Meshulik

Ангельская ванна Девичье плечико дрогнуло, дескать «ну вот так случилось, да». Мэй улыбнулась шире, качнулась, припав на одно колено, чтобы соприкоснуться плечами с профессором. И состроила самое невинное, вперемешку с застывшим ужасом в серых глазах, выражение лица, на которое только могла быть сейчас способна. - Łał! Vaclav Szymansky, a ty tak mówisz w łazience? - выговор был уместен, но несправедлив. Вацлав вздохнул и поглядел куда-то вверх. Там затаились его враги и недоброжелатели. С радужными крылышками. В общем, довольно симпатичные. Она неспешно подалась вперед, сложив руки у живота, улыбнулась Мэй и... ничего не сказала. Что ни скажи, Вацек обязательно переврет. Подумала, прикусила губу, опустив глаза. На коленях лежал планшет с почти законченным рисунком. - Что это у тебя? - поинтересовался Вацлав, пытаясь разбавить повисшую паузу. - Nie spiesz się**, - кузина сосредоточенно отделила тонкие ленты бумажного скотча, крепившие наждачку к планшету. Четыре. По порядку. - Nie mogę ci powiedzieć, ale mogę dla ciebie rysować. Proszę ***. I'm glad to meet you. Пастельная пыльца расспалась по абразиву.Она не нуждалась в переводчике. _____________________________________ *Ничего себе! Вацлав Шиманский, и ты говоришь это в ванной? ** не спеши. *** Я не могу сказать тебе, но могу нарисовать тебе. Вот.

Ангельская ванна - Что что-то не так с моим исцелением? Вацек, ну что ты молчишь? Может, Мэй в опасности? Очки съехали на кончик носа, пока он смотрел сверху на беседующих женщин. Задвинул очки на место, поддернул брюки и сел на корточки перед Беаткой. Трудности перевода. Мэй была прекрасна, как это перевести на польский? Мэй удивительная и неповторимая. И поэтому я вас хочу познакомить. Он мягко коснулся плеча девушки. Ткнулся лбом в висок. Обратился к кузине, несколько вольно переводя с английского на польский: - Беата, Беат, погоди. Это не просто Мэй. Это моя Мэй.

Ангельская ванна - А ты ей вообще ничего не рассказывал? – проговорила Мэй сквозь стиснутые в улыбке зубы. Профессор тяжело вздохнул. - Да я много чего рассказал, но про это что-то не догадался... - Czego nie zgadłeś?* - любопытная кузина не преминула переспросить. - It's okay. I'm glad to meet you. All the bad things are behind. Кузина, к счастью, понимала английский. К счастью для всех. - Oh thank you, thank you very much! Vaclav, as usual, is so absent-minded, - она лукаво покосилась на братца. - And I'm glad to meet you too. And... a... m... Vacek, jak powiedzieć po angielsku „Nie wiem, jak odpłacić się za Twoją dobroć”? - Э... - профессор вздохнул. Смущенно пояснил, - Мэй, моя кузина хотела бы знать, как может отплатить тебе за то, что ты для нее сделала. - Powiedziałem to inaczej***, - тонкий слух художницы уловил его смущение. Вацлав развел руками. - Хорошо, хорошо, Беата тебе очень благодарна и чувствует себя в долгу перед тобой. Светящаяся улыбка Беаты подтвердила точность перевода. ___ *До чего ты не догадался? **Вацек, как сказать по-английски «Я не знаю, как отплатить за твою доброту»? ***Я сказала это иначе.

Ангельская ванна Надо полагать, что профессор тоже был несколько взволнован. Но не настолько, чтоб не сообразить наконец, что Беатка ничего не понимает. Ну или понимает немного, а Мэй-то вообще слышит… польский язык. Глядя на нее, он вдруг остро осознал как далеки они были бы в реальности. Ведь у них не было бы этих таких понятных сейчас слов… — Беата помнит, что именно ты изгнала демона, — вызвался он побыть толмачом. Беатка, которая в этот момент ласково улыбалась девушке и трясла ее руку, удивленно затараторила: — Господи, я же только что это и сказала, а Мэй… о, ты не из Польши? Рука замерла. — Нет, Беатка долго рассказывать, но Мэй из Америки. А польского она вообще не знает. Но меня понимает. — Почему? Вацлав беспомощно уставился на девушку. Он этого не предвидел.

