Felecia

Неясно, какое сейчас было время суток. Лжеагент ёрзал в неудобном, жёстком кресле из крепкого, необтёсанного дерева; его изгвазданная в крови одежда с каждым движением цеплялась за щербатые занозы. Буквально прикованный стальными, покрытыми чем-то багряным кандалами к привинченному металлическими колодками к полу стулу, Дуглас чертыхнулся сквозь зубы, подслеповато щурясь навстречу бьющему в его глаза слепящему свету. Голые кирпичные стены красовались образчиками всевозможного огнестрельного оружия – разнообразию которого можно было бы позавидовать даже бывалому коллекционеру. Во многом потому что солидная часть присутствующего арсенала была абсолютно и всецело нелегальна – автоматическое оружие, винтовки с целым каскадом модификаций, сконструированные, судя по виду, почти вручную пули. Кое-где, в дальней стороне подпольного помещения, можно было заметить вооружение ещё с войны – определённо прежде использованное, на некотором даже по сей день были видны подтёки грязи – словно кто-то, как подобрал вооружение из разрытого окопа, так ни разу и не решился его отчистить. Винтовки, револьверы, дробовики… Для обычного мафиози подобная коллекция была несколько нетипична. Но когда Дуглас, сплюнув кровью и уставившись ненавидящим взглядом в невозмутимые, стеклянные глаза своего захватчика, Мальком почувствовал, как гнев в его глотке с силой волны врезался о несокрушимую плотину из плотного, упругого кома. Он силился сглотнуть – но всё никак не выходило. Эта кукла – этот манекен – не показал и доли разочарования от его слов. Неясно, пробудили ли его слова хоть какие-либо эмоции – всем, что увидел названный агент, была спокойная, лёгкая улыбка, и взгляд. Этот взгляд. – Выдержишь всё? – вкрадчиво повторил за ним светловолосый мужчина, медленно обернувшись через плечо и, подхватив что-то со стола с инструментами, приближаясь к агенту, с вызовом скривившегося и попытавшегося вновь дёрнуться. – Это славно. В моих намерениях не было тебя убивать сразу же. А выдержка же... Тем больше мне удастся протестировать. Любопытство – порок, разумеется… Но ничего не могу поделать. Твой взгляд, – блондин с участливой улыбкой сложил небольшой кожаный чехол в руках на металлический, покрытый засохшей кровью поднос, раскрывая его ладонью. Ржавые, кривые иглы – острые, покрытые чем-то чёрным. – Он интересен. Этот пылающий фанатизм… если бы была возможность извлечь твои глаза, сохранив этот взгляд, я бы сделал это сразу же. Но имеем то, что имеем. Начнём с классики. После можем перейти к вшитым под кожу насекомым – я заблаговременно собрал парочку моих сожителей. Он кивнул на прозрачную стеклянную банку, прежде неприметно устроившуюся на краешке одного из столов. Бросив беглый взгляд, Мальком невольно передёрнулся. Целая банка, почти до половины заполненная извивающимися, отчаянно шевелящимися внутри сколопендрами. Поймав его взгляд, захватчик сочувственно улыбнулся. – Не впечатляюще, понимаю. Но не опасайся – это не конец. Когда я изолирую надрезы – нить с иголкой, всё как полагается – мы приступим к более вовлекающей части. Через эти зажимы – он кивнул на металлическую конструкцию, напоминавшую импровизированный капкан – я зафиксирую твою ротовую полость, и мы избавимся от твоих зубов. Они тебе более не понадобятся – я буду кормить тебя более жидкой пищей. Мясная похлёбка тебя устроит? Улыбающийся блондин опустил взгляд на ноги Малькома. Его ноги... похлёбка… мясо. Картинка… Светловолосый, продолжавший улыбаться своей неестественной, нечеловеческой улыбкой, не глядя потянулся к иголкам. …начинала складываться.

Была пауза – тягучая и пряная, словно патока, пахшая ещё не пролитой кровью и тайнами, покоившимися под семью железными цепями сброшенного на морское дно сундука. Древесина прогнила, железо изъело ржавчиной; требовалось лишь усилие для того, чтобы раскрыть этот истлевший ящик Пандоры. Никогда не имело значения то, насколько крепко он был заперт: было важно лишь то, осмелятся ли его открыть. Даже извивающиеся в бороде мужчины черви ошеломлённо оцепенели от вкрадчивого вопроса улыбающегося светловолосого мафиози. «Агент» Дуглас побледнел, выпучив серые рыбьи глаза, пылавшее на дне зрачков коих пламя словно сковало льдом; он посинел, раскрыв было рот, дабы сказать что-то – что это не имело значения, что глаза этого преступника его подводили, что-либо ещё; и наконец он покраснел, побагровел точно кровавый рассвет, окрасивший трупный залив Бостонского причала в карминовых мазках своей кистью из ресниц мертвецов. Крепкая ладонь со взбухшими на тыльной стороне венами и короткими пальцами, придерживавшая что-то под полами плаща Дугласа, дёрнулась, обнажив блеснувший приклад дробовика. Сопровождающие не стали дожидаться реакции своего предводителя. Периферией зрения Йохан видел, как один из его людей рухнул на залитую гнилой кровью брусчатку, как марионетка с подрезанными нитями; Козимо дёрнулся, зашипев от боли, когда одна из пуль прошила предплечье, окрасив прежде белоснежную рубашку. Выставив руку вперёд и дрогнувшим автоматом выстрелив по открывшим огонь «агентам», мужчина вместе со своим напарником перемахнули через ящики с оружием, скрывшись за импровизированным укрытием. Джованни не успел увидеть, как один из нападавших ничком рухнул с новеньким отверстием во лбу; однако он успех выстрелить по Дугласу, выхватившему и наставившему на него дуло дробовика. Когда хочешь убить – всегда целься в голову. Когда хочешь кого-то живым… подумай, стоит ли наставлять на него оружие? Дуло наставленного уже на него дробовика было достаточно аргументом для последнего вопроса; однако любопытство продолжало пировать на его костях. «Кто эти люди?» – размышлял Йохан, с будничной улыбкой выстрелив в ладонь заоравшего от боли Малькома, выпучившего глаза и рухнувшего на колени. Дробовик с безжизненным грохотом упал рядом с ним, залитый кровью из искалеченной руки, пока Джованни тенью скользнул за грузовик, плавными шагами приближаясь к кабине. Его люди обменивались выстрелами с открывшими огонь из-за своего серого форда, пока их предводитель с томми-ганом наперевес оценивал позицию нападавших. Не ФБРовцы те, уж точно. Судя по реакции. Он выпрыгнул из-за кабины, схватив автомат обеими руками. Град пуль со свистом прорезал воздух, пробивая обшивку форда и тела заоравших «агентов». Оружие конвульсивно билось в руках, словно умирающий эпилептик, но совладать с отдачей спокойно улыбающийся Джованни сумел без проблем; лишь когда всё затихло, тот опустил дымящийся ствол и со свистом вдохнул затхлый, пропахший тошнотворной гнилью воздух доков. Лишь тихая брань его людей обрывала эту удивительную тишину; он понимал, что так казалось лишь из-за предшествующего ей грохота оружий, но мужчина не мог не чувствовать растекающегося по телу блаженного покоя. Но расслабляться рано. – Яков отправился глотать пыль, – с невыносимым итальянским акцентом буркнул побледневший Козимо, прижимая ладонь к окровавленному предплечью и сплюнув точнёхонько на потерявшего сознание агента. Грудь последнего тяжело вздымалась; от ранения в руку отдать концы он не должен. – Что делать с трупами и этим, Йохан? Ствол томми-гана легко скрылся под полами серого плаща. Лёгким шагом выскользнув из-за кузова грузовика, Джованни бросил задумчивый взгляд на покрытый ржавчиной и пулевыми отверстиями форд. Насорили они, несомненно, изрядно. Козимо пришлось расстаться с пряжкой ремня, который после некоторых манипуляций послужил жгутом для ранения. До поры-до времени сойдет. – Этого свяжите и заткните, чтобы не шумел, – бросил наконец Йохан, обернувшись через плечо и зашагав к машине «псов государства», – я пока избавлюсь от слишком уж впечатляющих следов. «Слишком впечатляющих» всегда подразумевало «пулевых отверстий от очереди». Очереди из автомата, который считался в Штатах самую малость нелегальным – именно посему работа Йохана и была столь востребована, коей она являлась. Легко швырнув за шкирку бездыханные тела, плоть которых ещё до смерти подточили черви и время, на заднее сидение их бывшего транспорта, которому предстояло отправиться с ними в их последнюю поездку, Йохан открыл дверцу водителя. Не поведя и бровью при виде червей и сколопендр, копошившихся как под дырявой обивкой, так и на приборной панели и даже руле, мужчина сощурился и наклонился, схватившись за кончик выглядывающего из-под сидения кожаного ремня – который оказался тяжелее обычного. Во многом из-за того, что на нём, аккуратно закреплённые ремешками, покоились три гладких колышка. Мальком не был похож на человека, которого притягивал отдых за городом на свежем воздухе. Да и палатки в этой машине не наблюдалось. Хрипло заурчал двигатель – и автомобиль, крякнув, медленно покатился по докам, благоразумно огибая жилые дома и скрываясь за возвышающимися зданиями портовых складов. Йохан легко шагнул на скрипнувшие под ногами доски за мгновение до того, как форд с жалобным плеском обрушился в пучину морскую, в гости к тем глупым ублюдкам, что решили, будто предательство Семьи было хорошей затеей. Лишь стайка поднявшихся пузырьков была прощальным реквиемом по этим «агентам», имена которых он не удосужился узнать, и его собственному человеку. Память последнего они почтут потом добрым виски. Когда Йохан, задумчиво поигрывая сжатым в ладони поясом с колышками, вернулся, Козимо на пару со Смитом погрузили оставшиеся ящики вместе с агентом Дугласом – причём последнего швырнули туда с куда меньшим пиететом. Настолько меньшим, что тот очнулся, аккурат когда светловолосый Джованни с почти участливой улыбкой склонился над его небритой рожей. – М-м-м-мф! Фх-ммх-м! – со достойной уважения экспрессивностью замычал мужчина, тщетно извиваясь в путах и тут же кривясь от боли. – Всегда они говорят одно и то же, – тихонько, почти разочарованно вздохнул Джованни, не впечатлившись. Дуглас злобно сощурился – как если бы говоря: «посмотрим, как ты сам с кляпом во рту ораторским искусством сверкнёшь». Йохан, впрочем, и без кляпа им не сверкал. Быть может, именно посему вместо дальнейшего диалога он просто и безыскусно придавил дёрнувшемуся «агенту» сонную артерию, пока тот не перестал дёргаться и не промычал что-то на прощание, закатив глаза. Спрыгнув из кузова, Джованни со вздохом расправил плечи и окинул представшее пред ним зрелище беглым взглядом. Пролитая ими и от их рук кровь сплеталась с гнилой, тёмной жижей на брусчатке, однако она была заметна донельзя – оттенком, насыщенностью, даже запахом. Они избавились от тел и автомобиля, но следы пока остались. Впрочем; их работа заключалась в ином. Йохан вздохнул. – Смит, найди телефонный автомат и вызови чистильщика из наших, – кратко бросил Джованни, кивнув в сторону своего человека и, засунув ладонь в один из внутренних карманов плаща, извлёк на свет свой «кольт». За вызов с него вполне вероятно ещё взыщут; но лучше так, чем оставить всё как есть. – Автомат оставь тут; возьми это, на случай если дружки этих ребят просто поджидают момент на выезде. На рожон не лезь и особо не выеживайся – тебе нужно лишь позвонить. В случае чего уходи переулками. – Я могу, – хрипло буркнул Козимо, прислонившись спиной на кузов и поморщившись. Йохан лишь изогнул бровь. – Можешь истечь кровью и привлечь ненужное внимание? Несомненно. На этом вопросы закончились. Уже позже, когда люди клиента выгружали на пришвартованный катер ящики с вооружением на Коммерческой пристани, Джованни, скрестив руки на груди и наблюдая за ничуть не обеспокоенными связанным человеком клиентом, со свистом вдохнул и смежил веки. Интересно будет послушать, о чём начнёт щебетать этот скверно замаскировавшийся под пса койот, чьи подельники щеголяли с нелегальным вооружением. И что он поведает при виде пояса с колышками. Столь любопытно; столь очень, очень любопытно…

