Meshulik

Прихожая Они сидели посреди пустынной прихожей перед патефоном, словно пещерные люди перед своим костром. Вацек почти не слушал, что делала Мэй в его отсутствие. Реально мешали руки, дыхание, тепло и такая невозможная мягкость ее тела. Куда ни прикоснись. Господи, он не помнил, чтобы так случалось. Или он просто забыл? Или он невольно дополняет их физическое касание ментальным касанием ауры. А если нет? - Наверное, нет… – пальцы подняли иглу и переставили в другую бороздку. Заиграла тягучая, обволакивающая баллада. - Но я могу говорить лишь за себя. Не знаю, справится ли Беата? Тем более.. не знаю, ложь потянет за собой другую ложь, пускай она и во спасение. Есть же еще Болек. И Крис. И ты. Она бы не стала забывать. Вот и Вацлав не стал бы. Но он хотел, страшно хотел, желал, чтобы забыла Беата. Может, дело в его чувстве вины. Ведь всё случилось из-за него. - Беата не забудет. Я ее знаю. Она всё преобразует. Она всегда так делала. Проживала. Но… ей повезло с любимым делом. Он наклонил голову, задумавшись, что всем в их семье повезло с любимым делом. И все трое были одни. И до сей поры были вполне довольны таким положением дел. - Не думаешь же ты, что наши способности пропадут после миссии? Всей семье придется с этим жить. , а всё произошедшее хоть как-то вписывается в эту новую действительность. Или же?.. – как-то не приходилось прежде задумываться, а навсегда ли теперь их дар? - Я не знаю. Похоже, Мэй не сомневалась, что после окончания их работы от них останется что-то что может сказать: «Ну ладно, вернемся к нашим баранам». - Я не знаю даже, вернусь ли в лабораторию. Останется ли моя способность при мне? Да она и раньше была. Просто мы не замечали. Не знаю… Меня больше беспокоит Крис, - наконец поделился Вацек.

Прихожая Он не слишком беспокоился о лишних взглядах. В конце концов, они же не школьники. Впрочем, это опровергало тот факт, как самозабвенно они отдались мимолетному поцелую, как откликнулся он на ее откровенные касания. Сидя посреди прихожей. - Ты ела? Ты спала? Ты довольна? Что ты делала? – он тихо смеялся, уткнувшись в ее плечо. - Все в порядке? Как Беата? Он хотел ответить «всё хорошо», но не смог. Помолчал. прикидывая, насколько всё плохо. - Пока ничего не поделаешь. Наверно, - признался и как мог кратко описал ей состояние внешнего покоя, сжатой пружины внутри у сестры, ее усилий воли и полного отказа в забвении. - Ты бы согласилась? Забыть? – как-то безнадежно спросил он, не глядя на Мэй.

Прихожая Аккуратно подняла иглу, сменила пластинки. И вскоре прихожая завибрировала в ритм-н-блюз под солнечный тембр великолепного Стиви Уандера. Из санузла выбрался погруженный в заботы профессор Шиманский. Услышав музыку, какую любили крутить в приличных барах с танцполом и местами для неспешной беседы, он удивленно поднял голову от созерцания полового покрытия ванных комнат и немедленно позабыл, зачем шел. Вот откуда она здесь? Снова возникшая и поглотившая все его мысли, притягивая и без всяких попыток даже перевешивая чашу весов его выбора в свою сторону. Он за чем-то шел. Но теперь приблизился к сидевшей в позе полного покоя девушки и побеспокоил своим соседством, неловко и криво присев на пол рядом с ней. Оперся о пол рукой. - Привет.

Чего стоило профессору это приобретение у пана Ольвье - знали только они двое. Но в какой-то момент Кухню покинул утомленный непрерывной лестью, исписавшийся, возненавидевший всей душой сырное ассорти мужчина с небольшим футляром подмышкой. На черной благородного дерева крышке красовалась гордая надпись: Sennelier. К чемоданчику впридачу пан Шиманский получил несколько листов тонированной бумаги и массу напутствий по части вопросов сочетания несочетаемых или малосочетаемых блюд. Он потоптался перед входом в санузел и наконец нерешительно приоткрыл дверь. Сунул голову, оглядел предбанник. Вошел. И оставался внутри какое-то время. х

