Meshulik

Двери №2 Спорхнув на пол, бросила укоризненный взгляд на Вацлава, мол «хватит тереться заднице об стол, выпрямись», после чего вновь обратилась к существу, совершенно преображаясь в лице. Слово "выпрямись" в строгом женском взгляде Вацлав мог проницать без всякой телепатии. Он неуклюже и поспешно привстал, заталкивая остатки пирожка в рот, отряхнул ладони, прожевал, косясь на Мэй. - Как же, - немного ошалело подтвердил заочное знакомство с главным блюдом известного в истории повара. Улыбнулся немного смущенно, телепатически прозревая чудо-повара на тот миг, когда световолосый образ пряничного детского счастья предстал перед ним в своем умилении. Не было в их гостеприимном хозяине кухни никакого умысла, кроме желания остаться здесь и заниматься любимой стряпней. - Кхм. Столоваться у самого пана Оливье. Да за это никакой морковки не жалко! - подтвердил договор профессор, но на всякий случай поинтересовался озабоченно, - а кстати, откуда она тут берется?

Дверь №2 - Ммм.. прелесть.. - промычала она с неподдельным удовольствием, и добавила уже нарочито воодушевленно. - Пожалуй, не смогу удержаться, что бы не понадкусывать тут всё! Мэй подмигнула мужчине рядом, легонько толкнув в плечо. «Гений. Гений!» Вдохновленный пан Шиманский откусил еще кусок пирожка. Сочная капля начинки размазалась по щеке. Он прислонился к столешнице рядом. - Нравится? - его пятачок торжественно розовел, а на морде цвела улыбка. - Я старался. Он отвлекся от созерцания личика Мэй и заметил, что таинственный повар высунул любопытный пятачок. Пирожок замер, не донесенный до рта. В меру пропеченный пирожок. С маслицем и яичной румяной корочкой. - Давно не ел ничего вкуснее, - скоро нашелся Вацлав, тем более что то была чиста правда. — Как пан прикажет себя звать?

Дверь №2 - Хм, - профессор огляделся, словно не перед его носом только что захлопнули дверь. - Погоди. Не горячись. Посмотри. Это, кто бы он там ни был, тот, кто приготовил всю эту прекрасную еду. Он обвел рукой комнату и невольно сглотнул слюну. - Как думаешь, не стоит ли нам быть с ним повежливее? Квашня - это ведь капризная штука. Тут у Вацлава имелся в запасе спич на тему выделения углекислоты перекисшими сортами пшеницы, но он опустил теорию и перешел к сути: - Повар любит, когда его искусству воздается по заслугам. Он подошел к ближайшей тарелке и взял в руку, на вид, вполне аппетитный пирожок. - Так воздадим же. Ты не проголодалась? Я лично что-то так и не поел. Откусив брусничной начинки, он промычал нечто одобрительно-приглашающее. - Ммм. Вкуснятина!

Двери №2 Кажется, там даже рельсов не было. Одно чистое поле, где сутками свищет ветер. Возможно, встреча с железной стеной была именно тем, что уготовила профессору судьба. И его интуиция. Когда едешь осенним лесом на велосипеде и врезаешься в дерево, самое прекрасное во время падения - это густой листопад из золотых ажурных листьев на фоне падающего на тебя синего неба. Прекрасное кроется в неожиданных столкновениях с действительностью. - Эй, да подожди ты! - окликнула девушка, на ходу закатывая рукава толстовки, едва поспевая за вагоновожатым с отказавшими напрочь тормозными колодками. Кажется, атмосфера рыцарства, а в данном случае безбашенного удальства накрыла еще одну комнату. Вацлав решительно дернул за ручку и распахнул кладовку. - Ну-с, что тут у нас?

