Перейти к содержанию
BioWare Russian Community

Yambie

Boosty - N7
  • Публикаций

    655
  • Зарегистрирован

  • Победитель дней

    17

Yambie стал победителем дня 14 августа 2023

Yambie имел наиболее популярный контент!

Репутация

16 252 Легендарная личность

2 Подписчика

Информация о Yambie

  • Звание
    Уровень: 11
  • День рождения 18 июля

Информация

  • Пол
    Женщина
  • Steam
    FrankieShelley

Посетители профиля

Блок последних пользователей отключён и не показывается другим пользователям.

  1. Yambie

    СНЕЖНОГОРСК

    Голос его – безмолвие. Воплощение идеальной тишины, не перебиваемой свистом ветра и шумом волн. Ни шепотом, ни криками. Ни мольбой, ни проклятиями. Голос его – ткань длинного серого плаща, прикосновение поздней осени и зимы, когда земля предстаёт мёртвой пустошью. Сама зима не есть конец всего сущего, а лишь испытание. Рваные раны на руках от колючего холода, иней на тёмных ресницах и светлых локонах – её прикосновение напоминают объятья жестокой матери, которая не годилась на роль оной. Тотчас не лишена она была любви и милосердия в отношении собственного ребёнка. И толика тепла растекалась по телу, когда её мягкие, но холодные на ощупь губы касались лба. За ней предшествовала весна. Через тернии боли алых роз и белых подснежников, она обещала перерождение. Он же представлял собой конец бытия. Естественное увядание всего живого. То, что воистину можно назвать чем-то бессмертным, ибо он свидетель того, что родилось на заре времён. Красный – суть его души. Красный, как отблеск последнего дыхания жизни, который сожжёт под его взором самого себя и превратится в пепел под его ногами. На серую ткань ниспадают алые волосы. Он коронован Акеном, Хароном и Хель. Он их голос. Он их лик. Их слова и жесты, их беспристрастная воля. Он погибель живых. Он их спасение. Он отнимает. И тотчас – щедро одаривает. Он антихрист и он мессия. О н и м е н н о т о т, к е м т ы х о ч е ш ь е г о в и д е т ь Он вернулся, чтобы увидеть конец долгой зимы. Я о п я т ь с х о ж у с у м а Губы дрогнули в едва заметной кривой ухмылке. Наверно, именно так с концами впадают в шизофрению. Она подкрадывается незаметно, задаёт неудобные вопросы рассудку, уточняя, где грань между реальностью и воображением. Она не спешит к тебе – она двигается медленно, нагоняя чувство страха до предела. Она почти твоя точная копия, но со следами отвратной опухоли. То твой разум. Всё это похоже на бредовый сон, где твоя оболочка уже давно мертва. И разум празднует его поминки, разбрасывая тут и там разноцветные ленты с лепестками и зёрнами риса. И праздник этот длится до тех пор, пока чёрный диск не затмит собой то, что называлось здесь солнцем. Отблеск жизни извне, связь с которой была потеряна. – Де... Он закрывает рот ладонью, не давая самому себе полноценно озвучить слово. Ищет взглядом что-то острое или хотя бы достаточно тяжёлое, едва сдвинувшись с места. Разум невольно прорисовывает место, похожее на заледеневшую кухню. Звук скрипящей форточки, холод и чей-то приглушённый девичий голос...
  2. Yambie

