Ghoul

Ночь Ущербная луна показалась над Хедвиллом, концами серпа касаясь зловеще чернеющих вдалеке макушек высоких деревьев и боязливо обходя, словно не решаясь тронуть нитями серебряного света здания на окраине, заросли садов и вымершую психиатрическую лечебницу. В городке образовалось вдруг множество уголков, где надёжно поселился мрак. В тёмную ночную пору легко приходили на дремлющий, уставший за день ум страшные сказки, оживали в воображении, сменяя рациональное фантазиями, зиждившимися на легендах, которыми обрастает со временем любое место. Ночью несложно представить, как, таясь в темноте садов, скользит меж домами тень - это сбежавший из лечебницы пациент; его забыли шестьдесят назад, и вот он выбрался, прорыв длинными острыми когтями, в которые обратились его ногти, ход через подвал. Его тело пертурбировалось от разнообразных медицинских препаратов в нечто чуждое этому миру; его обличье внушает теперь ужас; его разум за время полувекового заточения безнадёжно утерян, сменённый яростью и жаждой крови. Он далек от человеческого существа, как сам человек далёк от Господа… ...Или вообразить несчастных, запертых в бедламе против своей воли - прежде, в непросвещённые времена, такое случалось, - сперва они были здоровы, но в ходе лечения повредились рассудком и мучительно умерли, а теперь вернулись, чтобы отомстить потомкам тех, кто причинял им страдания. Однако Норман Бейтс об этом не думал. В мотеле горела старая настольная лампа; её тёплый жёлтый свет разбивался на осколки об окно. В мотеле было тепло и уютно. На сегодня он закончил с работой в маленьком заведении, в котором был и администратором, и портье, и ремонтником, и уборщиком разом. Он намеревался неспешно выпить на веранде чашечку-другую чаю, а потом отойти ко сну. Время в мотеле, где оборудование заменялось только по мере острой необходимости, а мебель могла заинтересовать жадного старьёвщика, словно остановило свой ход, а все перемены происходили там, за окном. Там же остались и ночные чудовища, сплетённые из перекрестия легенд и подавленных подсознательных страхов, которые поутру обратятся в пыль, точно тролли из сказок. - Скверно, что психушку закрыли. Я бы тебя в неё сдала! Клянусь Богом, тебе там самое место, - сказала вдруг Мама своим дребезжащим, старческим голосом. Тяжко вздохнул Норман. - Пожалуйста, тише: ты разбудишь посетителей, - попросил он. В кои-то веки мотель не пустовал. - Как будто ты печёшься о мотеле! Он приносит одни убытки. А всё потому, что тебя не интересует прибыль, тебе нужны только эти продажные девки, каждой мечтаешь... - Мама, прекрати! Мотель пустует, потому что этот захудалый городишко тысячу лет никому не нужен! - Повысил голос Норман и тут же устыдился собственного гнева. Он обещал себе не реагировать на мамины тирады с чрезмерной эмоциональностью; он понимал, что такой её сделала болезнь. Но, видит Бог, иногда обещания так трудно сдержать. - Я помогу тебе дойти до дома. Бейтс подхватил Маму на руки и унёс в дом за мотелем, в её комнату наверху с тяжёлыми запахами благовоний и антикварной мебелью. Что-то из богатого убранства спальни можно было продать, чтобы поправить их положение, но Норман не смел об этом попросить. Поцеловав родительницу в лоб, он отправился назад в мотель, с щемящей тоской в груди отметив, что носить Маму всё легче - она почти ничего не весит и сделалась так слаба. Он вышел на веранду под мерцающий свет неоновых трубок, составлявших вывеску "Мотель Бейтс. Есть свободные места". Бейтс всегда добавлял в чай две ложки сыпучего сахара, две полные ложки "с горкой" - его жизнь очень нуждалась в подслащении. Утро ...Когда Норман проснулся, чай давно остыл. Серый ночной мрак успел за это время растаять; облака загорелись, тускло подсвеченные восходящим солнцем. Он поднялся со своего места, разминая затекшую спину и запоздало соображая, что вырвали его из дрёмы истерические рыдания. Рыдания девушки, бегущей сейчас по улице в направлении медпункта и полицейского участка. Норман поспешно спрыгнул с крыльца вниз. - Куда это ты собрался? Решил перепихнуться с этой шлюхой с утра пораньше? - Остановил его дребезжащий голос. Мама. Ну конечно. - Мама, человек нуждается в помощи. Она вся в крови, она в эмоционально нестабильном состоянии. Я - ты же знаешь - умею обращаться с такими людьми... - На что это ты намекаешь, неблагодарный мальчишка?! Сиди на месте и пей свой паршивый чай. Она - проститутка и наркоманка. А твоя мать нуждается в тебе. Бейтс вновь уселся на стуле с кислой миной, украдкой наблюдая за происходящим поверх чашки.