Прихожая => Санузел Он шагнул в глубь коридорчика и незаметно для Мэй сильно зажмурил глаза. Побывав там не раз, Вацлав уже поневоле научился неплохо ориентироваться между тремя дверями. А чтобы не слышать шороха крыльев, он… мычал. Мурлыкал себе только что услышанную мелодию. На это мычание Беатка и отозвалась: - Вацек, это ты? Ты принес платье? И тут профессор вспомнил! Зачем шел. И от неожиданности свалившегося воспоминания наткнулся на дверной косяк и открыл глаза. Ссутулился, поднял ладонь над головой и поспешно затащил Мэй в ванную для ангелов. В роли ангела посреди комнаты на невысоком табурете восседала вся светлая и будто бы даже прозрачная кузина Беата. На коленях она держала небольшой планшет с закрепленным на нем листом абразива. А рядом, на другом табурете россыпью было набросано разноцветье мелков пастели. Насыщенные пигменты осыпали пол, впитались в сестрины ладони и покрыли раковину, в которой, видимо, кто-то часто мыл руки. В общем, в ванной была обустроена мастерская художницы. Ну а сама художница настороженно встретила явление девушки, держащей за руку ее двоюродного брата. — Вот, Беатка, это Мэй. Мэйбел. Э… Мэй, это моя кузина… — Беата, — поспешила завершить круговорот представлений упомянутая кузина, завороженно наблюдая, как одно из вредных насекомых присело отдохнуть на макушке пана Шиманского. — Я… хотел вас познакомить, — зачем-то пояснил профессор и сжал ладошку еще крепче. Кузина закрыла рот, переводя взгляд с профессора на девушку и обратно. И наконец приветливо улыбнулась. - Я помню. Мне кажется, я ее помню, Вацек. Вацлав поспешно вздохнул, пытаясь вернуть ее внимание к девушке... - Да. Я помню. Мэй. Она изумленно взирала на ту, кто повелел духу покинуть ее тело. И дух покинул. Испачканная в ультрамарине ладонь протянулась для рукопожатия. Вацлав напрягся. Бабочка, наверно, почувствовала себя совсем никому не интересной. И улетела обратно биться под потолком.

Прихожая - Познакомишь меня с Беатой? – наконец, шепнула на ухо Мэй, прижимаясь щекой к колючей щеке. Принятие, выход из зоны комфорта ради того, кто дорог - тоже являлись важной составляющей этого вечного танца. Вацлав остановился. Невольно коснулся губами шеи. Поглядел поверх очков. - Беатка м... немного нервничает, что к ней тут могут не так отнестись... В общем, она сейчас в ангельской ванной санузла. Ну там... Он умолк, пытаясь осторожно подобрать нужные слова. - Ну, ты там... В общем, пошли. Только не пугайся, там бабочки и я... не очень хорошо с ними уживаюсь. Он крепко сжал ее ладонь, будто бы с бабочками могла нехорошо ужиться сама Мэй, а он боялся, что она убежит.

Прихожая - Я не умею танцевать, - смутилась Мэй, кокетливо пряча улыбку за ладошкой, которую вскоре подала мужчине. Это как со шляпками. Утонченность была к лицу, но молодая девушка не умела еще распоряжаться оружием, дарованным ей самой природой. - Но я не могу отказаться от удовольствия. - Наверно, я тоже не умею, - признался профессор, и не думая отступать. - А вдруг это тоже у нас врожденное? Мэй. Бабочка, выбравшаяся из свое куколки. Трепетная и утонченная в своей угловатости. Первые шаги показали, что единственное, что у профессора врожденное, это косолапие. Но он не сдавался. И даже в чем-то преуспел. А старания или объятия, в общем-то нечто необъяснимое так заняли ум, тело и все девять с половиной чувств, что он не заметил, сколько пролетело времени.

