NearBird

Глядя вслед уходящему Морини, Давид поднял голову и чуть слышно, но четко и с непривычной для себя решимостью сказал: - И эти люди называют меня... - на секунду вопросительно взглянул на Жозефину, потом отвернулся, вспомнив то, о чем хотел спросить, самостоятельно, - Депрессивным хамлом. Несомненно, оставаться в стороне, кидаясь обвинениями в адрес тех, кто пытается сделать хоть что-нибудь - самая верная тактика. Хотите остаться в белом? Не выйдет. Вы достойны смерти не меньше, чем каждый из нас, и, может быть, чуть меньше, чем они. Впрочем, на чьей стороне вы - еще нерешенный вопрос.

- Давид, скажите мне, что вы видите? Нехотя, музыкант повернулся к Хайлиге. Неужели непонятливый немец до сих пор видит его своим пациентом? А ведь казался умным человеком. - Я вижу немца-психиатра, по нелепой случайности лидера парижского Сопротивления, который показывает мне яблоко. Несомненно, он видит в этом какой-то глубинный смысл, и, когда я отвечу, поставит мне диагноз. Только, вот, не нуждаюсь я в сеансе психотерапии.

Ну что ж, это меняет дело. Тогда, конечно, думать не надо. Женщинам вашего рода занятий думать и без того несвойственно, - глядя куда-то в сторону ответил Давид.

- Мадемуазель Оливье, - не поднимая головы вдруг заговорил Давид, несмотря на то, что еще вчера клятвенно обещал не иметь с этой женщиной ничего общего, - Сегодня были убиты двое. и один из них - солдат Вермахта, поэтому мне кажется, что ваше предположение несколько запоздало

Мда. Искренне сочувствую. Не самое удачное начало "мафиозной карьеры".

Сегодня Давид позволил себе слабость выспаться. Сегодняшней ночью он не выходил на охоту, поэтому чувствовал в груди некоторую неудовлетворенность. Или что-то другое? Он пролистал в голове все события прошлого вечера, вплоть до самого его завершения. Это нелепое собрание, выборы и... Ноэль. Прогоняя наваждение, музыкант крепко зажмурился и сжал кулаки. То время, которое они провели вместе... Всего лишь рука об руку молча прошли по улицам ночного Парижа. Но что-то... Было в этом что-то большее... Нет! Давид резко вскочил с постели, крепко обхватив рукой медальон, который он не снимал даже во сне. Нет. В его сердце было место только для одной и оно занято навеки. Тем не менее, согласившись участвовать в этой игре, Давид принял ее правила, а, значит, пришла пора посетить очередное собрание. Быстро одевшись, он вышел на улициы вечернего города, и, теряясь в тени переулков, направился к оговоренному месту. "Оружие свободы", вполголоса сказал он встретившим его людям, и те пропустили его внутрь без лишних вопросов. Похоже, сегодня Давид опоздал - все были давно в сборе и активно обсуждали вчерашнее убийство. Все собравшиеся указывали на Ганса Куровски, человека, мягко говоря, странного, да еще и немца вдобавок, впрочем, Давиду эта версия показалась не очень убедительной: штабной офицер никак не мог испачкать руки в машинном масле. Но сейчас голос музыканта все равно не мог решить ничего, да и сам он был не прочь отправить на тот свет очередного фашиста. Давид вышел к свету и коротко сказал: - Ганс Куровски. Кем бы вы ни были, вы достойны смерти, - после чего вернулся на свое место в углу комнаты.

Давид! Подождите.. Мне кажется, нам идти в одну сторону. Час уже поздний, и я, откровенно говоря, боюсь идти одна, не думаю, что очередной патруль или компания пьяных фрицев будет ждать, пока я объясню, кто из их офицеров оказывает мне покровительство.. Услышав голос за спиной, Давид резко обернулся. Ноэль Рош, кто же еще. "Восходящая звезда бурлеска", как трубили о ней на каждом углу. Экзотическое развлечение для вечно пьяной немецкой солдатни, продающее свою красоту как товар на рынке, живой символ свободных нравов Франции. Трудно было найти в Париже человека, которого людская молва не сватала в любовники танцовщицы. Первой реакцией музыканта было развернуться и уйти, захлопнув перед ее лицом дверь, но что-то его остановило. Надоело ли ему одиночество, это добровольное заточение, на которое он обрек сам себя несколько месяцев назад, взыграло ли новоприобретенное и пока никак себя не проявившее чувство долга перед Сопротивлением - он понять не мог. Но, тем не менее, Давид остановился и подал женщине руку. - Пойдемте, мадемуазель Рош, на улицах сейчас опасно как никогда, - тихим голосом сказал он, - Весь гарнизон охотится на таинственного ночного стрелка.

