Перейти к содержанию
BioWare Russian Community
Авторизация  
Таб

Павший Лондон: Любовь нечаянно нагрянет

Рекомендуемые сообщения

(изменено)

Любовь нечаянно нагрянет
nyZ6IEe.png
Персонажи

Изменено пользователем Таб
  • Like 5
  • Knife 2

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Она улыбается, ее ладонь ложиться на пергамент. Хруст помятой бумаги. Она словно готова вырвать документ из рук констебля. Она улыбается еще шире, и от вида ее радстного лица хочется сойти с ума и пасть на колени. Она говорит, и в этот момент, казалось, само Подземелье замолчало, когда не только зеваки, но даже другие констебли затаились в ожидании ее вердикта.
“Я есть закон, милый мой”
Где-то разбилось стекло. Кот Герцогини одобрительно закричал. Пролетающий мимо ворон садиться на ее плечо, напивая Cadet Rousselle. Падший Парламентарий щурится, отмахиваясь от постановления, поглаживая ворона по шейке.
“У вас нет еще одного распоряжения, милый мой. Согласно Акту 1770 года о Парламетской Привелегии, если вы не помните, сначала я должна лишиться своего мандата. Сожалею, подобный вопрос мы можем поднять на следующей сессии Палаты Общин. Конечно, вы можете меня задержать прямо сейчас, и торжественно заявить тем самым, что корпус констеблей плевать готов на Её Незыблемое Величество и Её Наивернейший Парламент. И на Билль о Правах, конечно же. Готовы ли вы признать, что наши деды и прадеды двести лет сражались ни за что?”

Она смиренно затихает. Ворон замолкает.

  • Like 1

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
(изменено)

Падший Парламентарий
Самовлюблённый юнец взирает на вас с ледяной беспристрастностью. Ледяной, как бледная кожа. Ледяной, как лишённые жизни манеры. Ледяная гладь тонка и треснет, как только вы ступите шаг. Она прозрачна, и не таит секретов. Она тает, не из-за вас, но огня, что пылает внутри. Ослепительно яркого пламени, но юнец не даёт ему разгореться. Пламя в силах согреть целый мир. Пламя может спалить его до основания. Пламя, горевшее в вашем сердце годы назад; быть может поэтому вы видите в нём нечто родное.

"Закон превыше вас и меня." С беспристрастностью, достойной высшего света, Самовлюблённый юнец вырывает пергамент из ваших рук. "Закон превыше каждого из нас." С ледяным спокойствием, он возвращает документ безликому констеблю. "Закон - это инструмент справедливости. Справедливость - воплощение абсолюта. Абсолют - идеал. Мы можем стремиться к нему, либо познать его гнев." Самовлюблённый юнец глядит вам в глаза, и холодок бежит по коже от столь пронзительного взгляда. "Закон настигнет вас, мадам, если за вами есть хоть толика вины. Справедливость коснётся вас, не моими руками - так тысячей чужих. Абсолют снизошлёт на нас гнев и возвысит своим присутствием." Он больше на вас не смотрит, обращается к толпе, затаившей дыхание. Её взор прикован не к вам. Есть в этом горькая ирония.

Самовлюблённый юнец машет рукой своим коллегам. Вместе, они ступают к Махогани-Холлу строевым шагом. Публика расступается по обе стороны, открывая им путь к центральному входу. Остаётся лишь постелить ковровую дорожку. Специальные констебли исчезают с концами. Вы вспоминаете, как Мошенница торопилась в театр. Трубные басы продолжают греметь, словно предзнаменования грядущего рока. Люди - боязливо перешёптываться, боясь сомкнуть ряды. Одинокий плакат "Констебля в Законе" срывает порывом подземного ветра...

Изменено пользователем Таб

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

"Что будешь теперь делать?", вопрошает белого цвета кошка, лениво играясь с одинокой крысой. Револьвер той дал осечку, и благородное создание разрывало его грудную клетку. "Что будешь теперь делать?", напевает ей на ухо ворон, сменяя свой вопрос приятным баритоном. Действительно, что? Лондон не простит промедления.
Или простит. 
Ради чашечки чая.
Вино? Только если с поверхности. Впрочем, впрочем, впрочем. Леди Ч______ задумалась совершенно не о том. Она лениво махает рукой, отправляя фауну - и некоторые представителей флоры тоже, право - прочь. Сама же ступает дальше, не рискуя следовать за представителями исполнительной власти, но через многочисленные переулки и закоулки. Господи.
Храни королеву.

И Парламент.

  • Like 1

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Падший Парламентарий
Люд, смиренно и с толикой благоговения на лицах, расступается, как только вы предстаёте пред их взором, у самого входа в театр. Они пропускают вас, раскланиваясь и желая приятного отдыха, голосами, дрожащими от лицезрения вас вживую. В воздухе витает необъяснимо сладкий запах, напоминающий вам о мёде. Изнутри доносится трубный грохот, перемежающийся суматошным гвалтом и изумлёнными возгласами, причина которых - несомненно вы. Вы замираете, занеся ногу над порогом; выжидаете паузу, достойную подмостков Махогани-Холла, и ступаете внутрь лишь когда болезненного вида муж сминает прохудившуюся шляпу, и шепчет дрожащим голоском просьбу похлопотать за нерадивого сына.

