Meshulik

Ночь 6 фрументума Есть. Тёплый и искренний, мягкий и непокорный, заботливый и прощающий. Раз за разом наступающий на глотку своим желаниям и целям, забывший о своём прошлом. Сейчас и здесь. Тем больнее заглядывать в будущее. В эту ночь он не отпустит его из объятий ни на минуту и убьёт любого старовера, если тот хоть краем глаза позволит себе посмотреть на его эльфа.  Сейчас и здесь — два измерения, в которых кажется, что ты, мой трепетный тевинтерец, мой лучший, с которым никто не сравнится, заполнил не только мои объятия, мысли но и всю мою жизнь здесь и теперь. Наш один на двоих цветущий сад этой ночи укрыл нас от всех Богов. Но сейчас и здесь перестают что-либо значить, когда сон ускользает за Завесу, где в силу вступают свои, непостижимые смертными измерения. Это был не его сон. Раньше ему было сложно различить, но после, когда они с Ро осознанно подкраивали свои сновидения одно другому, он уже не ошибался, как восемь лет назад, приняв зов о помощи за мечту о мести. Конечно, не обладая сновидческим даром, Пол оставался в этом контакте стороной пассивной. И хоть и мало было слов в тех встречах, но смысла было много, ибо смысл — в глазах смотрящего. Он и верно забыл на время о своем прошлом. Но прошлое-то помнит обо всём. Этой ночью сновидец обнаружил себя, коснувшись его щеки будто дуновением ветра и шепнув: «Скоро». Кажется, в том сне Пол просил его повременить. Или вовсе отказаться от чего-то. Но понимал, что нет, он на самом-то деле почти желает этого, словно избавления. Его чувства участливо наблюдал внимательный серый взгляд светловолосого человека. А после он заговорил. Во сне ему напомнили о том, что время идет. Человек, так похожий на Марка, был великодушен, зная, что Пол не бросит то, что так важно для Тедаса, для их жизни и посмертья. Он улыбнулся напоследок, как улыбаются самым родным людям, с которыми, несмотря на царящие кругом руины и остывшие воспоминания, все же связывает столько, что уже не разорвать. ...

Вечер 6 фрументума, балюстрада Наверно, может быть, тогда так было бы лучше для обоих. Ведь сегодня я позволил твориться чему-то очень плохому. Это было... Я больше не хочу вспоминать. Пол молчит, борясь с искушением забыть о когтях Думата как о страшном сне. Но все те существа, их глаза и раны с готовностью возвращаются по первому зову в его воображение… Кто я такой, чтобы быть выше этого? С точки зрения той магессы, там я был бы уместен, на одном из алтарей. Винтик там ли, здесь ли на политическом алтаре — уже с точки зрения Империи. Что я творю? Этот вопрос крошится где-то под подошвой его сапога. Было бы лучше для обоих. Но не сейчас. Руки оборотня сжимают крепче. — С тобой я есть.

Вечер 6 фрументума, балюстрада Да ты… Что ты де… Он спотыкается, чувствуя в ответ на свой холод — стократно помноженный. Он беззащитен перед этим стихийщиком, отчего-то всегда беззащитен. И зависит от него не меньше, чем тот думает о себе. И когда его настигает волна этой ледяной магии, и когда на смену сковывающему движения холоду эльфа не пускают уже его объятия. Не полюбил, я люблю не того. Пусти ты! Всё сказанное застыло и осыпалось ледяным дождем. Пол дергается. Не ослабевает. Сильнее… Нет, он вообще-то был предельно серьезен… Это было... Ладно, иди сюда. Год назад он уже знал, что так будет. — Что бы ты изменил?

День черной несправедливости. Черной магии, черных дел и черных помыслов. Это был не самый подходящий день для разговора о любви. Полюбил не того. По мнению побитого и униженного эльфа, это было несправедливее удара свихнувшейся бабы. И так же правдиво, как след от него. Да, не того! И он не сравнивал, он... Бездна! Это ты меня обвиняешь? Все эти чувства, эта каша от растерянности, отчаяния, одиночества затопила холодом тепло и попытку понять... Я же для тебя старался! На деле ошарашенный взгляд всего лишь выцвел и обиженно спрятался. К его отступлению путь был свободен. Он неловко переступил с ноги на ногу и, кинув последний взгляд на Тео, направился к выходу с балюстрады.