- Ты говорил с ним об этом? О том, что будет дальше? – тихо спросила, переплетая пальцы с пальцами Вацлава. - Мы можем ему как-то помочь? Ну… остаться… Это был ключевой вопрос. Который профессор не задавал себе. - Я не знаю какую боль доставлю ему, настаивая на таком разговоре, и от кого услышу ответ. Пальцы сжались на кисти женской руки. - Не знаю, хочет ли он сам остаться. Не знаю, позволено ли ему хотеть. О какой воле может идти речь, когда каждое слово его подневольно. Но я также знаю, что воля его не сломлена. Иначе бы он не любил меня и не помнил. Только означает ли это, что демон искусен в управлении его человеческой сущностью? Или это результат умелой сделки. И в чем исполнение условий этой сделки Крису не претит? Он замолчал. Вопросов было много. И он их не задавал. Видимо, профессору все-таки требовались чужие уши, чтобы начать говорить о самом важном. Вацлав нашел пластинку с какой-то незамысловатой танцевальной мелодией предвоенной поры. Обнимать девушку и соблюдать приличия? - Потанцуешь со мной?

Прихожая Они сидели посреди пустынной прихожей перед патефоном, словно пещерные люди перед своим костром. Вацек почти не слушал, что делала Мэй в его отсутствие. Реально мешали руки, дыхание, тепло и такая невозможная мягкость ее тела. Куда ни прикоснись. Господи, он не помнил, чтобы так случалось. Или он просто забыл? Или он невольно дополняет их физическое касание ментальным касанием ауры. А если нет? - Наверное, нет… – пальцы подняли иглу и переставили в другую бороздку. Заиграла тягучая, обволакивающая баллада. - Но я могу говорить лишь за себя. Не знаю, справится ли Беата? Тем более.. не знаю, ложь потянет за собой другую ложь, пускай она и во спасение. Есть же еще Болек. И Крис. И ты. Она бы не стала забывать. Вот и Вацлав не стал бы. Но он хотел, страшно хотел, желал, чтобы забыла Беата. Может, дело в его чувстве вины. Ведь всё случилось из-за него. - Беата не забудет. Я ее знаю. Она всё преобразует. Она всегда так делала. Проживала. Но… ей повезло с любимым делом. Он наклонил голову, задумавшись, что всем в их семье повезло с любимым делом. И все трое были одни. И до сей поры были вполне довольны таким положением дел. - Не думаешь же ты, что наши способности пропадут после миссии? Всей семье придется с этим жить. , а всё произошедшее хоть как-то вписывается в эту новую действительность. Или же?.. – как-то не приходилось прежде задумываться, а навсегда ли теперь их дар? - Я не знаю. Похоже, Мэй не сомневалась, что после окончания их работы от них останется что-то что может сказать: «Ну ладно, вернемся к нашим баранам». - Я не знаю даже, вернусь ли в лабораторию. Останется ли моя способность при мне? Да она и раньше была. Просто мы не замечали. Не знаю… Меня больше беспокоит Крис, - наконец поделился Вацек.

Прихожая Он не слишком беспокоился о лишних взглядах. В конце концов, они же не школьники. Впрочем, это опровергало тот факт, как самозабвенно они отдались мимолетному поцелую, как откликнулся он на ее откровенные касания. Сидя посреди прихожей. - Ты ела? Ты спала? Ты довольна? Что ты делала? – он тихо смеялся, уткнувшись в ее плечо. - Все в порядке? Как Беата? Он хотел ответить «всё хорошо», но не смог. Помолчал. прикидывая, насколько всё плохо. - Пока ничего не поделаешь. Наверно, - признался и как мог кратко описал ей состояние внешнего покоя, сжатой пружины внутри у сестры, ее усилий воли и полного отказа в забвении. - Ты бы согласилась? Забыть? – как-то безнадежно спросил он, не глядя на Мэй.

Прихожая Аккуратно подняла иглу, сменила пластинки. И вскоре прихожая завибрировала в ритм-н-блюз под солнечный тембр великолепного Стиви Уандера. Из санузла выбрался погруженный в заботы профессор Шиманский. Услышав музыку, какую любили крутить в приличных барах с танцполом и местами для неспешной беседы, он удивленно поднял голову от созерцания полового покрытия ванных комнат и немедленно позабыл, зачем шел. Вот откуда она здесь? Снова возникшая и поглотившая все его мысли, притягивая и без всяких попыток даже перевешивая чашу весов его выбора в свою сторону. Он за чем-то шел. Но теперь приблизился к сидевшей в позе полного покоя девушки и побеспокоил своим соседством, неловко и криво присев на пол рядом с ней. Оперся о пол рукой. - Привет.