Люд внутри - куда более представительный - поднимает бокалы, выкрикивая тосты в вашу честь, когда вашему взору открывается внутреннее убранство театра, невиданное многие годы. Оно стало ещё роскошней, пусть красоту и тяжко разглядеть из-за пёстрой толпы, набившей Махогани-Холл. Среди них есть все, кого только можно вообразить: и богема в причудливых костюмах, будоражащих воображение, и чопорная аристократия, держащаяся в стороне от яркого действа, и гуттаперчевые люди, издающие переливчатые звуки, что сливаются в трубной музыкой и гамом, и даже крысы, нарядившиеся в честь такого праздника в крохотные костюмчики с галстуками-бабочками. Среди них есть и специальные констебли, прорезающие собой толпу в бесплодных поисках виновных. Вам не хватает воздуха из-за этого скопища, мириады запахов бьют в нос, сводя с ума. Взор выхватывает плакат цвета ярчайших роз, подвешенный под сводчатым потолком: "ЛЮБОВЬ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО"; от красок рябит в глазах. Из-за нескончаемого шума, сливающегося в оглушительную какофонию, голова идёт кругом. Вас задевают локтем едва не сбивая с ног, и тут же подхватывают за плечи, проталкивая осторожными движениями мимо глиняной охраны, прямиком за кулисы...

Люд в разномастных нарядах торопливо семенит по узеньким коридорчикам, одаривая вас завистливыми взглядами. Лишь единицы почтительно кланяются и целуют руку. В основном - лакеи и уборщики. Гогочущие и чумазые оборванцы в волочащихся по полу пальтишках, так и норовят стянуть что-нибудь ценное. Крысы, наученные горьким опытом, шмыгают в норки, заслышав ваши шаги, и опасливо поглядывают оттуда, боясь высунуться наружу. Наконец, незримая рука, ведущая вас по закулисью, чуть придерживая за локоток, бесследно исчезает, в сотый раз извинившись на прощание. Перед собой, сидящего на полу, прислонившись к стене, поджавшего колени и закрывшего лицо руками, содрогающегося в плаче и громко хнычущего, вы видите смуглокожего щёголя, одетого по последней итальянской моде. Из-за ладоней, прячущих лицо, проглядывают лихо закрученные усы. В нос бьёт дорогой парфюм с цитрусовыми нотками.

"П-простите, мадам" завидев вас, щёголь шмыгает носом, утирая слёзы тыльной стороной ладони. "Я... я так хотел увидеть вас на спектакле. Но... боюсь ничего не выйдет. Бьянка... понимаете... она исчезла. А потом вернулась. Но... только затем, чтобы вонзить нож мне в спину. А у неё роль! Такая роль! Ничего без неё не выйдет" Закончив душещипательную речь, щёголь воздевает лицо к потолку с выражением мученика. Закрывает глаза. И две блестящие, кристально-чистые слезинки оставляют ровные полосы на щеках. Фабиано Виничелли. Никаких сомнений.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Под эту новость один из крыс хохочет, другой выбегает к вам, с противным криком "За свободную Ирландию!" он стреляется в вас из своего миниатюрного пистолета. Осечка, Крыса убегает. Падший Парламентарий спокойно кладет свою ладонь на плечо Фабиано Виничелли, и ее голос раздается у самого уха, обжигая кожу:
"Я не вижу у вас ножа в спине, сэр. Быть может. Быть может. Быть может я помогу вам. Быть может - нет."
Воистину.
Падший Парламентарий была подобна дьяволице. Столь же хитра и так коварна. И так же красива. Нет.
Лучше. Сногсшибательней.
Впрочем. Впрочем. Впрочем. Всё будет хорошо. Как всегда. Всё.

  • Like 1

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
(изменено)

Падший Парламентарий
"Нож в спине - это метафора," отвечает Фабиано Виничелли обиженным тоном непонятного гения, смахивая слезинки со смуглого лица. "Она значит предательство. От человека, которому ты доверял, как самому себе. Которому прощал все его глупости. Которого ценил несмотря ни на что." Он снова начинает надрывно рыдать, но почтенная публика демонстративно проходит мимо, не замечая драматического накала. Лишь единицы сочувствующе качают головами, цокают языками и шепчут слова ободрения. В основном - лакеи и уборщики.

"Вы ведь поможете её найти?" Фабиано Виничелли неожиданно поднимает голову и смотрит вам в глаза кристально чистым взором жгуче-карих глаз. Вы чувствуете, как они пронзают вас насквозь, задевая нечто живое и трепещущее глубоко внутри. Возможно сердце внутри сердца, коли вы лишены души. Или быть может лишены не до конца и что-то всё-таки осталось? Некая крохотная частица, разрастающаяся бабочками в животе, трепетом в сердце и тяжелым дыханием в груди. А может это просто болезнь, клятая, сводящая с ума лихорадка, что порождает это мнимое чувство, одно название которого горечью отдаёт на языке и никак не желает с него сорваться? Эту проклятую любовь? Неважно. Всё это глупость. Демагогия и софистика. Важно одно - любовь, расцветающая, будто прекрасный цветок посреди снежной шапки, тающей ранней весной. Всё ярче и ярче. Всё сильнее и сильнее. "Вы ведь поможете?" Повторяет Фабиано Виничелли, и вы отводите взгляд, дабы не наброситься на него, и не стереть слёзы с прекрасного лица холодными поцелуями.

"Нож в спине, извлеките его, прошу!" Умоляет Фабиано Виничелли, сложив ладони в молитвенном жесте, и встав на оба колена. "И если не хотите спасать меня - спасите спектакль! Сыграйте эту роль! Во имя искусства, что выше каждого из нас, ибо суждено ему запечатлеться в вечности - а нам вернуться в землю, откуда мы и пришли!" От смиренной молитвы не остаётся и следа. Теперь это пылкое воззвание в отчаянной попытке разжечь сердечный огонь. Точно требование встать за баррикады, и спалить старый мир, дабы на пепелище мог зацвести новый.

Вы невольно задумываетесь, насколько же Фабиоано Виничелли горяч в постели...

Изменено пользователем Таб

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Обаятельная Мошенница
Одинокий лучик света просачивается через замочную скважину, что поблескивает потёртой медью. Осторожными, бесшумными шажками вы поспеваете к двери и присаживаетесь, у самого края становясь неотличимы от густых теней. Отдалённый звуки Махогани-Холла сливаются в неразборчивую какофонию музыки, гвалта и шороха. Окружающий мир меркнет, подобно мигу, когда гаснут фонари; и остаётся один лишь подземный свет, струящийся сквозь отверстие в зацарапанной меди. 