– О, но я так не думаю, «агент» Дуглас. Йохан улыбался. Глядя прямо в триумфально, лихорадочно блестящие глаза своего визави, он не улыбнулся и не дёрнулся ни на миг. Как интересно. Как очень, очень интересно; этот взгляд, мимика… как он раньше всего этого не замечал? Джованни знал ответ: он не хотел замечать. Слепо, стараясь игнорировать пролетающие мимо кошмарные видения, он упрямо шёл вперёд, не озираясь по сторонам; как марионетка на нитях незримого кукловода. Три глотка. Три лишь глотка, чтобы нитям пришли на смену иные – те, что не тянули безвольную марионетку вверх, удерживая её от падения навзничь безжизненным куском вытесанного дерева, прогнившего изнутри. Новые нити влачились за ним – удерживая на незримой цепи одной из самых могущественных вещей в мире. Кровь. Не только алая, терпкая жидкость, текущая в венах, но также в ином смысле. Кровь, что связывала – кровь, что питала. Кровь, что поддерживала. – Ваше удостоверение, – продолжал Йохан, чуть сощурившись, – весьма интересный номер вашего отдела. Весьма длинный для страны, в которой мы имеем честь находиться, я бы сказал. Он смотрел. Его люди были уже наготове – он сам приготовился стрелять ещё тогда, когда ладонь Малькома устремилась к его плащу. Но он смотрел – с улыбкой смотрел в пылающие в зрачках стоящего перед ним человека огни Ада. Был ли этот человек действительно из ФБР? Была ли разница? Этот груз должен попасть на корабль. Это всё, в чём Йохан был уверен.

Утро – столь прекрасное, столь воспеваемое великим множеством поэтов и прозаиков время. Изумительной красоты рассветы, точно расколовшаяся скорлупка обнажившие на свет Господа сияние возрождённого солнца – этого золотого небесного ока, одарившего своим теплым взглядом озябшую фигуру человека, съежившуюся в страхе перед тем, что скрывала ночь. В алом свете, окрасившим доки рассветными лучами этого всевидящего глаза, дрейфующие в багряной гавани меж судов разбухшие трупы стали чуть заметнее. Солёная, кровянистая вода пенилась и булькала, билась о прогнивший до основания причал с отчаяньем осуждённого на смерть – в углублениях меж обсидиановых, гладких плиток извивались длинные, тонкие черви, упиваясь сытными дарами кровавого моря. Йохан почти вырос на берегу моря – он жил в стране, что омывалась четырьмя морями, как-никак – но столь прекрасное в своей извращенной тошнотворности зрелище он узрел лишь в Бостоне. После войны. После того как он узрел иное: его собственное кровавое море. Он молча, с безучастной улыбкой наблюдал за тем, как вышедшие из подъехавшего старенького «Форда» люди в плащах и шляпах приблизились к его насторожившимся людям. Один – тот, кто вёл двух других – с мерзкой улыбочкой под стать собственной приблизился, махнув перед самым его носом своим удостоверением. Уголки губ Джованни чуть дрогнули, приподнявшись повыше. Какой интересный номер подразделения. Какой очень, очень интересный номер. Почти столь же интересный, как и яркий, пылающий всепоглощающим фанатизмом взгляд этого «агента»; больше, чем двигать мир, люди с такими глазами любили считать себя самыми умными. Сколько таких людей он увидел в своей жизни – не перечесть. Прежде, Йохана они особо не заботили, но после произошедшего что-то изменилось. Ему… стало интересно. Интересно, что скрывалось под этой шкурой – интересно, как этот «агент» поступит. Будет гнуть свою «легенду» до последнего? А когда прознает, что маскировка не сработала? Была ли это маскировка? В его черной, лоснящейся бороде медленно ползали небольшие черные насекомые с блестящими брюшками; парочка затесалась в бровях и под коротко стриженными волосами его шляпы. Глотка Дугласа улыбалась в гармонии с его ртом – беззубая, алая улыбка зияющей раны, что даже не приносила её обладателю и доли дискомфорта. Йохан улыбался. – Ну разумеется, агент Дуглас, – почти промурлыкал Джованни, шагнув в сторону. Один быстрый взгляд его настороженному человеку – они знали, что значил этот взгляд. Эти «агенты» знать не могли: «чуть что не так – стрелять на поражение, но пока придержать коней», – взгляните же. Это могло быть ошибкой. Ловушкой – лишь глупец может тешить себя надеждой, что солнце может защитить его драгоценную шкурку. Защищало лишь умение и знание: всегда целься в голову. Его ладонь, всё это время покоившаяся в кармане плаща с прорезанным карманом, легонько сжала рукоять оружия. Не «Кольт» в этот раз – на дело он использовал более смертоносный экспонат своей небольшой коллекции. Плащ, защищавший от утренней прохлады ранней осени, защищал и от чужих любопытствующих взглядов. В пределах ли легального? Смотря, что считать легальным. Йохан чуть сощурился, окидывая брусчатку и узкие улочки доков беглым взглядом. В округе посторонних, кроме этой троицы, не было. На первый взгляд, по крайней мере. Крыши нередко были излюбленным местом для стрелков – уж он-то об этом знал. Готовься к худшему, не так ли? Он всегда готовился – укреплённая должным образом одежда под плащом, как минимум. Интересно. Весьма интересно.

Наблюдавший за вялой, расслабленной блондинкой Йохан и не пошевелился даже. Ни единый мускул не дрогнул на его лице – только во взгляде что-то неуловимо изменилось. Не прекращая спокойно улыбаться, он отвернулся от опьяневшей на опиуме женщины к Хэнку, сцепившему ладони в замок и покручивающему большими пальцами. Глазное яблоко последнего в данный момент служило трапезой деловито грызущим вязкую человечину скарабеям. – Думаю, стоит рискнуть и связаться с Соломоном. В последнюю очередь нам хочется, чтобы один из самых опасных гангстеров попытался цапнуть Семью за промежность, когда у него умыкнут прямо из-под носа его же лакомый кусочек. Неясно, впрочем, что он потенциально может потребовать в обмен на спикизи, если мы и сумеем с ним договориться. Сомневаюсь, что дело ограничится деньгами. Что-то хрустнуло на его зубах; один из жуков заполз в рот, пока светловолосый Джованни разговаривал. Он чувствовал до мельчайших деталей – и ломкий хитин, и липкие, вязкие внутренности, заставшие между зубов лапки… Йохан попросту сглотнул. Он уже не чувствовал кусочков насекомого в своем горле; вестимо, его дневной порции белка не было суждено пополниться. Джованни улыбался. Остальные – кроме принявшей опиум женщины – молчали, почти от пят до макушки сокрытые ползающими по их телам сколопендрами, червями, крупными мухами и скарабеями. Удручающе.