Чего стоило профессору это приобретение у пана Ольвье - знали только они двое. Но в какой-то момент Кухню покинул утомленный непрерывной лестью, исписавшийся, возненавидевший всей душой сырное ассорти мужчина с небольшим футляром подмышкой. На черной благородного дерева крышке красовалась гордая надпись: Sennelier. К чемоданчику впридачу пан Шиманский получил несколько листов тонированной бумаги и массу напутствий по части вопросов сочетания несочетаемых или малосочетаемых блюд. Он потоптался перед входом в санузел и наконец нерешительно приоткрыл дверь. Сунул голову, оглядел предбанник. Вошел. И оставался внутри какое-то время. х

- Мне надо принять это? Беатка как-то растерянно улыбнулась. - Д-да, - Вацек поправил очки. – Я же говорю, это поможет тебе всё забыть. Улыбка оставалась растерянной. Она покачала головой, как в детстве, когда прятала что-то от пронырливых братцев. Вацек вбегал в комнату, а Беатка, вредина, разводила ручками, улыбалась: «Нет, я не знаю, где. Нету». - Чего ты не понимаешь? - Вацек, я не понимаю. - Чего? - Ну как я забуду? - Очень просто. Возьмешь и… - А вдруг я что-то нужное забуду? - Что нужное? - Как Болек родился. - Нет, это только на две недели действует. Она задумалась. - Но ведь две недели – это очень много, Вацек. Я там пирог пекла. Мы с тобой по телефону говорили. Вдруг ты мне что-то важное сказал? А я забыла. Вацлав почувствовал, что сейчас и сам позабудет всё, о чем они говорят, с чего начали и к чему им надо было прийти. Вздохнул, ссутулился, постучал по столу указательным пальцем. И со всей убежденностью заявил: - Ничего важного я не говорил. - А вдруг? И чего это ты за меня решаешь, Вацлав Шиманский, что для меня важно, а что нет? Может у тебя голос был особенный? - Да ничего важнее нет, Беата, того, что ты же забудешь про духа, про того монстра, который… Беата коснулась своими тонкими пальцами художницы висков. Замолчала и как-то выпрямилась с достоинством. Профессор тут же пожалел, что сказал это. - Послушай, ну не страшно. Хочешь, я тебе еще кучу всего по телефону наговорю? - Не надо, - обиделась сестра. Помолчала, возмущенно забормотала, - Ты не понимаешь. Ты не хочешь понимать. Две недели – это слишком много. Всего несколько дней, а я себя забуду. Вот как смотрела в окно или как ты сказал про женщину… - Про какую женщину? – насторожился профессор. - Ну, которой у тебя нет, - напомнила ему давешний разговор въедливая сестрица. - Я такое говорил? – озадаченно не смог припомнить Вацлав. – Хм. Ну так как быть-то? - Мне надо подумать, - снизошла Беата до компромисса. – Я хочу оставить всё-всё самое важное, а для этого, сам пойми, мне надо всё хорошенько вспомнить. Что там эти две недели было. - Ладно. - Профессор устал спорить и плавать в этом океане беаткиных «настроений». – Но как ты будешь пока? Ты ведь… - Да, да. А ты знаешь, что, найди мне что-нибудь. Не нужно что-то, но, может, из дома принесешь? - А… - Вацлав понял, о чем она говорит. – Ну да. Тут как раз… - он припомнил о щедром на неожиданные припасы свине. – Тут можно всё устроить. Наверно. - Вот и хорошо, - кузина почти весело улыбнулась. – А теперь. Где тут у вас другая ванна?

А пока мясо готовится, что-нибудь на закуску, скажем, fruits de mer. Je ne vous dérange pas vraiment? - И все же я перед тобой в долгу, Мадлен, - повторил профессор. - Но не буду мешать тебе обедать. И распрощавшись полупоклоном, он устремился прочь из кухни.

