Ribka

Время потеряло свой прежний смысл. Одни могли теперь уходить в аномалии и растягивать сутки резиновой лентой. Другие засыпали, чтобы сократить томительные часы. Кто-то не замечал его течения, поглощенный собой или другим. Кто-то чувствовал каждую его секунду все более отягчающих поникшие плечи. Кто-то просто застыл в своем личном пузыре безвременья. Тяжело вздымалась грудь в тревожащих ее вдохах. Тяжелы были веки, полуприкрывшие глаза. И движения были тяжелы и неповоротливы. И такой же была правда, придавившей могильной плитой со скорбящим ангелом на верхушке. Суони нет. И не будет ни в одной, даже самой искусной аномалии, созданной теми, кто переступил черту невозврата. Разве что подделка. Последние пять минут нарочитой аномалии она провела в детской больнице маленького, крохотного поселка на западном побережье Ирландии. Волей какого злого бога или шуток собственной памяти оказалась она там? Или выдавала желаемое за действительное, а все стены в детских отделениях украшены детскими сюжетами, чтобы вызвать тень улыбки на лицах маленьких пациентов? Сегодня им улыбаться некому, но стены не расстраиваются, ведь это значит, что никто не заболел настолько серьезно, чтобы ночевать меж ними. Лишь пришелец из другого времени и другой реальности, а может быть и вовсе из чьей-то фантазии на короткий промежуток времени скрасил их одиночество. Эта женщина не нарушала покоя. Не приминала своим весом больничные кровати. Не тревожила ночную тишину. Лишь слезинки безмолвно бежали по ее щекам, поблескивая солеными дорожками в свете луны, проникающем через незанавешенное окно. Острое понимание, что все вокруг - не настоящее. даже если босые ноги холодит казенная плитка. Даже если нос без труда улавливает впитавшиеся в стены запахи лекарств. Это не прошлое. Не ее прошлое. И никогда им не станет. Idir ann is idir as Idir thuaidh is idir theas Idir thiar is idir thoir Idir am is idir áit........... Вдох и выдох. Слезы людские не застывают камнями. Их высушивает время, даже если ты больше перестал его замечать. А соль их оседает в сердце. Потому то так солоно тебе даже в минуту кажущейся радости. Сколько раз,Суони, ты приснилась нашей матери, чтобы та вспомнила про свою вторую дочь? И почему никогда, никогда ты являлась во снах мне? Лицо твое размыто в памяти, остался лишь потерянный образ, оборванный след. Casann sí dhom Amhrán na farraige Suaimhneach nó ciúin Ag cuardú go damanta Mo ghrá.......... - Моя сестра не утонула, она ушла к роанам, - шепчет дрожащий детский голосок и заплаканные глаза ребенка находят взгляд точно таких же серо-голубых глаз. Только гораздо, гораздо старше. Настолько - что прошлому и будущему не узнать себя. Но память не взрывается новыми воспоминаниями от этой встречи, не строит новые связи в голове взрослого. Потому что этого не было, никогда не было. Руки обнимают ребенка, а та доверчиво льнет к незнакомке, что единственная согласно кивает на слова ожившей сказки. Да, Суони ушла. И ее не вернуть, никакими способами. В лунном свете дрожат две обнявшиеся фигуры. Призрачная гостья - порождение собственного сознания - тает первой. Еще долгие секунды спустя покидает аномалию и вторая. - Mo ghrá, - шепчут сухие губы, прежде, чем лицо скроется в колыбеле ладоней. Согбенная фигура замирает и лишь маятником качается свисающий с шеи детский талисманчик-капелька. Качается и тоже - замирает. Ее будут ждать, но пока еще есть немного времени. В назначенный же час она пришла, чтобы получить свою дозу инъекции, еще не вполне спокойная и не вполне уверенная, с ихорным искушением в крови. Но пришла.