во что мы играем и когда?

оно появилось с каким-то обновлением форума. у меня та же фигня

Норман Бейтс, 25 лет Спокойный, достаточно культурный молодой человек, застенчив в общении с противоположным полом. Владеет небольшим мотелем на двенадцать комнат - как правило, все они свободны, - который одновременно является его домом. Увлекается таксидермией птиц. Живёт с нелюдимой матушкой, практически не покидающей свою комнату.

сегодня могу, в выходные скорее всего нет

давайте дождёмся сентября

- Разыщем их, завод возьмём, ГЭС отобьём - я чем смогу, тем и помогу... - Покивал Сергей. - Диверсант из меня, мужики, лучше, чем воин. Я могу звуком орду на них навести, а ещё пьяного отлично изображать умею. Пьяный дурак, он подозрений-то не вызывает... Ему многое с рук сойдёт. Бабку вызволим. Потом я в управляющие завода пойду, чтобы у тебя, Комаров, голова о нём не болела. Мне многого-то не надо - завод, да жильё, да бабу какую хорошую, справную... Как дела наладятся, детей учить буду. А то и малограмотных взрослых, если таковые у вас имеются. Простой я мужик, не слишком амбициозный, - сказал учитель на всякий случай: вдруг охваченный параноей Комаров и в нём угрозу увидит, да и чего нехорошего на его счёт прикажет? - Пойдём, Игорь. Выпьем за твою Галину. И за то, чтоб не сорвались наши планы. И за то, чтобы будущее было хоть самую чуточку светлее настоящего. Выпьем... Хлопнув мужика по плечу, он вышел следом. - ...потому что на трезвую в этом дивном новом мире жить невозможно.

«Вот мы и решили комаровскую проблему. Самым неприятным способом». И вроде не виноват ни в чём был Сергей, а на душе всё едино было паскудно. И зачем ехал? Толку от него не вышло никакого. Остап и один бы справился. - А ликёро-водочный? Ты планируешь отбивать его у ходячих?

- России нужна сильная рука. Хотя бы пока - чтобы на прежний уровень вернуться из того Средневековья, в какое нас мертвяки откинули. Сколько предприятий встало, сколько погорело? Сколько технологий испорчено, потерялось безвозвратно во время этой сумятицы? - Высказался Сергей чередой риторических вопросов, незаметно поправляя в кармане пакет пельменей.

- Что же, прошу пройти в дом. Нам много что надо будет обсудить. Да и Диана заждалась когда ты приедешь. Нет не подумай, это было необходимой мерой. В противном случае, всё закончилось бы печально. Мои люди успели раньше, людей Болдарова. Приветствую тебя Сергей. Я понимаю, что мы закончили на не самой оптимистичной ноте, но тем не менее. Заходите - сказал Дмитрий Олегович. Мгновение на Комарова смотрел упырь - но вот морда с мученическими выгнутыми губами съехала вниз, и из-под неё показалось лицо Сергея, который, кажется, был совершенно трезв - впервые за последнюю неделю. Путешествие через толпу мертвецов далось ему тяжело. Слава Богу, на морозе они хоть не воняли. Бледный, всё ещё сомневающийся, что сумеет удержать внутри обед, учитель русского языка и литературы настороженно кивнул и шагнул с крыльца в дверной проём.

