Meshulik

У Болека игрушки не нашлось. Он долго рассказывал о приключениях искомого желтого персонажа, даже предложил показать парочку серий, завалявшихся на жестком диске его компьютера. Вацлав с большим вниманием изучил весь предложенный наглядный материал, но так и не уловил связи между потусторонним миром и миром жизнерадостных говорящих губок. - Погоди-ка, - Беата, оказывается, слазила на антресоли и выудила из дальнего шкафчика растянутую трикотажную шапку. – Вот. Вацек принял дар. - Наверно, подойдет. Вдруг не найдется. - И все-таки, зачем тебе этот уродец? – кузина хихикнула и пощекотала желтой кисточкой завязки профессорский нос. - Да один знакомый попросил принести, - попытался сказать правду Вацлав. - Знакомый? Да ладно, Вацек, что за знакомый? Я же знаю, что тебя окружают одни коллеги. А может, это женщина? Профессор ничего не ответил. Загадочное молчание – это ведь не ложь. И не совсем правда. Но теперь кузина по крайней мере не будет тревожиться. … … Ранним солнечным утром 3 ноября, означенного дня встречи, по улице со стороны дома, где проживал профессор Шиманский, в легком черном пальто, обмотав шею старым синим шарфом, шел сам профессор и нес, обхватив в охапку, ужасно неудобную вещь – полуметрового плюшевого Губку Боба. Ну а поскольку Губка Боб имел форму квадрата, казалось со стороны, что Вацлав прихватил с собой на прогулку подушку с вялыми ножками и длинным, можно сказать, дерзко торчащим носом-колбаской. Шапка на всякий случай лежала в кармане. Никаких иных губок бобов в Варшаве найти не удалось. Падала осенняя листва. И он никуда не торопился. На следующий день после разговора с ангелом из института и правда прислали извещение о том, что проект закрыли.

за 500 о.о повышаю силу воли на +5, остаток 150 о.о)

Профессор Шиманский Он надел очки. Ангел Мюриэль был отчасти прав. Слепая вера предполагает непонимание сути вещей. Тогда как Вацлав полагал своей миссией постигать суть. Однако кое в чем слова ангела упрощали картину. Профессор мог и поверить в то, чего не понимает. С трудом, локально, возможно, гипотетически, но толика веры нужна всегда. Иначе не сделать шага, пока не убедишься, что пол под тобой не провалится. Опыт? Где опыт оборачивается верой? Эти вопросы, сидя босым в кровати, сразу не решить. Но нынешней его веры профессору всё же хватило на то, чтобы ответить, возможно, запоздало, тому, кто, возможно, не мог его слышать: - Я тоже скучаю по тебе, Крисс. Тоже скучаю. х

Профессор Шиманский - Сомнения ведут нас к истине, - Вацлав пожал плечами. Его непросто было убедить шагать с закрытыми глазами, но тон по крайней мере звучал примирительно, когда он тихо добавил. - Будет проще, если я буду понимать, что делаю. Он снял очки, зажал зубами кончик дужки, глядя исподлобья на расфокусированный теперь образ, помолчал. Кивнул. - Хорошо. Сто шагов направо. Не удержался все же уточнить: - Мне нужно что-нибудь... принести, взять с собой?

Профессор Шиманский - Но ведь... Прозвучал смешок. На ангельский силуэт уставились с недоумением, словно вот именно сейчас профессора вдруг грубо растолкали, и он проснулся. Откачнулся от стены, которую давно уже подпирал плечом, и присел на ближайший стол, даже не подумав стереть прежде пыль. Руки сложили на груди и сообщили ангелу новость, которая, верно, по ангельским меркам, была не так уж и стара: - Боюсь, что ты опоздал лет эдак на восемьдесят. Дворец ведь был полностью разрушен во Вторую мировую.