Дверь №2 Профессор и сам на краю своего переполненного новым сознания удивлялся сей проникновенности. Но новизна ощущений вкупе со странным пониманием того, что он «увидел и пропал», как в песне поется, двигала его на новые подвиги на ниве коммуникабельности. Случись эта встреча месяц, скажем, назад, он бы… посчитал что-нибудь четное. Плитку в парке. Или шаги. Или… Он бы отправил это событие по этапу игнорирования, по которому отправлялось, вероятно, многое значимое в жизни. А теперь стрелочник переложил рычаг – и поезд с критически неопытным вагоновожатым отправился в сторону опасных тупиков, весело гудя и набирая скорость. Он глубокомысленно хмыкнул и провозгласил: - Полагаю, в нашей ситуации на интуицию можно смело положиться. И прошагал по направлению к кладовке.

Дверь 2 - Это хозяин кухни, если так можно выразиться.. - шепотом объявила она Вацлову, чуть пригнувшись, - Чувствуешь? Энергия существа, по всей видимости повара, отпечатком ложилась на каждый предмет. Смущало только одно. - С кем он разговаривает? Сейчас названный Васлав, вошедший и вставший вновь почти рядом немного за плечом девушки, склонивший голову, чтобы ей не слишком запрокидывать голову при разговоре, улыбнувшийся самому себе чуточку на это "с", сделавшее его имя тягучим, словно ириска за щекой, был смущен сразу несколькими вещами. Во-первых, запахами. Свежеприготовленной еды. Очень уютными, из того, прежнего мира изобилия и домашнего тепла. - Словно нас здесь кто-то ждет. Что-то мне это не нравится. Или нравится... Он поглядел сверху вниз на ухо второго медиума. - Не могу понять... Направил обострившееся чутье в сторону раздавшихся звуков за дверью кладовки. Оно живое. Но нет, разумом там не пахнет. То есть не тем, рацио, который улавливается у окружавших Вацека людей. Там было нечто хаотичное, некрупное и... Он не смог абстрагироваться от ауры девушки. В ней тоже было нечто, что приковывало внимание. Может, то, что она тоже получила способности медиума? Или странное узнавание обрывков каких-то дальних ощущений. - Там что-то живое, низший дух. Что подсказывает твоя интуиция... Кудряшка Сью?

- Что ж, Губка Боб, рискнём, - сказала она, наконец-то берясь за ручку таинственной двери. - Я Вацлав, - представился всклокоченный мужчина, позабыв, что уже представлялся. - Будь осторожна. Он, конечно, не дышал в затылок, но встал напротив очень близко, следовало быть начеку. Побочный эффектом стало непривычное касание ауры девушки. Вот отчего порой становится не по себе в метро, - безотчетно отметил новоявленный медиум. Только сейчас нет ощущения дискомфорта. Наоборот. На захлопнувшуюся дверь коллег профессор в силу отсутствия опыта не обратил внимания, полагая, что если понадобится помощь, они об этом услышат. - Давай, - предложил он наконец-то открыть пряничный домик.