- Мне надо принять это? Беатка как-то растерянно улыбнулась. - Д-да, - Вацек поправил очки. – Я же говорю, это поможет тебе всё забыть. Улыбка оставалась растерянной. Она покачала головой, как в детстве, когда прятала что-то от пронырливых братцев. Вацек вбегал в комнату, а Беатка, вредина, разводила ручками, улыбалась: «Нет, я не знаю, где. Нету». - Чего ты не понимаешь? - Вацек, я не понимаю. - Чего? - Ну как я забуду? - Очень просто. Возьмешь и… - А вдруг я что-то нужное забуду? - Что нужное? - Как Болек родился. - Нет, это только на две недели действует. Она задумалась. - Но ведь две недели – это очень много, Вацек. Я там пирог пекла. Мы с тобой по телефону говорили. Вдруг ты мне что-то важное сказал? А я забыла. Вацлав почувствовал, что сейчас и сам позабудет всё, о чем они говорят, с чего начали и к чему им надо было прийти. Вздохнул, ссутулился, постучал по столу указательным пальцем. И со всей убежденностью заявил: - Ничего важного я не говорил. - А вдруг? И чего это ты за меня решаешь, Вацлав Шиманский, что для меня важно, а что нет? Может у тебя голос был особенный? - Да ничего важнее нет, Беата, того, что ты же забудешь про духа, про того монстра, который… Беата коснулась своими тонкими пальцами художницы висков. Замолчала и как-то выпрямилась с достоинством. Профессор тут же пожалел, что сказал это. - Послушай, ну не страшно. Хочешь, я тебе еще кучу всего по телефону наговорю? - Не надо, - обиделась сестра. Помолчала, возмущенно забормотала, - Ты не понимаешь. Ты не хочешь понимать. Две недели – это слишком много. Всего несколько дней, а я себя забуду. Вот как смотрела в окно или как ты сказал про женщину… - Про какую женщину? – насторожился профессор. - Ну, которой у тебя нет, - напомнила ему давешний разговор въедливая сестрица. - Я такое говорил? – озадаченно не смог припомнить Вацлав. – Хм. Ну так как быть-то? - Мне надо подумать, - снизошла Беата до компромисса. – Я хочу оставить всё-всё самое важное, а для этого, сам пойми, мне надо всё хорошенько вспомнить. Что там эти две недели было. - Ладно. - Профессор устал спорить и плавать в этом океане беаткиных «настроений». – Но как ты будешь пока? Ты ведь… - Да, да. А ты знаешь, что, найди мне что-нибудь. Не нужно что-то, но, может, из дома принесешь? - А… - Вацлав понял, о чем она говорит. – Ну да. Тут как раз… - он припомнил о щедром на неожиданные припасы свине. – Тут можно всё устроить. Наверно. - Вот и хорошо, - кузина почти весело улыбнулась. – А теперь. Где тут у вас другая ванна?

А пока мясо готовится, что-нибудь на закуску, скажем, fruits de mer. Je ne vous dérange pas vraiment? - И все же я перед тобой в долгу, Мадлен, - повторил профессор. - Но не буду мешать тебе обедать. И распрощавшись полупоклоном, он устремился прочь из кухни.

- Кузина любит сладкое? - поинтересовалась ведьма, отмеряя дозу забвения. Вацлав смущенно кашлянул. - Наверно, это я люблю. - Готово. - Мадлен передала Шиманскому заряженый пробник. - А вы уже придумали, что ей сказать? Она очень удивится, обнаружив себя в неизвестном месте. - М... - он озадаченно уставился на бутылочку. - Да, действительно, если сейчас она его примет, то... Надо бы обсудить это с Беатой. Хм.

Он сжал ей ладонь обеими руками. Две капли. Надо же. - Пан Оливье, моя Кузина просила передать, что такой обед бывает лишь в раю. И то салату там не хватает сочности в сравнении с вашим. Вернулся он к Мадлен с небольшим пузырьком ликера, какие дарят туристам в качестве суверенной пробной рюмки. - Я возьму только две капли. Лучше отмерить под твоим присмотром, чтобы нигде не ошибиться. Он вновь коснулся флакона и отдернул руку. - Или, знаешь, может, лучше ты?