Что. Это. За. Место. ??? Пять минут она стоит и смотрит повалившиеся избушки из старых сказок про ведьм. На колеи дороги, никогда, очевидно, не видавших автомобилей. На провода, тянущиеся от столба к столбу, провисшие от времени. На разбитые стекла пустых окон, за которыми не теплится света и не видно любопытных лиц. Лишь зелень буйным своим цветом выделяется на фоне предгрозового неба. И приятно пахнет, сильно, душно, запахом сорванной травы, если ту близко-близко поднести к носу. Этот... городок (?) похож на странную фантазию художника, описывающего постапокалиптический мир. Очень странный мир. Пять минут она стоит и не решается сделать шаг. И не может понять, в каком месте, в каком времени она очутилась? Детали этой аномалии противоречат друг другу и не желают складываться в оформленную картинку. Где-то далеко, будто с другого конца вытянувшейся цепочки домой, слышится собачий лай. Звук привычный, знакомый, совсем не вписывающийся в этот пейзаж. Или, напротив, дополняющий ее живыми звуками? Оттуда, где брехал пес, появляется фигура. Еще далекая и плохо различимая. Кажется, мужская. Шатающаяся от одной колеи до другой. Человеку плохо, он болен? Может, в этой аномалии действует какая-то эпидемия? Порыв ветра всколыхивает траву, кусты и деревья. На лицо пришелицы падают первые дождевые капли. Фигура на тропе взмахивает руками и заводит какую-то песню. Пять минут, наконец, истекают.

Время вновь замедлило свой ход. Достаточно для того, чтобы почувствовать тепло солнечных лучей на неприкрытой макушке и тонкой коже. Достаточно, чтобы вдоволь вдыхать кристально чистый воздух. Достаточно, чтобы вспомнить свои прежние страхи и радость от того, что удалось успешно обойти аномалию. Достаточно, чтобы теперь искренне недоумевать тому, как пыталась избегать их. Зачем? Разве здесь не чудесно? Разве нужно бояться уйти с запертой подводной базы, где люди сходили с ума, чтобы попасть в место, подобное этому? Небо было безоблачно-синим, пронзительным, на него было невозможно смотреть, от его глубины голова кружилась еще сильнее, но - странным образом ушли все прочие неприятные ощущения. Это небо наполнило голову пустотой своих ветров. А под ногами, там внизу, насыщенную зелень разрезал блестящий тонкий поясок, извивающийся будто змеиное тело. Так хорошо. Так спокойно. И никого. А время отмеряет свои секунды, но не спешит лишать этой радости. Солнце, свежий воздух. Твердый камень под ногами. Рука тянется и сжимает его осколок, некрасивый и скучный, но который все-равно обязательно надо взять с собой, принести, как некий трофей. Он уже второй. Новая коллекция. Ее лишили моря, значит она будет собирать новую коллекцию. А однажды - она помнила, о, эти слова инженера она хорошо помнила - она научится создавать нужные аномалии, научится уходить в них, замещая безумие той базы, где оказалась заперта против воли. Пять минут тянутся и тянутся, но ощущение, что они пролетели как один миг оставляет лишь горечь вернувшейся женщине. Рука в перчатке крепко сжимает принесенный из аномалии камешек, касается им щеки, чтобы можно было почувствовать его шершавую твердость и убедиться, что он настоящий. Настоящий. Аника улыбается и прячет добычу в карман. Теперь у нее их две. Дальше она идет гораздо смелее.

Неверные, пошатывающиеся шаги между тел. Запертая между ними. Как канарейка в клетке, за которой собрались кошки. Или рыбка, пойманная в стеклянный аквариум. Ушла. Сбежала прочь. Подальше от этого места и от этих людей.. зверей.. сталкеров. Ото всех и всего. Тяжелая дверь на редкость легко подалась под ослабевшими руками, будто кто посторонний помог покинуть это место. Может один из тех, кто кричал "Вон!"? Мысль, подобная этой, даже не появилась в голове. Закрыв дверь, она остановилась, пытаясь справиться с приступом тошноты и головокружением. Сюда уже не проникали звуки стихийной борьбы. Коридор плясал и расплывался перед глазами. Нетронутую прежними шагами поверхность пола украсила россыпь красных капель. Аника автоматически облизнула губы, чувствуя на кончике языке медный привкус крови. Выдохнула резко, испуганно, будто это ее били, будто эта кровь - результат чужих побоев! Прочь, прочь, прочь! Как ей приказывали. На испачканном лице оскалились зубы, словно готова была вцепиться ими в возможных преследователей. Оттолкнулась от стены и, пошатываясь, поплелась дальше. (СВ- провал) Х

