Этим вечером дон Мигель выгонял родного брата из дома пинками и криками, а на заплаканном лице прекрасной Хуаниты кровоточили царапины, которые дон Мигель оставил на лице любимой шипами букета роз, подаренного ей доном Гильермо. Дон Гильермо клялся Хуаните в вечной любви, но та гордо отвечала, что, хоть ей и были приятны розы, она гордится царапинами на лице, поскольку каждая из них равносильна написанному доном Мигелем и выставленному на всеобщее обозрение признанию любви к ней. Во второй половине серии герои неожиданно вспоминали, что дону Гильермо некуда идти, и отправлялись искать его с намерением попросить прощения и позвать обратно. "Как я мог поступить так с родным братом из-за дурацкого букета!?", вопрошал дон Мигель небо. Гильермо они нашли под мостом среди городских нищих, но гордый военный наотрез отказался возвращаться в дом, где живёт такая красивая девушка, заявив, что если он вернётся, то не сможет отвечать за себя и рано или поздно опозорит и себя, и брата, и Хуаниту тоже. Гильермо остался под мостом, но ему решила помогать Виктория, надеясь, что военный всё же отобьёт любовницу у брата, что сделает её полноправной хозяйкой в доме.
- Боже, какой бред. - прохрипел Габриэль.
Это были первые слова, которые сиделка услышала от него за весь день. Сериал закончился, паралитик подал признаки жизни, значит, настало время время прогулки.
- Ну и куда сегодня двинем, а? - громко спросила она, раскладывая коляску.
- На.. кладбище.
Сиделка выругалась. Сыновья Габриэля строго-настрого запретили ей рассказывать о том, что на кладбище куплено место для отца, но он был так обеспокоен, что после смерти его тело просто выкинут в залив, что она не выдержала и как-то отвезла его туда. Место было приятное и тихое, почти у самого края, где начинались деревья, Габриэлю оно понравилось и он успокоился, вот только периодически просил возить его туда погулять. Если бы это заметили сыновья.. что ж, если смотреть правде в глаза, ей как минимум пришлось бы искать новую работу. Для эмигрантки это было не так-то просто, особенно учитывая просроченные документы. На это место её взяли отчасти потому, что старик сам когда-то был мигрантом..
-----------------------------------
В вагоне было душно, как в кочегарке. Немногочисленные открывающиеся окна были плотно забиты высунутыми из них лицами счастливчиков, всем остальным кислорода не доставалось вовсе. Держаться за что-нибудь необходимости не было - пассажиры едва могли пошевелить руками, не то, что упасть. Радовало только то, что ехать было всего несколько часов.
Габриэль нервничал. Второй шанс, новая жизнь - конечно, всё это было правдой. Дома говорили, что США - это второй шанс, новая жизнь.. а ведь ещё совсем недавно говорили о том, что может начаться новая война с северным соседом. Но эту возможность предотвратила война в Европе - все, у кого была хоть капля рассудка, объединились против Гитлера и его безумных идей, и правительства США и Мексики, презрев былые разногласия, не стали исключением. Дома говорили, что туда пускают всех, но его документы.. Он всё ещё опасался, что его могут разыскивать, поэтому избавился от паспорта, как только купил билет. Дом.. Он всё ещё называл это место домом, но дома у него больше не было. И его семья, и друзья.. почти весь посёлок либо отрёкся от него, либо им было плевать. Полицейский сказал, что преступления вроде бы не было, и теперь невозможно ничего доказать, но на прощание избил и сломал несколько рёбер. габриэль даже не сопротивлялся. Для своей семьи он стал чужим задолго до этого, а родители..
Где-то в другом конце вагона раздался крик, быстро перешедший в глухое бульканье. Толпа ахнула и отступила, и Габриэль почувствовал, как свободного пространства вокруг стало ещё меньше.
- Спокойно, сеньоры! - прежде, чем люди успели сообразить, что произошло, крикнул высокий полный мужчина, из расстёгнутой на груди рубашки которого выглядывал орлиный клюв с зажатой в нём змеёй. Габриэль очень хорошо рассмотрел её, когда мужчина, до этого стоявший к нему спиной, развернулся. - Этот засранец решил, что может просто так оскорблять нашу маленькую семью! Будьте любезны выпроводить его из вагона.
Толпа повиновалась. Тело, меняясь местами со всеми, кто стоял у него на пути, прошло через двери вагона в тамбур, и, видимо, закончило свой путь в кустах у рельс. Габриэля затрясло. Татуированный это явно заметил и, прищурившись, посмотрел Габриэлю в глаза:
- Что за мандраж, парнишка? Ты вроде бы даже шляпу не запачкал, а тебя будто лихорадит. Уж не хочешь ли ты, дружок, поведать по прибытию кому-нибудь историю нашего недавно сошедшего попутчика?
Юноше показалось, что он почувствовал спиной что-то острое, но это с равным успехом могла быть и просто бляшка чьего-то ремня.