- Это зелье забвения, если выпить его, то прошлое стирается из памяти как чистый лист. Одна капля на стакан воды - одна неделя жизни. Весь флакон - все прошлые жизни. Останутся физические реакции, человек не разучится ходить, говорить, читать и писать, вся остальная память станет чистым листом. Кстати, не хотите накапать кузине несколько капель? Даже если она ничего не успела натворить под принуждением, само осознание того, что ты на поводке иного, мучительно. Ей, должно быть, не по себе. Вацлав с недоверием воззрился на флакон. Неужели всё так просто? Ни тебе годов психотерапии, ни горы антидепрессантов, ни разрушенных надежд… Бесценное забвение. Спасительное и деликатно сохраняющее всё, что дорого памяти? Пальцы провели по стеклу. Лицо Беатки, такое спокойное, на самом деле скрывающее пружину на исходе взвода. Так, по крайней мере, казалось профессору. — Это… очень щедрый дар, Мадлен. Не представляешь, насколько… — он осознал, что она только что сказала. Прошлые жизни, сходить с ума. — Или представляешь… Внимательней взглянул на всегда такую легкую рыжую ведьму. Они с Беатой чем-то друг на друга походили. - Чем я могу отплатить тебе за него?

- Я забыла! То есть, я смогла забыть свои прошлые жизни, но оставить дар алхимии; я помню все зелья и заклинания, но больше не схожу с ума! Профессор, вы не понимаете, какое это счастье - не помнить! Вацлав в некотором замешательстве поправил очки. - Э... а... что же мы сидим на полу? Давай-ка... а... э... Он принес воды и кажется, шоколадку. - На, съешь. Наверно, у тебя слабость... Э... Мадлен, а откуда ты знаешь, что ты забыла то, что тебе было нужно?

- Получилось! ВаселАв, у меня все получилось! Поначалу ему показалось, что у нее получилось очнуться. Он улыбнулся, кивая, вздохнул с облегчением... - Ох, ну ты и нап... А... что получилось?

Терраса => Кухня Он вернулся в гостиную, Беата улыбнулась, кивнула, предлагая сесть рядом. Вацлав присел, но есть не стал. Перекусил с Рэном уже. Интересно, чем сейчас занимается Мэй? Он ума не мог приложить. Вообще, в рамках творящихся вокруг чудес ее чудесные появления в его жизни он мало связывал с обычным человеческим существованием в евклидовом пространстве. Это было просто не-ре-аль-но. Если бы не реальность ее прикосновений, улыбки, тепла ее рук... - Ты спишь? - поинтересовалась кузина, накладывая себе в тарелку порцию салата к внушительных размеров отбивной. - А я что-то так есть хочу, оказывается. Он машинально погладил ее по голове. Еще бы. Сколько их там держали? Они ничего не знают, а Болека было бы бесчеловечно отвлекать сейчас от его игр. Даже Беатка не торопилась показываться ему на глаза, согласившись с тем, что парню надо успокоиться после пережитого страха. - Да нет, думаю тут... ладно, ты пока поешь, а мне надо бы кое-что проверить. Не боишься без меня? На лице кузины отразилось беспокойство, но кажется, выбора ей не предлагали. Что же, она знала своего брата слишком давно. - Да, только вызволи меня в конце концов. Я даже не знаю, смогу ли открыть тут хотя бы какую-то дверь. - Да, да, - заторопился Вацек и отправился на поиски. Мадлен он обнаружил совершенно случайно. - Э... пан Оливье, и давно она так? Вот ...черт. Вацлав склонился над девушкой. Что с ней? Да чтоб... усилия медиума ввиду неясности поразившего ведьму недуга пропали втуне. И профессор прибегнул к испытанному временем способу, похлопав женщину по щекам.

-Где я могу его найти,не знаете? Почесал в затылке. - Они с Патриком вроде бы что-то там строили на морском берегу. Постучись в обе двери. Кто-нибудь да откроет. Посоветовал профессор и почувствовал себя проповедником. "Алилуйя" он, впрочем, произнес уже про себя.

- А. Это было сказано беззвучно. Следовало догадаться. Вацлав был, может, занудой, во многом аскетом в каком-то смысле, но не ханжой. Вот совершенно. И ханжество чуял за версту и презирал. Он готов был поддержать идею воспрявшего из пепла разбитого сердца окунуться в какое-нибудь физиологическое забвение. - Ты, знаешь, не к тому человеку обратился... обратилась, - профессор чуть не рассмеялся над собой, об этом он с женщинами еще не разговаривал. - Мне как-то последние лет э... много было не до этого. Не пойми меня неправильно, но черт возьми, по последнему из известных мне адресов ты сейчас найдешь что угодно, но не подпольный бордель. Да и есть кое-что получше. Но об этом тебе лучше знаешь, кого спросить? М?.. догадайся. Вацлав вздохнул. Нда, придется нарушить собственноручно установленные правила, но дело тут требует крайних мер. - Кристофа спроси. Он знает такие места в этом городе, где не трется всякого отребья и где ты сможешь действительно не зря потратить баксы. Профессор строго поглядел на полиморфа и добавил очевидное: - И Крис тоже, кстати, не ханжа. Он ценит всё прекрасное и тебе плохого не посоветует.