- У тебя месячные? Или Айзек не дотрахал?! - в ответ взвиваются 57% ихора в кипящей гневом крови. Давай, не останавливайся лейтенант. Придумай куда ты засунешь эту бутылку. Кстати, почему бутылка? Абсолютно посторонняя спокойная мысль на фоне эмоциональной бури. - Что вы творите?! Крик испуганный и злой. Крик взрывается в голове. Ослепляющий фейерверк. Как же больно... горячо... взгляд плывет с озверевших лиц ее спутников на лица сталкеров. Упирается в серый серый серый пол. Зачем она здесь, почему она здесь? Рука раздирает верхние застежки стилсьюта, нашаривает в образовавшейся трещине брони тонкий шнурок. Неловкие пальцы пытаются уцепиться за спасительный маячок, но лишь царапают кожу перчатки. "НЕНАВИЖУ ВАС!" четкая мысль для всех. Кто собрался здесь. Кто привел сюда. Кто встал на пути. И кто не дает уйти. Неверные, пошатывающиеся шаги между тел. Запертая между ними. Как канарейка в клетке, за которой собрались кошки. Или рыбка, пойманная в стеклянный аквариум. (кинетика - успех)

- Уходите. Вам здесь не место. - Нет, - угрожающе повторил второй и вскинул ладонь. - Уходите, - злобно приказывает вторженцам один из тройки. - Но вы велели "стоять".. "не шевелиться" Кажется доктор Бьёрк медленно сходит с ума. Или уже сошла. Где-то внутри черепной коробки разворачивает свои кольца уже не гадюка, а настоящая кобра.\ - Вы сами не знаете, чего хотите, - женское лицо скрывается за поднятой ко лбу рукой. – Ты совсем больной?! – да плевать она хотела на мнение тройки целиком и в частности! Иоко делает шаг навстречу вечно шизонутому, опасному раздражителю, – Втравливать её в свои игры! Сталкер недорощенный, тиксё сволочная... - Не кричи, - просит она новый голос, вворачивающийся в мозг подобно бурильной установке, и едва узнает кому тот принадлежит. Первая алая капелька стекает из носа к губам, пытаясь окрасить их бледность в свой цвет.

Он смотрит на Анику. Та тоже где-то побывала, но уже привычно осознала внезапное перемещение. Удивительно - как быстро человек ко всему привыкает. На лице женщины странная улыбка, мечтательная, задумчивая, заговорщическая. Будто она знает какую-то тайну, что принесла с собой из аномалии. Принесла и спрятала в один из карманов стилсьюта, украла себе на память из чужого жилья, где стены и пол были сшиты из шкур, а в очаге тлели угли. Старый хозяин вигвама не найдет одну из нескольких своих искусно вырезанных из кости фигурок, волка, что как живой выл на ночное светило. Не найдет и задаст взбучку нерадивым внукам. А волк будет согревать чужую ладонь, ладонь белого человека, что еще не ступил на новую землю и не выселил с нее потомков резчика. Не далеко прошли. За метр до массивного кремальерного замка в реальность вывалились двое старых знакомых. - Ни шагу, - сказал один, ткнув женщину в грудь.  - Стоять, - вторил ему второй, потянувшись к горлу троянца. Макс отступил. И дёрнул за собой Анику. За своим поводырем она шла беспрекословно, словно уверовавшая толпа фанатиков за своим пастырем. Там, под гладкой кожей, ихора стало чуть-чуть больше. И это чувство с неким упоением размывало реальность. До тех пор пока два сталкера не появились прямо перед носом. Аника резко выдохнула от неожиданности, непонимающе замерла на месте, разрываемая противоречивыми командами одних и действиями своего напарника. Будто вытянули в струнку между сталкерами двух лагерей.