- Кузина любит сладкое? - поинтересовалась ведьма, отмеряя дозу забвения. Вацлав смущенно кашлянул. - Наверно, это я люблю. - Готово. - Мадлен передала Шиманскому заряженый пробник. - А вы уже придумали, что ей сказать? Она очень удивится, обнаружив себя в неизвестном месте. - М... - он озадаченно уставился на бутылочку. - Да, действительно, если сейчас она его примет, то... Надо бы обсудить это с Беатой. Хм.

Он сжал ей ладонь обеими руками. Две капли. Надо же. - Пан Оливье, моя Кузина просила передать, что такой обед бывает лишь в раю. И то салату там не хватает сочности в сравнении с вашим. Вернулся он к Мадлен с небольшим пузырьком ликера, какие дарят туристам в качестве суверенной пробной рюмки. - Я возьму только две капли. Лучше отмерить под твоим присмотром, чтобы нигде не ошибиться. Он вновь коснулся флакона и отдернул руку. - Или, знаешь, может, лучше ты?

- Это зелье забвения, если выпить его, то прошлое стирается из памяти как чистый лист. Одна капля на стакан воды - одна неделя жизни. Весь флакон - все прошлые жизни. Останутся физические реакции, человек не разучится ходить, говорить, читать и писать, вся остальная память станет чистым листом. Кстати, не хотите накапать кузине несколько капель? Даже если она ничего не успела натворить под принуждением, само осознание того, что ты на поводке иного, мучительно. Ей, должно быть, не по себе. Вацлав с недоверием воззрился на флакон. Неужели всё так просто? Ни тебе годов психотерапии, ни горы антидепрессантов, ни разрушенных надежд… Бесценное забвение. Спасительное и деликатно сохраняющее всё, что дорого памяти? Пальцы провели по стеклу. Лицо Беатки, такое спокойное, на самом деле скрывающее пружину на исходе взвода. Так, по крайней мере, казалось профессору. — Это… очень щедрый дар, Мадлен. Не представляешь, насколько… — он осознал, что она только что сказала. Прошлые жизни, сходить с ума. — Или представляешь… Внимательней взглянул на всегда такую легкую рыжую ведьму. Они с Беатой чем-то друг на друга походили. - Чем я могу отплатить тебе за него?

- Я забыла! То есть, я смогла забыть свои прошлые жизни, но оставить дар алхимии; я помню все зелья и заклинания, но больше не схожу с ума! Профессор, вы не понимаете, какое это счастье - не помнить! Вацлав в некотором замешательстве поправил очки. - Э... а... что же мы сидим на полу? Давай-ка... а... э... Он принес воды и кажется, шоколадку. - На, съешь. Наверно, у тебя слабость... Э... Мадлен, а откуда ты знаешь, что ты забыла то, что тебе было нужно?

- Получилось! ВаселАв, у меня все получилось! Поначалу ему показалось, что у нее получилось очнуться. Он улыбнулся, кивая, вздохнул с облегчением... - Ох, ну ты и нап... А... что получилось?

Терраса => Кухня Он вернулся в гостиную, Беата улыбнулась, кивнула, предлагая сесть рядом. Вацлав присел, но есть не стал. Перекусил с Рэном уже. Интересно, чем сейчас занимается Мэй? Он ума не мог приложить. Вообще, в рамках творящихся вокруг чудес ее чудесные появления в его жизни он мало связывал с обычным человеческим существованием в евклидовом пространстве. Это было просто не-ре-аль-но. Если бы не реальность ее прикосновений, улыбки, тепла ее рук... - Ты спишь? - поинтересовалась кузина, накладывая себе в тарелку порцию салата к внушительных размеров отбивной. - А я что-то так есть хочу, оказывается. Он машинально погладил ее по голове. Еще бы. Сколько их там держали? Они ничего не знают, а Болека было бы бесчеловечно отвлекать сейчас от его игр. Даже Беатка не торопилась показываться ему на глаза, согласившись с тем, что парню надо успокоиться после пережитого страха. - Да нет, думаю тут... ладно, ты пока поешь, а мне надо бы кое-что проверить. Не боишься без меня? На лице кузины отразилось беспокойство, но кажется, выбора ей не предлагали. Что же, она знала своего брата слишком давно. - Да, только вызволи меня в конце концов. Я даже не знаю, смогу ли открыть тут хотя бы какую-то дверь. - Да, да, - заторопился Вацек и отправился на поиски. Мадлен он обнаружил совершенно случайно. - Э... пан Оливье, и давно она так? Вот ...черт. Вацлав склонился над девушкой. Что с ней? Да чтоб... усилия медиума ввиду неясности поразившего ведьму недуга пропали втуне. И профессор прибегнул к испытанному временем способу, похлопав женщину по щекам.

