Yambie

Оружейная - Я не могу решать за тебя, - он дотянулся до её руки, заставляя оставить шитьё, и прильнул губами к пальчикам. - Я только могу тебя предупредить. Я - это ещё одна проблема к тому, чего и так у тебя до чёрта. И не самая простая проблема. - Если ты проблема, - она опустила ладони на его щёки и лбом коснулась лба, - то проблема, которую я лично сама выбрала. Я видела и ощутила достаточно, дабы понять с чем могу иметь дело. Боги милосердные, я второй год под пиратским флагом, второй год с людьми, которые шантажируют, грабят и убивают, и за это время я решила для себя – смогу или не смогу постоять на этот раз за себя и своих детей. Мой путь к вольным островам также был не лепестками роз осыпан, - она зажмурилась, неровно вздохнув. Опустила ладони на его плечи и обняла. - И раз я не прогнала тебя, то теперь только ты должен прогонять меня. Потому что от своего выбора я не откажусь так просто.

Оружейная Он приблизился к ней вплотную, присел у ног и обнял колени. Коснулся кровавого рубина взглядом и сказал, о чём думал всегда, с первого дня их встречи: - Тебе и детям будет спокойнее без меня. Теперь она смотрела на него иначе. Смотрела так, как в той таверне на Лломерине, когда он неправильно понял о том, от кого у неё второй ребёнок. Злость. Обида. Истеричная девица. - А с чего ты решил, что мне и детям будет спокойнее без тебя? Тебя одного только великолепного на весь Амарантайн, когда до черта всего другого, что будет рушить наш покой? С чего вдруг ты решаешь, как мне будет лучше, когда свой выбор я уже давно сделала? И не намерена от него отказываться. Вспыхнувший гнев едва скрыть. Но она хочет знать, что он скажет и сделает дальше. Не прогоняет сама, поскольку уйти он и сам волен.

Если бы она отказывалась его понимать, то тогда бы никогда не стала просить о том, чтобы он научил её быть пиратом. Не стала спрашивать о том, нужна ли она ему, а лишь продолжала молчать. Усугубляла текущие трудности, обращаясь только к своим сомнениям и грёзам, но отказываясь протягивать руку яви. Если бы она отказывалась принимать его таким, каким он есть, то её здесь не было вовсе. Она прогнала его ещё в Камберленде, прогнала ещё в том полуразрушенном домике недалеко от Уайлдервейла, где впервые и увидела его сущность. Если бы она могла читать его мысли, то оные слова были бы для неё хуже оскорблений. Ты мне нужен. Мне нужен никто, кроме тебя. Иначе её здесь не было. - Ты думаешь, что бы он сделал, если бы на мести Дани был Энхель... Улва посмотрела на него снизу вверх. Хотела ли она точно знать ответ на этот вопрос? Хотела ли знать, как он относился бы к своему сыну? Посмел бы сделать то, что сделал с тем мальчиком? Она молчала, глядя на него. Такого знакомого… такого уже близкого. Единственного во всём мире. Наконец, произнесла: - Я не хочу знать. Его там не было. И мы оба знать не можем, как на самом деле сложится жизнь Энхеля. Будь ты десять раз провидцем.

Она насторожилась. Сначала. Затем опустила глаза и с неким облегчением на душе вздохнула. Ну, конечно. У него особенный дар. И если так, то тут нечему удивляться. - Знаешь, - без тени сомнений сказала Улва. Что есть, то есть. И оное событие прошлое тоже заберёт с собой. Руки снова тянуться к блузке, белым ниткам и тонкой иголке, дабы чем-то они в этот момент были заняты.

Люди говорили, да, потрошитель, но прежде чем стать оным её воспитывали как любую другую девочку. Её учили шить и готовить, учили быть скромной и послушной к мужскому слову. Она не противилась этим традициям, будучи неконфликтным и от природы робким ребёнком. Лишь чуть позже приёмный отец начал обучать её ремеслу кузнеца, а она сама увлеклась вскоре и пением, когда заглянула в окошко одной дворянской семьи и услышала чей-то певучий женский голосок. Ей нравилось шить. Это успокаивало. Ей нравились чисто женские занятия. Она чувствовала себя собой. Но человек изменчив. Что-то может потребовать перемен, когда нечто другое сохранит свои старые привычки. - Это твой человек, - тихо сказала Улва, не отвлекаясь от своего занятия. - Твоих ли рук дело или кого-то другого, но вы сделали то, что должны были сделать, - она зажмурилась и отложила блузку с нитками и иголкой в сторону. Протёрла пальцами переносицу. - Ни тебе, ни твоим людям я не судья, - рубины смотрели теперь прямо на него. - Ни я, ни Керро, ни Тревор.