Услышав речь Гюстава, Давид тяжело вздохнул с едва уловимой ноткой зависти. Этот человек, по крайней мере, знал за что бороться. Пусть его цель наивна, пусть он отчаянный фанатик, но не лучше ли все это, чем растрачивать жизнь на бесцельную месть? Пытаясь погасить вновь разгорающееся в душе пламя сомнения, Давид приложился к стакану, сжал кулаки и крепко сомкнул веки. Нет. Его месть не бесцельна. Фашистские ублюдки должны заплатить, и они платят. А будут платить еще больше. Он будет убивать. Убивать в память о ней и умрет с ее именем на устах, и тогда они снова будут вместе. В мире, где нет войны, в мире, где люди могут быть счастливы. Музыкант снова потянулся слегка дрожащей рукой к висящему на шее медальону, нежно прикоснулся к нему и одними губами прошептал "Еще немного, любимая, подожди еще немного". Залпом допив остававшийся в бокале коньяк, Давид с резким стуком поставил его на стол и встал. Время было позднее, пришла пора расходиться, тем более, что близился комендантский час. Неужели этот кошмарный день скоро закончится? Еще один день. Сколько их впереди - неизвестно. Но чем меньше, тем лучше... Музыкант взмахнул головой, прогоняя оттуда непрошеные мысли и, привычно ссутулившись и опустив голову, направился к выходу.

- А что вы тогда здесь делаете, если не видите смысла... ммм... Давид? Почему вы не записались в ополчение? Там бы каждый ваш день был гарантированно наполнен смыслом. Давид неожиданно серьезно и пристально посмотрел в глаза заговорившей с ним женщины. В его взгляде сверкнул едва заметный холодный огонек. - Извините меня за грубость, мадмуазель, но это совершенно не ваше дело. Я не из тех, кто любит рассказывать посторонним людям содержимое своей души, и вы для меня не исключение. У меня нет клиники, и я не собираюсь каким-либо образом проникать в ваш разум, можете не беспокоиться. Однако, предлагаю попытаться сменить жанр этой трагикомедии не что-то более удобоваримое, раз уж вам придется какое-то время принимать во всем этом посильное участие. - он улыбнулся и кивнул на бутыль, - не желаете присоединиться? - Благодарю вас, доктор. хоть я и не люблю врачей вашей специальности, но, тем не менее, в вас чувствуется профессионал. С вашего разрешения, я приму немного так любезно предложенного вами лекарства, а там, может быть, жанр сменится сам собой. Скажем, обратно на трагедию, - мрачно добавил музыкант, после чего взял в руки бутыль, налил себе полный стакан коньяка, отпил немного и, не мигая, уставился на свое мутное отражение в дрожащем янтарном зеркале*

- Могу лишь сказать, что я немало удивлен всем происходящим. Я всего лишь врач. Кстати, у меня создается интересное впечатление, что вы считаете себя незваным гостем на этом празднике жизни. И я имею ввиду не только сегодняшнее собрание. Началось. Ржавый нож, препарирование души и далее по списку. Какого дьявола ему нужно? Кто он такой, чтобы лезть своими грязными руками в чужой разум? Давид уже мысленно выругал себя за столь опрометчивый в данной ситуации жест вежливости. - Доктор, я не записывался к вам на прием, а здесь не ваша клиника. Я живу так, как считаю нужным, и не в вашей власти видеть мои мысли. И уверяю вас, если бы вы каким-то образом заглянули в мой разум, у вас пропало бы всякое желание заниматься психоанализом. Чужим я считаю себя здесь лишь по той причине, что не вижу совершенно никакого смысла во всей этой трагикомедии.