- Нет, - он отрицательно замотал головой. - С тобой.  Не долго думая, Макс сгрёб с пола колоду, нацепил шлем с ребризером, накинул лёгкие баллоны и сказал:  - Тогда идём. Отговаривать и оберегать, когда на кону стоят жизни, он даже не подумал. - Выйдем через этот шлюз. И снаружи обойдём пять аномальных зон Коридора-1. Если повезёт, нам достанется только четыре. Готова? Брови еще раз дернулись, но поднять выше уже не смогли. Некий неопределенный звук, изданный в ответ, можно было с равной вероятностью считать согласием, несогласием или новым, уточняющим, вопросом. Или просто счесть за нечленораздельное тюленье тявканье - наверняка доктор Бьёрк освоила этот язык за годы работы с этими млекопитающими. Во всяком случае Аника последовала примеру собеседника, ловко и умело соединяя дыхательные трубки баллонов с ребризером.

- Ммм... - он посмотрел на её такой же растерянный вид и решился. - А вы... ты в покер умеешь играть?  Его слова можно было бы принять за бред, но разбросанная по полу россыпь карт реабилитировала инженера в глазах учёного. Брови поползли еще выше, старя лоб мимическими морщинами и удивительным образом возвращая Анике ее прежний - живой - вид. - Немного, - озадаченно ответила она, вспоминая нечастое это времяпрепровождение в нескольких экспедициях. Неуверенная догадка осветила лицо: - Ты... хочешь поиграть со сталкерами в карты?

- Аника... - немного растерялся будущий аниматор. - Капитан, Эдвард, Хельма и Иван ушли вскрывать шлюз шахты. А я иду... - что ей сказать-то? Не придумал. - Отвлечь сталкеров. Информация усваивалась медленно. Еще медленнее переваривалась. Как турист, оплативший урок дайвинга и теперь неловко перебирающий руками и ногами, чтобы протолкнуть свое тело внутри соляной взвеси. Аника потерла висок, где пока что затаилась ядовитая гадюка. - А разве... "...вы уже не ходили туда?" или этого не было? Утреннее собрание подернулось в памяти каким-то налетом тлена и реальность путалась с собственными мыслями, выворачивающими будто мозги наружу. Это несколько.. обескураживало. Слишком деланной вышла улыбка, что должна была показать собеседнику, что с доктором Бьёрк все в полном порядке. - Помощь нужна? - предложила северянка. Она и так большую часть этого дня провела пусть и в весьма болезненном, но все же праздном безделье. Хоть вспоминая вчерашнюю встречу с тем китайцем и вздрагивала каждый раз внутренне - равно от страха и от желания вернуться в ту комнату и выглянуть в окну. И Макс вдруг показался некой... дорожкой из желтого кирпича. С ним можно было зайти далеко и одинаково получить оба вида впечатлений. И все же решение оставляли за ним. Чуть приподнятые брови и подрагивающая улыбка выражали ожидание ответа.

Отыскав шлем от стила, Макс направился к шлюзу коридора "D" нисколько не сомневаясь в своевременном появлении гостеприимных церберов при его приближении к отсеку. И столкнулся с Аникой. "Не все так плохо" сказала она несколькими часами раньше профессору за завтраком. И собственный организм тут же опроверг это утверждение. Вместо обещанной помощи с исследованием последней лаборатории, пришлось самой идти в лазарет за очередной помощью в виде спасительной инъекции. Но даже после введения лекарства прошло достаточно времени, прежде чем острый приступ головной боли немного отступил, а еще чуть позже и вовсе сошел на нет. Теперь она в некотором бесцельном одиночестве слонялась по главному куполу, то ли ища для себя занятия, то ли, напротив, устроив эдакий "променад", попеременно борясь с желаниями войти в одну из аномалий, либо выйти в шлюз и хоть немного поплавать вокруг базы, дабы убедиться, что выход с нее вообще существует, а затонувшая ныне субмарина ей не приснилась. - Макс..., - как то растерянно то ли обратилась, то ли поприветствовала инженера биолог. - А... вы уже вернулись? Какие.. успехи?