Тем временем один из «наших медиумов» переживал состояние, близкое к перерождению. Поначалу, конечно, он был больше занят теми образами – светлого и в особенности темного, которые маячили в явленном своем инфернальном блеске. Но блеск угас, они вновь исчезли, как и в прошлый раз, оставив надежду. Уже твердую надежду на новую встречу. По ту сторону или по эту – не суть важно. Do zobaczenia wkrótce. Дар принят. Что есть духовность? Лучше бы спросить, что есть разум? Холодно – разумное ли это суждение? Или оно складывается из импульса тела, ровным слоем растекаясь по гормональному фону, ощущениям мышц, наполненности желудка, состоянию кишечника и тихому шороху слабо работающих шестеренок головного мозга? Мыслим ли мы «головой», как любим говорить, когда просим кого-нибудь «включить голову» и перестать думать чем-нибудь неподобающим? Иллюзия вычислительной машины в черепной коробке. Без тела, осознания телесности - суждения едва ли возможны в том мире, где человек телесен. Отсюда - серьезные вопросы к доктрине бессмертности души у того, кто неплох в биологии. Но вот забавно: тот же Вацлав всю жизнь телесностью пренебрегал, отдавая предпочтение чистоте суждений «объективной» науки. Это насмешка богов, ангелов или демонов, что именно он очнулся в один прекрасный день и осознал свои способности за гранью разумного. За гранью «объективного». «Я есть», - первое, что он сформулировал… в голове, да, а где еще? Ведь истина, разлившаяся по нервным окончаниям, будучи произнесенной, уже есть ложь. Иллюзия правды – в языке, а слова рождаются в мозгу, не в расслабленных спинных мышцах. И не в кончиках зудящих от невидимой энергии пальцах. И не в… ну, в общем. Телесность возопила. И это стало открытием, несколько оттеснившим на дальние планы вопрос о присутствии во всем этом где-то еще и души. Ему стало неловко. Словно бы окружающие внезапно увидели его во всей его телесной наготе. Вацлав сжал зубы и попытался убедить себя в том, что нет, всё по-прежнему, это лишь его внутренние переживания. Но на то ушло время. А дар рвался наружу. И вырвался. Смехом. Сначала тихим, нервным смешком. Потом он снял очки и посмеялся уже вдосталь. Видя своим новым открывшимся зрением медиума ауры людей, след от явленного видения света и тьмы, обрывки чьих-то мыслей… Это длилось не дольше минуты, а может, и того меньше, пока нечто не улеглось, не ассимилировало его тело и не разлилось теплом по конечностям. И вновь он стал самим собой. Шарф только стянул, смотал с шеи. - Что-то тут жарко, - пробормотал, промакивая носовым платком выступившую на лбу испарину. Наверно, он мог кого-то напугать своим смехом, если бы с остальными не происходило сейчас собственных перемен. Кто-то… он не мог точно сказать, кто именно, уже открыл одну из дверей. Профессор не совсем понял, чем окончился ритуал, концовка показалась какой-то скомканной. Но кажется, пора уже выяснить, что здесь творится. Они ведь попали определенно по адресу. Им выдали карт-бланш. - Что же, - неожиданно для себя обратился он к молчаливой девчушке. Может, потому и обратился, что ему казалось, будто она его избегает. Или лишь казалось? Но теперь ему хотелось, верно, прояснить для себя и этот вопрос. – Попробуем? Он кивнул на дверь, которую загораживала Мэй.

Вновь и вновь подтверждать свое согласие. Вновь и вновь. Трижды нужно постучаться, чтобы двери распахнулись. Кажется, это какая-то библейская мудрость. Вацлав был готов вновь и вновь повторять клятвы. Хоть неуместные вопросы роились в голове легким туманным флером. Что за уменьшенные? Кто это - униженные? Разве можно отказаться от... этой странной способности? Впрочем, каждое слово Вацлав Шиманский произносил тихо и торжественно, словно это не бабушкин внучок и замотанный житель вымирающей столицы стоял сейчас перед ангельским ликом, но шляхтич славной Речи Посполитой клялся своей кровью и своей жизнью... Вероятно, те парни тоже плохо понимали, на что подписываются. - Да будет так.

"Vacek, kochanie. Jestem blisko. Jest zawsze. Do zobaczenia wkrótce. Uwierz mi". - Да. Я верю, - улыбнулся уже открыто. Он оглядел всех, кто был в этой прихожей, надеясь вселить уверенность в сомневающихся. Особенно в ту девчушку с серьезным лицом. Самую загадочную из всех его спутников.

Профессор просто стоял. На его счет, пожалуй, сомнений не оставалось. Уж не тому, кто произносил слова, было бы сомневаться в нем. Он пройдет этот путь до конца. Иначе бы не начинал. Постепенно напряжение в плечах ослабло. Если это Кристоф. Это ведь он? Уже не важно. Призрачный след улыбки и глубокий вздох. Не важно. Конечно, он останется. Вацлав верил в бессмертие души. Но не своей.

- Профессор, вы ему верите? - Мадлен с надеждой уставилась на Шиманского, неосознанно повторив жест Ники. У нее тоже под одеждой было серебряное маленькое распятие К Мадлен обратилось лицо человека, мыслями находившегося сейчас где-то очень далеко. Не то лицо, к которому обращаются по вопросу разумных суждений. Обратилось. И вновь вернулось к созерцанию пылающего куста. Помолчал. Вероятно, рациональная часть Вацлава призвала иррациональную к ответу, ибо он все же произнес: - Он явился мне с Мюриэлем. Ангелом.