Осторожно наклонившись, вы вглядываетесь в замочную скважину, это крохотное окошко ведущее в иной, ещё неведомый мир. Невольно щуритесь, пока глаза, сроднившиеся с тенью, норовят привыкнуть к слепящему свету газовых ламп. Они освещают знакомые очертания: роскошные узорчатые кресла, обитые красным бархатом, молочно-белые кружевные скатерти на столах, кушетки с пятнами засохшего мёда. И среди него- знакомые фигуры: обходительные лакеи, самовлюблённые франты, заядлые игроки, любители честь кулаки. Без устали болтают, делясь скабрезными шутками и оглашая комнатку раскатистым гоготом, пьют салонное вино, развалившись на роскошных креслах, и спешно поедают дорогие яства. Лишь единицы репетируют карточные фокусы, гадают на хрустальных шарах, и силятся выудить горностаев из помятых цилиндров. И Поцелованный Аристократ, опозоренный на весь свет, сидит на стареньком стуле в неприметном углу, и глядит безжизненными очами на начищенные туфли, пока карты сыпятся из ослабевших из рук.

Измождённый Маг, игравший, кажется, лакея, в безбожно измятом костюме-тройке, нелепо болтающемся галстуке и съехавшей набекрень шляпе, снуёт тут и там, раздавая советы напополам с тумаками, пока иные маги над ним бесстыдно посмеиваются. "Ох, ну что за остолопы!" Кричит он, экспрессивно взмахнув руками во всамделишной ярости. "Одни бездари, да и только! Как ради эхо - так из портков выпрыгнуть готовы! Как ради профессиональной чести, и, прости Господи, искусства - так никчёмность из всех щелей прёт!" Он тяжело вздыхает, вновь слыша заливистый смех от двух салонных картёжников. "Так и знал, что в этом году всё пойдёт наперекосяк. Ни один настоящий маг в своём уме не согласится выступать на этом растреклятом празднике..."

Вы выжидаете, спрятавшись за лакированной дверью, время сыпется, точно звонкие Эхо из прорезанных карманов. Безуспешная репетиция продолжается: вино, дурные шутки и растущее волнение Измождённого Мага. Из комнаты никто не выходит. Внутрь никто не просится. По коридору пробегает пару смеющихся беспризорников, вслед за которыми развевается праздничная мишура; они кричат что-то про нагрянувших констеблей, но скрываются прежде чем вы успеваете опомниться. Вблизи слышится протяжное мяуканье, повернув голову вы замечаете знакомую кошку, чёрную, как непроглядная ночь. Застыв на пороге гримёрной, она пристально смотрит на вас, и глаза её похожи на два сапфира. "Ох, ну заходи скорее!" Слышится бессильный голос Измождённого Мага с той стороны; он явно обращается к кошке.

Взгляд чёрной кошки красноречивей всяких слов. Она приглашает внутрь. Вы тонете в сапфировой голубизне, усеянной радужными отблесками иных цветов. Вертикальный зрачок довершает облик драгоценного камня с совершенной огранкой. Вы бы могли украсть её глаза и повесить на шею, будто колье. Вы не станете.

Она отводит взгляд, и вы чувствуете невиданное облегчение, как после погони по лабиринтам Лондона. Она поднимает мягкую лапку и делает бесшумный шаг за порог гримёрной; в этом жесте есть что-то поистине королевское. Она ступает через комнату, под взглядами мигом замолчавших артистов, и начинает вылизываться, запрыгнув на резной табурет с ярко-алой драпировкой. Все зеркала в комнате завешаны такой же шелковистой тканью. Все до единого.

Вновь, гримёрную захлёстывают смешки, пересуды и звон бокалов. Вновь, репетируют лишь жалкие единицы. Вновь, Измождённый Маг обречённо вздыхает, и бессильно падает на стул рядом с чёрной кошкой, запрокидывая голову. Шляпа слетает с нечёсаных волос.

"Осталось так мало времени." Его голос звучит как агонический стон смертельно больного, что смирился с незавидной участью. "Они втопчут нас в грязь, Матильда." Измождённый Маг глядит на кошку, будто голодный беспризорник на аристократов, ужинающих роскошными блюдами с Поверхности, в надежде, что ему перепадёт хоть кусочек. "Лучшие маги "Стекла" против жалкой горстки неумелых отщепенцев." Он снова вздыхает, и в этом вздохе вы слышите всю печаль мира. Чёрная кошка отвечает довольным мурлыканьем.

Вы топчитесь на пороге еще некоторое время, но отказывать на приглашение кошки и дальше было бы как минимум грубо, как максимум - невыгодно вам самим. Вы отворяете дверь, так тихо как можете, и крадетесь к магу, так незаметно как умеете. Зачем вам это все? Не знаете и вы сами, но пытаетесь убедить себя, что из любой ситуации можно извлечь для себя выгоду. Ваши мягкие шаги доносятся до ушей Мага и вы улыбаетесь. "Вы кажетесь печальным, мистер. Вы в порядке? "

Смешки, пересуды и звон бокалов, смолкают, как по щелчку незримого постановщика. Взоры опешивших артистов устремляются к вашей фигуре, кромки запотевших бокалов застывают у алчных губ, а из рук Поцелованного Аристократа, с тихим шелестом, падает последняя карта. Одна лишь чёрная кошка, как ни в чём ни бывало, продолжает вылизывать лоснящуюся шёрстку.
Оторопевший Маг широко раскрывает глаза. Окидывает взглядом мигом затихшую труппу и та, следуя безмолвной команде, возвращается к праздному трёпу.
"Откуда вы тут взялись?!" Спрашивает Маг нарочито негодующим тоном. "Это гримёрная "Завесы"! У нас репетиция! Скоро выход на сцену! Оставьте нас!" Он пыхтит, кривится, поднимает бровь, всеми силами изображая негодование. Но заикается на последней фразе, мигом выдавая потаённый страх.