- Теперь притворяемся что мы сами мертвые, издаём характерные звуки. Если кто-то из них приблизиться к вам, изучая вас, усильте характерные, для них звуки. Это что-то типа общения, показывая, что вы главнее и съели больше чем он или она - Альфа-самец, значит. Эх, Дроздова бы сюда... - Сказал Сергей, держа в руках свою маску. Маску из кожи такого же, в общем-то, человека. Пахучей она не была, и если закрыть глаза, можно было представить, что в руках кожаные перчатки. Посмотрел на стадо, растянувшееся до горизонта. Убить человека - пусть безумного, но человека! - и снять с него не скальп даже, всё лицо его снять. Это же надо додуматься. Выдумщики живут в России. Нет у нас логики и все мы пьяницы, зато фантазии - хоть отбавляй. Поэтому и не завоюет нас никто. Не справится заграничная логика с нашей фантазией. Он надел маску, и резинка плотно прижалась к голове. Кадык судорожно заходил по шее, и учитель приостановился, готовый, если что, расстаться с плотным обедом. Но до этого не дошло. Подождав немного, он пошёл через толпу, разрезая её, словно ледокол, имитируя подволакивающуюся упырью походку и вытягивая вперёд руки, точно Носферату из старого кино. В горле рождались утробные звуки. Нет, он был слишком трезв для всего этого.

Сергей Александрович, к подобным сценам непривычный, судорожно сглотнул. - Пожевать в дорогу возьму, братцы, - сказал он, суя в карман куртки пачку замороженных пельменей, которые до того сиротливо лежали в холодильнике, никому не нужные, когда есть икра, сервелат да жирный сыр. Может, настанет и их звёздный час - пельмени твёрдые, ими бить удобно. А если метнуть, как на похоронах бабы Аглаши - то можно и сотрясение заработать, как и случилось с её сыном, когда... а, что это вспоминать сейчас. Допив в единый глоток коньяк и зажав зубами ломтик сыра, он поднялся и вышел.

Учитель русского языка щедро плеснул себе и собуты... соратникам коньяку, с некоторой жалостью покосившись на юродивого Остапа. Что толку в кулаках да росте, если самого главного человек в жизни не может без химии - выпить от души? - За Русь-матушку, - сказал он тост, когда закончилась песня двух почти что не пьяных ещё, привычных к этому нехитрому делу голосов. - Чтобы поднялась она с колен и вернула себе былую силу и былой почёт. И никакая хворь сломить её не могла до скончания веков.

Перед смертью не надышаться. А напиться - можно! Бокалы со звоном ударились, и Сергей Александрович продолжил жадно поглощал провизию, которая стала после конца света невиданной редкостью. Его терпеливая печень мужественно превозмогала ударные нагрузки. Совестно ему было перед голодающими, но что ж теперь поделать? Он заглушать совесть шампанским, а когда оно к концу подошло, то открыл пузатую бутылку коньяка. - Жаль, гармошку не взял, - посетовал он. И подхватил песню Игоря, затянул на два голоса.

- Малышеву бы сюда, она бы всех раненых на ноги поставила... - тихо произнёс Сергей, осматриваясь по сторонам. Без вил он был словно голый и ощущал себя весьма неуютно. - Или Малахова. Ему отсутствие медикаментов не помеха. Были б только огурцы. И питьё, чтоб мочу получать, для живительной уринотерапии.

- Россия должна стать сильной. А то Америка первая от конца света очухается и нас завоюет.