Давид едва слышно вздохнул. Вокруг становилось все более шумно, туда-сюда сновали люди, отрывая его от своих мыслей. Единственным человеком, который его заинтересовал за последние несколько часов, был тот самый Хайлиге, за которого музыкант не так давно отдал свой голос. Легкомысленный, самоуверенный, общительный. И психотерапевт вдобавок, что самое страшное. Что может быть страшнее, чем кто-то, ржавым ножом препарирующий твою душу? Только если этот кто-то еще и немец. Этого еще не хватало. Проявить вежливость? А какой в этом смысл? А какой смысл был в том, чтобы отвечать на это проклятое приглашение, в том, чтобы приходить сюда? По крайней мере, у этого немца нашлась бутылка коньяка. Выпить и забыться, отвлечься от тяжелых мыслей. От мыслей вообще. - Приветствую вас, друг, - все тем же тихим лишенным эмоций тоном поприветствовал он вошедшего, слегка поморщившись, произнося последнее слово, - Как я понимаю, вы сейчас главный кандидат на пост лидера этого благородного собрания? Желаю удачи, - без особого энтузиазма добавил музыкант.

Снова имена. Нужно выбрать одно. Давид зажмурился и ткнул пальцем в одну из строк. Людвиг Хайлиге. Немец. Давид слегка поморщился, но другого способа выбрать он придумать не мог, да и потом, выбранный им кандидат имел к Вермахту минимальное отношение. Ну значит пусть будет Хайлиге. - Мой голос за доктора, - еле слышно сказал музыкант.

Немец. Да еще и предатель. В который раз Давид пожалел, что ответил на приглашение. Все, что ему было нужно - надежное оружие и побольше целей. Вот таких, как, например, тот бородатый на стуле. Но, к сожалению, он сам сделал выбор играть по правилам Сопротивления, а, значит, терпеть это неприятное соседство придется еще долго. Музыкант снова взял в руки список кандидатов. Снова имена, фамилии, и снова полное равнодушие. Велика ли разница, кого выбирать сегодня, если все равно рано или поздно каждый из них умрет? Зачем вообще жить, к чему-то стремиться, если все равно конец предопределен заранее? Эти мысли терзали его не один день, они не покидали его ни на минуту. Давид не раз ловил себя на мысли, что не покончил с собой лишь из-за страха смерти, абсолютно иррационального и нелогичного, но при всем при том такого липкого и вязкого, что преодолеть его было выше сил молодого француза. К тому же, Давид не хотел уходить с этого света, не забрав с собой на тот побольше фашистов. Уж они-то дорожат своими жизнями, и он будет отнимать у них самое дорогое, как когда-то они отняли самое дорогое у него самого. В конце концов, пересилив себя, Давид наконец решился по мере сил поучаствовать в этом фарсе, чем раньше все это закончится, тем быстрее можно будет вернуться к привычному образу жизни. Давид не слышал ничего происходящего вокруг себя, даже в самой шумной компании он умел оставаться один благодаря музыке, непрерывно звучащей в его голове, поэтому принялся разглядывать собравшихся. - Время, по моему, вполне подходящее. Особенно для того, чтобы умереть, - бросил музыкант.

Давид обвел взглядом всех собравшихся. В магазинчике становилось все более людно, и это откровенно раздражало молодого француза, который предпочитал одиночество любому, даже самому приятному, обществу. Он снова прикоснулся рукой к медальону, словно набираясь решимости, и, подняв, наконец, голову, тихим но четким голосом сказал: - Давайте уже, наконец, выясним, для чего мы здесь собрались и какого дьявола от нас хотят.

А вечер становился все хуже и хуже. Давида мало беспокоило, откуда этот иностранец знает о его ночных похождениях, его начинало раздражать упрямство его нового знакомого. - Я никогда не промахиваюсь, - все тем же тоном ответил Давид, не поднимая глаз.

В магазинчик вошел очередной посетитель. Англичанин, их акцент и высокомерие трудно спутать с чем бы то ни было. Не оборачиваясь к незнакомцу, Давид еле слышно коротко ответил: - Добрый? Вам повезло, - после чего потерял к англичанину всякий интерес.