«О, знаете, я большая фанатка магии и хотела лично поговорить с настоящим Магом. К тому же, меня пригласили» Вы растягиваете губы в ехидной улыбке, складывая руки на груди.

"Право слово, вы пришли настолько несвоевременно, насколько это возможно," отвечает Измождённый Маг, сменив напускной гнев на мнимую милость. "Придите завтра или того позже - и вас встретят, как полагается. А сегодня у нас праздник. Очень важный день. Очень занятой!" Он грозит вам пальцем, с видом добродушного дядюшки вынужденного пожурить нашкодившего мальца. Чёрная кошка долизывает последнюю лапку. Пересуды не знают конца и края. Один лишь Поцелованный Аристократ глядит на вас пустыми и безжизненными глазами, пока за спиной, подобно трубной музыке, нарастает чей-то топот.

А потом дверь за вашей спиной отворяется. И на пороге застывает группа специальных констеблей, преграждая путь. Один из них, ещё совсем юнец, выходит вперёд, и с нескрываемым удовольствием во всеуслышание объявляет:

"Вы арестованы!"

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Падший Парламентарий
Или принимаете это как факт. Достаточно приятный факт. Только позже вы понимаете значение его слов, и, наконец оторвавшись от наслаждения его грацией и манерами, вы склоняете голову в размышлении. Ирландская Крыса кричит, чтобы вы соглашались. Возможно, так кричит сам Лондон. Возможно, вы бы согласились сразу, если бы не гордыня.
Величайшая из добродетелей. 
Ее ладонь ложится на его грудь, с предыханием, рвано, казавшаяся недавно подобно мраморной статуи, Падший Парламентарий, всё так же бесчеловечна в своей роковой красоте, произносит:
“Маэстро, но что я получу взамен? Это ведь Лондон!”

Возможно того требует ваше сердце, ожившее, словно по мановению чьей-то незримой длани. Возможно того требует любовь, чья суть - мера всех вещей, а предназначение - дарить смысл всякой, даже самой захудалой жизни. А возможно подлинной причины не знаете даже вы сами, ибо она кроется среди материй, неподвластных взгляду или иным смертным чувствам и уловить их в силах лишь самое тонкое понимание.
"Вас запомнят в веках!" надрывно кричит Фабиано Виничелли, и вас обдаёт жаром столь неподдельного gыла. "Время будет идти. Люди - умирать. Цивилизации, знакомые нам с вами падут, и лишь искусство, горделивой поступью пройдёт сквозь века. А вместе с ним и всё то, что мы в него вложили"

Возможно, того требует государство, и воистину, нет ничего важнее короны и печати. Возможно, того требуют просто обстоятельство. Это неважно. Ведь важное совсем иное. Что? Что всё будет хорошо.
Когда?
Когда всё будет хорошо, и всё, что бы ни было, будет хорошо.
Падший Парламентарий соглашается. Ее дыхание обжигает, когда она произносит на ухо Фабиано. Только спустя мгновение - столь порочное мгновение - она понимает, что переступила границу дозволенного в общении. Ей всё равно, конечно же.
“Чего же мы ждем!”, говорит Падший Парламентарий, “Вперед, ведь скоро выступление!”

"Вы? Или Бьянка?" Фабиано Виничелли задаёт свой вопрос стенающим тоном. С явственно видным трудом поднимается на ноги. И вы видите его белоснежный костюм во всей его щёгольской небрежности, что оборачивается подлинной красотой лишь в поистине умелых руках. Сегодня тот самый случай.
 "Вам придётся выучить роль, если решите выйти на сцену. Она по меньшей мере непроста. И всё же..." Фабиано Виничелли замолкает, когда в коридоре раздаётся громкий топот. И вы видите своими глазами, как мимо марширует свора специальных констеблей. Они не удостаивают вас даже мимолётного взгляда.
"А Бьянка, кажется, ушла как раз туда..." Фабиано Виничелли кивает вслед уходящим констеблям. "Ах лишь бы она не сотворила ничего дурного! С ней бывает так непросто..."

“Полагаю, это последний раз, когда с ней стало непросто”
Возможно, вы ревнуете. Возможно, вам так кажется. Вы забыли многие из своих чувств за время пребывания в Подземелье без собственной души. Впрочем, невелика потеря. Ведь так? Ведь так. 
“Полагаю, а нам стоит пойти по своим делам. Вы ведь хотели показать мне сценарий”
Вы берете его за руку. Жест уже достаточно скандальный, чтобы попасть в гробоколонии на несколько лет. Впрочем. Впрочем. Вам все равно. Если вы выживите, о вас будут знать даже в Аду. Если же нет.
Всё равно.

В ответ, Фабиано Виничелли улыбается, одними лишь чувственными губами. Скорее формальности ради, чем из искренней симпатии. И точно с такой же формальностью, он ведёт вас по коридорам, взяв за руку. Вы не чувствуете страсти, не ощущаете тепла или вожделения. Лишь манеры и чувство такта. Внутри, вас настигает печаль, жестоко впиваясь в сердце своими бритвенно-острыми когтями.
"Нет, после смерти Валенсии, сюда никто не заходит." Вы проходите мимо пары лениво беседующих артистов,. Один из них стоит, облокотившись о захлопнутую дверь. Надпись на ней, подлёскивающая золотом, почти стёрлась. В углу, паук плетёт свою паутину.
Вместе с Фабиано Виничелли, вы находите нужную гримёрку. Там вас уже ожидает полдюжины пылко репетирующих артистов. Один из них, высокий и смуглокожий мужчина в форме констебля, картинно плачет, клятвенно обещая отомстить. Но завидев Фабиано неожиданно замолкает и улыбается. Тот целует его в щёку. И вы всё понимаете.
"Вот наша новая артистка, прошу любить и жаловать!" Фабиано Виничелли представляет вас остальным артистам, и они громко аплодируют. Кто-то даже узнаёт вас в лицо. Раздаётся лишь один печальный возглас по поводу Бяньки. Но он быстро смолкает. 
Вам в руки передают толстую стопку листов. Это пьеса. И, как говорит Фабиано Виничелли, у вас будет трудная роль. Мадам де Бовуар, жестокая и бессердечная разлучница.