Беру: СВ + 5 за 750 о.о Кинетика + 10 за 350 о.о

- Я тоже, - уже серьёзно ответил учёный. - Хотя след свой оставит в любом случае. С горечью полыни, - усмехается Рэннел. - Силы на поход в последнюю лабораторию есть? Аника кивает, соглашаясь со словами Рэннела про след. И отвечая утвердительно на его последний вопрос. Силы есть, физически она оправилась уже достаточно. За моральные сомнений больше и в серо-голубых глазах отражаются все они. Их не пытаются скрыть. Что найдут они в той лаборатории? Пока что поиски не приносят им приятных известий. - Конечно, - отвечает она вслух. - Я готова идти, как скажете.

- Так, проводим анализ. Маркер один: бледность милых веснушек. Маркер два: преломление света в серо-морских глазах. Маркер три: время мимических откликов на шутки. - Поцокал языком, покачал головой. - Да, голубушка. Это тянет на целых два блинчика.  Только глаза голубые смеются. - Не ждите, когда будет хуже, - мудро изрекает профессор, возвращаясь к блинчикам. - Запасы моих... ммм... «лекарств» на «Архимеде», но я всегда где-то тут. А если не я, то есть Иван или Хельма. Или Майте с лейтенантом. Откликается легким смехом на диагностику дамского угодника. Следуя примеру последнего тоже приступает к завтраку - сразу с кофе и тостов, пропустив потерявшую своей аппетитный вид яичницу. Запасы блинных сублиматов тоже не потревожены - оставлены на "черный день" или для Рэннела. Выбор тех, кого профессор советует, как возможных "жилеток" для поплакаться с целью не пасть окончательно моральным духом, несколько удивляет, но это чувство Аника молча проглатывает. На самом деле она не чувствует ни с кем достаточной эмоциональной близости, чтобы поверить свои тайные переживания. Даже собеседнику напротив. - Я не жду, - отвечает тихо, но уверенно. Тот кризис, что пережила на "Архимеде" остался позади, схлынул, оставив после себя чистый берег для новых откликов. Улыбка мягко растягивает уголки губ: - Я все же надеюсь на благоприятный конечный исход. Для всех нас. Легкое пожатие плеч и добавляет, как бы подчеркивая, что и пустых иллюзий она лишена: - Насколько это возможно.

- Вы похоже на человека, Аника, которому отчаянно не хватает блинчика, - ласково улыбается Рэннел. А Анике не хватает маленького катера, качающегося на свинцовых водах, фьордов, глубоко изрезавших берега, не хватает редких снежинок, падающих на замерзший нос и любопытных тюленей, следящих круглыми, черными, блестящими глазами за гостями. У каждого свое море и свой океан. Воспоминания томят и одновременно терзают. Но бледное лицо оживает, в серо-голубые глаза возвращается прежний блеск. - Моя мать не умеет готовить, - делится она неожиданно с собеседником личной частичкой. Пожимает плечами, как бы говоря, что данное вовсе не признак лени, а лишь свидетельство прогресса, лишившего человечества, несомненно, чего-то важного. Склоняет задумчиво голову к плечу, переводя взгляд со своей тарелки на чужие блинчики. Отчаянно не хватает? Пожалуй, нет, она не чувствует отчаяния в данный момент. Разве что некую нереальность текущей беседы, легкой, светской, чуть ностальгической. И в подтверждение своим мыслям усмехается и качает головой: - С ваших слов я выхожу совсем уж несчастной, лишенной всех радостей земных! Неужели я произвожу именно такое впечатление? Чуть-чуть лукавства в голосе и прищуре глаз. Чуть-чуть веселого негромкого смеха. Даже чуть-чуть кокетства. Пока стынут и блинчик, и яйца с беконом. И даже над стаканчиком развеялся тонкий дымок. Но отчего бы и нет? Подобных моментов было слишком мало в этой экспедиции, хватит пальцев на одной руке, чтобы пересчитать и еще останутся. - Не берите в голову, проф..., - морщинки в уголках глаз чуть углубляются, когда сбивается на привычное, даже какое-то по своему уютное, обращение. - Элеазар. Все не так плохо, как может выглядеть со стороны.