Профессор Шиманский Ну вот и... такие ассоциации нездоровые у моего... впрочем, не важно. Да, - вдруг, ангел осознал одну деталь - профессор при своём образе жизни мог не знать о существовании этих мультяшных плодов чей-то паранойи, - ты смотрел этот мультсериал? Вацлав сосредоточенно покачал головой. Хмыкнул. — У меня есть племянник, — добавил он. — Думаю, его консультация здесь будет необходима. Внимательный взгляд теперь буравил светлый образ, словно пытаясь что-то разглядеть там, за плоской фигурой человека с крыльями. Встретить. - А что потом?

Профессор Шиманский Профессор стушевался и привычно запутался в ложных версиях. А разве он не в Америке? Не на Аляске? Или на Крите? Но ведь люди обычно избегают говорить с ним о брате. А когда речь заходит, разговоры получаются какие-то странные. Ему за них становится стыдно, и после них он ощущает это самое - какую-то путаницу и утрату. Ну да, конечно, утрату. Ведь Кристоф умер. - Так, значит, он... - он не договорил. В аду. Ему стало неловко. Потянул и немного ослабил узел галстука. Благодарно кивнул крылатому свечению. - Должно быть, ты и правда ангел, Мюриэль. Пыльный телефонный аппарат непривычно долго молчал. Темное окно не пропускало света. Пыльные столы никогда не использовались по назначению. Самообман и какая-то прошлая жизнь, забытая и опавшая коконом вчерашнего. - Что мне надо делать?

Профессор Шиманский Вот Вацек расслабленно усмехается, наблюдая собственное путешествие в чужом потоке, и вот вдруг его выносит на стремнину и несет прямиком на внезапно обмелевший берег. Выброшенная на сушу рыба хватает ртом воздух. Перед ним снова перламутровый менекен с крыльями, и вовсе не похожий. Но он ведь его слышал. — Чьи? Чьи это мысли?

Профессор Шиманский Ты медиум. Этот дар в тебе от рождения. И не какой-нибудь там ахалай-махалай со стеклянным шаром и биолокационной рамкой. Тебе не нужны все эти мистические атрибуты предвидения и поиска. Ты сам, как инструмент. И сегодня ты "проснулся". Твои способности активированы. Их нужно только упорядочить. Нуу, не знаю... Прочитай мои мысли, если хочешь. Испробуй себя. С тем, что сейчас всё сложно, профессор был готов согласиться. - Ну что ты, - смутился он, разглядывая перламутрового ангела, раскрашенного, словно на Рождество, специально ради этого перформанса. - К бабочке я почти уже привык. Он и сам подозревал, что с ним что-то не так. И сейчас будто осколки чьей-то жизни начали срастаться, обнаруживая сходство с его собственной. Медиум. Интересно, как это - читать мысли? Они что же, сами собой отпечатываются на призрачных скрижалях? Нимбом топорщатся над головой? Интересно, встречаются ли в мыслях опечатки? Все эти вопросы не приближали его к хоть какому-нибудь подобию чтения. Пялиться с серьезным видом на двумерного человека с крыльями - то еще испытание. Вацлав украдкой заглянул за край... Не вышло. Не удержался от смешка... Нити перламутрового свечения, в тон фигуре, двинулись и поплыли. И профессору показалось, что земля уходит из-под ног, а его сознание тянется вместе с потоком этого свечения... куда-то. Пространство исказилось. Будто бы и правда заветная тропинка, пока еще не Путь, запетляла у него под ногами.