Вы кланяетесь, киваете и принимаете поздравление. Ровно несколько секунд купаетесь в славе. Затем? Всё возвращается на круги своя. И вы остаетесь в компании текста, который вам надо выучить, и роли, которой вам надо проникнуться. Вы думаете, что работа в Парламенте чем-то похода. Вы требуете, чтобы вам принесли адского вина и французскую крысу. Это всё, что вы требуете. Пока. 
Но. 
Что дальше? 
Всё будет хорошо.
Мадам де Бовуар, жесткая и бессердечная разлучница. Ирония, конечно, велика. Но такова жизнь.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

"Они говорят, что вороны столь же мудры, как и совы. Возможно это и так. Но этот - нет"

 Вы вчитываетесь в текст пьесы, и понимаете, что это история о страстной любви. Зависти. Утрате. Отчаянии. И мести. Целая жизнь на истрёпанных листах. И вам в ней отведена самая неприглядная роль.
"Ну и зачем тогда её играть?" Вы слышите голос. Звучащий, как змеиное шипение. Вторящий вашим мыслям. И оторвав взгляд от букв, танцующих венский вальс, видите её.
Она одета в чёрное, как вороное крыло. Её лик бледен, словно холодный мрамор. Блестят изумруды: кольцо, колье, глаза. 
Она сидит напротив, степенная до боли, пока вокруг кипит жизнь. Выдыхает дым из бескровных губ. Сжимает между пальцев длинный мундштук из чёрного дерева.
Соблазнительная Артистка. Пожалуй, вы назовёте её именно так.

Вы - Падший Парламентарий. Даже смерть - даже окончательная - не изменит вас. Вы держитесь холодно и несколько надменно: это маска, давшая трещину, но такова ваша душа. То есть. Не душа. Неважно, впрочем. Это пустое.
Душа - это пустое.
Вы - Падший Парламентарий. Вы голосовали за расстрел ирландцев и за свободный рынок. Вы несколько надменно, снисходительно, щуритесь и едва заметно склоняете голову на бок. Ваши губы шевелятся, и слова, что вы произносите, тихи, словно опавший лист в сентябре.
"Потому что она - Мадам де Бовуар, жесткая и бессердечная разлучница", холодно произносите вы, пускай дыхание ваше участилось. Вы видели ее, Соблазнительную Артистку, но где?

И если в этом есть хоть толика правды. И ваши холодные глаза лицезрели её бледное лицо. То это было в мечтаниях. Или в медовых снах. На кушетке притона, пропитанного сладким запахом, и  преисполненного сладострастными стонами исчезающих на глазах.
"И она лишь маска" Отвечает Соблазнительная Артистка чуть слышным голосом. Вам приходится напрячься, чтобы различить его переливы среди шума Махогани-холла. Праздник уже здесь, и никому не будет покоя, покуда он не закончится.
 "Маска за которой кроются подлинные побуждения. Но, право слово, вовсе не та маска, что вам нужна в этот сумрачный час. И этот спектакль - вовсе нет тот, где вам уготована поистине важная роль. И этот постановщик." Соблазнительная Артистка склоняет голову набок и вы видите Фабиано Виничелли. Смеющегося с бокалом в руках. Под руку со статным артистом. Вас берёт злость. И зависть. Худший из пороков. 
"И этот постановщик. ", повторяет она. "И этот кукловод. Вовсе не тот, кто дёргает за ниточки вашей судьбы. Там зачем вы тратите свои последние минуты на этот фарс?"

Вы хмуритесь, словно услышали надменный ответ во время дебатов в Парламенте Её Величества. Но вы лишь прикусываете губу, ощущая вкус крови во рту. Зависть. Худший из пороков. 
"Я могу", спокойно отвечает Падший Парламентарий, и ее лицо, бледное, озаряет фальшивая улыбка. Так улыбаются крысы и безумцы. "Люди называют подобное - вопреки. Какая разница, право?"
Весомый вопрос. 
Падший Парламентарий вновь переводит взгляд на страницы сценария. Ей хочется выпить и умереть. Благо, и то, и другое - достижимо.

А на страницах пьесы чернильные буквы танцуют венский вальс. Меняются партнёрами под грохот величественной музыки. Обретают высший смысл, что пронзит собой пространство и время, будучи навеки запечатлённым в пантеоне бессмертного искусства. Но краем глаза вы всё ещё видите её силуэт. Соблазнительная Артистка. Словно морок. Точно призрак. Будто наваждение.
"И какой ценой?" Улыбка не сходит с бескровных уст. "Ценой рассудка и жизни? Лицо теряется в дыму. Вы видите лишь огонёк сигареты, сияющий, точно утренняя звезда. Самая горделивая из всех. "Вы правда готовы? Нет, сначала ответьте себе. Это важнее любых слов"

То была любовь - самая великая из добродетелей. Тот яд, что травил Падшего Парламентария, сводя с ума от ревности, злобы и забытых чувств. Она была упряма. Была ли? Это лишь тлеющий уголек былой страсти, что сжигал душу Леди Ф. Ч__. Неважно, впрочем. Она хмурится: недолго, она кивает, стоит ей вновь посмотреть на Артистку. Она говорит, ее голос подобен отравленному вину, столь сладок и честен. Ее тон - словно мудрец она мудрец, доносящий такую простую истину. 
"Я умру, быть может, сегодня. Быть может, завтра. Сия есть константа", Падший Парламентарий выдерживает паузу, легко сдувая и затухая сигарету, "Я могу выбирать, под чей спектакль будут чествовать меня. И вопреки заданному главному кукловоду"
Она молчит, замолкает, подобно затухшей свечи.