– То есть, – Йохан насмешливо хмыкнул и изогнул бровь, – нам нужно не только отбить спикизи, но и устроить всё таким образом, чтобы после извлечения нижней палочки вся башня дженги из его подручных не обрушилась на наши головы. Это уже более интересная головоломка. Звучало как вызов. Слегка полуобернувшись, улыбающийся Джованни задумчиво окинул пространство за ним любопытным взглядом. – Стрелять в голову же нужно, когда хочешь убить, – наконец поправил он, подозрительно долго задерживая взгляд на пустоте. – Даже извлекать оружие стоит лишь когда хочешь убить, говоря откровенно. Но, очевидно, что убийство конкретно этой персоналии вполне может стоить нам слишком дорого. Он не особенно удивился, что кто-то произнёс его излюбленную фразу. Тем паче – кто-то из Семьи. Йохан старался не отсвечивать в политике мафиозных разборок слишком ярко, и предпочитал делать всё чисто – настолько чисто, насколько это вообще возможно. Но если не он – то его фраза вполне могла перейти из уст в уста. Куда больше его заинтересовало тихое, вкрадчивое рычание, раздавшееся над его ухом. «Выбирай своих врагов мудро». – Возможно, стоит посмотреть, можно ли сделать что-либо с помещениями. Даже если каким-то чудом «очень влиятельный и опасный гангстер» в ходе наших потуг отправится освежиться в залив по колено в цементном блоке, Хэнк сказал верно – это не гарантирует, что именно мы получим «Red carpet» для своего дона. И как бы нелепо это ни звучало… Объявлять войну одной из самых значимых фигур в подпольном мире Новой Англии не звучало как то, чем занимаются здоровые люди. – Похоже, заполучить спикизи будет проще исключительно с живым Соломоном. В крайнем случае… Соломоном, которого все считают живым. И замену придётся провести так, чтобы никто ничего не заподозрил – тихо и чисто. Непосредственная встреча с Чарльзом может помочь получше узнать о нём и его повадках.

Бессмертные Сородичи, повелевающие мёртвыми? Йохан царапнул ногтем тыльную сторону ладони, раздавив особо жирного паука. Некий сокрытый в тенях «внутренний круг» семьи Джованни, который через уникальные свойства своей крови делал сильнее – и, возможно – подчинял себе думы членов Семьи, находившихся ниже по иерархии? Любопытно. Столь очень, очень любопытно. – Я, – начал вдруг улыбающийся блондин, как только Хэнк расписал их новое задание, – имею в распоряжении небольшую группу верных людей и вооружения, если дело дойдёт до перестрелки. Весьма сомнительно, что Соломон передаст управление над своим заведением мирным путём. Впрочем, если у кого есть другие предложения?.. Два-три томми-гана, пара германских винтовок с оптическим прицелом, дробовики. Старушка Бреда, если он сможет договориться с нужным человеком – он аккурат узнал одного подходящего на вечернике ДиКарло. Светловолосый Джованни задумчиво хмыкнул, поднимая взгляд на Хэнка. Кожа медленно стекала с его лба вместе со скальпом – из-за крошечных «вулканчиков» нарывов его лицо маслянисто блестело в тусклом лунном свете, щедро политое желтоватым гноем. Легко убить человека. Но одно лишь убийство гангстера – хоть и сомнительно, что этот орешек будет просто раскусить – не передаст под их контроль сам спикизи. Стоило разузнать о помещении – и о существовании лазеек, которые могут как-нибудь помочь. Легальные сложности. Стоит подумать. Покамест ему ничего на ум не приходило. – Пожалуй, начнем с простого, Хэнк. Соломон – что за персоналия? Чем прославился, какими ресурсами владеет, чего от него можно ожидать? Некие пороки, которыми можно будет воспользоваться? – он с улыбкой пожал плечами. – Вспыльчивость, жадность, даже похоть. И… сколько у нас на это задание выделено времени?

Проводив взглядом их дона, Йохан с задумчивой, блуждающей улыбкой сцепил бледные ладони в замок. Он затруднялся описать произошедшее иначе как «опытом». Уникальным, странным, неповторимым – и, чего греха таить, настораживающим опытом. Было ли сказанное Андреасом предназначено для его ушей – ушей того, кто не чувствовал по отношению к дону семьи ни крупицы того раболепного обожания, что сверкало в глазах других? Предназначено для того, чья… лояльность не основывалась на этом исключительном в своей неминуемости восхищении? Он уважал Андреаса. Бесспорно. Уважал так, как можно уважать человека, добившегося столь многого, как можно уважать члена Семьи, которой Йохан был предан от первого до последнего своего позвонка. Но теперь, в свете раскрытых пред ними карт… Забавный факт: Андреас, судя по всему, человеком-то и не был. Но чем тот был? По подлокотнику кресла Йохана, быстро перебирая красновато-жёлтыми лапками, проползла длинная сколопендра. На каждой пластинке хитинового панциря твари был виден какой-то рисунок, изображение из беспрестанно движущихся узоров – отчего-то, когда Джованни попытался разглядеть его, безразличные голубые глаза резануло, как ножом. Быстро моргнув, тихонько рассмеявшийся в пустоту Джованни поднес ладонь к голове, с силой помассировав виски. Череп словно сдавливали в тисках, невыносимо, мучительно медленно сдавливали – так, чтобы тот не с хрустом сломался, но скорее медленно и плавно продавился. Они стали «членами Семьи». Или, как лаконично добавил Андреас, её дорогими питомцами. Цепными волкодавами, комнатными болонками, служебными овчарками или охотничьими борзыми, им весьма явно указали на их место – и даже его, в случае проявленного неуважения, они потеряют раньше, чем успеют сказать «мама». «Семья Сородичей и некромантов»… Йохан примерно понимал если не первый, то последний термин. Улыбка на его лице стала чуть более кислой. Нет покоя грешникам – и после смерти в том числе. Слова о неупокоенных тенях стали чуть яснее, если не мрачнее. Словно отозвавшись на эти его мысли, из-под стола, на который опёрся Хэнк, поползли… насекомые. Сонм небольших черных членистоногих, разбредающихся по полу галереи, заползающие на стены, на предметы искусства, на кресла, на которых расположись пятеро пребывавших в смятении людей – обычных людей, что за три дня до этого вели обычную и относительно нормальную жизнь – за редкими исключениями, но всё же. Светловолосый Джованни, окинув спокойным взглядом своих, судя по всему, нынешних компаньонов, по облачениям и коже которых шустро ползали черные твари, заползавшие в глаза, уши и ноздри, со вздохом поднял глаза на Хэнка и на визитку, которую тот держал. По крайней мере, он не выглядел высохшим кадавром. Не то чтобы он выглядел хоть сколько-нибудь хорошо, но кроме как подозрительно напоминавших проказу нарывов на нем не наблюдалось ничего из ряда вон выходящего. Обыкновенный, смертельно большой человек… наверное. – Дела неплохи, – хрипловато откликнулся Йохан следом за Бучем и блондинкой, быстро дернув головой и хрустнув затекшей шеей – заодно вытряхивая жуков, норовивших заползти в его уши. – Могло быть… хуже. Стоило ли ему изображать разочарование от ухода Андреаса, которое светилось на лицах остальных? Пожалуй… нет. Не то чтобы у него мимика была богата на выражения в принципе. Ни единый мускул не дрогнул на лице Йохана с окончания речи Андреаса. Со стороны начинало казаться, что этот парень уже был мёртвым. – И действительно. Полагаю, для нас есть какое-то задание, Хэнк? – Йохан растерянно провел языком по нёбу, словно надеясь поймать уже давно ушедший привкус прекрасной крови. – Впрочем, даже небольшое пояснение о нашей ситуации будет встречено с благодарностью. Пояснение – как минимум «что им теперь делать и чего от них хотели». Детали желанны, но не обязательны. Улыбающийся Джованни прикрыл серые, почти мёртвые глаза, перед которыми насекомые уже кормились плотью его соседей. О чудо. Какое множество прекрасных лиц; как род людской красив! И как хорош тот новый мир, где есть Сколопендра отчаянно пытается заползти в разодранную щеку Буча, и лишь её рогатый хвост извивается снаружи. Более крупная, размером с небольшую гадюку, пробралась через рот в его глотку, бугрящуюся изнутри. Более мелкие насекомые высыпаются из приоткрытого рта светловолосой женщины с черными венами. такие Пауки почти целиком покрыли все не прикрытые одеждой участки кожи Донато, виднеются лишь глаза. Лихорадочно блестящие, опьяненные сладкой кровью глаза. Руки Оттилии распухли, они залиты кровью; насекомые, прокусив кожу, забрались под нее и теперь двигаются под ней крошечными точками. люди.