    Kult: Kuon

    Ꞩħīҟī Грубая кожа вместо рисовой соломы, чтобы сплести верёвку симэнава. Это уже совсем другой оберег. От него веет затхлостью, кровью, присутствием самой смерти. Быть может, если судьба сложилась немного иначе, она была бы из числа тех детей, чей звонкий смех исчезает за тем же рисовым полем в свете заходящего солнца. И небо, и земля подарили тогда бы ей платье с узорами журавлей и пионов. Но эта самая судьба, ведомая руками богов, чьи истинные лики люди давно забыли, распорядилась иначе с жизнью ребёнка. Смотрит на труп, как на живого человека. Но в какой-то мере так и есть. Оболочка израсходовала себя. В скором времени запах гнили усилиться настолько, что, когда уберут тело, здесь ещё будет веять присутствием смерти. Плоть там и здесь начнёт надуваться, как бумажный шарик. Лопнет и накормит почву, где будет расти тёмно-зелёная трава, а то и ликорисы. Кровь липнет к пальцам, будто отчаянно хочет найти новый дом, где будет кипеть жизнь. Она смотрит на труп, как на живого человека. И в какой-то мере так оно и есть. Остаются отголоски былой жизни. Они становятся ветром. Закатанные глаза мертвеца неожиданно приходят в движение. Он смотрит на тебя и на какое-то время твоё тело больше не принадлежит тебе. Провидение ли это? Или собственный разум пытается обмануть тебя? Порой трудно различить даже грань неведомого... ~ . . . ~ Ты видишь мир его глазами. Вытаскиваешь копьё из тела убитого воина Кагэтора, которого ныне называют Уэсуги Кэнсин. Чувствуешь тяжесть складных доспехов, боль и изнеможение по всему телу. Ты оглядываешься назад, чтобы выхватить застывшую фигуру генерала Ямамото Кансукэ, который вёл вас всех на бой во имя амбиций своего даймё. Вопреки усталости, чувствуешь, как внутри тебя вновь разжигается пламя ярости. Желание изменить свою жизнь, стать кем-то больше, чем просто воином асигару. Желание, чтобы твоё имя было увековечено в летах. Ты поворачиваешь голову и теперь сидишь возле ирори. Наблюдаешь за тем, как тлеют угли под чайником, напоминая поле битвы, за которой наблюдал издалека. Напротив тебя сидит бритоголовый мужчина. Полумрак скрывает черты его лица, хотя ты догадываешься кто это. Он рассказывает о божественности, которой некогда обладали люди. О том, как она была потеряна, когда Изанами подалась в страну Ёми из-за тяжёлой болезни. Как Изанаги не смог её принять, видя, что ни следа осталось от бывалой красоты супруги. Мужчина утверждал, что нашёл что-то, что сможет искоренить болезнь Изанами. Вернуть людям утраченную божественность. Тебя это не интересует. Мужчина понимающе кивает. Ты, однако, соглашаешься помочь ему. Ведь терять тебе больше нечего. Вновь ты поворачиваешь голову и уже лежишь на земле. Задыхаешься от кровавой мокроты. Ты согласился на худшее. Тебе и не предлагали что-то лучшее. Мужчина нависает над тобой, удерживая деревянными палочками какое-то насекомое. Уже ты, как дочь семьи Игараси, знаешь, что последует дальше. Эта судьба должна была настигнуть твоего мужа. Эта судьба, которая сделала бы его рабом ритуала Мукадэ. Маленькие, острые лапки касаются твоих щёк, подбородка, мягких губ. Насекомое пробирается тебе в рот, в глотку, но ты не можешь никак пошевелить руками, чтобы вытащить его. Чувствуешь, как оно извивается у тебя внутри, пирует твоими органами, сворачиваясь клубочком в твоём чреве... Помнишь ли ты? Как однажды дала слово ради своего мужа. Шики. ~ . . . ~ Ты открываешь глаза и видишь перед собой головку многоножки, что умиротворённо перебирает усиками на разорванной шее бродяги. Она вдруг застывает и, неожиданно, прыгает на твоё лицо, цепко ухватившись лапками за светлую кожу. Но едва ты поднимаешь руки к своему лицу, как и насекомого больше нигде не видать вместе с маленькими ранками, что должны были остаться от её хватки. Только неприятно скручивает желудок. Ⱥħⱥṁҟāɍⱥ Канаэ льнёт к сестре всем телом, зажмурив глаза. Внемлет её просьбе, мысленно воздвигая вокруг себя стену, что ограждает от правды материи, где вынуждена обитать её душа. Она поддаётся мыслям о приятной сказке с мягкими оттенками голубого, зелёного, красного и розового. Где с восхищением она смотрит на сестру, желая однажды стать такой же, как она. Шею ласкает тёплое дыхание, провоцируя лёгкую дрожь по всему телу. . . . На звуки общей суматохи вскоре пришёл первосвященник храма, Накатоми. Он ступал неспешно, едва прихрамывая. Вместе с ним пришли ещё несколько священников, которые подошли к Мисиме. В ясных глазах Накатоми можно было различить что-то вроде боли, сочувствия... но и щепотку презрения. Он внимательно смотрел на труп человека, который встретил свой бесславный конец чуть ли не у порога храма. И именно в такой священный день! Обитель осквернена. Люди перешёптываются — это место смерти, ками отвернулись от него. Накатоми сурово нахмурил брови. — Прошу, покиньте храм, — негромко сказал он. — О мужчине позаботятся, — сказал следующее, кивнув в сторону Мисимы.
  3. Yambie