Соблазнительная Гостя отвечает гробовым молчанием. Лукавая полуулыбка ядом расцветает на бескровных губах. Бледное лицо - точно мрамор античных статуй. В глазах блестят изумруды. Изумруды цвета Вирик.
"Однажды на вашей могиле появится роза. Она будет моей"
Соблазнительная Гостя встаёт с мягкого стула. И исчезает средь иных актёров. Точно морок. Точно призрак. Точно наваждение.
А ваше сердце бьётся все быстрее и быстрее. И мысли путаются, точно розовый куст, окрашиваясь цветами любви. До конца спектакля осталось совсем немного. Его конец будет трагическим.

Раньше вы исчезали, подобно ей: раньше вы были Падшим Парламентарием, иконой безумцев. Той, что жаждал Отчаянный Поэт, но не мог пробиться сквозь мрамор приличия и этикета. Раньше, не сейчас. Вы любите. Вы любите прошлую себя: ту, что была столь надменной и важной, холодной и величественной, словно мраморная статуя. Вы любите. Вы пытаетесь вчитаться в пьесу, отдавая остатки былой себя. Вы хотите плакать.
Но. Как и всегда.
Вы не смеете.
Падший Парламентарий - умер. Осталось умереть только леди Ф. Ч________

  • Like 1

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты

Падший Парламентарий
Бежит время, бьют часы, и перипетии пьесы оседают у вас в голове: боль предательств, надрывные крики, горечь разочарований.
И вот, подходит час последней репетиции. Последней для остальных. Первой и последней - для вас. 
Фабиано Виничелли берёт вас под локоток, всё с той же манерностью. Всё с теми же манерами, бездушными, как одна женщина, которую вы знали давным-давно. И видите в зеркале каждое утро.
Вы поднимаетесь со стула, и в этот самый роковой миг, видите, как мимо гримёрной торжественно маршируют специальные констебли. Они толкают за собой пару тел со связанными руками. Вы с лёгкостью их узнаёте - Мошенница и Странник. Тут как тут. А вас констебли не удостаивают и презрительного взгляда. Какая печаль.

Вам все равно. Вам всегда было всё равно. Сейчас, когда сердце готово выскочить из груди, и ваши бледные щеки впервые окрапил румянец, вы готовы к своему финальному выступлению. Пожалуй, стоило выступить в Парламенте последний раз. Но - такова судьба, к сожалению. Вы позволяете Фабиано Виничелли вести вас, и легко отмахиваетесь от констеблей и их жертв. Вы стерва, даже когда никто этого не замечает. Вороны играют, крысы поют, несколько беспризорников кричат вам вслед, толпа гостей спорит по поводу цен на билеты. Вот она, музыка Украденного Лондона.  Вашего Лондона.

Бежит время, бьют часы, и вы разыгрываете постановку в маленькой, но уютной, а в чём-то даже роскошной гримёрной. Вы не забываете не единой реплики. Ни единого жеста. Ни единой капли эмоциональности, вложенной в мимолётную фразу. Вы - Мадам де Бовуар, жестокая и бессердечная разлучница.
"Недостаточно жестокая", шепчет Фабиано Виничелли, неловко пряча взгляд, когда репетиция подходит к концу. "Слишком много живости, понимаете? Она - как камень. Её сердце - глыба льда. Её слова - яд. Её глаза..." он отвлекается, прикрикивая на вороватого беспризорника, так и не договорив.
Бежит время, бьют часы, и вот вы уже завершаете последние приготовления перед выходом на сцену. Останется пройти последний путь по театральным подмосткам. Выйти на всеобщее обозрение и... 
Вы ведь и правда больше не такая. Только не теперь. Не когда это сердце трепещет в груди, словно птица, норовящая вырваться наружу из клети рёбер. Всё не так, как вы хотели. Вовсе не так.

Никогда не бывает так, как вы хотели. Стоило привыкнуть. Но. Это всё - театр. Не более чем. Кто-то путает вас с дьяволицей, кто-то кивает, замечая блеск в ваших глазах, вы более не слышите шепота Фабиано Виничелли, ни музыку птиц, ни мелодию, убивающую хорьков. Лишь стук вашего сердца, и мрачную решимость покончить с этим. Наверное, оно к лучшему. Всё, в конечном итоге, будет хорошо.
Или - нет. 
Вы останавливаетесь, тяжело дыша. Падший Парламентарий - так они звали вас, разве нет? Неужели это имя ничего не значит? 
"Я", произносите вы с придыханием, оборачиваясь.

Вы - Мадам де Бовуар, жестокая и бессердечная разлучница. Ваш выход - здесь и сейчас. Вот по этой ковровой дорожке, алой, как розовый шип с застывшей на нём капелькой крови. Вот на этой сцене, скрипящей под вашей величественной поступью. Вот перед этим зрительным залом, застывшим в немом восхищении, неотличимом от ужаса.
Вы - Мадам де Бовуар, жестокая и бессердечная разлучница. Ваша зависть разбивает сердца. Ваша ненависть ломает судьбы. Ваше коварство отнимает жизни. И пусть меняются декорации, герои и сцены? эта непреложная истина останется неизменной. Во веки веков. Покуда Подземье не узнает Солнца.
Вы - Мадам де Бовуар. И вы плачете. Плачете навзрыд. Обхватив руками раскрасневшееся лицо. Упав на колени. Зал охает. Кто-то треплет вас за плечо. Кажется, это Лоренцо Видаль. Констебль вне закона, пришедший по вашу душу во имя мести за отнятую любовь. Он должен быть встречен с язвительной улыбкой на устах. Но... но... но...