Вацлав на вопрос Ники только мотнул головой, мол, не сейчас. - Готов.

Он не был уверен и в прошлый раз. Не проверил ушам и в этот. Просто стоял молча, слушая беседу с невидимым собеседником. Метатрон. Может быть. Но сейчас нет нужды убеждать пана Шиманского. Возможно ли, что он не ошибся? Не ошибся! Вацлав уверялся в том все больше по мере течения беседы. А для этого вы должны произнести некоторые слова. Готовы? - Кристоф. Не вопрос. Имя. Руки опустились и упрямый взгляд исподлобья.

Вацлав попытался разглядеть, что там в кусте. Может, снова образ ангела? Ничего подобного. Только огонь, от яркости которого пришлось сощуриться и отгородиться ладонью. - Мюриэль? - неуверенно спросил он куст, хоть тот и представился другим именем.

-Не волнуйтесь,пан Шиманский.-Тэй успокаивающе улыбнулась взволнованному ученому. -Она жива,просто,без сознания. Она сильная девушка. - О! В этом я не сомневаюсь, - профессор с облегчением вздохнул и развеселился. В конце концов, он выполнил инструкцию. Слово в слово. И теперь... собственно всё в руках Господа или ангелов его. Или одного ангела? Кстати, мы ведь как-то должны его спасти... Он поглядел в небо и подумал, что Кристоф, где бы тот ни был, мог бы оценить его самоотверженный поступок. Но нет. Вряд ли тот оценит нынешнее неважное состояние рассудка профессора, ежеминутно поминающего Господа. Мэри-Энн все же встала с пола, опираясь на девушек. Её качнуло, но она устояла на ногах. - Ладно... Это может немного подождать. Наш следующий шаг какой? Мы все двери проверили? Что-нибудь осталось? Вацлав так и остался стоять. Он чувствовал, что окружающие будто обходят его стороной, что, впрочем, не было чем-то непривычным. Будто избегает его. И тут не было ничего странного. Но он отчего-то впал в свое любимое состояние игнорирования какого-то неудобства. - А теперь ищем дверь, которая ведет в Нарнию, - мрачно пошутил профессор, занявшись поисками по карманам носового платка. Он отошел от компании и отправился по коридору зачем-то отмеривать тот шагами. Раз, два, три... Наверняка он загадал чет. А может, нечет.

Он почему-то сразу нацелился на нее – эту добротную дверь, которая могла бы вести в какую-нибудь аптеку или фотоателье. Она была без модернистской претенциозности, благородно обшарпанная и прочная. И за ней, точно так же основательно чувствовалась пыль веков, словно внутри за дверью хранились все те тюфяки, которые можно было бы постелить на те кровати, что предположила за другой дверью Тэй. Профессор даже чихнул. И поправил съехавшие очки. - Ни-че-го интересного, - резюмировал он. – Хотя, возможно, это в нашем случае даже хорошо. С этими словами она схватила за ручку. И это было последнее, что она помнила, ибо стоило ей коснуться дверной ручки, как её разум подвергся психической атаке. Да такой, что её отшвырнуло двери и вырубило, оставив лежать на полу бесполезным куском мяса. Он мгновенно позабыл про все тюфяки и двери. И подбежал к склонившейся над женщиной Никой: — Что с ней?

-За восьмой дверью -кровати.Много.И вроде это не выглядит таким уж опасным...Кажется. - Нам бы пригодились кровати, - решил попытаться судить с практичной стороны профессор. - С трупами можно и правда подождать, а вот спать где-то надо. - Или прошлое. И нет..я.. медиум, вроде.. - оперевшись на стену, проговорила девушка, - Так мне по крайней мере сказали. Я не знаю, как это у меня получилось. Просто прикоснулась и как-то поняла. Еще медиум. - Но ведь я тоже... медиум, - обрадовался он. - И Никандра. Послушайте, нам надо открыть... какую-нибудь дверь. За которой хотя бы предположительно есть что-то, что позволит передохнуть и... кстати, никто не заметил тут двери, похожей на кухню? Еда могла бы повысить настроение всем, включая и Мэй. Вацлав решительно направился... к какой-то двери.