Профессор Шиманский - Не дадут. Более того - лабораторию уже закрыли. Завтра ты получишь официальное уведомление. Нам нужно разобраться, что происходит, Профессор. Отсюда я ничего не могу предпринять. Поэтому, когда соберётся отряд, вы поможете мне выбраться отсюда. - Закрыли! - на время голос подвел профессора и он беззвучно шевелил губами, артикулируя проклятия. - Как я могу разобраться, что происходит, оставаясь в этом кошмаре? Извините, я должен проснуться... Мгновения он ничего не предпринимал, но окружение не изменилось. - Погоди, погоди, - наконец, прервал он попытки вернуться в реальность. В изложении плана не хватало пары километров промежуточных звеньев, - что значит предпринять? Что ты предлагаешь? И... я не понимаю, это всё странно. Даже если... Он поправил очки и произнес тверже: - Даже если допустить, что в бюрократический коллапс школы сельского хозяйства требуется вмешательство потусторонних сил, то, прости, Мюриэль, крылышки у тебя, конечно, необычные, но ты кажется упоминал, что за что-то оказался в аду? Да и как? Как ты представляешь себе это? Я вирусолог, а не... раввин и не папа Римский. Я что, должен зарезать козла, рисовать тетраграммы, читать заклинания?

Профессор Шиманский - Я? - снова повторило насекомое. - Ты не поверишь. Если не усложнять, то я представитель Светлых. Структура света, ментальный фантом с самосознанием. Если спуститься на грешную землю и воспользоваться религиозной классификацией, я Ангел Господень. Мюриэль. Второй чин Господства. Ангел правопорядка. Ныне отбывающий наказание в местах столь горячих, что плавится камень. Там текут реки кипящей смолы и стоит скрежет зубовный. И мне очень трудно с тобой общаться. Потому что открытый канал меж мирами нестабилен. Тебе нужны доказательства? Крылья? Нимб? Чудеса? Вацлав поморщился, представляя себе этот скрежет. Пожалуй, более абстрактный образ «ментального фантома» был куда кошернее человекоподобного существа в белой рубахе с крыльями посреди адского пламени в окружении цепей… Профессор тряхнул головой. —Доказательства… хм, — коротко вздохнул. — Если я себе тебя мерещу, то ничто не помешает мне явить самому себе и такие доказательства бытия твоего, в которых не усомниться. Задумался. — Забавно, знаешь, что? Если я сам себе тебя мерещу, значит… я уже в тебя верю. Он потер лоб, ловя себя на том, что силится определить, ощущает ли тепло своей ладони как материальное касание или это лишь снится ему — что он проводит ладонью по лицу. Он не верил в ангелов. Определенно нет. А значит... — Но м… Мюриэль. О чем ты? Мне не дадут закончить работу? Что за черт! Я думал, это временно. Они что там, совсем сдурели? Это же прорыв! Он надеялся, что кислород перекрыли временно. И хоть где-то неприятно сосало под ложечкой при мысли, что что-то он все же упускал в этом странном молчании в ответ на все его призывы продолжить обеспечение разработки, всё же он был далек от того, чтобы заниматься конспирологией.

Профессор Шиманский - Я? - бабочка подняла лапки, потёрла усики, умыла мордочку и потыкала длинным носиком в телефонную трубку. - Если исключить вечность пребывания в аду, то я боюсь, что ты не сможешь закончить свой проект. Вернее, что тебе не дадут его закончить. А ты хотел бы завершить начатое? Как далеко ты готов зайти, чтобы испытания вирофага достигли финальной стадии? Потому что, если ты готов пойти наперекор обстоятельствам, я могу помочь. Вернее, не совсем я. Тебя поддержат такие же как ты. Те, кто сейчас просыпается. Ты тоже просыпаешься, Вацлав. Прозвучало так убедительно, что профессор и правда сильно зажмурился в надежде проснуться. Обстановка, впрочем, не изменилась. Выглядело всё нелепо. И тем не менее на сон походило всё меньше. Он оперся о стену, устало снял очки и протер глаза тыльной стороной ладони. Рассмеялся тихо. Покачал головой. Было забавно, что нечто совершенно чуждое привычной профессору картине мира так живо интересуется его до боли реалистичной работой, в которой нет места даже допущению, что что-то подобное может встретиться. — Как далеко? Признаться, не уверен, что мы говорим об одном и том же. Ведь я, кажется, сделал всё, что было возможно. Дальше… только неповиновение властям, взятие заложников и ограбление поездов с нужными мне реагентами и оборудованием. Как же болят глаза от этого тусклого освещения. А ведь он даже не у компьютера… Пора менять очки. Шальная мысль посетила его. Не имеет ли в виду собеседник всё перечисленное? — Про ад никогда не думал, — признался ученый, усмехаясь, что после таких мытарств пора бы и задуматься над его концепцией, — но наши с тобой опасения в одном схожи. Хм. Мне нужно знать… Он снова вернул очки на место, воззрившись на насекомое с аппаратом уже без прежней отчужденности: — Кто ты такой?