- Себе не наливают - Да я отвык уже за столом с людьми сидеть. По-человечески питаться. Всё один пью, словно алкаш, да ем торопливо - жду незваных мёртвых гостей. Сергей налил взамен выпитого Игорю до самых краёв, так, что стакан надо было поднимать с величайшим пиететом, дабы не пролить крепкого напитка. - За то, чтобы мы не забывали, что мы люди, и жили по-людски, а не как свиньи в хлеву. - Сказал он тост. И добавил не без умысла: - И вели себя по-человечески, ведь сознание определяет бытие! А что за Марина? Вспоминал наш пропавший знакомый, Роман, какую-то Марину... Это часом не та?

Сергей ответил Лизе такой же счастливой улыбкой. Неизвестно было, что его порадовало - женское внимание или скорое воссоединение с водкой. Он поспешил к столу, как Моисей на гору Синай. Налил себе для начала сто грамм, прерывисто выдохнул и закусил рыбной консервой. И только утолив горевший внутри пожар, заговорил, перекатывая вкус во рту: - Что требовал от вас Комаров? И какие причинил вам страдания?

Хм, Александр Сергеевич. Её глаза. Уважаю интеллигентных людей.Так понимаю учитель? - произнесла она. Вилоносец кивнул. - Сергей Александрович Калинников. Как Есенин, только Калинников. Учитель литературы и русского языка. Обучался в педвузе Тамбова. Не Баумановка, но тоже ничего. Учитель вдруг призадумался, что выглядит не так, как подобает сельскому интеллигенту: опухшее от пьянства лицо, нижнюю часть которого, точно паутина, прячет светлая щетина; куртка с закатанными рукавами, ободранная и запачканная уже упыриной кровью. Ватные штаны, которые выглядели так, словно служили верой и правдой ещё его прапрадеду. Видавшие виды валенки. Он стукнул вилами о землю, точно дед Мороз посохом, запоздало выполняя приказ опустить оружие. И оправдался: - Обычно я выгляжу лучше. Но ряд событий обезобразил мой облик, но, к счастью, не покалечил душу. По дороге разочарований снова очарованный пойду. А дальше он слушал разговор между двумя потерянными друзьями. Ну вылитые Монтекки и Капулетти! "Две равно уважаемых семьи, В Тамбове, где встречают нас событья..." Вот только не хотелось бы ему оказаться в центре шекспировской трагедии, разыгранной вместо помоста на упыриных костях. А это значит - нужно проявить дипломатию. Я знаю, что вы общались с Комаровым лично, но детали мне неизвестны. Если мы хотим заключить союз, я хотела бы услышать, о чём вы говорили. - Комаров сожалеет о сложившейся ситуации, о вашем с ним конфликте. И попросил нас разобраться в нюансах этой печальной ситуации. С удовольствием приму ваше предложение и выпью чаю. Или чего-то покрепче. Вы не подумайте, я - человек непьющий, но не могу же, в самом деле, оскорбить хозяйку.

-Опустите оружие - произнёс женский голос, лица было не видно так как оно было укутано в шарф. - С чем пожаловали, и зачем вы убили моего человека? Из-под шарфа было видно только глаза - и Сергей, глядючи в них, попытался включить своё мужское обаяние. - Она мила, скажу меж нами, Церковных снайперов гроза, И можно с южными звездами Сравнить, особенно стихами, Ее серьёзные глаза. Она владеет ими смело, Они горят огня живей!

Слева мертвецы, справа мертвецы. Позади мертвецы. Спереди - церковь, и Бог знает, что в ней. Точнее - Бога-то в ней давно и нет. Остался только дьявол. Сергей уставился на свои вилы, которые держал аккурат перед грудью. Через зубья виднелись упыриные хари. "Вилы у меня одни. Зато сплю со всей деревней", - некстати вспомнился анекдот. Он резко отпрыгнул от Игоря вправо, чтобы не задеть мужика, и, точно тюки с сеном, расшвырял вилами несколько мертвецов на своём пути, оказавшись у самой церквушки.

Сергей выпрыгнул сам - правда, при этом с грохотом перевернув мусорный бак. Покрытые инеем отбросы вывалились на землю, и воцарившаяся конструкция, должно быть, ненадолго задержит тупых мертвецов, пока те догадаются её обойти.