- Не хватает солнца, Аника? Не хватает? Солнце играло бликами на закопченом стекле шлема. Солнце освещало комнату, прячущую чужие тайны. Солнце было ласковым, как мать, какие бывают лишь в детском кино. Здешняя глубина не знает о существовании небесного светила. И все-равно у них есть способы увидеть солнце. Она уже видела, дважды. Если захочет, сможет увидеть снова. Только бы понять, как управлять этими аномалиями. Макс говорил, что такое возможно... Макс говорил.... - Не хватает, - соглашается северянка и вяло тыкает вилку в растекающийся от такой небрежности желток. Аппетит вдруг пропал и к горлу подкатила внезапная тошнота. - Странно, да? На суше ты скучаешь по морю, а под водой - по солнцу. Как в поговорке..., - тонкие брови сходятся над переносицей, свидетельствуя о мыслительном процессе. Бьёрк усмехается совсем живо: - Ах, да! Вместе тесно, а врозь скучно! Вилка теперь наколола половинку томата черри и бездумно елозит его по тарелке. - А вам, профессор?

Добив неизменный ромашковый чай, отправился за блинчиками. Глаза задержались на юном старике Максе. Он где-то далёко. Теперь стал так далеко тот светлый парень. - Приятного аппетита, - младшая коллега со своим завтраком улыбается, но улыбка лишь нарисована на осунувшемся лице, не отражается ни в глазах, ни в голосе. Хотя она очень старается для обратного. На круглом подносе - тосты, поджаренные яйца с овощами и несколько ломтиков бекона. Вместо белой нано-фарфоровой чашки - картонный стаканчик, над ним тонкой спиралью завивается ароматный пар. А профессор завтракает блинчиками. Аника смотрит на них и никак не может вспомнить ни их вкус, ни то, любит ли она их и ела ли вообще раньше. Прежняя жизнь кажется странным, долгим сном, в который нет возврата. И это ощущение странно контрастирует с острым пониманием, что все их усилия, их деятельность и боль - все это нужно, катастрофически необходимо, как воздух, которым они дышат. Садится напротив блинчиков, не спрашивая разрешения у их поедателя. Наверное, последний разрешил бы, если бы задала вопрос формальной вежливости. Но сейчас хочется чуть-чуть забыть про проформу.

Последней присоединившаяся к стихийному собранию Аника молчала. Да и что могла сказать в этой ситуации морской биолог? Ее последней решатся попросить о помощи, сиди, слабая беззащитная женщина, грызи сухари. Хотя, пожалуй, у нее все же есть что добавить. - Простите, что перебиваю, - негромким покашливанием попыталась она привлечь внимание к своим словам. В конце-концов, новые данные тоже были полезными. - Я узнала результаты днк-анализа тех особей, что были в теплице. Это сложный генетически модифицированный организм. Изначально использовались гены акулы и дельфина на эмбрионе человека. И уже после, полученные организмы были подвержены облучению хрониумом. Ученые со станции называли его флюид, кстати. Не вполне к месту влезла в разговор, но покуда все не разбежались.

- Доброе утро, - Аника вошла в кают-компании, тихо приветствуя находящихся там людей, будто боясь помешать им своим появлением. Босые ноги чутко прошлепали в сторону изготовителя и женщина замерла на месте, недоуменно читая предупреждающую надпись. Потребовалось перечитать дважды, чтобы смысл коснулся сознания, заставив то самое, новое внутреннее чувство ощутить присутствие аномальных зон. Искушение отринуть прочь все возможные сомнения и смело перешагнуть невидимую черту было столь велико, что пришлось сжать кулаки, лишь бы удержать свою волю на поводке. Вздрогнула, когда ноготки впились в податливую плоть ладоней - совсем забыла, что она больше не в стилсьюте. Шагнула осторожно, аккуратно, бдительно проходя по тонкой грани. Аппарат весело привествовал ее мерным гудением и скудным списком имеющихся чертежей. Оголенные лопатки над краем одеяла зябко шевелились, когда северянка выбирала для себя подходящие предметы одежды и обувь. А также средства для душа и огромное, пушистое полотенце, незнамо как оказавшееся в памяти изготовителя - видимо не одна она имела искушение к подобным уютным вещам. Собрав вещи в кучу, Бьёрк настороженно оглянулась на завтракающих людей. Губы улыбнулись прежде, чем могла бы поймать встречный взгляд. Где-то там, за остовом ребер поселилось неприятное чувство, что за ней надзирают, за ней следят, четко контролируя каждый шаг, чтобы она оставалась в этой реальности. Ощущение рождало злость на назойливого наблюдателя, которую и пытались скрыть за улыбкой. Удивленно моргнула - нет, никто не стоял за спиной, готовый схватить за плечо и удержать на месте. "Кажется, я становлюсь параноиком" пронеслась облегчающая мысль. Да, все хорошо, на сколько может быть в их ситуации. А после душа и завтрака станет еще лучше. Крепче прижав свежеизготовленные вещи и опустив задумчивый взгляд к полу, биолог также тихо пошла в сторону душевого бокса. (СВ на АЗ - 2 успеха)