— Почему они все выглядят по-разному? — вслух размышляла Ника. — Нам нужна самая ветхая или самая новая? Похоже на глупый тест - выбери дверь и узнаешь, что ждёт тебя в ближайшем будущем, — невесело усмехнулась она. — А даром прорицания никто не владеет? Вдруг можно предсказать последствия от открытия той или иной двери? Да ну... — усомнилась в собственном предположении она. - Определенно нам не следует распахивать все. Вацек уже поднаторел в разгадывании ангельских ребусов и пытался быть полезным хоть чем-то. - Я бы начал с... - он поглядел на все двери и... - В золотую дверь нам нельзя.. - в растерянности проговорила она, растирая запястье. -...не с золотой, - пробормотал, услышав Мэй и чуть поморщившись. - А почему бы не с Золотой? Кажется, за самой торжественной дверью должно быть самый важное помещение?

Люди появлялись за ним следом. Изящная и очаровательно импульсивная Мадлен, словно впорхнула в странное помещение. Этот Винсент. Мужик в человеческой своей ипостаси, кажется, толковый. Не растерялся. Вот Вацлав растерялся. Но старался не показывать виду. Куда теперь? Ника. Рассудительна и удивительно женственна. Появление же Мэй профессор встретил с внутренним вздохом облегчения. Мэй казалась здесь того и гляди упорхнет, словно вспугнутая из гнезда птица. Девчушка с серьезным взглядом. — Вот собственно… — начал профессор свой заключительный спич… с неизвестным финалом. Да кого он обманывает? Он и сам не ожидал, что случится, когда касался той скамейки. Тэй и Лиам появились один за другим. На них у профессора были определенные надежды. Хирург и сильный мужик с интересной способностью поджигать листву под ногами. Это успокаивало… почему-то. Не говоря о том, что Лиам так и притягивал любопыствующего бывшего трудного подростка своей печатью на челе: трудная судьба. Чем больше Вацлав проводил времени с собранными Патриком людьми, тем больше удивлялся, насколько же они подходят для тех странных дел, которые за сегодняшнее утро свалились им на головы. Ну кто бы еще нашел общий язык с оборотнем и сейчас изучал бы эти странные двери с таким видом, будто за одной из них обычное кафе с сырниками и скучным Варшавским буднем? - М... Надеюсь, тут есть другой выход, мистер... как вас там? Потому что тут теперь стена, - постучав для уверенности кулаком по той самой стене, оповестил американец остальных и пробормотал себе под нос: - Не довели до добра... — Ладно, — честно признался он, — я понятия не имею, где мы. Мюриель говорил о каком-то штабе или убежище… Но этот дворец давно разрушен. И вот пожалуйста! Мы в нем.

Вновь в парке настала тишь и благодать. Группа иностранных аниматоров, поболтав на (четырех? пяти?) Вацлав сбился со счету, на скольки языках, ждали чуда. Что, кстати, парку было абсолютно безразлично. Кажется, этот Винсент не врал. Что же. Неисповедимы пути Господни? Ох, слышал бы его сейчас Кристоф. Да даже хоть бы и Тереза. Оба остались лишь в памяти, хотя умер лишь один. Оба так и не покинули его, хоть жива была только Терезка. Вацлав мог бы сказать, что парень опасен, что это, кажется, заболевание. Но что дальше? Лечить его все равно у них времени нет. Ради чего это все? Неужели это любопытство? Край мира подогнулся, и за ним вдруг показалось нечто... Профессор шумно втянул носом запахи осени. Как же давно он тут не был. Шагнул ближе к скамейке. Сто один? Деревья, дорожки, серая стена... Он моргнул и невольно отшатнулся от странного миража двери прямо перед собой. Нет, это на том старом фото в музее были стены. Здесь ажурная перспектива осеннего леса уводила вдаль. Кажется, он передышал сегодня свежим воздухом. И не выспался. Пора. Напоследок огляделся, поднес носок испачканного землей ботинка к ножке скамейки... Нет, определенно избыток кислорода. В глазах темные круги, сбилось дыхание, и его ощутимо повело. Все длилось не дольше секунды. Все тот же парк. За исключением одной существенной детали: прямо перед ним перспективу перегораживал целый и невредимый фасад правого крыла Саксонского дворца. Вацлав моргнул... это было так, словно скамейка испускала веселящий газ. - Постойте, - окликнул он своих спутников и поднял Губку Боба вместе с патриком Старом, чтобы привлечь всеобщее внимание. - Кажется... Это любопытно. Погодите, у меня странное чувство. Ангел сказал, что вход будет открыт. Но может статься, мы его просто не заметили? Следите за мной... И следуйте. Я что-то вижу вот тут... Он вновь подошел к скамейке, коснулся рукой... и пропал.