    СНЕЖНОГОРСК

    ☽・𝆺𝅥𝅯・☾ ... у тебя всё будет хорошо ... Всё начиналось с красного. Эта полоса жизни заменяла собой белое и чёрное. Хорошего по чуть-чуть. Плохого с лихвой. Будто капельница, которая вместо того, чтобы поддерживать жизнь, выкачивала её, пуская в абсолютное ничто. ... может, не так, как раньше ... Человек не совершенен. Некоторые кичились своей храбростью и сильной волей, умом и привлекательной внешностью. Их не сломить. Сколько бы горестей они не переживали за короткий промежуток своего времени. Хотя он точно знал, что если надавить ещё немного, и от этого бахвальства не останется и следа. Ходячий пепел – больше печали на сердце. Извращённая радость от того, что ничего святого в этом мире нет. И так же приятно, когда разбиваются вдребезги чужие идеалы, надежды и грёзы. ... немного иначе ... Это были жестокие мысли, конечно. Из сердца словно вытащили что-то... неописуемое в своём естестве. Эфемерное. Незримое. Что делала его тем самым человеком, которого воспевали поэты романтизма. Что-то не прямо божественное, но близкое к нему. Сейчас же остался скупой механизм, который поддерживал существование оболочки, но не души. Ему было мерзко от стерильного запаха больницы, от её голых стен, унылых занавесок и людей, что окружали его. Но как только его выставили за дверь, он ощутил грусть. Невольное желание вернуться, а не идти дальше в пустоту. ... но всё будет хорошо ... Всё всегда начиналось с красного. Какая-то трагедия, которая так или иначе затрагивала его жизнь. Он посмотрел на небо, сощурив глаза. Попробовал ещё раз позвонить деду. Бесполезно. Делает шаг вперёд и жмурит глаза. И не замечает, как неспешный шаг переходит на бег. Под ногами хрустит снег, свистит ветер в ушах и щиплет глаза красное солнце. Саша спешил к тому, что, как казалось, у него ещё оставалось в этой жизни.
  4. Yambie

    Kult: Kuon

    ᛗīꞩħīᵯⱥ Истошный вопль вырывается из обкусанных до крови губ прокажённого. Он начинает остервенело водить ладонью по собственным волосами, царапает шею, а после свежий надрез, будто надеясь что-то вытащить оттуда. Спрятав любопытство за масками смятения и ужаса, кто-то внимательно наблюдал за развивающейся сценой насилия и агонии. Другие спешно бежали, чтобы спрятать её в деревянный бездонный ящик сознания. Только ради того, чтобы потом видение произошедшего преследовало их во снах. Быстрая смерть — благословение. Однажды ты проявил к ней непочтение и теперь не можешь посмотреть той смело в глаза. Однако сейчас ты делаешь то, что должен. По собственной воле или приказу извне, неважно. Замахиваешься мечом, чтобы оборвать ещё одну жизнь. Лезвие высекает глубокую тонкую линию на шее человека. На каменную плиту с опавшими листьями и ветками брызжет кровь. Но вместо того, чтобы упасть наземь, человек быстро подходит к тебе и вонзает в плечо танто. Он хрипит и смотрит на тебя пустым взглядом. Он уже мёртв, но почему-то всё ещё держится на ногах. Но вот в следующей момент он отступает на шаг. Просовывает пальцы в рану на шее, чтобы раскрыть её шире. Хруст. Весь мир в этот миг будто затих ради этого звука. Человек падает на колени. Его голова висит на спине, удерживаемая кровавыми тканями мышц и бледной кожей. В последний момент ты видишь, как от тела юрко сбегает многоножка. ᛗⱥҟꝋ — Госпожа Накаяма! — рядом с Шики раздаётся ещё один женский голос, обеспокоенный по тону. У неё незамысловатая причёска, кимоно со скромными узорами. Кажется, она чуть старше Мако. Эйко. Да, её зовут Эйко. Ей поручили служить старшей дочери семьи Накаяма. Подбирать ей платья и украшения. Расчёсывать её волосы. Наносить косметику. Чувствовать её такт. Быть её тенью. Б ы т ь м о и м з е р к а л о м Взгляд мимолётно цепляется за ещё одну миниатюрную фигурку рядом с красной лентой в волосах. От увиденной сцены Канаэ одной рукой ухватилась за живот, а другой прикрыла рот с носом, зажмурив глаза. Ей стало дурно. — Ваша рука, госпожа Накаяма, — Эйко аккуратно подхватывает тебя за ладонь, едва касаясь пальцами широкого рукава кимоно. Рука всё ещё ноет от чужой хватки. Вместе с тем чувствуешь, как к тебе на шаг ближе приближается что-то неотвратимое. — Он вас поранил? Позвать лекаря? . . .
  5. Yambie