-Мне просто больше не к кому обратиться. Варшавы я не знаю совсем,а нужное заведение по Гуглу найдешь вряд ли,даже если бы Интернет здесь и работал-Галахад улыбалась уголками губ,но глаза оставались серьезными.-Это не самая тактичная просьба,но как ты уже понял,тактичность не мой конек.Как и логичность действий. Я не хочу задевать твои чувства,но мне очень нужна информация. - Да, да, я уже понял, - профессор заранее смирился с любым, самым экстравагантным запросом от доктора. В конце концов, он принимал ее/его таким, каким он или она или как хочет... короче, - Так что тебе нужно-то?

-Вацлав, мне нужна твоя помощь.Я правильно понимаю,что тебя уже не пугает...моя прямолинейность? Вацлав невольно оглянулся. В гостиной остались Беатка. Оттолкнулся от косяка, отошел подальше от греха на террасу. - Пока не знаю. Давай проверим, - мягко усмехнулся, глядя на женскую ипостась Тэй.

-Беата,добрый день.Вацлав-можно тебя на минуточку? Незнакомой женщине смущенно, но приветливо улыбнулись. - Добрый день, незнакомка. У Беаты был свой собственный, легкий взгляд на жизнь. Любое место она очень быстро превращала в свой дом. Вацлав со смутной тревогой встретил явление полиморфа. Хорошо, конечно, что тот не забухал в одиночестве - не самое удачное времяпрепровождение. Но зная неуемную энергию Тэй, можно было ожидать, что она опять ломанется в какой-нибудь лабиринт. Впрочем, это ее дело, большая девочка... мальчик... в общем, личность. - Да, конечно. Подождешь? - это он уже спросил у сестры, и когда та кивнула, отправился с Тей на террасу. - Как самочувствие? Профессор оперся о косяк дверей и с высоты своего роста мог наблюдать не только за выражением лица доктора, но и золотую осень в прошловековом парке.

Потом Вацлав водил ее по Убежищу. Беата была крайне тихой особой, вовсе не претендовавшей на чье-либо внимание. Но оставлять ее одну пока что профессор побаивался. Вдруг ее психика даст сбой? Откуда знать, как влияет одержимость на людей? Если древняя душа профессора о чем-то таком помнила, то все же она, душа, была неспокойна за кузину. В гардеробной они нашли для нее теплую шаль. В ванной отмыли волосы. И теперь она была такой домашней, с рапушёнными после мытья волосами, что Вацеку снова вспомнились те годы, когда всё еще было хорошо. Только ведь и теперь вроде бы всё было хорошо. Даже лучше. - Пойдем поедим. - Я боюсь, Вацек, им будет неприятно. - Что это неприятно? - Видеть меня. - Отчего? Беатка промолчала. Скривила губы и промолчала. Но было ясно и без слов, чего она боится. - Брось, - тихо попросил даже, а не приказал ее брат. - Всё это забудется... Она только затрясла головой. Никогда не забудется теперь. На лице отразилась гримаса отвращения. Задрожали губы. Но она сдержалась. Не устраивать же истерику из-за воспоминаний. Это ведь как болезнь, правда? Рано или поздно тьма воспоминаний должна притупиться. Они оба в это мало верили. - Пойдем, - напомнил профессор и потянул ее за плечи в сторону гостиной. - И ничего не бойся. Полезные советы обычно остаются просто советами. Беата сжала внутри себя комок страха и поддалась на уговоры.

Какое-то время Вацлав еще провел с полиморфом. Он не был уверен, что хоть какие-то профессорские соображения тот принял или хотя бы оценил. Но Вацлав и не планировал наставлять кого-то на путь истинный. Он и сам не знал, где тот путь пролегает. Однако судя по всему, сам разговор и участие пошло Рэну на пользу. Остальное - дело самого Рэна. Вскоре профессор вновь вернулся к Беате. Ему предстояло много что рассказать ей. Осторожно. Стараясь обходить трудные вопросы божественного (или потустороннего) вмешательства в судьбу их семьи. Чтобы мягко подвести к новости, что Кристоф жив. Коньяк пошел на пользу его красноречию. За что не раз неистовый полиморф был помянут добрым словом.