Вы - Мадам де Бовуар. 
Всё должно быть хорошо. Но. Но. Но. Ничего не хорошо. Вы хватаетесь за сердце, что с каждым ударом эхом разносит боль по вашему телу. Вы подрываетесь вперед к Лоренцо Видаль, вашему заклятому врагу, в его объятия. Вы плачете, упиваясь собственным страданиям, признаетесь ему в любви, умоляете его остаться. Вы умрете. Скоро. Совсем скоро. Это должно быть ярко. Ярче любой звезды. Ярче любого Судилища. Потому что вы - Франческа Чемберлен, Падший Парламентарий

Любовь - это всё. Любовь - единственное, ради чего стоит жить и умирать. Любовь - это закон, провозглашенный звёздами, что улыбаются, глядя на вас. с бессолнечных небес. 
Любовь - это водопад слёз, льющихся из ваших глаз. Любовь - те неловкие и давно забытые слова, что срываются с ваших губ. Любовь - нежданные объятия и поцелуя. 
Любовь - единственное, что не ведает времени и пространства.
Любовь - это когда наступает весна, и розы пробиваются из-под гнилостных досок театральной сцены. Любовь - это когда наступает весна, и зрительный зал оборачивается оранжереей из ваших грёз. Любовь - это когда наступает весна, и вы сама расцветаете, подобно ярко-алой розе, с румянцем на щеках и живостью во взгляде, и с этой улыбкой на устах, жадных до поцелуев. Любовь - это  когда наступает весна, и он дарит вам розу с белозубой улыбкой на пышущем здоровым румянцем лице. Особую розу. Такую, что не растёт ни в одной...

Конец второго акта

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
(изменено)

Акт III

...стране мира. Она переливается в лучах солнца, струящихся через стекло. Ласкающих вас своим нежным прикосновениями, полными заботы, ну и конечно любви. Она одаряет вас неописуемым ароматом, что пробивается сквозь запахи прочих роз, высаженных ровными рядками. Алеющими во влажной земле, на тонких стеблях цвета весенней травы, и с острыми шипами, скрытыми от чужих взоров, но только не от вашего.
 Особая роза, откуда она взялась? Особая роза, почему она так на вас смотрит? Особая роза, отчего вам так хорошо? О боги всех возможных миров - вы ничто перед ликом Особой розы. И если этот мир не лучший из всех, то пропади всё пропадом. И если этот миг не стоил всех прочих - то провалиться вам на этом месте. И если этот муж - не тот, кого вы ждали всю свою жизнь, то падай, падай лондонский мост...
Он смотрин на вас, едва заметно улыбаясь. Сжимая стебель розы в могучих, но столь нежных пальцах. Сжимаете и вы. И ваши пальцы переплетаются у самого бутона, что пышет алым светом самих звёзд.
О кто же он, вот этот муж со взглядом преисполненным заботы и любви? И с лёгкою грустинкой в самом сердце пронзительного взора. Отчего становится лишь краше и пробирает вас до дрожи от этого калейдоскопа чувств, что в нём, а значит - вас. Ведь всё одно и ничего не ново под светом звёзд. Он тоже ведь не нов, не чужестранец в царстве ваших грёз, вы виделись когда-то. Но когда? Один вопрос.
О-о-о, и не раз. Он был той самой тенью, что оставила письмо. Он был лакеем, что сопроводил вас внутрь салона. Он был героем ваших снов, что высился на сцене. Ох, всё это было так давно, что память чуть ли не померкла. И всё же. Вот он. Здесь. Лицом к лицу.

Ее губы вздрагивают. Она вздыхает, рвано, прикрывая глаза.  С ваших губ срывается стон в безуспешной и глупой попытке собраться, вы хотите что-то спросить, но не можете: лишь любить, и наслаждаться этим чувством, и забыть всё горе, что было, и саму себя, и всех, кто пал на этом пути или падет. Вы тянете к нему свои трясущиеся, ослабевшие руки, и ваша кожа вновь бледна, подобно снегу.

Он не даёт себя коснуться взмахом ладони, которой накрывает ваши слабеющие длани. И в этом жесте нет презрения, лишь скорбь. Пожалуй, скорбь - то самое, что разрастается во взгляде, поднимаясь из пучин. Он любит и скорбит. О ком же, если не о вас?
- Не стоит, право слово, - вполголоса он шепчет, и вы чувствуете тёплое дыхание на своём лице. - Не стоит, я просто пришёл вас навестить, возможно скрасить эти скорбные часы в столь неприглядном месте. Но и не только, - он смотрит прямо вам в глаза, и пробирает дрожь от столь пронзительного взора. - Ещё пришёл просить прощения. На большее мне малодушие не позволило пойти.

Падший Парламентарий хмурится, подобно тени былой себя, надменно, важно, горделиво - любовь, наихудшая из добродетелей, словно пламя, питает ее силы. Но она не может сорваться на крик, проклясть или хуже; в конце-концов, она ведь любит. 
"Но", отрывисто произносит она, "Я не понимаю".
Она смотрит на него. Глаза, некогда холодные, наполняются влагой. Она потеряна, она ждет ответов.

- Не глядите вы на меня так, - он отводит очи, в которых слёзы едва ли не стоят. 
- Не стоит, умоляю. Один лишь взор ваш - уже удар бичом. Но вы правы даже без слов. На мне вина. На мне весь этот груз. На мне грехи за ваши отнятые жизни, и видят небеса, к их гневу я готов. Но вы - не небеса, - он чуть смётся, и в этом смехе вся горечь бытия.
- Нет, вы краше их лазури, и радуги, и солнечных лучей, теплом касающихся кожи. Не заслужили вы подобной участи. Не заслужили этих стен, - и взор его касается стекла оранжереи, но разве есть что-то прекрасней на целом белом свете? Неужто он так слеп?
- Не заслужили, - и голос стал печальным скорбным стоном, исторгнутым из груди. - Никто не заслужил. Никто из тех, чью плоть и разум мне отравить пришлось. Никто из тех, кто только испытает сию участь. И всё же - вы особенно не заслужили. - он медленно высвобождает пальцы, предоставляя розу одной лишь вам. Она переливается на солнце, словно отлитая из радужного стекла.
- Не заслужили, - повторяет он, пятясь прочь, но не сводя с вас взора. - Но знайте: всё это было ради любви, и ради неё я принесу любые жертвы.