Это… звучало неправильно. Йохан, слушавший и взиравший на происходящее с эмоциональной палитрой манекена в модном ателье, скользнул взглядом по трём перепачканным в крови серебряным кинжалам на столешнице; по гобелену, который как ни он ни вглядывался, всё так же оставался лишь изорванным полотном; по Андреасу, кожа и плоть которого напоминала иссохшего кадавра, который по грустной иронии судьбы вполне вероятно при жизни был весьма и весьма привлекателен. Как интересно; по большей части, у людей в его глазах всегда были особенные, уникальные уродства и изъяны. Кто-то был просто смертельно бледным и с запавшими щеками; у иных весь богатый внутренний мир тащился за ними по полу из распоротого брюха. В случае Андреаса, однако… его внешность было поразительно схожа со внешностью Стефано – пускай и последний казался чуть менее привлекательным для иссохшего трупа. Испить крови дона… что-то в формулировке старшего в Семье отзывалось подозрением в кристально чистом рассудке улыбающегося Йохана, который вёл себя абсолютно вежливо, но что-то уголок рта нервно дёргался. Это было нормально? Это не звучало нормально. Но разве ему об этом судить? Источник загадочных сил… те видения, что возникли в его голове за мгновения до столкновения с автомобилем китайцев? Или тот жалобный хруст в плече крысолицего, когда он как следует его сдавил? Он и прежде был отнюдь не слабаком, но Йохан медленно кивнул самому себе: присутствие новых сил было очевидно. И это случилось… …аккурат после той мессы. Светловолосый Джованни моргнул, когда Андреас одним лёгким движением рассёк собственное запястье. Высушенная плоть разверзлась под лезвием клинка, обнажив поразительный для подобного тела рубиновый поток, от одного лишь дразнящего запаха которого рот наполнился слюной. Украдкой бросив взгляд на своих компаньонов, сидящих в иных поеденных молью креслах, и их глаза… Уголок его рта нервно дёрнулся. Йохан не уверен, что люди, достигшие смысла всей своей жизни, смотрели на вышеупомянутый смысл так, как сидящие рядом с ним люди смотрели на Андреаса. Что-то… что сложно было описать, некий отклик. Но он? Кроме, весьма очевидного, уважения к старшему члену Семьи… мужчина не чувствовал ничего. Он что-то упустил, что-то сделал не так? Казалось, он вновь оказался в школе, опоздав на половину урока и украдкой пробравшись в класс на перемене – лишь для того, чтобы не понять ни слова из того, что его товарищи шустро записывали в тетради и понимающе кивали. Это… пахло проблемами. Но поразмышлять над всём букетом потенциальных проблем у него роскоши не было – прямо перед его лицом в этот момент оказалась рассечённая кисть Андреаса. Казалось, он видит каждую трещинку, каждое обнажённое волокно высохшей плоти. Йохан улыбался. И, с неизменной своей улыбкой, Йохан почтительно поклонился и коснулся губами предложенного «вина» в столь вульгарном поцелуе. Восхитительный вкус самой божественности не стал хуже от истинного облика источника – да и так уж ли было важно, что древо с золотыми яблоками росло на устланной трупами почве? В конце концов, земля от них становилась лишь плодороднее. Он видел это собственными глазами. Жаль лишь, что кроме экстаза он не чувствовал и сотой доли того, чтобы сверкало в глазах его товарищей. Проклятие… или благословение? А было ли это так уж важно? Время расставит всё на свои места. Больший из вас да будет вам слуга.

Молча и не перебивая выслушав старшего Джованни, Йохан спокойно повернулся в сторону вившегося возле несчастной девушки «ухажёра», который своим видом и манерами больше напоминал крысу, нежели человека. Острые скулы и впавшие щёки, на фоне которых маслянистые глаза мужчины казались до нездорового крупными, желтовато-серого оттенка кожа и острые, выпирающие на краешек нижней губы резцы, которые почти впивались в подбородок в моменты, когда мужчина улыбался. Его скальп чем-то напоминал островки лишайника на каменной стене – неравномерные проплешины, между которыми из потрескавшихся участков шелушащейся кожи стекал на накрахмаленный воротничок красновато-жёлтый гной. Джованни смог узнать этого приятеля – обычный клерк влиятельного бизнесмена, владевшего сетью аптек. Сам наниматель, впрочем, уже как некоторое время покинул вечеринку, извинившись и списав на занятость; кажется, Йохан поздоровался с ним во время обхода с Полом и заведения знакомств. – Разумеется, – негромко произнёс блондин, не отрывая взгляда от кислой парочки и кивая хмуро смотрящему на него Стефано, кладя наполовину опустевший фужер с бренди на укрытый грязной скатертью стол. Ступая по облысевшему, измазанному чем-то бурым ковру, Джованни направился к столику, за которым сидела несчастная девушка, легко огибая танцующих и даже не врезавшись ни в кого по пути. Когда он подошёл поближе, встав за спиной незадачливого кавалера, блондин поднёс ко рту кулак и звучно прочистил горло. Девушка, почувствовав возможность избавиться от своей агонии, полуобернулась и бросила на блондина несчастный, умоляющий даже взгляд. Сидящий рядом клерк, впрочем, его не заметил – или же сделал вид, что не заметил. Неодобрительно цокнув языком, Джованни грузно опустил на его плечо ладонь, для острастки как следует сдавив и силой развернув крякнувшего парня вместе со стулом в свою сторону. – Как грубо, – с жутковатой улыбкой заметил Йохан, уставившись на передёрнувшегося мужчину тусклым, далёким от симпатии взглядом – и понизив голос настолько, чтобы услышал его только он. – А ведь почти не хотелось придушить тебя твоими же кишками. Впрочем... оставь даму в покое – и может быть, можно будет ограничиться проколотыми глазными яблоками. Может быть. Лицо клерка, и без того даже близко не являвшееся хоть сколько бы то приятным, скривилось в брезгливой, пренебрежительной гримасе. – Да кто ты вообще такой, кретин?! – почти зарычал мужчина, с шипением попытавшись вырваться. – Да ты знаешь, на кого я работаю? Мистер Кристиансон один из самых богатых людей в городе! Пошёл вон, пока тебя не вынесли отсюда ногами вперёд! Улыбка светловолосого красавца не дрогнула – как не дрогнула и его рука. Извиваясь как крыса, которой прищемили хвост мышеловкой, сальный клерк сделал лишь себе хуже: в его локте что-то звучно хрустнуло, когда крякнувший мужчина вывернул собственную же руку под опасным углом. Из его глотки вырвался целый фонтан оскорблений Йохана, оскорблений матушки Йохана, оскорблений всех родственников до седьмого колена Йохана… Сузанна наморщила носик; сам Йохан лишь вздохнул в показной печали. И без того жуткая улыбка стала… неприятной. Ладонь на плече крысолицего сжалась до второго хруста. – Я, – начал светловолосый, со взглядом вивисектора уставившись на крысолицего, – Йохан Джованни. А мистер Кристиансон, если память мне служит верно – и я уверен в своей памяти – лишь владелец сети аптек. Однако, – заметив более чем яркую реакцию клерка на его фамилию, Джованни прищурился, – он, как и ты – гости нашего учтивого хозяина, к дочери которого ты отнёсся столь омерзительно. Посему, из уважения к ДиКарло, которому точно не нужен выпотрошенный труп на дорогом ковре – я даю тебе выбор. Ты можешь отвалить от леди сам – а можешь подождать, пока я не выбью все твои зубы и не заставлю тебя их прожевать ещё кровящими дёснами. Конечно же. Как только его фамилия дошла до ушей клерка сквозь задорный джаз и голоса других гостей, лицо мужчины стало белее мела. Поток ругательств оборвался, как будто перекрытый плотиной. – Д-джованни?.. – почти пискнул он, с плохо скрываемым ужасом во взгляде спросив улыбающегося блондина. В его глазах, словно по щелчку пальцев, поселилась обречённость и чистый, концентрированный ужас. Казалось, что теперь лишь ладонь Йохана поддерживала его в вертикальном положении. – П-простите, сэр, я-а-а не знал, не знал, правда не знал! Простите, мне нужно и-идти… С улыбкой прищурившись и похлопав осоловевшего крысолицего по плечу – чуть сильнее положенного, и не шибко-то дружелюбно – Джованни слегка кивнул в сторону с интересом наблюдавшей дочери ДиКарло. – Видишь. Это не так сложно, правда? Но для начала – извинись перед леди за неудобство, которое ты ей причинил. После же можешь уйти – и я имею в виду с этого вечера. – Да-да, конечно! – почти вскрикнул мужчина, уставившись осоловелыми глазами на Сузанну. – Простите, ещё простите, мисс! Я не х-хотел, правда не хотел! Девушка лишь усмехнулась, небрежно махнув ему рукой. – Проваливай уже. И неудавшийся ухажёр, быстро закивав, подскочил со стула и быстрым шагом бросился прочь к выходу, ни разу не оглядываясь назад. – Мда-а-а, – протянула девушка, утомлённо смотря в спину беглецу. – А я уж думала, перед выпускным будет что рассказать девочкам в школе. И, тяжело вздохнув, уронила голову в раскрытые ладони. Едва слышно хмыкнув и отряхнув ладони, как если бы на них налипла грязь, Йохан с усилием попытался сделать свою улыбку чуть более… дружелюбной – и драматично в этом провалившись. – Не уверен, леди, что что-либо связанное с этим персонажем стоит того, чтобы рассказывать об этом вашим подругам, – он наклонился, дабы тусклые голубые глаза были на одном уровне с яркими, чуть печальными глазами девушки. Он и бровью не повёл, когда лоскуток белой кожи скользнул с её щеки и звучно шлёпнулся на грязную столешницу. – Ещё полно возможностей в мире. Уверен, столь очаровательная девушка найдёт более достойного спутника. И, с улыбкой ей поклонившись, с чувством исполненного долга Йохан отвернулся, направившись было к своему покинутому фужеру. Джованни остановился на полпути, когда небольшая, изящная ручка аккуратно легла ему на предплечье. Обернувшись, он увидел лучезарно улыбавшуюся Сузанну. – Вы не танцуете? – негромко спросила девушка, захлопав ресницами. Он удивлённо моргнул – и почти сразу ответил на её улыбку. – Если леди пожелает – могу научиться. И... – прикрыв глаза на мгновение и выдержав паузу, Йохан быстро их распахнул, – готово! С тихим смешком девушка увлекла улыбающегося мужчину на танцевальный пол. И даже, с тем мизером практики, что у него была, он танцевал… не ужасно. Сузанне пришлось исполнять бо́льшую часть танца, но всё же она была явно довольна попавшейся на крючок рыбкой. После танца они не разбежались, и провели остаток вечеринки в беседах за бокалом шампанского. Вежливость и обходительность, и впрямь, творили чудеса – как умение и, что даже более важно, желание развлечь даму. Девушка поведала много интересного – о своих планах на будущее, о семье, о самой вечеринке. Сузанна хотела после школы поступить в Кембридж, горя желанием пойти по стопам отца. Она же и рассказала о матери, погибшей четыре года назад – как и о том, что её и её младшую сестрёнку растил отец. Когда вечер подходил к концу, и гости медленно, словно нехотя стали разбредаться, Сузанна вложила в ладонь Йохана салфетку со своим номером телефона. Поймав взгляд Джованни, девушка озорно подмигнула и отошла, оставив того с… довольно приятным ощущением во всём теле. Думается… прошло всё вполне неплохо. Более чем неплохо.