-Где я могу его найти,не знаете? Почесал в затылке. - Они с Патриком вроде бы что-то там строили на морском берегу. Постучись в обе двери. Кто-нибудь да откроет. Посоветовал профессор и почувствовал себя проповедником. "Алилуйя" он, впрочем, произнес уже про себя.

- А. Это было сказано беззвучно. Следовало догадаться. Вацлав был, может, занудой, во многом аскетом в каком-то смысле, но не ханжой. Вот совершенно. И ханжество чуял за версту и презирал. Он готов был поддержать идею воспрявшего из пепла разбитого сердца окунуться в какое-нибудь физиологическое забвение. - Ты, знаешь, не к тому человеку обратился... обратилась, - профессор чуть не рассмеялся над собой, об этом он с женщинами еще не разговаривал. - Мне как-то последние лет э... много было не до этого. Не пойми меня неправильно, но черт возьми, по последнему из известных мне адресов ты сейчас найдешь что угодно, но не подпольный бордель. Да и есть кое-что получше. Но об этом тебе лучше знаешь, кого спросить? М?.. догадайся. Вацлав вздохнул. Нда, придется нарушить собственноручно установленные правила, но дело тут требует крайних мер. - Кристофа спроси. Он знает такие места в этом городе, где не трется всякого отребья и где ты сможешь действительно не зря потратить баксы. Профессор строго поглядел на полиморфа и добавил очевидное: - И Крис тоже, кстати, не ханжа. Он ценит всё прекрасное и тебе плохого не посоветует.

-Мне просто больше не к кому обратиться. Варшавы я не знаю совсем,а нужное заведение по Гуглу найдешь вряд ли,даже если бы Интернет здесь и работал-Галахад улыбалась уголками губ,но глаза оставались серьезными.-Это не самая тактичная просьба,но как ты уже понял,тактичность не мой конек.Как и логичность действий. Я не хочу задевать твои чувства,но мне очень нужна информация. - Да, да, я уже понял, - профессор заранее смирился с любым, самым экстравагантным запросом от доктора. В конце концов, он принимал ее/его таким, каким он или она или как хочет... короче, - Так что тебе нужно-то?

-Вацлав, мне нужна твоя помощь.Я правильно понимаю,что тебя уже не пугает...моя прямолинейность? Вацлав невольно оглянулся. В гостиной остались Беатка. Оттолкнулся от косяка, отошел подальше от греха на террасу. - Пока не знаю. Давай проверим, - мягко усмехнулся, глядя на женскую ипостась Тэй.

-Беата,добрый день.Вацлав-можно тебя на минуточку? Незнакомой женщине смущенно, но приветливо улыбнулись. - Добрый день, незнакомка. У Беаты был свой собственный, легкий взгляд на жизнь. Любое место она очень быстро превращала в свой дом. Вацлав со смутной тревогой встретил явление полиморфа. Хорошо, конечно, что тот не забухал в одиночестве - не самое удачное времяпрепровождение. Но зная неуемную энергию Тэй, можно было ожидать, что она опять ломанется в какой-нибудь лабиринт. Впрочем, это ее дело, большая девочка... мальчик... в общем, личность. - Да, конечно. Подождешь? - это он уже спросил у сестры, и когда та кивнула, отправился с Тей на террасу. - Как самочувствие? Профессор оперся о косяк дверей и с высоты своего роста мог наблюдать не только за выражением лица доктора, но и золотую осень в прошловековом парке.