    Kult: Kuon

    Храм возвышается над городом, на шаг выше к небесам — Вечной земле Токоё, где человек после своей смерти получал звание ками. Обитатели храма преклонялись перед самураями, но стояли выше крестьян. Они старались не смотреть на них с высокомерием по праву своего статуса или умело скрывали оное, довольствуясь благами религиозной жизни. Человек, посвятивший остаток своего бытия духовности, видел материю, что укрепляла собой землю. Он внимал их словам, делился своей мудростью, обещал, что после смерти больше не будет той невыносимой боли, которая изо дня в день терзает тело и душу. Сердцебиение учащается, пока поднимаешься по лестнице. Дышать становится тяжело и в какой-то момент невольно из губ вырывается уставший вздох. Лестница похожа на жизненный путь. Путь по ней не лёгкий. В какой-то момент можно отступиться. Но какого результата в итоге ожидают те, кто находился там — за плотной тканью тёмного неба? И убийцам воздвигают чин святых. Как кажется на первый взгляд — ничего необычного. Вы следуете наитию. Может, подходите к алтарю, бросаете несколько монет в ящик для подношений, звоните в колокол и молитесь, предварительно похлопав в ладоши, а затем сложив их в молитвенном жесте. Может, вы просто осматриваетесь. Не ищите кого-то конкретного. Или наоборот — знак, провидение. Послание от самих духов умерших, преисполненных знаниями веков. В конечном итоге, среди снующих туда и сюда людей, вы встречаете друг друга. В сознании всплывают образы прошлого. Чувство азарта, стыд, сожаление или маленькое удивление, что умирает под гнётом равнодушия. Вы чужие друг другу люди и, скорее всего, останетесь таковыми. Но именно в этот момент сильнее сжимается невидимая нить на ваших щиколотках, указывая на то, что вы причастны к чему-то большему. Но это ещё не всё. 𝆺𝅥𝅯 Ваш взгляд цепляется за белое пятно, что прячется под листвой плачущей ивы. Резко выбивается из общей картины, но похоже никто на неё не обращает внимания, кроме вас. Вы быстро различаете женскую фигуру, подол кимоно которой словно сливается с тёмной землёй, создавая в голове образ зловещего юрэй. Она стоит к вам боком, глядя куда-то вдаль. В какой-то момент её серые глаза устремляются к вам, а карминовые губы трогает лёгкая, чуть надменная улыбка. Мягким, неторопливым движением руки она указывает вам туда, куда смотрит. Вы видите замок Такато. Видите, как над ним сгущается красная воронка. Вы не уверены, но из неё словно что-то тянется к величавому зданию, что-то напоминающее корни дерева. Они хватают замок за крышу, пробираются в окна и в вашем сознании эхом раздаются крики людей, мужчин и женщин. Воронка становится всё больше, кажется, что замок вот-вот рухнет, а затем корни доберутся до самого города. Трескаются кости, плоть превращается в неразличимое месиво, а во рту едва различимый, неприятный вкус сырого мяса. — Я знаю кто ты! Знаю кто ты! Тупая боль пронзает руку Мако, уже совсем рядом раздались крики и испуганные вздохи людей, возвращая сознание к яви. Тот, кто осмелился грубо прикоснуться к старшей дочери семьи Накаяма, едва походил на человека. Его кожа неестественно бледна. Оголённое левое плечо, шея, правая часть лица расцарапаны в кровь. И из свежих ран торчат какие-то маленькие, чёрные щепки. Кожа будто изношенная одежда. Вот-вот спадёт, оставив на виду кровавую, но хрупкую оболочку. От него разит запахом трупного гниения, он смотрит на Мако безумным взглядом, наполненным отчаянием и страхом. Замахивается над девушкой коротким клинком. — Тварь из преисподней! — взывает он. — Да съедят тебя огни Эммы*! . . .
  6. Yambie

    Kult: Kuon

    Жизнь всегда неотъемлемо связана со смертью, но в нынешнее время они будто заключили тесный брачный союз под надзором Юэлао. Они должны были представлять собой единство, гармонию нескончаемого потока, где каждый день вершится чья-то судьба — будь самого даймё или крестьянина, отдающего предпочтение простоте дней тяжёлого труда аристократичному изыску. Они должны были застать новый период эпохи Хэйан, век спокойствия и мира, где уже почти не ощущалась огромная пропасть между сословиями. Где час самой смерти это праздник Обон. Где собственная душа плывёт вниз по реке в виде бумажного фонарика. И пусть, может, сами небеса надеялись на то, что это будет счастливый союз — жизнь медленно чахла от тлетворных амбиций смерти. Где-то в глубине души вам казалось, что вы будто стоите на краю пропасти, пока остальные радовались празднику. Внимали песням и наблюдали за ритуальным танцем, который совершался в честь почтения тем людям, что некогда работали в ныне заброшенной шахте. Было в этом что-то противоречивое. Как не дань уважения, а попытка утихомирить мнимое проклятье, чтобы оно не коснулось то живое, что пока ещё оставалось в городе Ина. В определённый момент вы очень близко застали естество смерти, её смутный образ серых чернил на чистом пергаменте. Если, конечно, не жили с ней рука об руку с момента рождения. Вы могли не разделять тех чувств, что испытывала сейчас добрая половина жителей Ина. Обманывая самих себя, что где-то там не убивают чьих-то сыновей, отцов, внуков во имя даймё. Не насилуют женщин и детей, не обворовывают трупов, не подвергают истязаниям кого-то невинного. И всё же вы решили покинуть свою обитель в этот вечер. И если не воздать почтение своим предкам, то хотя бы помолиться за дорогих вам близких людей, если не за самих себя. К вашим щиколоткам привязали невидимую красную нить. Каждый раз она сокращалась, когда близился час вашей встречи друг с другом. . . .
  7. Yambie