- К кому? - восклицает она, прикрывая заплаканные от неразделенных чувств глаза. Ее ладонь ложится на грудь, и Падший Парламентарий готова, кажется, умереть вновь.
- Я заслужила ответы, - восклицает она вновь, срываясь, - почему? Как? Зачем?
Она прикрывает лицо руками, сдерживая слезы.

Он замирает, купаясь в солнечных лучах, что льются рекой. Преломляются, просачиваясь сквозь стекло оранжереи. И изливаются наружу рекой радужного света, слепящего глаза до слёз счастья и дарящего тепло, не требуя ничего взамен.
Он улыбается, совсем чуть-чуть, но вам достаточно, чтобы разбитое сердца ощутило давно забытое тепло.
- Валенсия, моя жена. Я любил её всем сердцем, и тот миг, когда она покинула этот мир, стал для меня концом всего. Но потом я получил письмо! - он заливается смехом, ив тот же миг вы видите блеск слёз в глаза. Точно поняв, куда вы так глядите, он замолкает и промокает их рукавом выглаженного сюртука.
- Письмо со странной печатью от таинственного благодетеля. Он обещал, что я снова увижусь с ней, если выполню для него работу. Нет, я не поверил сходу, и всё же согласился, зная, что если упущу хоть крохотный шанс, то буду жалеть об этом до конца своих дней. И тогда всё и началось: я подписал контракт кровью, не видя благодетеля в лицо, но уже чувствуя его необъятную власть. И договор был таков: семь лет я служу ему. И служба в том, чтоб семь особенных людей вкусили этот яд, не зная, что к чему. И всё - в особый день. Вы знаете, в какой. - он всё улыбается, совсем чуть-чуть, но в этой улыбке сожалений больше чем радости.

Вы открываете ему свое лицо; заплаканные глаза, медленно стекающие слезы, бледная кожа - вы смотрите на него, и грустная улыбка появляется на ваших губах. Вы тоже любили. Давно когда-то. Настоящей любовью, самой искренней из всех. И сейчас. Но сейчас вы умираете, и сейчас вы не боитесь. Мысли путаются, и единственное, что вы можете сделать - это кивнуть ему. Вам неинтересно, кто таинственный благодетель и почему жребий выпал на вас. Вам вряд ли было это интересно еще тогда. 
- Теперь? 
Вы спрашиваете, и замолкаете.

Он больше не произносит ни слова. Лишь улыбается, и в улыбке этой запечатляется вся печаль всех возможных миров. Он не простит себя, и больше не будет счастлив. Вам жаль его больше, чем саму себя.
Он исчезает в радужном блеске солнца, струящегося сквозь стеклянные стены оранжереи. Он исчезает и остаетесь лишь вы. Солнце и Роза. Особая роза в ваших руках. Она словно поёт звоном стекла, и эта песня струится вибрацией по вашей нежной кожей.
Она будто хочет вам что-то сказать, и вы подносите розу ближе, к заплаканному лицу, слыша как нарастает песня. Как становится громче стеклянный звон, заслоняя собой весь остальной мир. Любовная песня, струящаяся в вашем теле. Музыка и нежное касание Солнца. Всё одно. Всё - любовь. Всё - секундное, великолепие застывшее в вечности, что обрывается в роковой миг, когда шип особый розы ранит ваш палец. И в вашей груди что-то ёкает. В последний раз. Как будто в представлении вашей жизни кто-то дал занавес. 

Ваше тело работники Королевского Вифлеема найдут лишь под утро. Не будет ни почестей ни траурных маршей, только крохотная могилка неподалёку от дворца Её Незыблемого Величество. Изредка, её будут навещать, те кто вас любили. И продолжают любить. Те, кто ненавидели. И продолжают сгорать от ненависти. Но никто и никогда не потревожит ваш покой.
Ваши собрат по несчастью, Храбрый Странник, сойдёт с ума и погибнет, не сумев найти лекарство. Но его  последние часы пройдут в блаженном безумии. А смерть будет лёгкой.
Вместо обещанной гибели, Обаятельную Мошенницу будет ждать суд, ссылка в Гробо-Колонии и бегство. Говорят, в последний раз её увидят на Острове Кошек. Нельзя и придумать место лучше для той, кто не жила честно ни дня.
"Констебль вне Закона" закончился скандалом. По вашей вине. В зал ворвались специальные констебли Министерства Общественной Морали, и увидев сотворенное вами непотребства, попытались арестовать всех театралов. Фабиано Виничелли и его труппе пришлось спешно бежать на поверхность. Но сомнительная слава окажется ему на руку. Вскоре он обретёт заслуженную славу по всей Европе и за её пределами.
В Вейлгардене, накануне Празднества Исключительной Розы, салон таинственного мистера V. будет и дальше принимать особых гостей. Всегда разных. Всегда в разных местах. Салон будет обрастать легендами и привлекать внимание охочих до странностей. Но каждый раз его тайна будет оставаться неразгаданной: ни констеблями, ни революционерами, ни праздными сыщиками. А несчастных приглашенных -неизменно ждать скорое безумие и смерть. Однажды, лет через пять, всё просто закончится, и о Салоне, как и о самом мистере V. больше никто ничего никогда не услышит. Но легенды. Легенды продолжат жить.
 

Занавес

Изменено пользователем Таб
  • Knife 1

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на другие сайты
Гость
Эта тема закрыта для публикации ответов.
Авторизация  

  • Последние посетители   0 пользователей онлайн

    Ни одного зарегистрированного пользователя не просматривает данную страницу

×
×
  • Создать...