-Выпьем-поддержал тост полиморф.-Из хаоса как известно,рождается все живое. А я....я тороплюсь жить. Профессор Шиманский безусловно был за жизнь. И на Хаос в этом мире обезумевшего порядка возлагал особые надежды. Поэтому последнюю свою порцию божественного коньяка он выпил с особым чувством глубокого взаимопонимания.

Вацлав молча воззрился на собеседника, одинаково путающегося в гендерных, сексуальных и эротических предпочтениях, как и в обращении к профессору на вы или на ты. - Нда, - он грустно уставился на содержимое своего стакана. - Это уникальный протобульон из эмоций, ощущений, чувств и физических процессов, Рэн. Но дело даже не в этом... - профессор вздохнул. - Все эти причины, следствия, мотивы и выводы существуют ис-клю-чи-тель-но в твоей голове. За это и выпьем, доктор. За кашу и радугу. За тебя, друг мой.

-Я чувствую себя спокойнее.Но в принципе мне обычно одинаково комфортно и в мужской и в женской.Было. Пока не понеслось.Что-то.Куда-то. - Погоди-ка, - Вацлав отвел руку со стаканом, приложил к виску указательный палец, поза мыслителя немного не вязалась со слегка затуманенным взглядом. Или. может, наоборот, гармонировала с ним. Смотря с какого ракурса и кто поглядел бы сейчас на профессора Шиманского. - То есть ты хочешь сказать, что чувства твои проживаемы в обеих ипостасях, а потому сугубо платонического свойства? Он опомнился, вновь поднял ладонь в знак извинения за столь откровенные вопросы. - Господи, что я несу. Прости, мне, кажется, достаточно на сегодня. Больше не наливать.

-Приятно, кстати видеть тебя на таком душевном подьеме. Вацлав дернул губами, скомкал улыбку и поправил очки. Неопределенно пробормотал: - Н-да. На подъеме. -Не понял. - Вряд ли хоть один выпускник нашего потока вкладывает в выражения "Хочу большего" и "достоин большего" прежний смысл, - смущенно пояснил профессор неудачных шуток. - Я хочу сказать, что твое разочарование, если ты приложил усилия и получил отказ, имеет право быть. Но при твоих талантах и возможностях грех слишком долго горевать об отказе. В конце концов, Рэн, твои таланты и потрясающие возможности никуда не делись. Кстати, мне кажется, или в мужской ипостаси ты чувствуешь себя все-таки лучше?

-могу Беату сейчас посмотреть,а могу ответственно нажраться,проспаться-и потом посмотреть.Как вам удобнее. Вацлав почесал бровь. Вытянул из корзинки кусок фуэта и просто откусил. Есть хотелось зверски. И чего-нибудь высокоэнергетического. И при этом, несмотря на негу и утомленность, энергия ментальная, эмоциональная била через край. - Я бы сказал, что ты, Рэн, достоин большего, чем сидеть тут и квасить в одиночку. Но не скажу. А знаешь, почему? Он откашлялся. - У меня в институте, где я учился, историю философии у потока вел мужик. Красавец, крепкий, видный. Студентки все были от него без ума. Учили философию как заведенные. Он пригубил еще коньяка. В голове приятно отсутствовали мысли. Пора было завязывать на сегодня с выпивкой. - Так вот, - он откусил еще фуэта и прожевал. - Фамилия у того мужика была Большев.

Приют гедониста (шифровальная) — Понимаешь, — Вацлав взял сыр, пожевал. Вспомнил, как давно не ел и сколько всего случилось с тех пор. На миг прикрыл глаза от нахлынувшего счастья. Господи, Мэй, наверно, пошла перекусить. Прекрасно. Он верен себе, чуть отвлекшись, уже отчалил в какие-то жизненные лабиринты… Но Тэй действительно нуждалась в помощи. Вот, странно, глядя на Рэна, становилось как-то спокойней за полиморфа. — Моя кузина. Внешне не сказать, что пострадала как-то физически. Я вот о чем. Тут мы все, конечно, древние души и обрели черт знает какую власть над материей. Я, блин, к жизни возвращаю наложением рук! Но не могу толком диагностировать элементарной простуды. Ты бы посмотрел ее, а? Всё же ты тут у нас единственный нормальный врач. Когда протрезвеешь.