Прошедшие минуты были уникальным опытом. Йохану даже не пришлось так уж часто открывать рот: говорили преимущественно собеседники, которые заинтересовались чудным, но по определению привлекательным мужчиной. Джованни улыбался, вежливо кивал и время от времени добавлял что-нибудь по теме, используя свой обширный, пускай обыкновенно и затрагивающий лишь общую картину кругозор. Многочисленные гости этого вечера не находили зазорной даже необходимость отвлечься от своих занятий, для того чтобы перекинуться с до загадочного привлекательным компаньоном ДиКарло словцом-другим. Впрочем, из многочисленных знакомств Джованни сумел извлечь и несколько драгоценных камней. Кларк Ривьера. Весьма интересный, если не обаятельный мужчина, наблюдавший за происходящим со стороны. В какой-то мере – коллега Йохана. Чуть напрягая память, Джованни с улыбкой пожал сухую, крепкую ладонь; если он помнил верно, эта самая ладонь весьма изящным и даже искусным образом могла демонстрировать, что же случается с теми, кто перебегал Кларку дорогу. Это могло или не могло завершиться проеденными насквозь мозгами. Йохан оценил творческий подход; Кларк оценил то, что Йохан не бросился после их небольшого разговора и узнавания отмывать руки или прочищать желудок. Рональд Кальман. Хороший друг и коллега их радушного хозяина, которого они застали за более чем красноречивым разглядыванием светловолосой «бабочки», порхавшей в исступлённом танце. Нехотя отвлёкшись от созерцания очаровательного создания – по крайней мере, судя по бросаемым на неё взглядам многочисленных представителей мужского и, порой, женского пола, поскольку в глазах Йохана девушка выглядела... нездоровой – адвокат, окинув Джованни оценивающим взглядом, радушно улыбнулся и пожал его руку. Рональд, вестимо, занимался вопросами более физического толка; весьма полезное знакомство. – Премного благодарен, Пол, – с улыбкой вежливо кивнул Йохан, когда небольшой экскурс подошел к концу, и они чуть отдалились от Рональда. – Вы собрали весьма, весьма интересных гостей. Впрочем, если не изменяет память… вы делаете для семьи Джованни и много большее, верно? Это достойно уважения. Краем бокового зрения блондин приметил Стефано, который явно пытался привлечь его внимание. Извинившись перед хозяином вечера, Йохан легко подхватил полукруглый бокал с бренди и, стараясь не отдавить никому ноги, легко приблизился к немолодому и, можно даже сказать, подсохшему помощнику Андреаса. – Чем-то могу помочь? – не прекращая улыбаться, без лишних слов поинтересовался Джованни, отпив обжёгшую горло жидкость. Хотелось закурить. Пару лет назад он был слаб на дорогие сигары, но это уже в прошлом.

— Это Йохан Джованни. — Стефано указал на блондина. — Оружие, вооружённое сопровождение товаров. И Оттилия Джованни. — гадалке достался просто кивок. — Предсказания и спиритические сеансы. Дождавшись, когда его представят, Йохан вежливо кивнул, скользнув беглым взглядом по ДиКарло, оценивающему представших перед ним «протеже» Андреаса – которого, впрочем, на этой вечеринке не оказалось. С другой стороны – тот и не говорил о том, что он будет присутствовать. Да и какая разница? Пол выглядел… как и каждый, кому не посчастливилось попасть в поле зрение Йохана: как смертельно больной, если не уже мёртвый, человек в самой запущенной стадии. По перепачканной ткани истрепавшегося костюма медленно струилась полупрозрачная сукровица, вытекающая из лопнувших под пожелтевшим воротником нарывов, потрескавшиеся и обветренные губы с каждым словом обнажали розоватую, покрытую плёнкой гноя плоть. Худшей частью же, несомненно были его глаза: с ярко-жёлтой, точно цветки лютика, склерой и мутной кляксой там, где должны были быть зрачки, они пульсировали каждый раз, когда ДиКарло моргал. Йохан, стоя чуть сбоку, с улыбкой и неподдельным интересом наблюдал за тем, как неестественно крупные глазные яблоки Пола вспучились и провисли, точно живот беременной женщины. Стефано, однако, выглядел ещё хуже. Как и Андреас, собственно говоря – пусть и последний в чуть меньшей степени. Йохана это особенно не тревожило. Он научился видеть в этом… особенную красоту. Пока кто-то – та девушка, чья кожа была буквально испещрена сетью чёрных вен – что-то тихонько спрашивала у в меру радушного хозяина, Йохан с умеренным любопытством озирался по сторонам. Ему уже доводилось бывать на таких событиях – никогда в качестве гостя, но разок-другой – в качестве телохранителя. Обыкновенно, худшее, с чем приходилось иметь дело – это неспособность его нанимателя под конец званного вечера удерживать вертикальное положение дольше чем на десять секунд. Но от истины не увильнёшь – платили за столь не пыльную работёнку достаточно щедро. Теперь же, когда Йохан Джованни был не на службе, а в гостях, мужчина решил не мудрствуя лукаво воспользоваться возможностью слегка расслабиться. Сейчас он не высматривал потенциальную угрозу, а просто наблюдал. Наблюдать приходилось за гротескными, тошнотворными куклами настоящих людей, но мужчина этого попросту не мог знать: эти гротескные куклы и были настоящими людьми для него. Что до удручающего факта «тошнотворности»… Потребуется нечто большее, чем вытекающие изо рта пляшущей блондинки глаза, для того чтобы ему стало дурно. Когда Пол подхватил тонкую ножку и возвёл заполненный кармином бокал, изрекая тост, Джованни с извечной своей улыбкой последовал его примеру. «За знакомство». За знакомство и впрямь. — И если вам интересно — я могу познакомить вас с кое-какими интересными гостями этого вечера. Последняя фраза уже была обращена ко всем присутствующим. — Мы определённо будем признательны, Пол, — с учтивым кивком поблагодарил улыбающийся блондин, в рамках декорума поднося вино к губам. Прошло лишь мгновение, прежде чем Джованни удивленно моргнул и опустил взгляд на абсолютно опустевший бокал. Хм. Он и не думал, что становится алкоголиком. Это… неутешительное откровение. Но ожидаемое.