Этим утром Давид позволил себе, наконец, выспаться: вчера вечером пьяные солдаты снова устроили в кабаре погром, поэтому на сегодня выступления отменялись, вряд ли старик Бернард за ночь смог бы навести там порядок, время же для ночной прогулки еще не пришло. Вдруг он обратил внимание на лежащий под дверью листок бумаги. "С каких это пор мне стали приходить письма?" искренне удивился он, тем более, что Сопротивление предпочитало связываться с ним через информатора. Давид резко вскочил с кровати и взял письмо. Прочитав первые же строки, он помрачнел и решил выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Почти час он бесцельно мотался по городу, пока, наконец, не остановился на мосту Турнель. Давид равнодушно покрутил письмо в руках, и, пожав плечами, порвал его на мелкие кусочки и выбросил в Сену. Причудливо кружась в воздухе, обрывки бумаги упали в воду, и, увлекаемые течением, поплыли куда-то в сторону Ла-Манша, туда, где нет войны, туда, где люди еще могут быть счастливы. Его мало волновало все происходящее, пока у него была сцена и винтовка, но все-таки он был обязан Сопротивлению и жизнью, и правом на месть, поэтому выбор был не из легких. Давид предпочитал вершить свою месть в одиночестве, обходясь лишь минимальной помощью вроде оружия или информации о целях, тем более, что судьбы Франции волновали его мало. Облокотившись на ограждение моста, он меланхолично смотрел на воду, погруженный в свои мысли. Он взял в руку скромный медальон, висевший на груди и со щелчком открыл крышку. С фотографии на него со счастливой улыбкой взглянула очаровательная белокурая девушка. С выражением мучительной боли на лице, Давид резко закрыл медальон, по его щеке прокатилась скупая слеза. "Что ж, если в моих силах отправить в Ад еще парочку этих тварей, было бы грешно упускать такую возможность" мелькнуло в его мыслях, и, подняв воротник пальто, Давид направился к месту, указанному в письме. Зайдя в магазин, Давид не обнаружил там ни души. Похоже, он пришел первым. Что ж, тем лучше. Лишние несколько минут наедине с музыкой и своими мыслями - как раз то, что ему было так необходимо. Усевшись на старое кресло в углу, он взял в руки список кандидатов и пробежался глазами по ничего не говорящим ему именам.

Перед "это" ставится тире, перед "то" - запятая, после "русского" запятая не нужна, как и перед "или". Грамотей.

Если так нужен танк - то бери Лили. Да и к тому же, выбор стоит только между роботом и собакой, так как они занимают свой отдельный слот, а робот явно полезнее.

Взломать - это одно, а утащить сервер - совершенно другое. Вон, БФ:БК2 до сих пор не смогли сломать, а ведь это даже не ММО. К тому же, все пиратские сервера популярных ММО - криво сделанные на коленке поделки, по качеству не идущие ни в какое сравнение с официальным сервером.

Насчет умений зря. После своей лоялки и получения барьера Джейкоб - настоящий танк. На пару с Грантом рубят хасков в мелкую крошку. Так реализьм же. Почему у бывалого солдата должна быть рожа голливудского актера? Да и не урод он вовсе. Такой суровый брутальный и бессердечный блэк ворриор. По характеру так вообще верный сторожевой пес, которого хозяин может хоть тапком по морде бить, но при этом готовый за этого хозяина жизнь отдать. Для доведения до инфаркта на "Нормандии" целая кунсткамера есть, мамба тут не одинок, но почему-то именно он попал под обстрел из вашего главного калибра))

Лол. Что ж там дорогого-то? Максимум две тысячи деревянных. Если это дорого... А на поддержку серверов ЕА будет из своего кармана отстегивать? Так что либо абонентка, либо "световой меч Ревана" за $20 с характеристиками в десять раз больше, чем у бесплатного. Пиратский сервер появится вряд ли, это вам не лол2, чтобы так легко код утащить, а бесплатный официальный будет только в случае финансового провала игры, и все равно там будет донат.

Джейкоб заявляет, что Цербер - бяки, но, вроде как, хорошее дело делают, а раз Шепард то же самое делает, но не такая бяка - то пойдет за ним. Если говорить о боевых характеристиках непосредственно в игре - то он очень неплох. Один из двух реально эффективных в ближнем бою бойцов. А по меркам вселенной - Эшли - простой морпех, Джейкоб - спецназовец и бывший корсар. Уж по уровню подготовки он нашу начитанную латинос перегоняет легко и просто.