- Его, - несмело дрогнул голос оборотня, а рука указала на Губку Боба. - Только я кажется потерял "отзыв". - Это твой? На колечке, насаженном на поднятый вверх палец (Мэй подняла руку повыше, чтобы все видели) болтался автомобильный электронный ключ и брелок в виде Патрика Стара. - Да, - ответил он. - Я ищу человека с Губкой Бобом в Варшаве на Площади Пилсудского, возле Могилы неизвестного солдата. - Случайно это не вы? Он бросил неопределённый взгляд сразу на всю компанию и остановился на строгой чёрной оправе профессорских очков. - Патрик Стар Губке Бобу, - в который раз повторил он дурацкий пароль от визави ангела. Вацлав вытаращил глаза. Сначала на Мэй. Девушка с фатализмом застывшей лавы потухшего вулкана держала... еще одного Патрика. В миру. Угу. Жизнерадостность казалась профессору всё более зловещей. Нет, ну он мог понять сержанта полиции. Он мог понять хирурга... медиума...Но Господи, вампир-то ему на кой сдался? Или кто это? Оборотень? - Да. К сожалению, я, - не стал отпираться профессор, засовывая руки в карманы пальто. Он беспокойно поискал глазами, где там Лиам. Кажется, ему уже помогали. Осознал вдруг, что все они в опасности. Оглядел всех, спросил запоздало: - Кто-нибудь пострадал? Похоже, возвращение к цивилизации стало насущным планом действий. Возвращаться и искать какое-нибудь убежище. Проклятый Саксонский дворец как сквозь землю провалился. Ну, собственно, примерно это с ним когда-то и случилось.

Профессор был не столь благодушен, как его новоявленные коллеги. Стряхнув с колен пожухлую листву и пробившись к несчастному, рискнувшему напасть на их нестройные ряды, он вопросил строго: - Кто вы и что тут делали?

Некуда деваться! Ощущение ловушки возникло в тот момент, когда он услышал усилившийся шорох возни и крик Лиама. Пожалуй, он не ожидал, что рефлексы из позабытой не слишком благополучной вацековской юности сработают исправно. Но вот уже пан профессор размахивается, чтобы звездануть по скуле неприятного всклокоченного типа, что-то имеющего против только что прилетевшего с другого конца света парня. Увы. Рефлексам недоставало тренировки. Псих скорее не заметил попыток достать его клыкастую физиономию. Чего не скажешь о сержанте, действующей рядом. Но как же так? Кричало что-то в голове Вацека, пока он пытался оттеснить бандита. Почему именно здесь?И почему, наконец, чуда не произошло?

Золотистый парк был прозрачен. Последние листочки лежали ковром, по которому было приятно ступать, который шуршал и разлетался в стороны. Похоже, парк приобрел свой запущенный шарм благодаря недобору дворников. Но чем ближе приближался пан Шиманский к цифре 100, тем беспокойней становилось на душе. 75... За спиной шелест листьев под шестью парами ног. 83... Среди деревьев проглядывает дорожка. Кустарник... 87... Кажется, он где-то читал про шапку-невидимку... 99... Вацлав тупо уставился на дорожку в притихшем парке. Даже листья не шумели. Ветерок утих. Садовая скамейка сиротливо стояла, припорошенная никому не нужной листвой. - Сто, - на всякий случай досчитал Вацек и сделал уже никому не нужный шаг. Что-то было не так. Может... налево? Он озадаченно оглянулся на деревья, скрывшие от них монумент.