Когда дверь с громким грохотом захлопнулась за спиной гостей – даже более громким, чем того требовали приличия – и набросившая на плечи пальто девушка спешно покинула погруженную в полумрак лестничную клетку, стоящий с банкой тушёнки Йохан остался стоять в одиночестве. Покрутив вмятую банку, язычок на крышке которой был безнадёжно оторван, Джованни с тихим смешком наклонился и поставил банку рядом с входной дверью в апартаменты Буча; тому, судя по количеству выпитого только в их присутствии алкоголя, поутру вполне может понадобиться закуска. Выпрямившись и вложив руки в карманы сюртука, вышедший на улицу Джованни с тусклой улыбкой на лице зашагал навстречу утреннему сумраку. Он вполне неплохо знал улицы Бостона – и, пожалуй, можно было сделать пару срезов через улицы и переулки, дабы поскорее добраться до Пинки стрит. Пахло влажными после дождя асфальтом и землёй; то тут, то там можно было разглядеть характерные для самой окраины пучки чёрной, высохшей травы, пробивающейся между землистыми стыками вдоль дороги и старых зданий. Западный пригород Бостона чем-то напоминал скорее большую деревню, нежели район крупного и преуспевающего города. Но стоило ли ожидать чего-то иного от спального района? Он не особенно воспринимал, сколько времени прошло в его прогулке; когда он вернулся в небольшой, скрытый среди тесных проулков двухэтажный дом, золотистый свет уже заливал брусчатку солнечной стороны улицы. Здесь, впрочем – в проулке, где находился вход в его апартаменты – солнца не было даже в горячий полдень. Положив ладонь на обшарпанную ручку тёмной, запертой двери, которую в полутьме сложно было даже различить на фоне однотонной стены, насвистывающий под нос незнакомую, но до ужаса прилипчивую мелодию Джованни отпёр её и шагнул в царящий внутри полумрак. Тихонько щёлкнул под его пальцами переключатель. Чуть вздрогнув при смене тьмы на яркий свет – странно, прежде его это не смущало – невозмутимый мужчина, не прекращая насвистывать, снял со своих плеч серый сюртук, подвесив его на позолоченный крючок в прихожей. Не забыв сначала извлечь грязный мешочек, разумеется. Следом была снята обувь, расположившаяся в соответствующем ящичке из красного дерева, из которого тут же бросились врассыпную белые, почти прозрачные пауки каждый размером с ноготок. За исключением этого – и нескольких бурых пятен на бело-золотых обоях – прихожая была весьма чистой и пристойной, если забыть о застарелом, сладковатом запахе. Вплотную приблизившись к двустворчатым дверям с тусклыми латунными ручками, улыбающийся мужчина легко распахнул их. В лицо тут уже ударил тяжёлый, терпкий аромат гниения, от которого даже защипало глаза. До ушей донеслось настойчивое, резке жужжание. Ковёр, пропитанный гнилой кровью, с каждым шагом влажно чавкал под ногами; легко перешагнув через отрубленную женскую руку с отсечёнными пальцами – которые, в свою очередь, плавали в заполненном формалином фужере – Йохан, на ходу поправляя галстук и не прекращая мурлыкать запавшую в голову музыку, слегка склонил голову набок – дабы не задеть висящие на хрустальной люстре розовато-лиловые кишки, опасно сползшие ближе к полу. – Хм? День? – стянув с шеи галстук, Йохан небрежно повесил его на относительно чистый участок подлокотника и приблизился к покоившемуся на покрытой подтеками тумбочке устройству. Плотно зашторенные сшитыми воедино, тёмными занавесками окна не пропускали ни единого лучика света – как и не пропускали они шальных взглядов прохожих. – День был хлопотный, Уильямс. Но… интересный, признаюсь честно. Никто не ответил. Он знал, что никто не ответит, и говорил с пустотой скорее забавы ради. В конце концов, Йохан не был безумцем. Аккуратно сдвинув развалившийся на обитой бархатом софе скелет, ещё сохранивший на своих костях рваные клочки зловонной плоти, Джованни со вздохом сел рядом, запрокинув голову и с улыбкой смежив веки, поигрывая нитью покоившегося в ладони мешочка. Следовало отдохнуть, пока была возможность; и пусть странная энергия пока не покинула его тело, разум всё же нуждался в разгрузке. Протянув свободную ладонь, мужчина с щелчком включил радиоприёмник, заранее настроенный на нужную волну: полившаяся через помехи и скрипнувшие динамики музыка заполнила сосущую тишину, прежде разбавляемую лишь лишь стрекотом кормящихся плотью насекомых и жужжанием мух, ставшими отчего-то заметнее для его уха. Но. Хорошо вернуться домой.

После более чем эмоциональной реакции Буча можно было ожидать чего угодно от беспрестанно улыбающегося Йохана – начиная от, кажущегося совершенно для этого мужчины типичного, отсутствия какой-либо реакции и заканчивая наставленного на её грудь «Кольта». Как если бы ей не было достаточно неблагодарных клиентов на сегодня – которым, между прочим, в придачу ещё и гадали совершенно бесплатно. Но как ни странно, её слова Джованни… словно повеселили. Из его горла вырвался негромкий, вкрадчивый смешок; в ответ на подозрительный взгляд Оттилии Йохан с усмешкой прищурился в ответ, впервые обнажив зубы; белые, идеально ровные зубы. – О, не принимайте на свой счет, леди. Просто в этом отношении вы слегка запутались. Мои всегда со мной, – его улыбка, и прежде вызывавшая колючие мурашки вдоль позвоночника, каким-то невероятным образом стала даже жутче. Словно подтверждая свои слова, Йохан потянулся к нагрудному карману – и, нащупав там что-то, извлёк на тусклый свет апартаментов Джека небольшой мешочек из алого бархата. Обычный, казалось бы, мешочек с золотой нитью. Когда он слегка подбросил его в своей руке, содержимое издало какой-то странный дребезжащий звук – словно гладкие кубики столкнулись друг с другом. – Но поесть? Отличная идея! – вернув мешочек обратно в карман, Джованни с согласным кивком вернул уже более знакомую улыбку, покосившись в сторону двери. – Осталось подумать о том, где. В такой-то час.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Йохана, наблюдавшего за происходящим со спокойным выражением улыбающейся фарфоровой маски. Как если бы происходящее было лишь… эдаким спектаклем, который он согласился посетить исключительно в рамках декорума. Когда Буч расправил плечи и повысил хриплый свой голос, явно обращаясь к единственному зрителю этой небольшой сцены, «Пёс» краем бокового зрения приметил, что ладонь Джованни всё это время безмятежно покоилась на кармане серого сюртука, в мучительно долгих секундах до скрытого «Кольта». Как если бы тот и не думал извлекать пушку. Абсолютное спокойствие. Смешно; именно такой взгляд был в пустых глазах тех, кому посчастливилось после конфронтации с выполнявшим поручение Джеком сохранить пусть и не жизнь, но хотя бы не напоминавшее кровавую кашу лицо. Смерть нередко взирала на бывшего боксёра через такие стеклянные глаза. Буч не боялся смерти. Буч не боялся этого Джованни, который и смертью-то не был. Но от поведения этого мужчины было… не сколько неприятно, сколько стрёмно. – Всегда думал, что туманные метафоры на грани с местоимениями и метонимии в гаданиях используются лишь для нагнетания жути, – задумчиво, почти весело заметил Йохан, наклонившись и легко опустив на щербатый пол опустевшую стеклянную бутылку. – «Они следят за тобой», «опасайся занавесок, за которыми скрываются гнилые клыки», и мой личный фаворит, поведанный одной вашей товаркой, – он учтиво кивнул в сторону дрожащей ещё Оттилии, – «родная кровь сломает тебя, кость за костью – и после станешь ты не более чем костяным троном». Если это была попытка разбавить тяжёлую атмосферу… она провалилась с треском. Йохан же, внеся свою посильную лепту в и без того напряжённый диалог, поднял взгляд к потолку, под которым медленно ползали длинные, жирные сколопендры, извиваясь и переплетаясь друг с дружкой сотнями блестящих своих тел. Ему бы на деле не потребовалось и доли секунды на то, чтобы извлечь свой «Кольт» – и уж явно он бы успел сделать это, прежде чём здоровяк поднимется со своего места и бросится через всю комнату к своей «обидчице». Но безмятежный внешне Джованни, с неизменной своей улыбкой изогнув бровь в ответ на красноречивый взгляд гадалки, имел… определённую линию поведения, если можно так выразиться. Йохан слегка сощурился, проследив, как одна из сколопендр сорвалась с потолка и с влажным звуком шлёпнулась на бугрившееся мышцами плечо «Пса». Отчаянно извиваясь и перебирая жёлтыми лапками, гигантская многоножка заползла сквозь зияющую рану в клетку меж его рёбер, под кожей подобравшись к тому месту, где находилось сердце – и наконец притихла. Всё просто: не наставляй пушку, если не хочешь убить. Если стреляешь – стреляй так, чтобы тот, в кого выстрелили, не выжил. Не смей вредить Семье, если только её член не пролил родную кровь. Будь готов умереть за Семью – ведь Семья готова убивать за тебя. Весьма просто, если задуматься. И Буч, так уж вышло, также был ныне Семьёй. Весьма просто.

Блондин – проявивший вполне объяснимый интерес к предложенному спиртному – отпрянул от горлышка опустошённой уже наполовину бутылки и с удовлетворённым вздохом расправил плечи. Прохладный, колючий ветерок, невесть откуда взявшийся в закрытом помещении, взъерошил его волосы, скользнув и по почти раскрытой грудной клетке Джека, сквозь выглядывающие через рваные раны ребра которого были заметны сокращающиеся, пульсирующие органы; никто из мужчин даже особенно не поёжился. Светлый даже не моргнул. – Йохан Джованни, – с физиономией, не изменившейся ни на йоту, представился мужчина, с насмешливой учтивостью кивнув и прислонившись спиной на оклеенную грязными обоями стену, под которыми что-то медленно извивалось. – На глазах – охранник одного… заведения. Коллекционер, можно сказать. За ширмой – защита, сопровождение ценных грузов, оборот легального, полулегального и совсем нелегального вооружения. Преимущественно в интересах Семьи, конечно же. Покрытый трещинами и бурыми подтёками пол с каждым движением дрожал на глазах, словно готовясь вот-вот обрушиться вместе со стоящими на нём людьми; однако свойственной подобной разрухе вибрации под ногами совершенно не чувствовалось. Со всём обилием пустых бутылок, апартаменты Джека наверняка выглядели в реальности вполне пристойно; к сожалению, один из гостей видел их так, словно это здание давным-давно отправили на снос, да только документация соответствующая где-то затерялась. – И похоже, мы с тобой работаем в схожей сфере, Джек. Даже удивительно, что ни разу прежде не пересекались. Но, – уголок рта Йохана едва заметно дёрнулся, и мужчина сделал один внушительный глоток непосредственно из горлышка, даже не моргнув, – я не коренной, так что всё возможно. Он неопределённо пожал плечами, слегка склонив горлышко бутылки в сторону. Если приглядеться… действительно. Лицо – лицом, но сложения этот Джованни был отнюдь не хрупкого. Конечно, совсем не столь крепок как Буч, однако удар-другой Йохан мог выдержать. Если бить будет не Пёс, впрочем. Хотя, учитывая удивительные силы Джека… Впрочем, в этом не было нужды – пока что они были сравнительными союзниками. Ключевое слово «пока что», но и его было достаточно. Йохан же между делом с блуждающей улыбкой разглядывал, как чёрная жижа в уголке между потолком и стеной начала пузыриться и лопаться, медленно извиваясь крошечными отростками. Маслянистый, поражённый катарактой глаз в центре этого сгустка смотрел на него в ответ – долго и упрямо, точно намереваясь Джованни переглядеть. Будто последний собирался участвовать в заведомо проигрышном состязании. У этого глаза даже не было век.