    Kult: Kuon

    Наше драгоценное дитя, что крепко спит под корнями тутового дерева. Терпеливо мы ждём того дня, когда ты протянешь руки к солнцу, затмив его своим величием. Ты точно знал, как тогда следовало поступить. Когда кровь покидала твои жили и мир вокруг стал казаться ещё более блеклым. Боги пророчили тебе судьбу воина. Ты не должен был бояться смерти, не должен был подпускать к своей душе и тень сомнения. Ты точно знал, как поступить будет правильно, принять неизбежность и умереть с честью. Но вдруг... тебя одолел страх. Ты запятнал свою душу, дорога к Вечной Земле для тебя закрыта. Боги взирают на тебя с немым упрёком. И теперь? Неужели ты надеешься найти искупление за ошибку, что совершил летами назад? . . . Ты не готова была отпускать. Надежда ли это или слепая верность, традиции целой нации, впитывающиеся с молоком матери. Однако жизнь на какой-то миг обрела новый смысл. В чертогах искалеченного сознания, ты, кажется, наконец-то увидела весну. Таких, как ты, называли «эта». Буракумин. Ты была из числа людей, чьё ремесло неотъемлемо связано с плотью и кровью. Презренны они тем, кто почитают Будду. Твоя семья находилась вне пирамиды четырёх сословий. Семья твоего мужа согласилась на церемонию бракосочетания от отчаяния. И, скорее всего, он не питал к тебе те же чувства, что и ты к нему. И всё же ты не смогла его отпустить. . . . Когда-то к таким, как ты, относились с почтением. Вы были избранницами богов, их любимыми дочерьми. Сердцами принадлежали им, а разумом внимали то сакральное, что пробивалось в пасмурные дни тонкими лучами солнца. Но люди стали меньше верить и возложили на алтарь окровавленное золото с гниющим черепом. Их мир лишился того духовного, божественного, что некогда заложил в них Изанаги вместе со своей любимой супругой. Ты стала подобно кукле. Твоё тело осквернено. Твои чувства отодвинуты на задний план, уступив потаканию материи. Ты бесцельно скиталась по этой земле, тотчас — тебя как будто не существовало. . . . Нет ничего прочнее семейных уз, но в твоём случае шершавая на ощупь верёвка из высушенных трав и рисовой соломы превратилась в лезвие нодати. Мало бы кто понял ту любовь, что горела в твоём сердце одинокой свечой. Даже объект твоего воздыхания начала задыхаться от того напора, который в твоих глазах являлся благодетелю. Нет. Конечно это была благодетель. Ты желал ей добра. Ты считал, что никто не сможет сделать её счастливой. Ты думал, что она всегда будет рядом с тобой. Но потом она вдруг исчезла, как исчезает снег с приходом весны. Остаётся звук её имени, что уносит последнее дуновение холодного ветра. Ты вершишь благодетель, так ты думаешь. Ведь чувства, что ты испытываешь — самые искренние. Наше драгоценное дитя, что крепко спит под корнями тутового дерева. Твоё спасение — стать единым с ним. 𝆺𝅥𝅯
  8. Неожиданно в стиме вышел The Thaumaturge. Уже есть ролики с прохождением, а средняя оценка на Metacritic — 75 баллов из 100.
  9. Не всё, но добрую половину уже можно потестить в демке. Прикольное сочетание с 16bit музыкой и интерфейсом, Индике компанию составляет однорукий паренёк по имени Илья, с которым можно решать определённые головоломки (а оных, как пока показали, завезли прилично вместе с возможностью изучать окружение в поисках тех же предметов). В демке, однако, проседает фпс и не сразу подгружаются текстуры, а моменты погони не сказать, что выглядят гладко. Возможно, ещё отшлифуют.
  10. Можно, пожалуйста, открепить запись и игру по VtM: Lost Highway. Игра уже давно завершилась, чтобы место не занимала в закрепе. Темы Снежногорска можно тоже откреплять. @Nevrar @julia37
  11. Yambie

    Kult: Kuon (Запись/Обсуждение)