Если она и догадалась о судьбе малолетнего вора, то предпочла делать вид, что ничего не знает. Трое мужчин оставили её у борта, промолвив напоследок ни слова. Оттого почувствовала себя вновь молодой – на ней старое порванное платье, насыщенный красный цвет которого померк от частого прикосновения пыли, грязи и дождя. Чёлка лезет в глаза – она закрывает рубины души. «Фурия» бы так не поступила. Она ценит пылкость юной души превыше одряхлевшего консерватизма стариков. Она безжалостна в выборе наказания для провинившихся пиратов, но она даёт второй шанс. Просто это не «Фурия». Они убили ребёнка. И поплатятся в конечном итоге тем же проклятьем, если не чем-то иным. Быть может «Инфанта» заслужила тот рок, что навис над головами её людей. А отец своими поступками навлёк беду на своего же сына. За это женщина его не простит, вопреки своей любви к нему. - Энхель… Она спустилась к себе в каюту. Села за стол, закинув ногу на ногу. Вернулась к шитью порванной блузки. В ожидании, когда корабль достигнет берегов Иствоча.

Теперь замолчал Хес. Хирол продолжал курить, словно глухонемой. Кажется, все трое понимали, что происходит то, чего происходить не должно. Подушечки пальцев вновь постучали по поверхности борта. Забавный звук. Будто бегают котята, чьи глаза теперь смотрят на мир ясно, а лапки окрепли и готовы нести пушистых комочков быстро, пытаясь догнать ветер. Она вспоминает того мальчика. Вспоминает, как он отталкивает её руку. Думает об Аннике – лета пройдут, и она не заметит, как уже её дочери исполнится тринадцать. Представляет Энхеля, уже немного повзрослевшего – он смущается, ему стыдно, его щёки горят румянцем, когда мать опускает ладонь на его плечо. Сейчас Энхель слишком мал. Он нуждается в родителе. Анни на полпути к тому, чтобы стать девушкой. Всё реже она будет нуждаться в чьей-то опеке. Улве хотелось что-то сказать касаемо сложившейся ситуации. Сказать, как лучше было бы поступить с воришкой. Но это тогда означало, что она нарушит данное себе слово из-за эгоистичных побуждений. Полезет туда, где она сама знать могла немного, как из недавних событий то и было показано. - Я не расскажу, - тихо сказала Улва. - Думаю, выбор в любом случае будет сделан правильный. Теперь она молчала. Смотрела в сторону морской глади и чувствовала себя несколько непривычно от того, что рядом не находился кто-то из людей «Фурии».

- Ворованного при нём не нашли, - ответил дон Гарсия. - Так что - да. Оправдали. - Но? - Улва чуть наклонила голову набок. - Ворованное всё равно при нём? Она опустила ладони на борт, постучала по нему подушечками пальцев. - Он солгал. И Керро тоже солгал. Врунов на «Фурии» не слишком жаловали, что говорить о воришках.

Красивый. Кровавый. Как будто обратная сторона океана. Но она молчит. Пока что молчит. И это выходит у неё лучше всего. В конечном итоге тихо задаёт вопрос, поскольку не лишена такого же любопытства, что и её подопечная: - Мальчика оправдали?

В закрытых стенах нижней части корабля она пробыла недолго. Лишь убедиться, что при следующей встрече с Тревором Рю не накинется на него и не попытается заколоть до смерти тесаком. Голова же шла кругом от происходящего. Два дня. И за два дня ураган событий. Улва вновь вернулась на палубу. Обнаружила мальчишку – живого и здорового, с ещё целыми руками. Вряд ли также с ближайшим пунктом назначением на какой-нибудь необитаемый остров. Их же нашла возле борта. - Я вам не помешаю? - обратилась она к Хесу и Хиролу.

- Не ты ли проповедовала братство? Да. Единство. Единство всех. История, когда лидеры Либерталии встретились друг с другом и выступили против дредноута кунари, выступили против общего врага. Она говорила об этом. Она надеялась, что три капитана объединяться и поведут «Неспокойного» вместе. Она надеялась, что они придут к общему консенсусу мирным путём, разделив бразды правления между собой. Потому что это, по её мнению, было необходимо в текущей ситуации. Но все трое втоптали эту идею в грязь, наставив друг на друга клинки. Плюнув ей за это в лицо. Так зачем ей переубеждать кого-то из них в обратном? Зачем ей теперь что-то говорить? Ни-че-го. Как только Ави ушёл, Улва спустилась на нижнюю палубу.