Азиаты злобно переглянулись, не прочувствовав и сотой доли задницы, в которую им посчастливилось угодить. Тем временем пассажиры подбитого автомобиля, оправившись от изначального шока, наблюдали за происходящим. Ну. Может, не до конца. Светловолосый, столь неожиданно – и, к сожалению, безуспешно – попытавшийся предупредить водителя, уставился стеклянным взглядом куда-то в пространство. Из рассечённой брови по немигающему глазу и щеке стекала алая капелька крови, но мужчина при этом продолжал всё так же жутко, спокойно улыбаться. Наверное, это просто его хобби. На Джека напали без предупреждения; не то чтобы тому оно требовалось. В свете мигнувшего фонарного столба сверкнули лезвия ножей; азиаты набросились молча, без сомнения надеясь взять числом. Быстро моргнув, один из пассажиров Буча заёрзал, потянувшись было к скрытому под полами костюма-визитки огнестрелу, однако… В этом не было нужды. Первый из нападавших рухнул навзничь, конвульсивно дёрнувшись в лужице растекающейся под ним крови, когда кулак с кастетом широкоплечего бугая с силой парового молота проломил ему череп. Влажный, хлюпающий хруст; парочка узкоглазых успела лишь приметить, как одно из глазных яблок их товарища буквально выдавилось из смятого черепа, словно содержимое недоваренного яйца плюхнувшись на грязный тротуар. Его мозги парили от жара в прохладном воздухе Бостона, со всей широты души демонстрируя ту кашу, что происходила в голове китайца до встречи с кастетом. Быть может, будь на месте китайцев люди поумнее, они бы смогли сложить два и два и решили, что жизнь они любят чуть больше чести; но увы. Ножик одного из них вспорол пиджак бывшего боксёра, разрывая жилет и рубаху под ним – но не кожу и плоть. Два быстрых удара; и китаец, буквально впечатавшийся в фонарный столб от одной лишь силы ударов, на подкашивающийся ногах сполз вниз, завалившись набок возле капота их пострадавшего транспорта. Не похоже, что он собирался вставать. Это всё заняло не более шести секунд; Йохан, не успевший даже извлечь нащупанный пистолет, чуть склонил голову набок. Его улыбка не дрогнула и на миг. И кажется, он даже не выглядел особо удивлённым. Скорее слегка скучающим. Оставался последний азиат, который всё же решил, что жить ему хоть чуть, но нравилось – в отличие от местонахождения в непосредственной близости с человеком, который за пару секунд прикончил двух его товарищей. Джованни успел извлечь свой «Кольт». Прогремел выстрел.

Пронзительный, отчаянный скрип. Улыбка на пластиковом лице дрогнула, словно держащая кисть рука художника дёрнулась от резкого движения, смазывая безупречное полотно; в светлых, не окрашенных до конца зрачках вспыхнули стремительно приближающиеся огни. Грядущее? Прошлое? Свет в конце тоннеля всегда был лишь огнями мчащегося в твою сторону локомотива. Время замедлило свой ход; но не остановилось. Что-то подскочило к его глотке, сдавив горло; светловолосый Джованни, не прекращая улыбаться, редко обернулся к сидящему справа от него коренастому мужчине. С этой точки обзора можно было без труда и во всех подробностях разглядеть зияющую рваную рану на его щеке, наглядно демонстрирующую ряд желтоватых, но сравнительно здоровых и чистых зубов. Именно в этот момент его ладонь вцепилась в не ожидающего столь подлой атаки водителя, почти до боли сжимая крепкое плечо вытаращившего глаза «просвещённого». – Тормози, чёрт подери! – во всю мощь лёгких рявкнул Йохан, ощутимо дёрнув опешившего от такой наглости Джека, вцепившегося в баранку руля массивными ручищами со сбитыми в кровь костяшками, истёртыми до такой степени, что можно было разглядеть непосредственную кость. Тем жутче выглядело то, что при этом Йохан Джованни... продолжал улыбаться. Неизменной своей улыбкой.

Проводив невозмутимым и слегка заинтересованным взглядом удаляющихся прочь из этой тёмной церкви – сначала Андреаса с его свитой, а затем и светловолосую, бледную как смерть девушку с кожей, покрытой почти от макушки до пят сетью проступивших на поверхности тонких чёрных вен и прожилок – Йохан со спокойной улыбкой повернулся к оставшимся. Пара глотков этого прелюбопытнейшего кагора точно воспламенила его кровь – в свойственной лишь ему манере абсолютной сдержанности и спокойствия, но всё же. Спать не хотелось; хотелось… свидетельствовать, как бы странно это ни звучало. Лицезреть, как среди крошащихся стен, в окружении дряхлой мебели и разлагающихся объектов искусства, гротескные силуэты людей – каждый с собственным, в меру уникальным уродством – позволяли себе расслабиться. Запрещённый алкоголь, мутная и грязная жижа с плавающими в ней кусочками насекомых, переливался в тусклом свете электрических ламп многочисленных увеселительных заведений словно янтарный инклюз. Сам Джованни предпочитал менее шумные места, конечно же, однако чём меньше был бар – тем быстрее его присутствие погружало местных обитателей в ощутимый дискомфорт, неумолимо завершающийся просьбой выйти на свежий воздух, и подальше от здания, пожалуйста. В тех случаях, когда с ним не было его отряда, разумеется. Но это ничего. – Предложение леди выглядит заманчивым, – с неизменной своей улыбкой произнёс Йохан, легко скользнув ладонью с зажатой между пальцами небольшой картонной пластинкой по ткани серого костюма-визитки с тёмно-синим галстуком и широкими лацканами. Имя пресловутой «леди» он благополучно пропустил мимо ушей. – Но сомнительно, что столь глубокой ночью удастся поймать кэб в этой части города. Кто-либо ещё хочет подышать свежим воздухом и прогуляться до Хорнсби? Конечно, он мог найти способ связаться с Козимо и попросить того пригнать для него машину, но… Зачем? Убедившись, что скрытое от чужих глаз оружие покоилось на своём законном месте, бледная ладонь светловолосого мужчины невозмутимо скользнула в сторону нагрудного кармана, в который и отправился номер телефона, на который посоветовали звонить – в компанию к изящному, но столь досадно перепачканному в крови конверту и небольшому мешочку из грязного бархата. Приподнятое настроение, растекающийся по всему телу жар и абсолютное отсутствие представлений о том, что скрывает за своей стеной человеческой плоти туманное будущее. Чего ещё стоило желать?