    Период этой истории назвали эпохой воюющих провинций. Он знаменовался упадком власти самурайского рода Асикага, который в отчаянных попытках удержать контроль над страной спровоцировал гражданскую войну в Киото, что продлилась около десяти лет. Окрашенная в кровавый цвет вода несла за собой по рекам Японии весть раздора и увядающего покоя, который теперь могли встретить только в загробной жизни. То было время нескончаемой осени. Смерть была так близка, она едва касалась кожи ледяными пальцами, звала к себе забытой в миг рождения колыбелью. Однако едва удавалось отыскать её силуэт за сенью жёлтых листьев, как она исчезала подобно приятному мороку. Она благоволила тем живым, которые шли навстречу своим амбициям. Кто не боялся ступать по той самой кровавой реке, неся на своих плечах тяжёлую мантию бесчисленных прегрешений из самого мягкого на ощупь шёлка. 𝆺𝅥𝅯 Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда Судзу вернулась домой. В чахнущем свете заката окружение с его тёплыми оттенками оранжевого, розового и красного представлялось затянувшимся сном. Высокие холмы вдали напоминали силуэты беспокойных волн, как на одной картине, которую пытался продать отцу не особо презентабельного вида торгаш. По всей видимости упустивший всякую удачу в погоне за денежным благополучием. В последнее время знакомые её семьи начали задавать слишком много вопросов насчёт отца и матери. Подмечали неопрятно уложенные волосы и что девочка носит изношенную юкату с заплатками, отчего щёки начинали гореть от стыда. Вопреки тому, что отец носил звание самурая, привилегиями им подобным он не обладал. Люди даймё обещали, что семья Асано сможет подняться в статусе в случае удачной кампании против войск верного сёгуну человека по имени Кенсин. Мать с детьми молились богам, чтобы мужчина просто вернулся домой в целостности и сохранности. Они, конечно, откликнулись. Но, может, это были вовсе не боги. Родной дом встречает её кромешной тьмой, сыростью и едва уловимым запахом разложения. Опустив голову, Судзу прижала к своей груди плетёную корзинку, в которой что-то беспредельно начало копошится, издавая глухие хрипы, похожие на урчание кошки. Девочка зажмурила глаза и, поджав губы, тихо взвыла, не решаясь покинуть свет заката, в котором сейчас находилась. Но короткий миг чувства мнимой безопасности разбивается неразборчивым голосом не то матери, не то отца. Кошка сильнее закопошилась в корзинке в попытке разодрать её когтями и зубами. Судзу затаила дыхание, прикрыв за собой входную дверь. В доме Асано воцарилась тишина. Приглушённые крики и грохот ломающейся утвари был воспринят как что-то должное миром извне. Запись продлится до конца февраля. Старт по готовности игроков и мастера. Отмеченные Оккультист Карьерист Мститель Ронин
  12. Yambie

    СНЕЖНОГОРСК

    Та самая изнанка мира, которую держат за семью печатями трёх W и, кажется, будто там только существует. Не поля, но самое дно океана. Холодное, безжизненное, всеми забытое, где бросают измученных людей, что ступили на кривую дорожку. Почва, наверно, там настолько недружелюбная, что не впитывает в себя усыхающее мясо с костями умерших. Отрадой они служат насекомым, гротескным образам пауков с неестественно длинными лапами и многоножкам в несколько сотен метров, которые используют тела в качестве пищи и кладки будущего потомства. Те же подвальные помещения, как визуализация нездоровой фантазии какого-нибудь художника авангардна. Серые стены полутёмной комнаты или стерильно белые плитки с запахом хлорки давят на разум. Ломают его, когда перед глазами проскакивает тёмное красное пятно. Конечно, глядя на это всё хочется уйти в отрицание. Закрыться самому в своей обители, как делают это соседи. Представить, что ничего плохого нет – мир очень маленький, он не простирается дальше какой-нибудь комнатушки с видом на иконы жутких многоэтажек. Желудок неприятно скручивает и Саша, наконец, решает остановиться. Чужие образы, чёрные буквы на светлом фоне, выстраивающиеся в тревожные в своей сути фразы и память, которая ещё не успела перевоплотиться в пепел – на какое-то время всё это уходит прочь. Впрочем, ненадолго. Едва Саша останется один, его день закончится, когда голова упадёт на мягкую подушку, и мысли схлынут из своей дрёмы сокрушительным ураганом. Стало страшно от того, как он это всё будет переживать. Мысли, эмоции... Ещё совсем свежая рана на сердце. – Егор? – он уходит прочь от компьютера, ищет подельника. – Нашёл что-то?
  13. Yambie