- Твое слово по-прежнему значит многое. Иначе бы Тревор не звал и тебя. Ты капитан, во всяком случае по мнению части команды. - Развел руками, словно извиняясь, уже пятясь, чтобы вернуться на палубу. - Пацана жалко. Улва вздохнула, закрыв глаза. Чёрт возьми, Ави, ты невыносим. - Может быть «Инфанта» и «Неспокойный» смогли добиться подобие дружбы между собой, но «Фурия» предпочтёт сохранить нейтралитет, - она пожала плечами. - Зовите тогда уж, если не сможете прийти к общему решению. Хотя... чего тут решать. Мальчик должен будет понести наказание за свой поступок.

- Улва, - окликнул он удалявшуюся женщину. - Э... Меня они не послушают, но кажется, стоит попытаться потянуть время. Этот Тревор вроде проникся соучастием четырех капитанов. Так, может, не знаю, предложить голосование на четверых? Или... ведь вора все равно найдут. Но парень-то в общей команде, тут Азар прав. Сложный вопрос: что лучше - остров или отрубленные руки? Как думаешь? На «Фурии» сразу к столь радикальным мерам не прибегали, как правило. Обычно могли дать шанс на искупление, хоть и не без физического наказания, дабы поступок провинившихся послужил им каким-то уроком. Ворам ломали кости – болезненно, но через пару месяцев рука заживала и возвращала свою работоспособность. Если же вор повторял свой поступок, то тогда уже могли прибегнуть к отрубанию кисти. Однако на вопрос храмовника Улва только пожала плечами. - Я уже не капитан, Ави. Сомневаюсь, что они прислушаются к моему слову. А доказательств оного уже было достаточно, дабы потрошительница решила остаться в стороне. - Пусть решат сами, что делать с мальчиком.

- Не трогай меня, - малой увернулся от женской ладони, чтобы не позориться перед командой. Ладонь отдёрнули, как если бы получили ожог. Сжали кулак, затем встали на ноги. Маска безучастия не исчезла, но оставаться и наблюдать за результатом публичного суда более не оставалось желания. Здесь она ничего не решала и не могла решать с самого начала, едва вступив на борт сего корабля. Улва в последний раз бросила взгляд на мальчишку и удалилась прочь, искать Пауля и Рю.

Улва поморщилась от слов капитана «Неспокойного», сказанных в адрес её людей. Не станешь глядеть? Да ты можешь подавиться этой долей, Тревор. Пираты «Фурии» не станут даже есть хлеб из твоих рук. Мы способны позаботиться о себе сами, а не примыкать к кому-то вроде тебя. Рубиновые глаз вновь вернулись к фигуре Дани. Чёрт возьми. Женщина присела на колени и осторожно опустила ладонь на спину испуганного ребёнка. Моральное давление, разумеется, замечательный метод по выбиванию дури из головы, но мальчишке теперь не помешает немного успокоиться и лично подтвердить, что именно он украл какое-то кольцо из покоев Тревора.

Женщина будет мягче касаемо действий мальчишки. Никакой демонстрации угрозы, никаких слов, которые растреплют нервы ребёнка и заставят забеспокоиться сильнее за свою жизнь – оное предоставьте мужчинам, чей здравый смысл проделал стремительное падение из стенок черепа в область таза. Но он врал. Улва об этом догадалась, когда поймала тёмные глаза мальчика. Её лицо сохраняло маску безучастия к происходящему, но сердце заныло от боли по отношению к дальнейшей судьбе малолетнего вора.

- О чём вы говорите, месье Тревор! – крикнула Рю, дожевав бутерброд. Она поднялась на борт, дабы её было лучше видно. - У вас каюта – царские покои! Драгоценности, ткани, ковры, книги! Всё у вас, только у вас! Вы живёте как король, когда люди ваши на нижних палубах в грязи, делят гамаки со скотиной и травятся протухшим мясом! Вы жалуетесь, что у вас что-то украли, а может, тем вы и спровоцировали вора, потому что идеи равенства для вас на самом деле пустой звук! Улва нахмурилась, посмотрев в сторону своей подопечной. Благо, Пауль уже спешил успокоить молодую бунтарку, опустив ту с борта и утягивая подальше от места назревающего суда. - Как мало надо, чтобы три капитана вдруг снова начали делить людей на своих и чужих, а, Барт? Донна Улва, а вы как думаете, это чей человек? Наш? Ему она ничего не ответила. Не проявила внешне каких-либо эмоций. Только дико блеснул огонь в рубиновых осколках души.