Профессор Шиманский Бабочка развернулась. Теперь она смотрела на Вацлава фасеточными глазками, шевелила мохнатыми усиками и уже не казалась такой страшной. - Привет, - сказала бабочка. – Ты меня боишься? Неприятный холодок пробежал по спине. Профессор оглядел запыленную лабораторию. - При-вет. - Вацлав замялся. - Ну... Как вам сказать. Видите ли, если вы не будете летать и э... простите, биться обо всё, что попало, то... "Господи, я говорю с бабочкой. Козел, бабочка... Стены". Теперь ему точно не продлят контракт. Проект закроют. Его запрут в желтом доме. Господи, как бы мне хотелось тут и остаться. Проживать всё снова и снова, пока не выберусь из кокона собственного ужаса в какое-то иное бытие. - Боюсь, - заключил он. - А... вы чего боитесь?

Варшава Гость испарился, едва дождавшись угощения. Вацлав постоял еще немного у холодильника, поприслушивался к звукам вокруг. Поглядел на потолок. И разочарованно вздохнул. - И что же, ни одного откровения? Реальность прозаична. В романах и сказках герои отправляются в путь и получают ответы на все свои вопросы. В реальности так не бывало ни разу. Только сам можешь ответить на вопрос. И потом всю жизнь мучаешься, верно ли сам себя понял. Профессор Шиманский вновь открыл холодильник. К счастью, непознанная сущность оставила нетронутым вареный рис. Закусив на сон грядущий, он отправился в постель. Но долго не мог уснуть. Тот кусок сыра... кажется, все-таки это была не Беата. Кристоф дарил ему такой. Или это было в другой раз?

Варшава О том, что сегодня канун Дня всех святых, Вацлав припомнил между вторым и третьим ударами, крушащими его панельный дом. Мысль покинуть квартиру мелькнула, но от нее легкомысленно отмахнулись. - Я бы попросил вас быть сдержанней, - прокряхтел профессор, принимая вновь вертикальное положение, после того как встряска чуть не сбила его с ног. - Пан... или пани, простите, не могу знать, как к вам обращаться. Чайные чашки валялись на полу разноцветными осколками, но вряд ли этому гостю они понадобятся. Распахнув дверцу холодильника, профессор наконец-то обрел требуемое: круглую коробочку с благоухающим внутри кусочком деликатеса. Кузина передала, немыслимыми путями добытое сокровище. Не абы что, а настоящий камамбер. От аромата которого иные слабые души валятся в обморок с пяти шагов. Пан Шиманский обернулся на стену и продемонстрировал коробочку в победно поднятой руке.

Варшава Звуки замерли. Но лишь на несколько секунд. Чтобы вмазать в стену перед профессорским взором с такой силой, что пол под ногами учёного покачнулся, а железобетонная конструкция искривилась. Видимо незваный гость начинал злиться по-настоящему. Он отпрянул, привычно придерживая очки. На всякий случай отступил еще, но понял вдруг, что удары доносятся отовсюду. Куда ни повернись, повсюду оно. Словно профессор оказался внутри коммуникационного барабана. И барабанили ему вовсе не откровение господне, а какую-то форменную чушь. - Что же, - осторожно обратился он к одновременно всем поверхностям, передающим это нелепое послание. - Пожалуй, на кухне в холодильнике оставался кусочек камамбера. Но вот насчет сметаны обещать не могу... кхм. Осторожно сделав несколько шагов, профессор направился в сторону кухни в надежде, что там звук наконец-то утихнет. "Где у этого, интересно, рот? И... какой он?" - мысль не праздная, учитывая силу последнего удара.