    СНЕЖНОГОРСК

    Разве это не волнительно? Заглянуть в чужую жизнь, которая никогда не пересечётся с твоей. И это всегда, почти всегда что-то плохое, что во всей своей красе раскрывается за синим занавесом экрана гудящего компьютера. Страхи, пороки, грязные секреты человеческой души нараспашку. От неё разит гнилью, из огромной жуткой раны от ключиц до живота сочится отвратительная чёрная жижа и на последнем издыхании бьётся такого же цвета сердце. Оды своей муки оно посвящает белоснежной невинности, которая давным-давно покинула её. Чужая жизнь подобна сериалу с посредственным сюжетом, который, тем не менее, завлекает собой. Взывает странный интерес, которому трудно противиться. Ты будто мотылёк, что летишь к светочу комнатной лампы. Не задумываешься о последствиях. Не задумываешься, как они отразятся на твоей жизни, если она ещё будет продолжаться, будет тянуться грубой верёвкой в белое ничто. Что за гниль они оставят в твоей душе, сердце, чувстве достоинства, если оно ещё в тебе хоть какое-то оставалось. Глупости. Он ведь не был хорошим человеком. Он не звал её, когда мог. Не остановил, когда думал, что стоило. Когда всё прекрасно видел, о чём-то подозревал и несмело собственный голос в сознании просил что-нибудь сделать. И вот теперь он здесь. Видит не совсем её. Память о ней. Эхо, которое, возможно, однажды поглотит сетевое ничто. Видит то, что не должен. Читает то, что не должен и попутно проносятся воспоминания их разговоров, их времяпровождения. Глупого. Детского. Но так и есть. Разве они ещё не дети, разве не хотят верить во что-то светлое? Чтобы миг беззаботного бытия никогда не заканчивался. Чтобы не было печалей, чтобы миновала их чужая злоба. Но вот он видит её совсем другую. Не уверен, нет, не хочет верить, что это она. Доводит себя до предела. Она ненавидит его, ненавидит себя. Ненавидит этот мир. Давит на жалость. Унижается. Не думает о последствиях. Не думает больше о своей жизни. Может, будет лучше без неё – никто ведь не придаст значение её кончине на самом деле. А если да? Быстро забудут. Может, будет лучше без неё – она так мала. Она тонет в этом городе, в этом мире. Может, будет лучше без неё – никого больше у неё нет. Никого по-настоящему значимого. Почему ты не сказала? Почему? Ты не доверяла мне, как я тебе? . . . Может, ты никогда мне не доверяла. Внутри что-то трескается. Хотя казалось бы. Чему? Что-то ещё остаётся. Прикусывает нижнюю губу почти до крови. Старается выровнять дыхание, листает чат дальше, пока не прозвучит грохот воображаемого гештальта. Саша закрывает лицо ладонями. Громко вздыхает. Мысленно приводит себя в порядок, собирая из потухших осколков мозаику душевного равновесия. Он ещё молод. Кто-то уверен, что впереди у него вся жизнь, но на плечи уже ложится какой-то тяжёлый груз и будущее кажется ещё более туманным. Убрав ладони, Саша возвращает светло-карий взгляд к экрану монитора. Вот он открывает браузер. Вот он смотрит историю поиска. Сцилла и Харибда. Всепоглощающая морская пучина, в которой тонет... Виктор? Или, может, Саша. На миг застывает, нахмурив брови, глядя на иконку маркетплейса. Несколько кликов. Нет. Он решает идти до конца.
  14. Yambie

    СНЕЖНОГОРСК

    ⸻⸻⸻⸻ ☽・𝆺𝅥𝅯・☾ ⸻⸻⸻⸻ Он возвышается над толпой в жёлтом свете софитов. Будто осовремененный Давид итальянского скульптора, рождённый в свете La Haute Renaissance в образе неподвижной статуи из мрамора, но в которую впоследствии вдохнули огонь жизни. Он смотрит на мир едва хмурым взглядом, он ничем не отличается от остальных, утопая в серой мгле города, а тотчас – он не похож на других. Его окружают стальные волны электро-аккомпанемента, его плеча едва касается тонкое плечо синеволосой девушки, чьё присутствие уже само по себе феерия. Он болезненное доказательство того, как быстро проходит детство, как жестоки заявления, что необходимо взрослеть, пряча любимые сказки и игрушки под слоем удушливой пыли. Он доказательство того, как хрупка дружба – рано или поздно Саша всё равно потерял бы её. В чертогах сознания, где прятался страх, он видел, как она уезжает на машине со своим новоявленным парнем в сторону Столицы. Как первое время от неё приходят весточки. Всё хорошо. Всё прекрасно. У нас свой дом. И будет своя семья. У них родятся три дочки Вера, Надежда и Любовь А затем она просто исчезает из этого мира, словно её никогда не существовало. Он стоит на сцене. Его мраморную фигуру освещает жёлтый свет софитов. Саша стоит напротив и в сердце зияет пустота. Он протягивает к нему руку, чтобы потушить о лоб горящий окурок. Наверно, это была ревность. Голова гудела от раннего пробуждения. В такие моменты окружающий мир острее ощущался чем-то нереальным. Так ещё бывает, когда слишком углубляешься в водоворот собственных мыслей и грёз, когда рвётся одна ниточка связующей реальности. Словно в этот миг даётся некий выбор, где теперь впредь жить пограничному естеству. В знакомом мире материи или в том, который сложно описать как что-то духовное, божественное в своей сути. Выбор, конечно, всегда делался в пользу первого. Забавно, что он уже успел забыть каким оживлённым местом бывает ДК в ночное время суток. Музыка оживала чуть ли не в буквальном смысле этого слова и агрессивно тарабанила по стенам. Она заглушала крики и смех, истерию, за которой трудно различить счастье или печаль. Саша готов был поклясться, что где-то в дальнем углу происходила драка – чьи-то окровавленные кулаки украшали чужое лицо парочкой новых синяков. Они напоминали космос, яркие картинки на страницах ещё целёхонькой энциклопедии – настолько она скучна, что представители разного поколения берут её в руки лишь раз в жизни – и в этом есть своя ирония. Может, и эта вселенная рождалась в каких-то нестерпимых муках. Саша посмотрел на серое небо, сощурив глаза. На голую стену, которую едва собой закрывали кусты рябины. Он представил, как через несколько часов взойдёт солнце, осветит собой эту самую стену и на ней заиграют тени – от ветвей деревьев, рябины, его собственная. Уголок губ невольно дёрнулся в полуулыбке, пальцами Саша сделал жест «козы» и тут же отдёрнул себя от того, чтобы вытянуть руку вперёд. Красные от холода щёки начали гореть ещё от стыда. Разум посеяло сомнение – происходило ли когда-то давно нечто похожее? Когда он только познакомился с ней и такие глупые мелочи были наполнены куда большим смыслом. Спрятав руки по карманам куртки, Саша молча следовал за Егором. С глухим звуком он вогнал лом острым краем между дверной рамой и тем местом, где находится замок. Налегая на лом, Егор с неожиданной силой стал банально выламывать дверь до тех пор, пока та не издала жалостный металлический звук сломанного замка. – Добро пожаловать! Саша вскинул бровь, наблюдая за работой Егора. Его жизнь-то пошла куда насыщенней. Пусть обществом это порицалось, когда можно собраться дружной компанией без страха получить по голове этим самым ломом. – Премного благодарен, – хмыкнул Саша, горделиво зайдя в квартиру. – Возьму на заметку, если не найду профессию респектабельнее взломщика. Где-то на перепутье трёх комнат он остановился. Если жилую относительно можно назвать воплощением того творческого беспорядка, когда стимуляторами вдохновения преимущественно уже служит всякая химия, то вот вторая походила на какой-то гроб. Взгляд чуть дольше задержался на миске. Может, тут держали кошку или маленькую собаку? Или Виктор просто был неряшливым идиотом, сгребающим ненужный хлам. – Вторая комната, наверно, принадлежала его деду, – поделился догадкой с Егором. – Слышал, что он после рехаба должен был жить с ним, – Саша наклонился чуть в бок, вновь заглядывая в первую комнату. – Берёшь на себя вторую, а я Виктора? Видел монитор, может и компьютер будет.
  15. Yambie