- Традиции. Значит, вот что за польза от подвальных стонов жертв сумасшедших вивисекторов. Он открыл было рот, чтобы произнести еще более банальные призывы и вынести еще более ожидаемые доводы для того, кто не только прекрасно осведомлен, но и сам не заблуждается о назначении этих традиций. Эльф моргнул, убрал с лица спутавшиеся волосы. Что я здесь творю? - Соблюдала традиции, наверно. Верная прихожанка Думата. Высоко поднятое разбитое лицо контрастирует с подавленностью в голосе.

Грани тевинтерского гуманизма. Тихий смех быстро прервался. - Тео, что мы творим, а? По-твоему, это неизбежные жертвы? Вся эта боль и кровь. Речь не о покрое мантии, не о масти драколисков в фамильной конюшне. Ты понимаешь, что это вылезет на поверхность и растечется морем крови по всему Тедасу? Эльф уже поднялся, и широкие жесты его словно набрасывали план кровавых потоков по поверхности темного моря. Потоков не сдерживаемой каким-либо излишним гуманизмом вседозволенности. А дальше... сколько времени до того, как Криспы начнут убивать, чтобы удержать ускользающие преимущества политической хитрости и опыта, Крассы - истязать столько, сколько удастся добыть в землях, на которых Тевинтер придет взращивать плодородные почвы благодати магократии. Близко темнеют глаза, развеваются белые волосы на ветру. Ясный голубой взгляд так же пронзителен, как в их самые потаенные минуты близости. И то, что Тео произносит, звучит, на слух эльфа, как отсроченный приговор самому себе. Лицо эльфа некрасиво морщится. Ты же пропадешь, я не хочу... - Как ты собираешься это удержать?

Песня прервалась. На трибуна оглянулись. Буднично. И вернулись к созерцанию моря ли, чего-то дальше, за морем. Эльф вздохнул, повел плечом. — За что ты просишь прощения? Я цел, разведка прошла успешно… Как-то было лень ворочать языком. Слова, словно сухие листья, опадали, а не произносились. Эванурисы, наверно, посмеялись бы над властными амбициями нынешних аристократов Тевинтера, но кто знает о них что-нибудь? Великие боги эльфов, скитающиеся по Тени. Неужели и вы были, как и все прочие божества, кровожадны? Какое разочарование... - Башня ведь... новые хозяева... этого не прекратят? Свинцовый взгляд остановился на Тео, ожидая подтверждения.

Пол выбрался на балюстраду. Стемнело и показались звезды. Внизу блестело море. Ничего такого, что он чувствовал тут утром, не приходило сейчас. Он был здесь попросту потому, что это место разительно контрастировало с тем подвалом. Кажется, балюстрада стала местом жительства для эльфа на ближайшее время. Если за ним не пошлют, он мог бы тут и остаться. Может, так и заснуть – вот хотя бы на этой скамье… Интересно, есть ли тут комары? Привычка обкусывать губы напомнила о том, что он так и не подлечил ссадины. Старая мелодия, которую любили по вечерам петь его люди, сама собой пришла на память. И он тихо напевал ее под северными яркими звездами.

У Пола временно пропал энтузиазм. Он был готов сопровождать, если попросят, на всякий случай, хотя не был уверен в том, что в нынешнем своем состоянии на что-нибудь сгодится. Завтра он привычно сыграет роль раба. Поглядит, пожалуй, снова на миледи Сикстус — в момент, когда она падет под ударами обвинений. Только вот в тот страшный дом он возвращаться не хотел. - Если понадоблюсь, я к вашим услугам, - произнесла полупрозрачная тень эльфа непонятно кому и окончательно рассеялась.

О чём ты думаешь, Пол? Посмотри на меня. Ну же... Голубые глаза вернулись к кофейной чашке, которая, здесь в Тени, снова наполнилась сама собой. Трибун ждал доклада от агентов. Коротко изложил, что видел. - Там всё очень... Он сделал паузу и попытался отвлечься от видения подвала. Да... было что-то еще. Чуть не забыл. - Там был парень, молодой и окруженный заботой. Может, он и есть наследник Сикстуса... Если так, то... Богато одетая эльфийка, очень уж схожая с ним лицом, находится в доме на правах... Не хозяйка, - эльфа передернуло от воспоминаний об истинной хозяйке дома, - но я бы поставил на то, что сына миледи Сикстус родила не сама. После нехотя рассказал о нижнем уровне. - Там была статуя, — глаза прищурены, словно он по-прежнему видит что-то свое. — Крючья. Алтарь Думату. Много всего. И… слишком много жертв. Она либо безумна, либо… Обвел глазами присутствующих, на Крассе не выдержал, уставился на кисти своих рук и закончил: — Либо фанатична. Он замолчал, слушая остальных и кусая губы. Но брошенный прямой взгляд говорил о том, что то, что он видел, - нечто большее, чем просто "улика".

Имение Сикстус =N=@=> гостиница «Морской конёк» Когда Пол выходил из имения, ему навстречу попался тот самый старик. В сопровождении двух стражников он следовал за серокожим кунари в кандалах. Видимо, тот самый заказ, который так неистово требовала хозяйка. За рогатым здоровяком копию счетовода и ответственного по особым поставкам не заметили, и через несколько секунд он был уже за пределами страшного дома. В парке он вернул себе облик седого эльфа. Машинально отер кровь с разбитых губ. Наклонился. Его стошнило. Чистая удача, что в подземелье не утратил самообладания, — магия могла развеяться без контроля воли, у магессы была сильная и агрессивная аура. Туман наваждения, которое посетило его прежде, чем оборотень еле выбрался с нижнего уровня башни, тоже уже был отогнан, но, словно яды миледи Мастарна, успел потравить ему что-то внутри. Сейчас он не рискнул бы обращаться к Завесе, опасаясь слишком тяжелого противостояния демонам. Оглянулся на затерянный среди деревьев силуэт башни Сикстус с нескрываемым ужасом — зло, источаемое этим домом, казалось, все еще тянет к нему свои шупальца, — и поплелся в гостиницу, находу разматывая стягивавшую кисть руки веревку. Середина дня, оставалось много времени. Горячая вода под стойкой пеной. Одеяло накрывает с головой… Только хуже. В конце концов выбрался подышать. Белые развевающиеся занавеси смешивались с дымом, он уносился к облакам. Морской горизонт терялся, заволакивался и снова показывался манящим белым парусом где-то на краю Света. На балюстраде, верхом на деревянном табурете глядя на свой воображаемый зал капеллы, он отупело выбивал клин клином, создавая в едком мареве дыма орзаммарской смеси свои собственные видения. *** На собрании его теневой образ словно подернулся той самой дымкой, из которой была соткана мантия оборотня. Его и самого малость размывало.

Ему это снилось. Не раз. Как оборотня разоблачают. Будто кто-то выжигает в нем ману и срывает подложную личину. И вот он — как есть. Всего лишь немолодой седой эльф, способный на пару неплохих затрещин, но без связи с Тенью едва ли представляющий угрозу для этой всесильной в сердце своих владений магессы. Довольно только поднять руку, чтобы остановить очередную пощечину. А кто он, по сравнению со всеми этими людьми, эльфами и гномами, которые давно за чертой? Кто он такой, чтобы не поднять руки? Тем более что дальше - только свобода, правда и неудержимая ярость. Он стерпел. Несмотря на ошеломление, гнев и ощущение нереальности этого места, там в солнечном мире теплого морского бриза, вдали от расправы его ждали. Там где-то в него верил другой человек. Старик безропотно позволил сделать с собой то, что бы ни пожелала миледи. Тело безвольно качнулось, споткнулось, бессильно упало и попыталось подняться. Кряхтя, не подымая глаз, шепча обещание выполнить всё, что велено. И медленное возвращение согбенного старца назад, между телесностью ждущих истязаний живых обреченных полутрупов. В спертом густом воздухе, наполненном запахами тления и крови. Вот оно, могущество альтусов. Упрятанное глубоко под землю. Стыдливо ли? Подальше от глаз приверженцев идеи равенства. То есть равенства свободных граждан, имеющих хотя бы двух рабов. Право на участие в тевинтерской «демократии». Меньшее зло. Они не стыдятся, но пока что опасаются, что это выйдет на поверхность. Пока что… Он хотел выжечь всё вокруг. Но выжечь требовалось и собственные глаза. Ведь воображение на месте этой миледи Сикстус рисовало Тео. Стоящего в своей, такой схожей с этой, синей мантии. Достигшего вершин власти. И возможно, бьющего наотмашь.

- М-миледи... - плешивая голова склоняется всё ниже. Изо рта вырывается облачко пара. Поздно сожалеть о сделанном. Интересно, что же эта огненная леди, окруженная капищем во славу Думата, могла поручить тому такому мирному и невинно шаркающему по поверхности земли счетоводу? Пару новых перчаток? Новый скальпель из городской кузницы? Сердце девственницы? - Простите, - губы немеют и слова заплетаются, словно бы от страха. - Кажется, кажется, позабыл. Голова что-то... память подводит меня, миледи.

— М-миледи, — он принуждает оцепеневшее от увиденного тело низко поклониться. Шаркающими мелкими шажками Фоско поспешает пройти, куда велят. Если бы даже не проклятый артрит, приобретенный оборотнем вместе с личиной, он бы спотыкался и сбивался с шага. В холоде подземелья стены давят на грудную клетку, и кажется, что трудно вдохнуть. Все эти существа — это общее тело боли и страданий, уже не взывало о помощи. Они не молили, но ждали избавления. Маг духа ощутил жгучую потребность извлечь из ткани теневого магического потока языки пламени, разжечь из них пожар и спалить всё без остатка. Но взгляд властной хозяйки этой клоаки охлаждал горячую голову получше каменных стен.

К нему обращался здоровенный охранник. - Тебя хозяйка звала. На нижнем ярусе она. Пошевеливайся. Бежать поздно. Или нет? Да нет, поднимется шум. Старик, замешкавшийся было, покладисто кивнул, вздохнул озабоченно, покосился на бугая. - Да иду, иду. Звание старого козла требовало ворчливого брюзжания, в сопровождении коего он направился на первый ярус. Может, позвали, чтобы дать какое-нибудь незначительное поручение, после чего он сможет наконец ускользнуть из усадьбы... Расположение башни и внутренних покоев не сильно отличалось от устройства башни дома Муций. Не заблудиться.

- Эй, Фоско! - за спиной новообращённого счетовода раздался угрожающий окрик. Голос был мужским. - Я к тебе обращаюсь, старый козёл. Старый козел запнулся, не добравшись еще до выхода. Обернулся с любопытством и опаской.

- А твоя-то спина как?  Подслеповатые глазки счетовода наконец перестали являть круги и пятна, а сфокусировались на морщинистом лице пожилой рабыни. Да... а ведь с ней старик вполне мог быть знаком не один десяток лет. Может, даже и не только знаком. - Да по-прежнему, - кивнул старик своей предполагаемой знакомой и поспешно ретировался. Рассказ подтверждался. Бродить по усадьбе дальше было небезопасно.

Сначала он заметил юношу. Тот, увлеченный коротким спаррингом с менее достойным внимания партнером, представлял собой поистине усладу для глаз: высокий, но изящный, сильный, достаточно молодой, чтобы гладкость кожи превращала рутинную домашнюю тренировку в спектакль. Неудивительно, что женщина то и дело отвлекается от своей работы. То, что это эльфийка, до Пола дошло с опозданием. То, что она одета, будто хозяйка этого дома, отвлекло даже от ее очевидного нечеловеческого происхождения. (бдительность - успех) Еще одна очевидность напрашивалась в сравнении этих двоих: удивительное сходство их черт. (проницательность - успех) Прав некромант, эльфийская раса – вырожденцы. И не потому, что он их презирает. Потому, что, отдавая лучшие гены своим потомкам, как то красоту и таланты исчезающего народа, расовое сходство с матерью полукровка утрачивает. Человеческое наследие здесь агрессивно присваивает чужое дитя и оставляет сиротой инородную линию родства. Парень-то инородец. Хоть внешне — вылитый высокородный вельможа. Долго пялиться дальше на эту живописную картину для старого простого счетовода было опасно. Как бы и ему, свободному, в этом доме не огрести положенных за такую дерзость плетей. А то еще уволят дядьку — получится как-то неудобно перед прототипом оборотня. Пол огляделся и свернул в одно из боковых помещений, оказавшись именно там, где трудятся и живут местные рабы. Было там темновато, и, пока глаза привыкали к сумеркам после залитого солнечным светом двора поместья, он подозвал одного из рабов и рассеянно поинтересовался: — Тут меня ординатор прислал узнать, сколько подстилок освободилось в бараке за месяц. Пополнение селить надо… Скажи-ка, много ли тут мест свободных?

На самом деле он ушел не слишком далеко. Сделал круг. Сплетен старика ему в принципе было достаточно. Но то сплетни. В их правдоподобии Пол не сомневался, наблюдая безнадежность в глазах рассказчика. Но эти глаза не предъявишь публике. Нужны подробности. Задние ворота усадьбы охранялись не менее надежно главной подъездной дороги. При нем цепко оглядели фигуру мальчика с корзинкой — вероятно, посыльного, а увязавшуюся за ним собаку отогнали прочь. Эта незамутненная натура простого счетовода эльфу врезалась в память. Суть его, по крайней мере внешний его образ, который вполне бы удовлетворил стражу, для Пола сложилась в ясный короткий мотив чего-то вынужденно равнодушного и страдающе беспомощного. «Жить-то как-то надо», — произнес оборотень Завесе, и та, после некоторых усилий и случайных сходств с вомбатом и никому не известным мужиком в парике и с яблоком милостиво наделила эльфа сходством с сочувствующим счетоводом. Мимо стражи он прошаркал, озабоченно и скоро, как человек, который вернулся, забыв что-то прихватить с собой.

Так верю я эльфам-то. Дюже они её ненавидят. Так врать не будут, думаю. На старого счетовода поднял глаза седой эльф. Хоть и бывший, но да, раб. Истина в том, что, однажды побыв несвободным, этот опыт уже не избыть. Его и не отнять. С ним нужно жить, меряя им время от времени свои нынешние горе и несчастия и шлифуя на восприятии своей нынешней жизни особую грань - свободного... раба. Неизвестно, кто выше него ценит свободу. Уж не этот старец точно. На старого счетовода поглядели, похлопали глазами и попятились. - Пойду я, пожалуй. - Промямлил раб, пряча за спину кулак с плотно намотанной на него веревкой. - Наверно, в другую сторону убежала. Спасибо тебе, здоровица. За помощь, да, с барашком спасибо. А в ту сторону побежал, - рука махнула не глядя куда-то за спину. - И что это я сюда-то поперся. Вот дурак. Хозяин-то осерчает теперь. Последняя фраза была сказана обреченным шепотом. Фигура развернулась и, ускоряя ход, удалилась в глубину парка. Только некоторое время еще слышалось какое-то блеяние. Это раб призывал Бяшу. Бяша выбрал свободу. х

- Ты поди и седой оттого, - предположил он. - У нас-то тожа... тожа не сладко. Рабы что мусор. Жалко их. Я то за денюжку служу. Счетоводом. А они... они то из сотни хорошо если половина остаются. Эх... ну, пойдём, пойдём, сынок, скотинку твою искать. А то поди накажут тебя. Идём, - махнул рукой сердобольный старик. Теперь искреннее сочувствие читалось и в глазах эльфа. Этот человек работает за деньги, но заодно еще наблюдает чьи-то страдания ежедневно. И ладно бы раб - а этот добровольно. То есть за деньги. Ну да. Жить-то как-то надо. - А за что же... кто же это с ними так? - про барашка седой барашкопастух подзабыл. Веревка машинально сворачивалась вокруг кисти руки. Плотными петлями.

И они прошли до ближайшего парка. - Был. Как ни быть. Везде бунтуют, - пространно ответил дед и быстро сменил тему. - Рабы ж они, как дети малые. Не дал им пряник, они капризничать начинают. Эльф усиленно оглядывался в поисках барашка. Может, и хорошо, что рядом не маячило никакого его псевдо-хозяина: дед явно опасался вдаваться в подробности и что-то скрывал (проницательность - успех). - Из-за жратвы только девки да наложники хозяйские бунтуют - зло добавил раб о наболевшим. - Их бы к Деваре нашему. Уж они бы... знали, отчего кровь в жилах стынет.

А ты не врёшь мне, сынок? Что-то странный какой-то?  - Откуда же ему тут и взяться. Он же великий маг. Гостить изволят. Ты-то вот тоже странный, может, барашка нашего отдавать не хочешь? - на старика с подозрением уставились сердитым свинцом. - Слыхали мы, что в здешних владениях безобразия творятся. Будто... - раб понизил голос. - Даже бунт был.