- Да. Головная боль, приступы тошноты, кровотечение из носа.. Дальше будет только хуже. Без утайки пояснил доктор. - Старайтесь не хватать лишнего, будьте осторожны и чутки к своим ощущениям, мыслям и наблюдайте за остальными, пожалуйста. Несколько секунд Аника молчала, будто ожидая какой то тайны, которую поведыввют лишь посвященным. Наконец, могнула, откинувшись назад: - Я постараюсь, - пообещала она, будучи совершенно искренней в этих словах. - Не хочу уничтожить ваши запасы анальгетиков. Последнее уже было сказано почти прежним, шутливым тоном. Бьёрк улыбнулась, подтянула узел одеяла: - Что ж, доктор, к сожалению не прощаюсь с вами,- намек на незаконченное лечение. - Но, пожалуй, воспользуюсь минуткой покоя, чтобы позаботиться и о других потребностях организма. Заострившиеся скулы лучше любых слов говорили, что биолог в последнее время стала излишне пренебрегать приемом пищи.

- Хорошее начало, - согласился доктор, - Если что-то будет беспокоить, не только касательно здоровья, обращайтесь. И не переживайте. Теперь мы все на одной стороне, а значит, ваше оправданное недоверие не имеет больше значения. - Конечно. Спасибо. Взгляд соскользнул с лица собеседника на стол, на собственные, напряжённые руки. Тонкие пальцы без перчаток стилсьюта вдруг показались чужими. Дрогнули, сгибаясь под ладонь, будто Анике стало невыносимо видеть их. На лице отразилось некое колебание. - Вы имеете ввиду что-то конкретное? - все же уточнила биолог. Или доктор просто проявляет обычное участие к другому члену команды? Тонкие брови вновь приподнялись выжидающе вверх, точь в точь как на давешном собрании.

-У вас сейчас 27% насыщения хрониумом. Это уже много.. Как себя чувствуете? Психосоматика? Навязчивые идеи? Пси-способности проявились? Вы присаживайтесь, Аника, все таки не на «ковре» у меня.. Доктор поднялся, обошел стол и отодвинул для девушки стул, предлагая той присесть Аника тоже обошла стол, медля и оттягивая отвечать на расспросы. Где-то внутри черепной коробки тоненько засвербило. - Вроде бы... нормально,- проговорила она, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ладони платно прижались к столешнице, в кончиках пальцев кололо. Северянка помнила наглядную демонстрацию новых способностей, но пытаться проверять появилось ли что-то подобное у нее, вдруг элементарно испугалась. Сейчас, в свете нового дня, вчерашние события казались нереальным сном. И так легко было бы проверить... Выйти в коридор, ведущий к шлюзу, не глядя на след маркера, найти, почувствовать каким то новым, неведомым, чувством, аномалию и легко отдаться ей... Бьёрк прерывисто вздохнула, бледные щеки окрасили тусклые пятна нетерпеливого румянца. - Разве что есть хочется, - продолжила женщина, - и сменить одеяло на что-то более приличное. Всего секундное промедление ощутимой паузой разделило ее слова и даже улыбка не исправила этого впечатления: - Ну, это для начала.