Стояли всё на том же месте верхней палубы возле борта. Пили по второй чашке кофе и курили. Рю - милейшее дитя - принесла бутерброды, зная, что с утра никто из её товарищей не ел. Между старшим и младшим пиратами «Фурии» образовалось перемирие, а их квартирмейстер, наконец, прекратила сходить с ума от мыслей текущего её положения на корабле и волнений в делах сердечных. Умиротворение. Идиллия. До какой-то поры. - Эй, парни! Давайте все сюда. У нас завелся вор! Только что меня обокрали на собственном корабле. Эй, Хирол! Торнадо. Донна Улва. Мой сундук кем-то взломан, а под столом дрых этот бездельник. Я требую разбирательств и немедленно. - А что он удивляется-то? - говорит Рю, поедая второй бутерброд. - У него, что не кают-компания, что барахолка какая-то. Ещё сравни с другими каютами. В нашей вещей немного, а дышать почти нечем. Улва нахмурилась, приглядевшись к мальчику. Она помнит его… да. Впервые увидела ещё в «Проклятом мертвеце». - Я… сейчас, - тихо сказала красноглазая. Она подошла ближе к мужчинам и мальчику, скрестив руки на груди.

14:00~15:00 Его она нашла в трюме. В компании десятка пустых и полупустых бутылок рома, а также ещё одной бутылью в руке ещё нетронутого алкогольного напитка, чью пробку тщетно пытался открыть зубами. - О, братец… с кузнечиком нашим повздорил? Он бы ответил. Вот только чёртова пробка никак не хотела откупориваться. Когда терпение настигло своей границы и лопнуло как мыльный пузырь, Пауль бросил бутылку об ближайший ящик. - Vashedan! - Люди Тревора этого не оценят. - Плевать мне на его людей… плевать мне также на этого слабовольного идиота! - Успокойся. - Я спокоен! Повисло молчание. Напряжённое для Пауля, но обычное для уже успокоившейся Улвы. Последняя, однако, отсчитывает время – пару минут, прежде чем подойти к темноволосому штурману и присесть рядом. Вытащить из ящика, что рядом с мужчиной бутылку рома. Откупорить пробку, отпить глоток и предложить Паулю. - Я благодарна. - Рю говорит другое. - Я всё равно благодарна. Если я была бы на этом корабле совсем одна, это было невыносимо. Пауль икнул. Он слушал, но боялся, что как только алкогольный дурман его отпустит, он забудет об этом разговоре. Улва, тем не менее, не возражала. Будущее обещало всё что угодно, но по крайне мере не скорое расставание с её людьми. - Откуда у тебя этот синяк? - Упала с лестницы. - Почему ты подстригла волосы? - Перерождение. - Ты не хочешь быть капитаном? - Я буду капитаном. Но не этого корабля. К трём часам икающий Пауль выбрался на верхнюю палубу. Ему и себе Улва принесла по чашке кофе. К тому времени красноглазая мечница позаботилась о больных членах экипажа и теперь Рю изредка навещала тех, дабы принести ещё лекарственных настоек и кувшин с водой.

—Больных на бак, — решил он тут же. — Нужно укрытие. Что им еще надо, еда, вода?  - Отвары от отравления, - сказала Улва, скрестив руки на груди. - Белок яйца, настойка из зверобоя, мяты и подорожника, если на борту также есть сельдерей, то его сок. И вода, дабы избежать обезвоживания. Больше она ничего не сказала. И в любом случае она давно убедилась в том, что слушать её здесь никто не будет. Поэтому Улва отправилась помогать людям с болезнью.

Не помочь было не в её характере. - Через пару часов примите отвар ещё раз, - тихо сказала она Тревору. - Если возникнут какие-то осложнения, то обращайтесь либо ко мне, либо к Рю с Керро. Улва закрыла глаза и отвернулась. На потрошителей - если явью в свете становится их секрет - смотрят по-разному. За десятки лет к чужим взглядам касаемо сего можно привыкнуть. - Надо разделить условно больных и здоровых. И посмотреть, что дальше будет. - Я бы предложила, - подала голос Улва, - проверить на свежесть ту телятину, если она осталась. Если мясо всё-таки испорчено, то от него лучше избавиться. В происки очередного проклятья она пока отказывалась верить.