Варшава Оно было повсюду. Это послание. Оно было... Вацлав тихо рассмеялся, почти счастливый. Оно существует. Это... Неизвестно что. Михась, пожалуй, начал бы сейчас искать псевдонаучные обьяснения. Мол, подземные толчки невыясненной этиологии, звуковые эховолны от строительного гидранта... Конечно, стал бы. Но пан Шиманский тогда бы только поморщился. Истине нужно смотреть в лицо смело. Он встал, потрогал вмятину на стене, всмотрелся в следы невидимых ударов. Какая-то закономерность. Послание? Танец? Зов? Там были слова. Определенно какие-то... Ладонь странно покалывало, когда он прочел это: Я. * Хочу. Есть. Дай. * Сметана. Сыр. * Не. * Вацек не удержался и постучал в ответ: Тук-тук-тук.

Варшава Новая дробь обрушилась на него, когда он было привстал уже с кровати. И вновь уселся. Иное непознаваемо, и познание его суть гордыня, осуждаемая адептами веры. Пан Шиманский не причислял себя ни к одной церкви, но за скобками той малой части универсума, которая поддавалась научному анализу, допускал существование всего, чего угодно. Вот только теперь это что угодно стучало ему свою адскую морзе. «Занятно», - отметил тот прежний он, который точно знал, что в рамках имеющихся координат может опереться на универсальные истины. Нынешний Вацлав Шиманский уже сомневался, что истины всё ещё действуют. Здесь нужны другие инструменты. Те, которые он с недавнего времени (а может, и всю жизнь?) ощущал в себе. Которые заставляли сбоить его научный практицизм, которые вызывали столько вопросов у окружающих, но которые, парадокс, и навели его на идею с вирусофагом… Он должен сосредоточиться, мобилизовать те душевные струны, которые давеча позволили понять, что ему хочет что-то сказать черный козел. Тихий смешок. Черный козел. Ха. Ха-ха. Смешок, голова опустилась, очки съехали с носа. Он поправил их, пытаясь не противиться потоку, увлекающему за собой и при этом не смеяться. Странная реакция. Черный козел. Словно с вывески пивной на Пражской. Ха-ха.

Варшава Если кому-то интересно, каким бы оказался профессор, разбуди его внезапным стуком после вечера, наполненного черными козлами и тревогами о спасении человечества, то этому извращенцу и представился сегодня отличный случай воплотить фантазию, так сказать, в жизнь. Без очков, всклокоченный, с разрывающейся от гулких звуков головой, не понимающий, где находится и почему землетрясение, профессор выглядел, как подстреленная сова. Несколько драгоценных секунд ушло на то, чтобы нащупать на прикроватной тумбочке и натянуть на уши дужки очков. Выключатель ночника пан Шиманский тоже обнаружил стремительно - всего за пару чертыханий! Да будет свет! Странно, но ни одного черного козла прямо посреди его спальни сходу обнаружено не было. - Что за черт? – пробормотал он озадаченно. После вечерней встречи, точнее встреч, он почему-то ожидал, что существо вернется. Ожидал. И даже не боялся. Бояться нужно, когда половина отдела считает тебя двинутым. Когда, оглянувшись, ты можешь заметить, как собственная кузина глядит на тебя с плохо скрываемой жалостью. Когда бывшая жена вдруг приносит супу в стеклянной банке из-под огурцов и справляется, не говорил ли ты случайно совсем недавно с тем, знаешь, нейропсихиатором, ну, помнишь, отличный парень. Я недавно ему о тебе рассказывала… Когда руководство закрывает важнейшее для мира исследование... Когда родной брат всё не едет... - Что за черт? Звук успокаивал. Значит, он не на пути к безумию. Он либо уже свихнулся окончательно, и теперь никакой неопределенности не осталось места, либо он совершенно нормален, и это мир подвинулся рассудком – тогда и тут неизвестность таится за углом, а не в собственной голове. Кстати, за каким? Ощущение, что стучат прямо изнутри его черепной коробки, не покидало. - Ммм, - Вацек постонал в надежде, что это как-то собьет стук с ритма. Голова перестала отдаваться резкой фантомной болью, но неведомый козел с ритма так и не сбился. Ритм держался заданного темпа. "Сообщат", - вспомнил он обещание черного копытного. - Ммм. – Ладонями обхватив голову, Вацлав спустил босые ноги на пол и в этот раз решился заговорить с видимым «ничто», обратившись к пустоте темнеющего коридора: - Кто здесь?

