, порожденная холодными, точно отмеренными словами на тевене, оборачивалась солнечным теплом. А он не мог оторвать взгляда от блеска глаз, разлетающихся волос и отчаянной восторженной улыбки, кривившей чувственные губы после крика. Проблемы у него наблюдались не только с законами, но и с приоритетами. Последовав примеру, скользнул в темноту и зарылся в груду меха. Не прячась от ночного холода — следы одержимости все еще догорали, сменив нездоровую пылающую лихорадку на ровное, щедрое тепло, которым дышат земля и камни, напитавшись днем щедрым золотом летнего солнца. Сам мог согреть. Но хотелось некой уютной закрытости, принадлежащей только двоим. Этого второго наполовину чутьем, наполовину ощупью нашел рядом, заключил в объятия, прижал к себе. Осыпал лицо, волосы и плечи легкими поцелуями, которые не могли выразить и сотую долю захлестывавшей его нежности. Но должен ведь был попытаться. — Ты невероятный, — шепнул на ухо и привычно подставил теплое плечо лохматой голове. Ладони бездумно скользили по смуглой коже, потерявшей гладкость под смазанными пепельными пятнами. Мало беспокоило обоих. Один — дикий маг, рожденный в джунглях ривейни. Второй — преступный аристократ, пробовавший жить и на самом грязном дне, и на самых опасных вершинах, и везде находивший для себя комфорт. Сердечный метроном отмерял минуты, требуемые на то, чтобы справиться с приступом счастья из-за факта, что самый красивый, самый потрясающий, самый любимый лежит, греется и разве что не мурлычет в его руках. — Расскажи про Ривейн, — нарушил тишину марчанин негромкой просьбой. — Твой Ривейн. Самое дорогое воспоминание. Историю, в которой ты собой гордишься. Что ты сделаешь первым, когда вернешься. Что угодно.

- Уверен, с этой штукой и дворянин умеет обращаться, - тлеющие угольки едва заметно вспыхнули в потемневшей карей радужке. Раза встал вплотную, плавно скрестил руки в невесомых объятиях позади Фогги. - Что же это будет? Порка, удавка, ошейник? Что-то иное? "Порка тебе как раз и не повредит", — пронеслась мысль, как огонек падающей звезды в ночном небе. — Кто о чем, — цокнул языком Фогги с легким вздохом, стукнул кончиками пальцев по длани, позволявшей себе слишком много, отгоняя. Так отгоняют кота, который тянется нахальной мордой к стоящей на столе миске со сливками. Но сапоги снял, так уж и быть. Повинуясь призыву с той же ответственностью, с какой выполнялись разработанные на двоих не вполне законные планы, бросил ривейни мягкий увесистый сверток одеяла, а сам прихватил меховые спальники, в один из которых была завернута многострадальная куртка.

Рассказ про Ривейн и детство закончился как-то слишком быстро. А жаль, хотелось еще. Там все так разительно отличалось от его собственного опыта. А еще, и это было важнее, речь шла о Разе, о теплых для него воспоминаниях. Котики, птички, полубезумные огненные божества... всем нужно одно, в конечном итоге. Чтобы тепло и было с кем держаться. - В общем.. давай шалашик свой оформим? Спальники есть, одеяло тоже. Подсветка.. будет. В ветвях укроемся, запутаемся-завяжемся в тёплое, притрёмся друг к другу и.. всё. Просто будем вместе. Будет нам легко и хорошо. Высоко будет. - Ну как, ты в деле? Или зазорно дворянину с рыбаками по деревьям лазать? - подначивал и лыбился, шельмец. — Давай оформим, птица ты высокого полета, — легко согласился марчанин, наградив ривейни очередным многозначительным прозвищем. Скатился с ненаглядного, потянулся за штанами, влез в сапоги. — И нет, не более зазорно, чем, — выразительно покачал найденным ремнем, прежде чем застегнуть пряжку и прицепить поясную сумку. — Помощь нужна? Или, раз дворянин, то умею только вино открывать да красивых лапать? — иронично дернул бровью.

- Фогги. Котик. Муж мой.. Вместо ответа Фейн лишь прикрыл на мгновение глаза, будто котик, которого коснулась за ушком любимая рука. И улыбнулся. Лежал, не смущаясь ни собственной наготы, ни собственной тяжести на теле ривейни. Слушал как любимый голос, так и успокаивающийся стук сильного сердца, ощущающийся ладонью. Он вообще любил слушать. Слушал и думал о том, что не хочется считать повторившуюся песню очередным кольцом змеи, закусывающей хвост. Завершением цикла. Не хотел ни замкнутости, ни завершений. Открытости желал, незавершенности, проложенного куда-то в будущее пути. С каких это пор он привык так часто думать о будущем и представлять себе его? Ах да, чтобы вспомнить, достаточно в который раз очертить взглядом красивое лицо, деликатно позволяя прятать слишком блестящие темные глаза за закрытыми веками.