- Вот травы. А Фурло у нас где? Улва кивнула в сторону Барта, рядом с которым и находился кок. Её бы кто спросил – сказала, что это наверняка несвежая телятина. А если узнала, что это был заговор, то его участникам предложила бы съесть целый бочонок испорченного мяса за нанесение вреда своим товарищам. Чего ей также повторяться, что запущенные санитарные нормы на корабле до добра не приводят… - Месье Тревор, - обратилась она к капитану «Неспокойного», протягивая тому чашку с отваром. - Вам лучше выпить.

- Если это не проклятье, тогда эпидемия? - спросил он у красноглазой. - Хотя, странно, что все заболели одновременно. Такое может быть? - Исходя из слов Керро, - начала говорить Улва, - это может быть пищевое отравление. Возможно, что в сегодняшней каше, которую ели оказался какой-то несвежий продукт. Она посмотрела в сторону своей подопечной. - Рю, смешай ещё соду с сахаром и солью по чашкам с горячей водой. Собери здоровых людей, и раздайте больным. - Угу… Разбойница вновь исчезла, а Улва сказала Бартоломью: - Выпей отвар чуть позже ещё раз. Если не поможет, то или повторим процедуру, или приготовим что-то другое, - она пожала плечами. - В любом случае симптомы должны немного утихнуть. После она замолчала, когда длинноволосый пират направился к коку. - У меня есть сбор на тысячелистнике. Принести? Улва согласно кивнула. Ещё неизвестно сколько людей на корабле было отравлено. Дополнительные отвары не помешают.

Палуба, 13:15 Обычно отличавшийся статью Храмовник, теперь странно ссутулившийся, неровной походкой удалился в сторону бака не прощаясь. - Ави? В сторону удаляющегося священника бросили обеспокоенный взгляд. К тому времени Рю заметила, что на палубе ещё парочка матросов болезненно скрючились, ухватившись за животы. Побледнев, разбойница сразу не догадалась о том, что делать дальше, а потому отправилась на поиски своей наставницы. Палуба, 13:30 - Улва! - на квартердеке появилась тоненькая фигурка разноглазой разбойницы. - Там! - указывая пальцем на нижнюю часть палубы. - Там! Всех! Рвёт! Да так рвёт, что они сейчас выблюют свои органы! А потом и кости! А потом… а потом я даже не знаю! - У нас с собой какие травы есть? - спросила её потрошительница, сохраняя спокойствие. - Не помнишь? Рю глубоко вздохнула. - У нас есть зверобой, - начала считать она по пальцам наличие возможных целебных трав. - Должна быть ромашка, мята и подорожник. И то, не думаю, что последнего шибко много. - Принеси. И найди, пожалуй, ещё сахар... соль и соду. Кивнув, Рю убежала прочь и скоро вернулась со скляночками упомянутых трав, а также с сахаром, солью и содой, которых нашла в камбузе. Последние три продукта Улва перемешала в горячей воде, добавив по одной чайной ложке. Бесхитростный отвар передали Хиролу в чашке, опустив также ладонь ему на плечо.

Палуба, 13:30 - Не имею чести знать. Я, кстати, кашу не ел - ни я ни Роксан, мы бутербродами позавтракали. Возле лестницы она остановилась. Вцепилась взглядом в фигуру темноволосого капитана и нахмурилась. - Пусть… пусть кто-то проверит остатки этой каши, - тихо сказала Улва. - И расспросят кока. Если это часть проклятья… Она не договорила. Поднялась дальше по лестнице, настигнув палубу, а затем на квартердек, где между двумя капитанами либо устанавливалось некое подобие перемирия, либо несколько непривычная в рамках пиратского братства дуэль. - Merde. Ей не до суеверий. Она спешит к капитанам, дабы осмотреть их и определить масштабы болезни. - Принесите тёплой воды! - обратилась она к собравшимся матросам. - Не стойте в стороне, помогите своим капитанам! Палуба, 13:00 - Трудно не согласиться. Да я вот тоже что-то не рвусь в капитаны, — доверительно признался Тилани. И все же спросил разноглазую Рю, в шутку, с лукавством в морщинках вокруг голубых храмовничьих глаз, — А ты хотела бы? — положил ложку в опустошенную миску, отставил на пол. — Стать капитаном? Она покосилась на него удивлённо, но всё же задумалась. - Нет, - уверенно сказала она. - Если я стану капитаном, то мне придётся ради всех расстаться со своей свободой. А я не хочу с ней расставаться. Ну, то есть… Она пожала плечами. - Я хочу быть уверена, что моя жизнь будет принадлежать только мне. Х