Профессор и козел На вопросы, заданные четко поставленными мыслеобразами привычного к решению сложных задачек сознания, он ощутил... отклик. Сначала, как бывает при встрече с незнакомым явлением, он не вычленил его из и так заполненного всевозможными тревогами фонового шума. "Мне мерещится" - "Нет".. Он не сам это придумал. С запозданием понял, что слышал это "нет" чуть раньше. Но как? И ведь и на другие вопросы следовали эти "нет". Могло бы статься, что профессор и сам был склонен отрицать возможное недомогание, но ведь он, убейте, вновь ощутил, как нечто иное отвечало "Нет и нет". Погодите. Но последнее - послание? Мысль? Речь? - что это было? Он готов был себя ущипнуть, но в том уже не было нужды. Молчаливое вполне материальное существо каким-то необъяснимым образом контактировало с ним. И уже узнаваемая чужеродная интенция, которую можно было вычленить, настроившись на эту тонкую волну самоощущения (св - успех): "Тебе сообщат". Вацлав разогнулся, отступил. Козел щипал травку. Словно специально старался теперь уж без всякой пользы сойти за обычного козла. В горле застрял вопрос "Кто?" Он не смог заставить себя его произнести. Не оглядываясь направился домой, пересек проезжую часть, рискуя услышать вслед нелицеприятные окрики владельцев встреченных авто. Старался не глядеть по сторонам. И если бы заметил, то сделал бы вид, что напрочь не замечает козла, стоящего в кустах. Козла, смотрящего из окна второго этажа. Козла у будки парковки. ... У подъезда дома шаг его, впрочем, замедлился. Он мог бы войти в дом, закрыть за собой дверь и пропасть для внешнего мира, впервые с облегчением кинувшись в свой очередной хотя бы в чем-то надежный ночной кошмар. Но ведь козел там был! Там, где-то за спиной. В этом реальном мире. Где всё, что касается устройства мира, сложнопознаваемо, и в этом проф спец, а что имеет отношение к миру духовному, непознаваемо вовсе. Там, на границе того и иного стоял чертов козел. Вацлав обернулся.