- Назовешь вот то, что там , над горизонтом, во всем полноцветьи одним словом? - Могу. Но слово это будет нецензурное. Нельзя всю красоту русских закатов одним словом описать, не подключая обсценной лексики - важной, выразительной части нашего языка! Глядя на небесный пожар, Сергей бросил в холодный воздух это самое слово, съеденное слабым порывом зимнего ветра. А потом собрался читать стихи: - Гаснут красные крылья заката... Но едва не наткнулся на остановившегося Игоря. - ***, - выразился учитель, то ли оттого, что его литературный порыв был задушен на корню, то ли оттого, что не хотелось ему лезть в премерзкий мусорный бак. Он же не мент! Мусор в мусоре - это интересный омоним. А учитель, интеллигент - ну куда это годится? Но он всё же выполнил предписание, подтянувшись на руках и свалившись в кучу промёрзлых остатков продуктов эпохи безудержного человеческого потребления, навеки канувшей в Лету, сменённой острым дефицитом. И запоздало подумал, что спрятаться надо было за бак, а не в бак.

- а вот и Дом Ваньки Седого. Точнее то что от него осталось. - в руинах что то зашевелилось. Игорь узнал его, несмотря на то что ходячий сильно обгорел. - Стойте здесь. Это личное - он поспешил к мертвецу, тот оживился учуяв еду - говорили же тебе Вань, уходить надо, а ты. Моя пивоварня моя. Покойся с миром. - закончил Игорь, развернув упыря так что бы удар пришёлся именно в ту часть мозга, что поражена неведомым вирусом.  - Гусевка вот вся вымерла. Почитай разом, - сказал Сергей то ли Игорю, то ли собственным мыслям в ответ. Он нёс на плече вилы, как караульный ружьё. - Заразились люди то ли в городе, то ли на пути отсюда, и упырями уже заявились в село. Точно не знаю - у них-то не спросишь... Думаю вот теперь - может, оно так и лучше? Не успели они ни испугаться, ни узреть, что пришла на землю нашу страшная беда, по сравнению с которой поволжский голод и блокада в Ленинграде - тьфу. Не пришлось им узнать, что осаду болезнь будет держать гораздо дольше, чем фашисты... Не пришлось стрелять в отца, в мать своих, которые - вот они, ходят, двигаются, глаза у них есть, руки-ноги на месте, но тебя более не узнают. Не обнять хотят, не рюмочку с тобой выпить - сожрать. Не застали они конца света, - с каким-то даже трепетом выдохнул в чистый морозный воздух учитель. - Односельчане мои сразу все лишились разума, превратились в чудищ безобразных - и кончились их страдания. - Давай к вашим церквосидцам. Вечереть скоро начнет. - Автоматом и добрым словом можно добиться большего, чем одним добрым словом? - Глянул на него учитель. - Оно и правильно: может, они будут понятливее. А если бы его не было - пришлось бы лить кровь. Нет автомата - есть кровь. Есть автомат - нет крови. Вот такой вот парадокс... Парадоксален русский ум! И русский язык. Только в нём предложение может состоять из пяти глаголов. "Решили послать сходить купить выпить", - свёл всё Сергей к любимой теме.

Нас ещё ждёт Ликёро-Водочный. Серёг ты с нами? - Пойдём, глянем, что там, - кивнул Сергей, выдохнув белое облачко пара. - За спрос-то не бьют. "Как бы не случилось чего неприятного, - подумал он, подтягивая сползающую лямку рюкзака. - Ох, не потому ты меня в Рассказово поволок, что боялся, будто я всё выпью. Боялся, как бы я не натворил чего ГЭСовцам невыгодного." Несмотря на хмель, он не утратил окончательно умения соображать. Ленивые, как мухи поздней осенью, неприятные мысли медленно плавали в его пьяной голове, хаотично сталкиваясь и расходясь. Броуновское движение, как говорила учительница химии, с которой Сергей любил пропустить по рюмочке чаю... до того, как всё это началось.