Как же интересно. Не вымолвив и звука, светловолосый мужчина с блуждающей улыбкой слушал эмоциональные, пылкие речи, исторгаемые из устоит вещающих за потрескавшимся, перепачканным в бурых пятнах алтарем; даже когда кровь из прокушенного пальца растрёпанного священника запятнала бледное как пергамент лицо, невозмутимый человек даже не дёрнулся. Легонько коснувшись прохладной ладонью рубиновой капли, Йохан с крошечной искрой любопытства в тусклых глазах растёр между пальцами тёплый кармин. Эта месса определённо была… уникальной. Отрешённо припоминая, доводилось ли ему становиться свидетелем чего-то хоть отдалённо похожего – и приходя к выводу, что нет, совершенно и абсолютно – Джованни расслабленно расправил плечи, смирившись с текущим положением дел. С обнимающимися и грызущими шеи друг друга прихожанами в окровавленных лохмотьях и с покрытой струпьями кожей, если точнее. Это казалось чем-то в порядке вещей: разрушающаяся церковь с пульсирующими стенами, истекающая текущей из ран кровью статуя Христа, больные и прокажённые люди, сидящие рядом и за его спиной, исступлённые речи тех, кто вёл эту чуждую мессу. Любопытно, несомненно, но не выходит за рамки этого карнавала кошмаров со столь прозаичным названием «жизнь». Йохан улыбнулся чуть шире, полуприкрыв голубые глаза подрагивающими веками. А оставались ли они, эти рамки? Он был уверен, что да. Оставалось что-то важное. Семья, быть может? Бросив быстрый взгляд на Андреаса, с какой-то плавной величественностью приблизившийся к сидящим в первом ряду с заполненной алым кагором чашей в бледных ладонях, Йохан медленно склонил голову набок и чуть сощурился. Относитесь к тем, кто выше вас, с почтением. Тонкие пальцы, растирающие подсохшее алое пятнышко, замерли на миг, как если их обладатель всерьёз задумался. Будет ли непочтительным, если он расхохочется, глядя прямо в глаза своего «высшего»? Несомненно – как и то, что у него не было ни малейшего намерения проворачивать нечто подобное. Четырнадцать лет назад Йохан процарапал обломанными ногтями в податливой, гнилой плоти крошащейся реальности, норовящей накрыть его с головой и оставить погребённым заживо, дорогу к своему будущему. И то, что происходило сейчас? Вполне могло оказаться ключом к этому будущему. Как-никак, в своём письме Андреас попросил его остаться после мессы аккурат для того, чтобы обсудить общие интересы – сколь расплывчатой бы ни была эта формулировка. Старший из вас да будет вам слуга, не так ли? Как же это ему опротивело. Быть слугой, будучи старшим. Быть слугой для тех, кто был ему старше. Может, такова была его участь? Хотелось надеяться, что когда-нибудь ему выдастся возможность плюнуть в лицо того, кто раздаёт каждому свой удел; у него последний покамест выходил каким-то бракованным. Когда Андреас с абсолютным спокойствием приблизился к нему, держа в руках уже частично опустевшую чашу, Йохан даже не поднял на него взгляда. Медленно моргнув, подивившись собственной же вспышке – о которой, к счастью, было известно лишь ему самому – Джованни покорно склонился над чашей, коснувшись дрогнувшей жидкости тонкими губами. Он и не приметил даже взгляда смертельно бледной женщины, взирающей на него из-за пелены собственноручно избранного яда. И в момент, когда лживый кагор коснулся его языка… Что-то взорвалось. Ему уже приходилось слышать взрывы. Шипение пороха, грохот тяжёлой артиллерии, вопли его друзей перед тем как ошмётки их тел разлетались перед его глазами. Но этот? Этот был чем-то совершенно иным. Со свистом втянув прогорклый, воняющий ладаном и чем-то сладковатым воздух, Джованни сделал пару поспешных, жадных глотков, едва вынудив себя остановиться на последнем прежде чем Андреас мягко, но уверенно отнимет чашу от его лица; мужчина, губы которого заалели от испитой амброзии, замер и сморгнул, упрямо сдерживая позыв проглотить оставшийся в его рту «кагор» и заставляя себя прочувствовать. Таковым, наверное, был на вкус сам рай; он словно отведал сидра из яблок сада Гесперид. Джованни не мог точно описать ощущения: казались почти кощунственными столь низменные вкусовые метафоры, как «сладко» или «терпко». В тот недолгий момент, пока он усилием воли сдерживал желание как можно скорее проглотить задержавшуюся на языке божественность, Йохан даже перестал улыбаться. Когда это закончилось… отчего-то захотелось плакать. Медленно тряхнув головой, словно пьяный после столкновения с фонарным столбом, Джованни поднял мутнеющий взгляд на Андреаса, уже придвинувшегося прочь. Но, пока остальные взирали на пронёсшего чашу мужчину с какой-то толикой уважения, в глазах Йохана плескалось… недоумение. Всё казалось таким ярким. Цвета, чувства и звуки – те, что Йохан уже давно перестал надеяться вновь ощутить, всё они казались яркими. Слишком яркими. Чуть напрягшись, он почти услышал, как тихонько извивались под бледной кожей стен жирные черви, как погружались в податливую плоть жёлтые, гнилые зубы, как едва слышно ругнулся под нос грубый мужчина со сломанным носом и разодранной до мяса щекой. Он взял себя в руки. Это было несложно; он делал это всю жизнь. Позволив напряжённым мышцам привычно расслабиться, Йохан медленно сморгнул и спокойно улыбнулся, провожая неоднозначным взглядом удалившегося Андреаса. Пожалуй, эта месса стала даже интереснее.

Серые стены, испещрённые глубокими тёмными трещинами и перепачканные в буро-коричневых подтёках, с каждым раздающимся в этих стенах звуком подрагивали под взглядами украдкой перешёптывающихся словно кожа подпорченного трупа, под поверхностью которой извивались жирные черви – паразиты, кормящиеся ещё оставшимся на этих дряхлых костях гнилым мясом. Церковь святого Леонарда была величественным, воистину прекрасным местом с изумительной красоты цветными витражами, сплетающих из калейдоскопических осколков летопись боли и блаженства. Именно это величественное, воистину прекрасное место этой ночью казалось столь мрачным. Даже мрачнее обычного, думается. Светловолосый мужчина со спокойной, равнодушной улыбкой скользнул взглядом по лицу сына Божьего, промыслом теней и отголосков подрагивающих огоньков тусклых свечей искажённому хищным гневом. Потребовалось усилие – привычное, прикладываемое почти на автоматизме – дабы разглядеть небольшую, но любопытную деталь: раны Его в местах, где гвозди пронзили бренную плоть были словно подкрашены алой краской. Уголки губ мужчины дрогнули на мгновение, приподнявшись в кривоватой усмешке. Разумеется, тех избранных, что были приглашены на это мрачное таинство, факт занимательной багряности дланей и ступней Христа не тревожил. Включая того, кто собственно говоря и видел весь гротескный упадок этого, казалось бы, святого места. Вероятно, на деле всё не так плохо. Лишь вероятно – он не собирался ручаться. Бледная ладонь легко, как бы невзначай коснулась нагрудного кармана, в котором покоилось аккуратно сложённое письмо – по соседству с небольшим мешочком из поеденного разложением бархата. Забавно, как отчаянно пытался принюхаться представившийся Хэнком мистер, передавший это письмо – несомненно, чувствуя сладковатый запах, доносившийся из глубин апартаментов, но не до конца способный опознать его первоисточник. Какие-то экзотические пряности, быть может? Прихожая в его скромной обители была – он полагал – обставлена стильно или по меньшей мере со вкусом, мебель и дерево обошлись ему недёшево – однако по какому-то предчувствию, граничащему с инстинктом, собеседник и по совместительству курьер вежливо отказался пройти внутрь на предложение заглянуть на огонёк. Йохан, с благодушным выражением и без особой докучливости скользнувший взглядом по окружавшему собравшихся людей упадку, не держал на того обиды и в какой-то мере даже был рад. Семья – другая, не кровная, но не менее ему близкая – ценила своё уединение. Как, собственно говоря, и сам Джованни. В последнюю очередь Йохан взглянул на джентльмена в чёрном костюме – и, смерив его столь же спокойным, но цепким взглядом, с прежней своей улыбкой отвернулся. Разумеется, он узнал его – сложно было не узнать, учитывая не столь давнее упоминание в бостонских газетах с весьма любопытными эпитетами. Даже во вполне лестном отношении. Интересно; что же известный гангстер и бизнесмен забыл глубокой ночью здесь? Письмо, как в его случае – и, наверняка, как и у всех остальных? И что даже интереснее, имена уже двоих его однофамильцев прозвучали в прямой связи с этим событием: Андреас и, ныне, Стефано. Совпадение? Джованни прикрыл глаза. Совпадение. Несомненно. И конечно же, посещение этого события ни в коем разе не закончится ничем скверным.

Имя: Йохан Джованни Рост/вес: 182/79 Концепция: солдат Натура: тень [Вы видите мир чуть иначе, чем остальные. Досадный факт: мир - весьма уродливое место. Вы - человек-зомби, эмоциональный лунатик, который видит вселенную как бесконечный симпозиум ужасов. Мир тьмы наконец-то доконал вас, и любую жестокость вы воспринимаете как естественный порядок вещей. Может, вы намереваетесь присоединиться к кровавой бане - или же отпрянуть за стену эмоциональной отдаленности. Всё это не значит, что в вас нет морального компаса - он лишь сбоит настолько, что лишь самые неописуемые зверства в силах пошатнуть ваше состояние. Ваши мотивы - эгоизм и потакание самому себе]. Сила воли повышается каждый раз, когда вы встречаетесь лицом к лицу с чем-то кошмарным, сохранив самообладание. Маска: стоик [Вы воспринимаете неизбежные печали (и радости) жизни на ходу. У вас спокойный и серьезный ум, редко демонстрирующий неудобные проявления эмоций. Это не значит, что у вас нет чувств - вы просто не вышиваете их на своём воротнике. Максимум, что большинство увидит на вашем лице - это легкая улыбка или хмурый взгляд. У некоторых стоиков есть жестокие, подавляемые стороны, которые они сдерживают долгие годы и которые взрываются страстным и необузданным вихрем, когда предел терпения подходит к концу]. Прошлое откроется от прикосновения к своим корням. И ныне это мёртвое дерево покоится скорбным кадавром.

В зависимости от обвеса, честно говоря. Когда Келдорн с Карсо-fuking-Миром - у Вики даже под бафами шансов ноль. Ближе к концу игры, если удавалось удерживать эту парочку от грызни достаточно долго - жричка с Кромфаером однажды таки умудрилась завалить паладина. Это, разумеется, если не учитывать случаи с вмешательством в "дуэль".

Вкратце о Дорне. Подоплека - с целью освободить нашего товарища от *СПОЙЛЕР*, мы идем в *СПОЙЛЕР*, дабы сразиться со *СПОЙЛЕР*. Но местечко оказалось достаточно загаженным - НИП вводит нас в курс дела. На фоне можно разглядеть корень дерева, которое сдерживает *СПОЙЛЕР*. Перевод: