Primе

— Ведьмак… Я был уверен, что ты уехал. 
— Я бы не смог. Анна-Генриетта была… 
— …прекрасная. Красивая. Добрая. Лучшая владычица, какую только можно представить. А я ее подвел. 
— Не вини себя. Никто из нас не ожидал, что Сианна все-таки добьется своего. И никто из нас ничего не сделал, потому что нельзя было ничего сделать. 
— Эх, наверное, ты прав, но… Когда умирает кто-то, кто так дорог, нельзя не искать вины в себе. Даже у самых непреклонных рыцарей сердце размягчается. 
— Я пришел попрощаться с княгиней и отдать ей последний долг. 
— Белые розы, ее любимые… Входи, она в королевской усыпальнице. Несмотря на мое сопротивление, в одной зале с убийцей. 

<…> 

Пустой зал, наполненный цветами лишь с одной стороны. Белые розы. Все до единой. Никто не сожалел о смерти Сианны, да и зачем, когда погас самый яркий свет в Боклере, когда погибла самая прекрасная княгиня, какую знал этот край. Ведьмак не выбирал, он знал и по-своему любил ее. Он отдал последний долг. Сказал последние слова… 

— Мне жаль, что так все кончилось, что я этому не помешал… Надеюсь, ты простишь меня. Спи спокойно. 
…и последние три белых розы упали на камень. Если бы ведьмак умел плакать. 
— Стильный склеп, очень уединено. Я бы не отказался от такого вечного покоя. — даже ведьмак в такие моменты не смог бы услышать приближение вампира, своего друга. 
— В такие минуты я не понимаю, ты издеваешься или правда… 
— Правда, Геральт, правда. Я считаю, что это спокойное место, полное нежной красоты, действительно достойно княгини. 

Геральт молчал. Слов не находилось, но оно было красноречивым. 

— Ах… Ваша печаль по поводу явлений и процессов, которые вам предопределены, не перестает меня удивлять. Пойдем, друг, я пришел забрать тебя отсюда. Пора отдохнуть от безумств последних дней. 

Геральт молчал.