Ему было почти 23, он ехал чёрт знает куда в переполненном вагоне, надеясь, что найдёт работу. Надеясь, что уедет туда, где его никто не будет знать. Но Луиза говорила, "Куда бы ты ни шёл - Господь всегда рядом с тобой", и только теперь Габриэль понимал, что это на самом деле значит. Даже в этом вагоне Господь был рядом с ним. И ненавидел его. Его жизнь была кончена, с ножом у почек или без. Он был потерянным и конченным человеком, который сам не знал, что ищет и куда бежит.
- У меня документов.. украли. А тут половина народа в крови перемазана. Как думаете, пустят меня в страну?
Татуированный явно почувствовал облегчение.
- Так и у меня украли! - весело сказал он. - Тут у доброй четверти порядочных рабочих украли. Давай так - ты за меня поручишься, что я, скажем, твой дядя, а я за тебя, что ты племянник мой. Идёт? Наша маленькая семья в долгу за услуги не остаётся, а у нас будет прям сразу взаимовыгодное сотрудничество. Что скажешь?
Что тут было сказать? Габриэлю осталось только пожать плечами и кивнуть.
***
На маленькой станции, куда прибыл поезд, места на всех не едва хватало, но, по крайней мере, воздух был свежим. Толкая перед собой Габриэля, как нос ледокола, татуированный пробирался к пропускному пункту.
Пройдя через беглый досмотр толпы встречавших полицейских и дезинсекционную камеру,
они попали к установленному прямо на улице столику, за которым сидела женщина лет сорока. Габриэль громко возмущался - вшей у него отродясь не было, а после спрея голова чесалась, а глаза едва открывались, но татуированный предусмотрительно его заткнул
- Отлично, - меланхолично протянула женщина. - У меня эти ваши возмущения уже знаете где? Паспорта давайте.
- Украли у нас, сеньорита, - широко улыбнулся спутник Габриэля.
- Ага. - даму это явно не удивило, - имена тогда.
- Я Габриэль Хесус Карраска, а это мой дядя Луис..
- Карденас!
Женщина скорчила мину, а "Луис Карденас" заржал густым, басовитым смехом.
- Да неужели, - кисло процедила она.
- Святая правда, - нашёлся Габриэль, - клянусь.
- Ладно, - согласилась дама, выписывая какие-то бумажки, - но следующий Луис Карденас пойдёт прямо туда, куда того заслуживает. Возраст?
- Мне 34, племяннику 16. Маленький ещё, как его в чужую страну одного отпускать?
Дама с сомнением поглядела на Габриэля.
- Развит не по годам ваш племянничек, а?
- Святая правда, - подражая интонации юноши, ответил "Луис". - Развит не по годам. У нас страна рабочих, надо с малых лет трудиться, вот и развиваются. А как выжить-то иначе, а?
- Добро пожаловать, брасерос. - дама отдала им заполненные бумажки. - Работайте честно, и всё такое. Следующий!
***
Прошло пол года. Габриэль и "Луис" жили в хибаре с соломенной крышей, а большая часть заработанных на полях денег уходила на еду. Юноша редко видел своего "дядю" - тот уходил засветло и возвращался уже тогда, когда брасерос спали. И поэтому, когда "Луис" предложил "племяннику" "сделать ноги из этого гадючника", тот очень удивился.
- А я-то вам зачем? -настороженно спросил он.
- Как тебе сказать, - пожал плечами Луис, - Нравишься ты мне. Парень ты надёжный, башковитый, еду не крысишь, так чего тут гнить? Если б не было возможности, я б и без тебя слинял, а так как раз документик есть чистый, имя впиши, и вуаля. Я тебя выведу, а ты при случае нашей маленькой семье услугу окажешь, идёт?
И Габриэль снова, понимая, что доброта душевная, скорее всего, не была мотивом для помощи, согласился.
Но в этот раз он ошибся в своём "дяде". Добравшись до Грандс-Пасс, тот обнял его на прощание:
- Теперь наши дороги расходятся. Я пойду на юг. в ЛА, а ты.. Да хоть на север дуй, в Сиэтл. Город большой, где-нибудь устроишься. Ты пока не гражданин Штатов, но, как подучишь язык - не тяни.
- А что вы будете делать в ЛА? Может, я лучше с вами?
"Луис" засмеялся.
- В ЛА, "племянничек", я сяду в тюрьму. Так что тебе не лучше со мной.
- И за что? - опешил Габриэль.
- Да хоть за что. Жизнь, она, понимаешь, штука сложная.. и длинная. Так что дуй в Сиэтл, и, если кто придёт от дяди Луиса, не откажи в помощи, так? На том и сочтёмся. Могут ещё сказать "ла Эмэ", или ладошку чёрную предъявить.. не решил я пока. Так что сойдёмся на дяде Луисе.
И, насвистывая, отправился на юг.
А Габриэль перешёл на другую сторону дороги и поднял палец вверх. Вид у него, конечно, был тот ещё, зато в карманах хрустели новенькие зелёные доллары, а настоящая жизнь, похоже, только начиналась. Он так и не добрался до Сиэтла..
-----------------------------------------
На кладбище было тихо, и поэтому даже старческие уши Габриэля улавливали обрывки бесед
X на час. Написал небольшой пост на пару строчек, блин. т__т