    СНЕЖНОГОРСК

    Примерно так он представлял себе смерть. Границу, когда душа отделяется от тела, когда на белый снег брызгает кровь, когда кости дробятся о грубый асфальт, а цельная оболочка превращаешься в органический мусор, из которого вывались органы. Очень они теперь похожи на те, что продают в мясных лавках, сырые и безвкусные, которыми подкармливают бродячих собак с кошками. Кровь впитывается в асфальт, кожа пытается стать частью величавого бетона, в недружелюбных стенах которого прячутся маленькие люди, незаметные миру вне Снежногорска. В последний миг сознание испытывает что-то хорошее – приятный и тёплый жёлтый свет, почти лучи солнца, что щекочут щёки, горячий чай, что-то сладкое в общей тарелке, а за окном романтичная метель. Уютно. Так уютно, что аж тошно. Боль в голове распускается красным цветком. Белые жилки молнией растут вдоль позвоночника, неся с собой ещё и усталость. Смирение. На инстинктивном уровне хочется найти какое-нибудь тёплое место и там впасть в спячку, пока не пройдёт зима. Ветер уныло завывает, но, может, это не ветер вовсе? Предсмертные стоны или крики самого города? Может, иллюзия жизни? И надписи на стенах, которые в итоге закрашивают белыми квадратами, не лгут, что где-то там другая жизнь. Где-то там другой он. ⸻⸻⸻⸻⸻ ☽・𝆺𝅥𝅯・☾ ⸻⸻⸻⸻⸻ Они не были ему друзьями. Он не считал их таковыми, вложив в это понятие что-то очень далёкое и необъятное. Непостижимое. Даже когда возвышенность чувств достигает своего пика, теряя в итоге свою первоначальную ценность. Воспоминания детства или мимолётные встречи – нитки слишком тонкие, их способен порвать даже порыв слабого ветра. Но в какой-то момент каждая окрасилась синим цветом, подарив стойкость сравни корням дуба. Заставила не забыть что-то важное. Но что? Белая стена, как чистый холст. Нужно взять где-нибудь краску: жёлтую, зелёную, синюю, красную. Проволока из одуванчиков, гитарист с петлёй на шее, половину его лица закрывает кровавое пятно. Взять белую краску, закрасить эту картину. Взять жёлтую, зелёную, синюю, красную. Затем опять белую и так до бесконечности. Всё, что не понравилось можно закрасить грёбаным белым цветом. Почему от собственной жизни ощущения почти такие же, как от этой стенки? – Дебил, – Саша зло сузил брови. Губы скривились, шрам придал им чем-то зловещий оскал. В этот момент он мог сойти за почти точную копию своего тирана отца. – О чём ты думал? Из кармана куртки Саша вынул телефон с платком. Он сначала проверил телефон на наличие пропущенных сообщений, а затем протянул платок Михе. Белый, но не такой белый как снег. Чистый, мягкий и холодный на ощупь. – Держи, – говорит Саша следующее. – Хотя по-хорошему надо к врачу.
×
×
  • Создать...