Как-то обидно, когда остальных одного за другим выписывают, а тебе говорят, что придется полечиться еще. И когда очередной укол какой-то особенно болючий. Доктор, это вы сами такой злопамятный или в экзокортекс записываете? В спину лечащего - и по совместительству единственного - врача смотрел чуть расфокусированный взгляд его пациентки. Бледной лицо окрасила улыбка, даже вполне смешливая. Аника завозилась на своем месте, сооружая из укрывавшего ее одеяла наряд поприличнее - влезть в стилсьют она была согласна не раньше, чем примет душ! Коснулась босыми ногами пола и зябко поджала пальчики. Тихие, но не скрытные шаги женщины прошелестели до стола, за которым работал Леманн. - Айзек..., - в зовущем голосе слышалась некоторая робость. Северянка и впрямь ощущала ту скованность, что присуща человеку, готовящемуся официально принести извинения. Может именно потому заговорила раньше, чем хозяин этого лазарета отозвался на зов: - Айзек, я хотела попросить прощения... Что так долго не хотела вам верить. Вам и Максу... Наморщила нос, прикусила губу. Слова звучали так глупо, так... плоско. Нервно дернула плечом, будто мысленно послав все сомнения собеседника в ее искренности: - В такое трудно поверить. Но теперь я верю... И готова помочь... всем, чем смогу...

- Да, - тут же согласился с доктором наук. - Можно оставить. Пойдём.  С трудом поднялся, пересиливая боль в разбитом теле, и предложил ей опереться на локоть. Доктор наук - в черном от копоти стилсьюте и кровавым боевым раскрасом на лице - сейчас походила больше на некоего аборигена. Очень-очень больного аборигена, судя по перекошенному телу и тихим, но частым оханьям. Этот доктор наук еще несколько томительных минут пыталась сперва отсоединить камеру от шлема, а потом приладить ее напротив дисплея. Видимо ихорные боги сжалились над ней или над ее спутником, потому что столь сложное действо закончилось неожиданной удачей. Несколько утратившее в миловидности лицо оскалилось подобием улыбки. - Да.. теперь пойдем..., - предложенную поддержку приняли. Сперва стараясь не опираться слишком сильно, помня, что инженер тоже ранен, но всего через пару шагов уже весьма значительно, все сильнее припадая на покалеченную ногу.

- На четвёртом-пятом уровнях насыщения ты сможешь стабилизировать имеющиеся проходы. Те, которые тебе понравились. А на пороговом уровне можно попытаться проникнуть туда, куда хочется. Не знаю, пробовал ли я когда-то на пределе насыщения формировать параллельную реальность, но думаю, что это возможно.  Он вновь прикрыл глаза:  - Боюсь ли я?.. Да. Я не хочу уходить отсюда. По крайней мере, пока я в трезвом рассудке. Очень надеюсь, что в трезвом. - То есть... это не прошлое? - разочарование сквозившее в голосе Аники было ощутимым. - Не наше прошлое? Мы можем.. только придумать ее? Где-то в затылке набатом ударила боль и под носом стало горячо и мокро. На перчатке остался багровый след, когда женщина тронула свое лицо. С хлюпаньем попыталась сделать вдох. Не выходило. Огляделась в поисках салфеток. Мысль, что найти их можно в той комнате, была естественной и логичной. Возможно, за той комнатой есть целая ванна. Она даже сделала неверный шаг в том направлении, но просигналил и подмигнул анализатор, на табло высветилось предварительно время работы. - Долго..., - поделилась данными с Максом, совершенно потерянная и растерянная. Пригляделась к полуживому сталкеру. Или бывшему сталкеру? Она тоже уже сталкер? Рой мыслей-бабочек закружили голову и пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть. - Надо идти, Макс... слышишь? Слишком долго... пять часов ждать... А если оставить камеру со шлема? Она сможет передавать нам данные? Макс? Несколько кровавых капелек упало на столешницу. В ее бы реальности обязательно были бумажные салфетки. С маленькими розовыми китами в мультяшном стиле. Как в детстве.