Профессор и козел Нечто, отличное от предыдущих видений. Видений? Н-нет, конечно наблюдений. Он потер висок, блеяние сделало все слишком реальным. Можно было бы пойти дальше. Так он поступил уже несколько раз за сегодня. Профессор пригляделся к животному. Тот ли, что и в прошлую встречу, случившуюся до того, как он вышел из подземного перехода в районе Зомбки, к одному из немногих работающих продовольственных рынков - Sklep Spożywczo-przemysłowy? Тот ли? В этом существе, казалось скопилась первозданная тьма. Ни пятнышка, ни клочка пестрой шерсти. Ровные рога, аккуратная бородка, прямо как у коллеги Ковальского. - Да ты породистый шляхтич, братец, - заключил аналитик, сделав вывод, что все встреченные им сегодня козлы были буквально на одно лицо с этим. И будто он тут выступал представителем всех тех, оставшихся у дверей морга, у ворот института, около станции неработающего метро, возле парковой скамейки, выглядывающим из-за молоковоза и еще черте где. Сколько раз он уже за сегодня их видел? В город что, козлиный цирк приехал? Сны. Его кошмары выбрались на свет божий. То ли это очки запотели, то ли дымка окутывает черную шкуру. Дальше отворачиваться было невозможно. Это одно и то же существо. И оно. Преследует. Его. - Мне мерещится. Потер лоб. Прыснул. Какая нелепость. - Или я заболел и брежу? Последнее было маловероятным. И все же Вацлав натянул на руку латексную голубую перчатку, пока осторожно приближался к животному. Протянул ладонь, передумал касаться украшенной рогами головы и попытался погладить бок, принюхиваясь. Запах не обманет.

Профессор и козел Упадок Варшаве к лицу, как любому слишком ухоженному саду. То, что разрушено и восстановлено, рано или поздно должно обшарпаться и приобрести тот самый вид подлинности, которого так не хватает новоделу. А Варшава и была местами новоделом. Была. Новой лакированной копией самой себя. Покрыта яркими заплатами неношеного шелка. И вот вдруг люди пропали с улиц. Поначалу их место заняли птицы, насекомые проложили свои тропы. Травы пробились в трещины асфальта. Между плитами столичного тротуара пробилась молодая поросль, взламывая ровную кладку. Конечно, город жил, но как-то потеснился, уступая место природе. Медленно. А порой и стремительно. В последние годы Вацеку открылось, что Маркес писал с натуры, что стоит лишь на сезон-другой забросить ухоженный сад, как тот становится живописно «русским». Очень быстро поменялись представления городских служб и местных сообществ жильцов с противостояния друг другу в попытках найти хоть какое-то место природе в покрывающемся лоском городе к совместному противодействию наступающей природе. Кирки и лопаты, химические составы и новейшие биотехнологии – всё теперь уже беззастенчиво пущено на одно важное дело – устоять. Удержать в руках считаные пяди земли. Не позволить разрушить всё безвозвратно. Город сохранял видимость власти над территорией. Но тот самый промежуток, который нужен природе, чтобы поглотить признаки цивилизации, незаметно, в тенях, неуловимо, но сокращался с каждым днем. Так вот, животные являлись на окраины почти беззастенчиво. Их привлекали запахи, пустующие территории и помойки. Животные. Дикие, или одичавшие домашние. Может быть, рысь. Олени. Кабаны. Поговаривали про медведей… Так вот, козел. Он отчего-то не умещался в этом простом ряду бесконечного перечисления ожидаемых неожиданных встреч. Пан Пшиманский был готов к встрече с кем угодно на улице: с оголодавшим грабителем, с сумасшедшим проповедником. Наконец, с медведем. Кажется, при встрече с медведем надо лечь на живот. И накрыть голову руками. Или это при артобстреле? Он поправил очки указательным пальцем. Козел наблюдал и не собирался никуда исчезать. Ну и собственно… что с козла взять? Вацек огляделся, поискал глазами хозяев животного. Нигде не было видно ни старухи, ни пустого ведра. «Что это значит?» спросил себя профессор, поежившись и отметив, что как-то вдруг похолодало сегодня на улице. «Это всего лишь козел. Или стадо козлов?» - ведь он встречает их сегодня повсюду. Быть может, от кого-то сбежало стадо козлов?.. - Чего тебе? – нарушил молчание профессор и взмахнул рукой. Кажется, в деревне делают так, чтобы отогнать живность, и добавляют звук этот, - Шшш! Шшш!

Увы. В этот раз совсем никак... Хорошей вам игры!)

Малопонятно, но красиво)